Текст книги "Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф"

– Я наслышан о вашем дворе, – сказал Волин, – я понял, что о переезде разговор у нас с тобой не состоялся. Но жизнь бывает, преподносит такие сюрпризы, от которых хочется с глаз долой бежать сломя голову с насиженного места. Поэтому знай, что ты для нас всегда желанным игроком будешь!

– Спасибо я тронут, что вы меня так цените! – заулыбался Беда.

Гость в ответ на его улыбку сделал мрачное лицо:

– И ещё у меня неприятное сообщение для тебя есть, – стуча вилкой по столу, сказал Волин. – С твоим приятелем Савельевым, произошло несчастье. Он лежит в больнице с травмой головы. Его нашли на территории вокзала, пьяным и ограбленным. До этого он мне показывал старинные золотые часы. Возможно, они и стали причиной его ограбления. Мне известно, что у тебя имелись похожие часы.

Иван стремительно поднялся со стула и открыл шкатулку, там, кроме запонок и охотничьих документов ничего не было:

– На него это не похоже, но факт остаётся фактом, часов в шкатулке нет, – огорчённо произнёс Иван. – С пятницы на субботу он был у меня, а утром выходит Лёня, прихватил мои часы и ушёл спокойно на поезд. Видать его сильно припекло. Я догадываюсь, почему он так поступил. Бог с ними с часами, мне их на свадьбе подарили, главное он живой, – задумавшись, сказал Иван. – Часы оказались с клеймом проклятия, несмотря, что они золотые.

– Золото считается презренным металлом, – заметил Волин.

Иван перевернул свою стопку вверх дном и поднялся с места:

– Придётся мне к нему отправиться, иначе Лёня пропадёт, надо его от копоти очищать, – оторопело произнёс Иван, отдёрнув занавеску и заглядывая в окно.

– Пока нет никакой надобности, выезжать к нему, – предупредил Волин Ивана. – В беспамятстве он. Хотя врачи настойчиво обещают привести его в ближайшие дни в чувство. Все предпосылки для этого есть.

– Это уже радует! – задёрнул занавеску на окне Иван.

Вечером он посадил Волина на поезд, сказав, что после нового года, без задержки обязательно приедет в Куйбышев, предварительно разузнав в какой больнице он находится.

Кристаллы небес не для меня

Он лежал в небольшой больничной палате с перебинтованной головой и пытливо напрягал память. В палате играло радио. Из кремлёвского зала транслировали концерт Советской песни. Головная боль отступила, но туман упорно не хотел испаряться, из его мозгов. Перед глазами проплывали лица родителей, лицо Волина, игроков команды Водник. Он не мог понять почему оказался на больничной койке.

Непонятно откуда – то пробивался голос Беды, который словно громобойным голосом ему твердил, что у него короткое замыкание, не только в футболе, а и в жизни. Затем перед его лицом встало пытливое лицо капитана милиции, желающего, услышать от него с кем он и где проводил время двадцать четвёртого декабря. Потом он несколько раз проваливался в бездну и когда изредка подымал веки, но кроме белых халатов ничего не видел. Когда из динамика полилась песня «Моя Москва» и прозвучали слова из текста. «Я люблю твою красную площадь, и кремлёвских курантов бой» Он чётко вспомнил пьяную ночь в квартире Беды, – как он под утро положил себе в карман брегет с боем, на котором следы крови уже имелись. Савельев закрыл глаза, ужас страха охватил его и он пожалел в это время, что проснулся. Потому что некоторые эпизоды недавних встреч начали всплывать в его памяти. Лёня сомкнул зубы и закрыл глаза, но слёзы, пробивались сквозь его веки, стекая на подушку. Ему стыдно было за свои поступки и до боли жалко себя.

«Только бы часы были на месте. На колени перед Иваном упаду. Он меня простит. И брошу футбол», – размышлял он.

«Надо позвать, кого – нибудь из медперсонала, узнать были при мне часы»?

Он вспомнил, как его выгнал из кабинета в воскресение администратор команды Волин вместе с часами, как показывал их в ювелирном магазине. Затем очутился в ресторане в кругу молодого человека с его очаровательной сестрой Милей.

Савельев утёр слёзы и попросил пригласить врача или медицинскую сестру.

Медицинская сестра лет сорока с орлиным носом и толстой косой за спиной, через минуту стояла перед ним:

– Как вы больной себя чувствуете? – спросила она.

– Лучше, чем вчера, но голова тяжёлая, – ответил Савельев, – память меня посетила, и хочу у вас спросить, когда меня доставили сюда, при мне были какие вещи?

– Да вчера вы были никакой, и предыдущие дни тоже. Проспали все Новогодние праздники. А при вас кроме паспорта и билета на поезд ничего не было, – ответила сестра.

– А билет куда?

– В Саратов.

Лёня опять закрыл глаза. Он вспомнил что, не придя ко двору Крыльям Советов, пятого января пытался покинуть Куйбышев и уехать в Саратов, где была расцветающая команда Сокол.

– Савельев, вы способны разговаривать с милиционером? – послышался голос медсестры, – Нас предупредили, как ты в себя придёшь, чтобы им сообщить.

– Я ещё слаб, но разговаривать могу. Зовите сюда вашу милицию, расскажу что помню.

Следователя опередили. В палату вошёл с сумкой наперевес в больничном халате Иван Беда.

Больше всех кого Савельев не хотел видеть в эту минуту, то это Беду. Хотя к разговору с другом он был готов. Он с закрытыми глазами поздоровался с Иваном.

Иван сел на стул, стоявший около кровати, и сказал:

– Я вчера ещё приехал, но меня к тебе не пустили. Сказали, что ты спишь постоянно.

– Иван, ты извини меня? – Я не хотел брать твои часы. Трезвым бы был, никогда этого не позволил, – не открывая глаз, оправдывался Савельев.

– Забудь ты о них, тебе волноваться нельзя. Будем считать, я тебе их подарил, и всегда и везде всем так говори. Выздоравливай быстрей и возвращайся домой? Будем с тобой область выигрывать, а потом проложим курс на команду мастеров.

– Нет, Иван небесные кристаллы не для меня, я это только сейчас понял, когда по черепу получил.

– Высокой ценой, – обошлось тебе это понятие, – с упрёком произнёс Иван. – Ты хоть помнишь, что с тобой произошло?

– Помню красивую девушку Милю с братом. Я с ними в ресторане вокзала познакомился. Я им первый раз по рюмочке налил, когда они ждали заказ. А потом они меня упоили и ушли на поезд, а больше ничего не помню.

– А как они выглядели? – поинтересовался Иван.

– Оба чернявые, я бы даже сказал смоляные. Она ужасно красивая, с восточным разрезом глаз, а о нём ничего не могу сказать. Я больше с ней разговаривал. Миля сидела напротив меня. Брат у неё Пётр, только пил и закусывал. Они на похороны приезжали из Саратова.

…Лёня закрыл глаза и на его пасмурном лице по краям уголков губ чётко отразились морщины.

– Вот ещё вспомнил одну деталь, – открыл глаза Савельев. – На фаланге указательного пальца брата перстень с татуировкой доллара, – он замолчал и вновь закрыл глаза. – Они неплохие люди и адрес мне свой дали, приглашали к себе в гости.

– В гости говоришь? – переспросил Беда.

– Да, а что? – вопросительно посмотрел Лёня на Ивана. – Ты не думай, это не они меня заделали. Я может, припомню ещё что попозже, тогда тебе скажу.

В палату пришла всё та же медсестра с недовольным лицом и санитарка со шваброй. Санитарка приступила к уборке, а медсестра упорно стала Беду выпроваживать из палаты.

– Всё, молодой человек, – на сегодня хватит. Просились на пять минут, а сидите полчаса.

Иван выложил на Лёнину тумбочку фрукты и двухлитровую банку консервированных персиков.

– Ты, Лёня выздоравливай и возвращайся домой? Если, я не уеду завтра, то обязательно приду к тебе. Я остановился у Геннадия Фёдоровича Волина, – прощаясь, сказал Иван.

В дверях палаты Иван столкнулся с сотрудником милиции.

Тот не обращая внимания на Беду, проскользнул в палату и сел на стул, на котором только что сидел Беда.

Иван отдал халат сестре. Поблагодарив её, пошёл на выход.

– Молодой человек, – окликнула она его, – я слышала ваш разговор, но другу вашему придётся забыть про футбол. Ему трепанацию черепа делали, и голову надо теперь беречь, – она одна.

– Ничего страшного, – главное живой. Этот сезон пропустит, а на следующий год заиграет, – ответил он, закрывая за собой дверь.

– Это руку или ногу можно отрезать, а голову не отпилишь, – бормотала себе под свой орлиный нос медицинская сестра. – Эх, молодёжь безголовая, чему вас только в школе учили.

Не Миля, а Ирка Крынка

На улице Ивана ждал Москвич, в котором сидели Керя и молодой парень, чуть старше Ивана, Жора Магаданский. Иван с письмом от Часовщика, сошёл в Сызрани, где по звонку его встретили на вокзале старые знакомые, которые в своё время доставляли Монтёра. С этой компанией он на Москвиче приехал в Куйбышев, и второй день крутились по городу. Только на следующий день после приезда, Ивана допустили к Савельеву.

– Он в ресторане был на вокзале, – сказал Иван, – с ним за одним столом сидели, брат с сестрой её зовут Миля, а его Пётр. У него на указательном пальце наколка доллара. Она красавица, похожа на восточную женщину. Оба брюнеты. Они ему представились гостями с Саратова. Он за них гарантию даёт. Говорит, они ушли раньше на поезд. То что, с ним после было, он не помнит.

– Гостей с Саратова полный вокзал набит. Нам уже неважно, откуда они, – сказал Керя. – Главное мы знаем, что искать нужно брюнета с долларом и с ним красивую девушку восточной породы. Эти приметы для нас надёжней любого паспорта. Если они не залётные, то сегодня или завтра, парочка у нас в капкане будет сидеть.

– Сук, дёргай на вокзал, – сказал Керя водителю, – сегодня Старый Новый год, пены на вокзале много, поедем взбивать её.

…Машина тронулась с места. Стрелки часов показывали семнадцать ноль, ноль.

– Не рановато мы едем туда? – забеспокоился Керя. – Не хочется перед легавыми светиться, а их там пруд пруди сегодня.

– Рано, но всё равно там кого – то найдём, – уверенно заявил Жора. – Нам Монтёра или Утёнка встретить и всю нужную информацию сразу получим, после чего повернувшись к Ивану, – обнадёживающе опустил: – Не беспокойся брат, разыщем твои котлы, а чертей до чужого добра накажем.

У Ивана не было никаких оснований не верить этим ребятам. Он не забыл, как оперативно они в прошлый раз сработали с Монтёром. На этот раз он даже на часы не заглядывал, зная наперёд, что в ближайшее время они решат его проблему. Машина остановилась у вокзала.

– Пойдёшь с нами или в машине посидишь? – спросил Керя Ивана.

– С вами прогуляюсь, чего я буду в машине сидеть.

– Тогда двигаем вперёд, – и Керя первым открыв дверку машины, вышел на заснеженную вокзальную площадь. В машине остался сидеть один Сук.

– Может, в кафе зайдём? – Выпьем гари, – предложил Иван.

– Вначале дело, а гарь от нас никуда не убежит, – промолвил Керя, и как охотник за головами стал всматриваться в лица обитателей вокзала.

Первым нашли Утёнка, – это оказался излишне дёрганый парень, худой и с бледно – больным лицом. Его Жора вытащил от касс, где он промышлял карманным ремеслом и подвёл к Кере.

Увидав Керю, Утёнок ещё сильней стал дёргаться. Мелкая шпана знала, если вор в законе Керя приехал из Сызрани, то это серьёзно. Он в Куйбышев наведывался или наказать кого, или денежку вышибить с должника.

– Чего ты дёргаешься Утёнок? – садись, вопросик один к тебе есть, – сказал Керя.

– Ты же знаешь, что у меня хорея, вот и дёргаюсь даже, когда не волнуюсь, – обидевшись, сказал Утёнок.

– А как же ты карманы щипаешь с таким физическим недостатком?

Этот недостаток мне, наоборот, услугу оказывает. Помогает притупить внимание лоха.

– Ты мне скажи, на вокзале знаешь кого гопстопников?

– Не то, чтобы так хорошо. Они работают в основном по вечерам, а меня в восемь вечера уже нет. У касс в это время заступают работать ребята Монтёра, так мы условились.

– А ты не замечал здесь красивую девушку восточного типа, работает в паре с брюнетом, у которого на пальце татуировка доллара наколота?

– Баб у нас много красивых, а вот наколку такую я не видал точно. Я на руки всегда обращаю внимание. Профессия такая. А восточного типа здесь только одна красивая, – это Ирка Крынка. Она из Уфы, но живёт здесь, кажется у Листа. Вам лучше найти Монтёра, он весь закулисный персонал вокзала знает.

– Вот ты нам его и найди, а мы здесь посидим. Подождём вас, – сказал Керя.

– Давайте так, – предложил Утёнок, – я его найду, а звать не буду. Зачем мне с ним в контрах после жить? Вы сами уж к нему подходите без меня.

– Иди не бойся, – подтолкнул его в спину Жора, – наоборот, у тебя авторитет поднимется. Выгоды своей не понимаешь.

Монтёр объявились с Утёнком через час.

– Мне срочно нужен парень, возможно, зовут Петром, – не здороваясь сходу, озадачил Монтера Керя, – на пальце наколка доллара и Ирку Крынку мне сюда срочно тащи. – Твои люди? – спросил Керя у него.

– Нет, они сами по себе. Они по углам специализируются с Ильдаром и Валерой Листом. Ильдар это родственник Ирки, у него такая наколка есть. Я сегодня в кулинарии с ними пиво пил, только Ильдара там не было. А живут они у Валеры Листа. Иногда мы у него оттягиваемся на хате.

– Поехали быстро к ним на хату. Покажешь, где они живут, – схватил Монтёра за рукав Жора.

Монтёр нехотя, направился к выходу.

– Садись, вперёд дорогу будешь показывать, – показал Керя Монтёру на переднюю дверку автомобиля.

Монтёр сел около водителя.

– Здесь недалеко, за вокзалом двухэтажные рубленые дома стоят. В этом ауле и живёт Лист, – сообщил Монтёр.

– Машину остановишь, за пятьдесят метров от дома, – постучал Жора по плечу Монтёра.

Когда Москвич остановился, они все вышли из нее вместе с Суком.

– В окне свет горит, значит, дома они, – показал Монтёр на тусклый свет в окне второго этажа. Впятером они поднялись на второй этаж безлюдного подъезда, где стоял запах керосина, которым жильцы заправляли свои примусы и керогазы.

Монтёр толкнул плечом дверь, она распахнулась.

Им навстречу вышла красивая девушка, по описанию похожая на Милю. В руках у нёё была пачка русских пельменей.

– Монтёр у тебя нюх на пельмени и водку собачий, – проходите, я собралась заваривать их, – показала она на пельмени.

Они толпой прошли на кухню. В углу кухни вальяжно задрав ноги на подоконник, сидел на стуле парень в вельветовой ковбойке. Он был безголосым и пытался изобразить пьяными губами, песню о ландышах. Это и был Валера Лист.

Когда он увидал Керю, быстро вскочил с места и поставил перед ним табурет.

– Присаживайтесь, кстати пришли, – сказал он, – мы с Иркой решили сегодня Старый Новый год отметить. День удачный был. Бухала, набрали под завязку, – он показал на стол, уставленный водкой и пивом.

Керя, взял со стола бутылку водки, посмотрел на Монтёра:

– Будешь, пить? – спросил он у него.

– Не откажусь, – ответил Монтёр.

Он налил ему до краёв в стакан водку:

– Пей и катись отсюда, нужен будешь, найду.

Монтёр залпом выпил водку. Схватив со стола лист солёной капусты, он покинул квартиру.

…Ирка Крынка догадалась, что в квартире появился важный гость, заметив, как перед Керей расстилался Лист и как этот немолодой мужчина разговаривал с грозой вокзала Монтёром.

– Так ты чернобровая и есть Миля Крынка, а где твой братец Петушок? – впился зловеще в девушку глазами Керя.

Она хотела что – то сказать, открыв рот, но Жора затолкал ей туда открытую солонку, и одновременно приставляя палец к голове, сказал:

– Не вздумай врать, не то отрежу тебе уши и заставлю схавать вместе с пельменями.

Она вытащила пальцами солонку и принялась до тошноты кашлять. Затем стала под краном промывать рот.

– А ты чего расселся, – зашипел Жора на Листа.– Сук, веди его в другую комнату, разрешаю с ним делать, чего захочешь. Сейчас вы у нас отметите праздничек.

Сук схватил непонимающего и полупьяного Листа за шиворот куртки, и резко дёрнул на себя.

– Пошли шакал паршивый, чего ты приушипился? – Парня нашего размыли и отмели. Пришла пора ответ держать. Сейчас я тебе бубен мигом продырявлю. А если ты мне понравишься, продырявлю ещё кой чего.

Он отвёл Листа в комнату.

А Ирка с испуганным взглядом и мольбой смотрела, то на Керю, то на Ивана, надеясь в их лицах найти бронированную защиту от свирепого Жоры.

– Ты на них не поглядывай? – предупредил её Жора. – Суд вершить буду я. Казню тебя без крови, как в Китае.

– Удавишь, что ли? – вскрикнула Ирка с клокотанием в горле.

– Если скажешь, где рыжие часы находятся, возможно, и смилостивлюсь над тобой. Усыплю тебя деликатно, а будешь пуржить, то у меня для тебя укол есть.

Он достал из кармана шприц и положил около примуса.

– Всего один кубик введу адского вещества тебе в живот. Оно неделю кишки разъедает, и спасенья от него пока не изобрели.

– Я поняла, что вам нужно, – плаксиво сказала она. – Нет у меня этих часов. Они у Ильдара, а он уехал вчера в Батуми к Габо.

– Кто такой? – в упор смотрел на Крынку Керя.

– Не знаю, я его. Ильдар, когда диковинку раздобудет или драгоценности, в Батуми всегда везёт. Этот Габо платит ему не плохие деньги. А парню вашему, я ничего не делала. Он мне даже понравился, – обеляла себя Ирка. – В конторе Листа мне отведена роль ширмы, для прикрытия. Мне не особо доверяют важные дела. Все вопросы по часам к Листу и Ильдару.

– Правильно делали, что не доверяли, – сказал Жора, – ты только сейчас взяла и сдала нам своего сожителя Листа и родственника Ильдара.

Ирка поняла, что гроза миновала и заметила, что Жора убрал шприц обратно себе в карман. Голос её нормализовался, и испуг спрятался за уверенную и красивую улыбку.

– Никакой Лист мне не сожитель, он по моим догадкам совсем не мужчина, а роза – мимоза. И сдала я их не ментам, а бойцам блатного сената. Я законы знаю хорошо. Догадываюсь, что может последовать за липой. Сам же Ильдар меня этому и обучал. Но он мне тоже не родственник. Живём и работаем вместе, а больше ничего. И им, откуда было знать, что это ваш парень. У него же на лбу не написано что это друг ваш.

– Разумно толкуешь, – сказал Керя, – а ты знаешь, что парню сделали трепанацию черепа, и он только сегодня оклемался? Жизнь его до сих пор под вопросом стоит.

Керя налил в стакан водки и протянул девушке.

– На выпей и запомни девочка. Мы вам всем даём отсрочку от встречи костлявой бабой, у которой коса на плече. Вернёте брегет, будем смотреть, что с вами дальше делать, а пока парень лежит в больнице, ты каждый день будешь навещать его. Сама понимаешь, усиленное питание, витамины – дипразины.

…Ирка залпом выпила налитую водку. Зацепив поварёшкой, пельмень из кастрюли, она закусила ей, обжигая рот.

– Не люблю пьющих баб, – посмотрел на неё Керя.

Дверь кухни открылась. Сук ввёл избитого Листа.

У Листа в руках был открытый школьный портфель.

– Вот он, гладиатор заугольный, – пихнул Сук Листа в объятия Ивана. – В портфеле у него находится прут арматуры, завёрнутый в журнал Крокодил. Им он и отправил парня на пенсию, – сообщил Сук.

Иван схватил Листа рукой за ковбойку и, не напрягаясь, кулаком въехал в челюсть. Тот припал на колени и без чувств рухнул на пол. Это был классический нокаут. Жора подошёл к крану налил в ковш воды и выплеснул на Листа.

– Можно его грохнуть, здесь на месте, но мы тогда затормозим поиски котлов, – сказал Керя Ивану.

Лист пришёл в чувство, Керя носком хромового сапога, приподнял его голову за подбородок.

– Ну что, родимый, скажешь?

– Я всё сказал, – еле ворочая языком, ответил Лист.

– Нет не всё. Сейчас ты собираешься и едешь в Батуми на поиски своего друга. Доставишь его сюда вместе с часами. На всякий пожарный случай запомни; От нас никуда вы в пределах границ нашей страны не спрячетесь. Повсюду найдём!

– Иван запиши Крынке все координаты друга? – сказал Керя? – а портфель с собой забери? Может твоему другу придётся, когда выздоровеет, самолично долг этому зимагору отдавать, – он резко откинул голову Листа со своего сапога.

– Собирайся? – С нами поедешь, мы тебя на вокзале выкинем. Купишь билет в солнечную Грузию и сегодня же в путь. – А теперь пора и нам выпить! – сказал он и сел за стол.

– Крынка подай три чистых стакана, и огурцов солёных в тарелку доложи, – потребовал Жора.

Выпив немного водки, Керя и Жора встали, а Иван остался сидеть.

– Я на этой хате переночую. Мне с этой мадам, нужно потолковать о многом, – кивнул он на Крынку. – Я остановился у малознакомых мне людей. Неудобно в позднее время чужих людей беспокоить. Тем более я предупредил, что могу не появиться на ночлег. А завтра попрощаюсь с ними и назад к себе поеду. Мне понятно, что главный вопрос решён. Гопстопников нашли, – а остальное дело времени.

Керя понимающе улыбнулся, и звонко щёлкнул языком, протягивая руку Ивану, сказал:

– Она бикса зажигательная. Прокрути сегодня с ней ночное Сулико, а результат по котлам я сообщу Грише, но ты ему скажи, что всю пену сдули. И обязательно напомни ему про Батумского Габо. Если у этих псов накладка произойдёт, то придётся нам с Жоркой познакомиться самим с Габо.

Они забрали Листа, и ушли, оставив наедине в квартире Ивана с Иркой Крынкой.

– Ты зачем такими опасными делами занимаешься? – спросил он у неё. – Тебе с такой внешностью в ювелирном магазине золотом и бриллиантами торговать, или в небе с пилоткой на голове на самолётах летать.

– Ты что остался мне мораль читать? – совсем осмелев после выпитой водки, сказала Ирка, поставив перед ним тарелку с пельменями.

– Давай лучше с тобой выпьем, – предложила она, – а то меня так напугали твои друзья, я думала всё, конец мне пришёл. Жору этого мне показывали раньше и я наслышана о его жестокости. А второй, наверное, был знаменитый Керя Сызранский?

– Да это был он, – подтвердил её догадку Иван.

– Упаси меня Аллах от таких врагов и друзей, – сказала она, и следом опрокинула стопку водки, откусив от пласта солёной капусты небольшой кусок.

– Отчаянная ты красавица! – произнёс Иван и последовал её примеру, выпив тоже стопку водки.

– А чего тебе кличку такую неподходящую дали Крынка? – спросил он.

– Лист сволочь беспородная, меня так нарёк, – ответила она и из кухонного стола достала керамическую крынку, высыпав оттуда всё содержимое на стол. Там хранились разнообразные красивые ювелирные цацки, похожие на золотые изделия.

– Видишь, какое богатство! – Открою тебе секрет. Здесь золотых вещи только три, – браслет цепочка и серьги. Остальное всё мастерская подделка Габо, которым цена пять рублей. И я их на перроне продаю, как драгметалл, по сходной цене. Если удастся продать хорошо, а когда не удаётся, я этой бижутерией всё равно привлекаю покупателей и притупляю их внимание к своему багажу. Лист и Ильдар в это время, умыкают у них баулы и чемоданы.

А с золотом совсем просто. Прошу за него ниже магазинной цены. Жадные клиенты накидываются и начинают примерять. Браслет или цепочка моментально рвётся в нескольких местах. В это время появляются Лист с Ильдаром и выставляют счёт покупателю, за умышленную порчу ювелирного изделия.

Она тяжело вздохнула, сгребла ладонью всю бижутерию обратно в крынку.

– Я понимаю, что долго так не может продолжаться, когда – то нас накроют, и спрячут за решётку, а у меня никакого желания нет возвращаться в колонию. Я полтора года на двойке отсидела в Горьком за мошенничество. Если бы у меня было, где жить, я бы дня с ними не работала. Мне Монтёр проходу не даёт, каждый день приглашает к себе работать. Он думает, что я чистое золото продаю. Я ему сказала, будешь снимать мне отдельную квартиру, пойду к тебе работать. А он пока не мычит, не телится.

Иван похлопал её по голому колену и сказал:

– Не нужен тебе ни Монтёр, ни твои дружки. Выйди замуж и живи честно. Хочу тебя предостеречь, – с Монтёром я сидел вместе на моей родине, знаю, что он за рыбина.

– Так ты из Горького? – спросила она удивлённо. Это тебе он долг отрабатывал три тысячи, напрягая и нас работать на него.

– Мне! – встал Иван с табуретки. – Что – то день сегодня тяжёлый был. Пора на покой, – взглянул он в её ослепительно красивые глаза. – Иди, показывай, где я спать буду?

– Со мной не хочешь? – беззастенчивости предложила она.

– Нет, я сегодня сильно устал. Мне надо выспаться, а завтра сделать кое – какие дела и на поезд.

Она постелила ему на диване. Он как лёг – сразу провалился в глубокий сон.

Утром, когда Иван проснулся, обнаружил Крынку у себя в постели. Она лежала в байковом халате, прижавшись к его спине.

– Ты извини? – Я тебе тёплое одеяло отдала, а сама окоченела, – хитро бегали её глаза. – Вот и пришлось прижаться к твоей спине.

– Если я с тобой теплом поделился, это не значит, что мы с тобой в парилке на одной полке лежали и не надо мне глазки строить. У меня жена есть, которую я люблю.

Крынка в ответ только хмыкнула и обиженно заявила:

– Подумаешь, однолюб нашёлся. Никто на твоё тело не покушается, а насчёт глазок я тебе скажу одно; – если женщина не может строить глазки, то это не женщина, а восковая кукла.

Она взяла бутылку водки и потрясла ей перед лицом Ивана:

– Ты однолюб завтракать будешь или водки откушаешь? – спросила она.

– Никакой водки, – отверг её предложение Иван, – если можно, то пива пожалуйста открой бутылку?

Он выпил пива, написал на листке бумаги номер больницы и палаты Лёни Савельева. Сунул ей в карман халата листок и на прощание сказал ей:

– Обязательно навести его. Ты ему понравилась.

Иван вышел на улицу. На улице стоял сильный мороз. Он опустил уши на шапке и пошёл к ближайшей остановке автобуса. В этот день он покинул Куйбышев.