Текст книги "Амана звали Эйхман. Психология небанального убийцы"

Третья причина чисто методического свойства – постоянное совершенствование и усложнение методов обработки и анализа данных, полученных при применении тестов-ветеранов, стаж которых насчитывает около ста лет. Новые способы пробуждают, как полагаю, у некоторых коллег надежду на возможное расширение диагностических возможностей проективных тестов, надеясь, что это позволит глубже проникнуть в психологию испытуемого, поставить более точный диагноз его личности. В силу этого не прекращаются попытки осмыслить как протоколы тестирования нацистов из Нюрнберга, так и Эйхмана.

Сейчас имеется огромное число источников, которые описывают поведение Эйхмана в различных ситуациях, в различных социумах, с разнообразными личностями, с теми, кто от него зависел, и с теми, от кого он зависел, и т. д. Л. Зонди отнёс Эйхмана к классу каинитов. На поведенческом уровне каиниты являют собой личности, которые накапливают в себе злость, и когда она начинает переполнять человека, они взрываются. Действительно, метафорические образы, иллюстрирующие зондианских личностных типов, проявили агрессивность именно так – именно так библейские Каин, а следом и Моисей совершили убийства под влиянием взрыва эмоций, разрядив тем самым накопленные агрессивные импульсы. Беглый взгляд на события, документально зафиксированные в протоколах допросов, свидетельствах очевидцев, воспоминаниях подчинённых и коллег, а также еврейских функционеров, показывает, что агрессивные вспышки в межличностных отношениях у Эйхмана случались. Особенно характерно, что они происходили в тех случаях, когда Эйхман взаимодействовал с людьми, жизнь которых целиком зависела от него.

В то же время он пытался контролировать себя, своё импульсивное поведение. Каждый успешный акт контроля был для него предметом гордости. Так, одному из еврейских функционеров он дал пощёчину и после этого публично перед ним извинился, не преминув впоследствии приводить этот случай как пример того, что он может признавать собственные ошибки. Но много таких примеров в биографии Эйхмана трудно найти. С другой стороны, его агрессия проявлялась в организации механизма насилия, конечной целью которого было умерщвление людей.

Таким образом, можно говорить о спонтанной агрессивности, проявляемой внезапно (е-), и об агрессивности, которая являлась целеполагающей (s+) для Эйхмана и определяла стиль и образ жизни в условиях, когда среда располагала условиями для постоянного выхода (выброса) агрессии. Индивидуальная история Адольфа Эйхмана подтверждает, что обстоятельства его Судьбы располагали к внешней агрессии двоякого рода, что позволило не допустить саморазрушения личности. Его профессиональная деятельность в качестве исполнительного директора машины смерти была, по сути, конгруэнтна, его личности и её побуждениям.

Своеобразие агрессивности Эйхмана можно проиллюстрировать с помощью одного интересного подхода. Последовательница Л. Зонди Инес Грэмигер [Ines Graemiger], изучая насилие в семье, писала о двух типах насилия, связанных с факторами, диагностируемыми тестом Зонди, которым она дала говорящие имена: Кобра и Питбуль.[275]275
  https://www.szondiforum.org/t480.htm.


[Закрыть]

Эти образы дают возможность интегрировать заключение, сделанное Л. Зонди, с наблюдениями многих свидетелей жизни Адольфа Эйхмана. Понятно, что, как и каждая подобная конструкция, эта классификация довольно условна. И. Грэмигер сопоставляет факторы теста Зонди с характерными особенностями репрессивного поведения двух видов животных. Она различает поведение, связанное с насилием, соответственно разграничению, установленному Л. Зонди между садистским (s+) и эпилептическим (е-) типами личности. Различие между двумя типами состоит в том, что Кобры характеризуются хронической агрессивностью (s+), а Питбули не находятся в состоянии постоянной агрессии, а накапливают её (е-) и в определённый момент выплёскивают наружу. Разумеется, определённый уровень агрессивности является нормальным для человека. Я же буду говорить о сверхнормативной агрессивности.

Заключение, сделанное Л. Зонди, весьма лаконично. Думаю, что не будет ошибкой дополнить его, опираясь не только на экспериментальные данные, но и на наблюдения тех, кто был с Эйхманом в контакте в разные периоды его жизни.

В личности Эйхмана одновременно присутствуют два хищника – и Кобра, и Питбуль, каждый требует – и в случае Эйхмана – получает своё. Кобра атакует расчётливо, жёстко и с холодным сердцем. В то же время Питбуль взрывается только после того, как накопил достаточно энергии и чувствует себя спровоцированным.

И. Грэмигер подчёркивает значение насилия для каждого типа: для Кобры важно внушить страх и подчинить своей воле; Питбули становятся агрессивными, когда им угрожают. Весьма любопытно то, что оба типа демонстрируют агрессивность, но отношение к результатам её проявления различное. Кобры не сожалеют ни о чём, вероятно, им не знакомо чувство вины. В свою очередь Питбули могут выражать искреннее сожаление о содеянном.

Если под эту конструкцию подвести фигуру Эйхмана, то мы, безусловно, получим личность, переполненную агрессией, но также и раздираемую противоречиями. Кобра сражалась с Питбулем. В полной мере эта борьба проявилась в его мемуарах, написанных в Израиле.[276]276
  Eichmann A. False Gods. The Jerusalem Memories. – London, 2015.


[Закрыть] Он пересматривал свои взгляды на геноцид еврейского народа, в котором он участвовал, оправдывался нечестностью по отношению к нему своих руководителей, обманувших его – здесь действовал Питбуль, однако победила Кобра – Эйхман так и не признал свою личную вину в истреблении еврейского народа, не продемонстрировал искреннего раскаяния.

В определённом смысле названные агрессивные начала взаимно дополняют друг друга, обеспечивая истечение агрессивных импульсов практически постоянно, меняя только форму. При этом Кобра обеспечивает постоянную направленность на насилие, являясь своего рода доминантой[277]277
  Ухтомский А. А. Доминанта (сборник). – СПб., 2019.


[Закрыть], очагом постоянного возбуждения, который побуждал Эйхмана действовать даже тогда, когда он получил приказ Гиммлера остановить депортации евреев в Освенцим; даже тогда, когда продолжение уничтожения евреев только увеличивало тяжесть вины, за которую придётся расплачиваться после крушения Третьего рейха, что в конце 1944 года уже не вызывало сомнения. Внутреннее побуждение влекло его совершенно иррациональным образом наперекор логике, здравому смыслу. В этом, вероятно, коренился страх, но не расплаты, а незавершённости маниакальной идеи умерщвления еврейского народа. Также в этом содержалось и опасение неопределённости в результате отторжения от его «дела жизни». Эта незаконченность влияла на его самоощущение себя как значимой личности, что компенсировало его неудовлетворённость своим довольно скромным званием подполковника. В этом проявлялись и его амбиции функционера, который, хотя и получал одобрение от своего руководства, но не в той мере, на которую рассчитывал. В том «деле», которым он занимался, он полагал себя единственным и лучшим. Зачастую его не смущали высокие должностные лица, которые мешали выполнению его долга так, как Эйхман его понимал. Он не боялся вступать в конфликты, чувствуя свою силу. На своей позиции в СС он был бескомпромиссен. Впрочем, такая линия поведения полностью отвечала его природным побуждениям.

В профиле переднего плана отмечен устойчивый во всех протоколах s±. Сюзан Дери [Susan Deri], ученица и сотрудница Л. Зонди, относит этот фактор к амбивалентному способу трактовки агрессии. Она указывает на то, что синтез или сублимация противоположных тенденций в данном случае вполне удовлетворительны, поскольку основным значением фактора s является активность, которая предоставляет множество различных путей разрядки без проявления патологических симптомов. Также она отмечает, что личности с s± имеют оттенок эксгибиционизма, выбирая «необычные» области деятельности.[278]278
  Deri S. Introduction to the Szondi-test. Theory and Practice. – NY, 1949. – Р. 78–79.


[Закрыть] Это замечание, безусловно, соответствует образу Эйхмана, выбравшего действительно необычную, уникальную работу – топ-менеджера производства со знаком минус, вычитающего евреев из числа живущих… Причём такая констелляция фактора s является редкой.

Хотя интерпретация личности Эйхмана, представленная Л. Зонди, определяет Эйхмана как Каина, представляющего опасность для общества, она вполне смогла удовлетворить не только главного прокурора, но и многих из числа тех, кто имел опыт непосредственного личного общения с Эйхманом. В то же время каинизм Эйхмана был его стержневой чертой, вскрыть которую практически невозможно из простого взаимодействия с ним. Эту свою главную черту – стремление убивать, участвовать в умерщвлении – он тщательно камуфлировал. Однако, поскольку о его поведении в различных обстоятельствах, разном возрасте и статусе известно довольно много, нет сомнений в том, что он был не случайным организатором и участником геноцида еврейского народа. Но если отвлечься от этого знания, то распространялся ли его каинизм до убийства в его конкретном выражении, «своей рукой» или же нет? Скажем проще – мог ли Эйхман расстреливать людей, убивать младенцев[279]279
  Я нашёл только одно свидетельство, которое приводится в этой книге. Но нет подтверждения его истинности.


[Закрыть] и женщин?

Он был мастером маскировки благодаря тому, что от природы имел актёрские способности (+hy).[280]280
  Johnston A.C. Szondi Test and Its Interpretation. – 2012.


[Закрыть] Ему нужна была аудитория, перед которой он мог «показать себя». В истории его жизни можно найти ситуации, в которых присутствовала разнообразнейшая публика: его сослуживцы, начальники, еврейские функционеры, партнёры из других ведомств и даже других стран и т. д. И перед каждым зрителем Эйхман представал в новом обличии. Впоследствии умение перевоплощаться очень помогло Эйхману в его нелегальном существовании. В нём сошлась природная одарённость к ролевой игре и потребность в ней для выполнения своей профессиональной роли.

Далее представляю отчёт Зонди без изменений и сторонних толкований.[281]281
  Kulscar I. S., Kulscar S., Szondi L. Adolf Eichmann and Third Reich // Crime, Law and Corrections. – Springfield, 1966. – P. 45–47; Цыганок И. И. Тест Сонди. Диагностика эмоционального состояния, влечений и потребностей. Методическое руководство. – СПб., 2007. – С. 113–115.


[Закрыть] Комментарий специалистов будет показан вслед за отчётом.

Слепой анализ Зонди теста инстинктивных побуждений

Тема: Мужчина старше пятидесяти; имя, род занятий, история болезни не приводятся.

В качестве основы были использованы десять профилей побуждений Vordergänger (предок, переднеплановый человек) и девять профилей побуждений Hintergänger (преемник, заднеплановый человек). В качестве общего метода интерпретации было выбрано однократное определение форм экзистенции (Existenzformen) девятнадцати профилей побуждений.

A.Результаты анализа переднепланового человека

I.Переднеплановый человек рассматривается как перверсивный садомазохист. Из десяти профилей на переднем плане субъект демонстрирует в десять раз больше типичных тестовых признаков садомазохизма (±s). Следующие тестовые индикаторы указывают на характер общественной опасности этой садомазохистской перверсии:

1. «синдром убийцы" на переднем плане профиля IV (—e, – k, ± m);

2. аутично-перверсное «властное эго»

(Sch + 0) в V, VI профилях;

3. однако более всего об этом говорит то обстоятельство, что из шести предъявленных ему портретов убийц субъект выбрал дважды 4, шесть раз 5 и дважды всех 6 убийц. Таким образом, в то время как нормальные испытуемые обычно выбирали двух-трех из шести убийц, этот человек выбирал в среднем пять убийц на первом плане.

II. Помимо доминирования садомазохистских перверсий на переднем плане, мы находим в предшественнике следующие экзистенциальные модусы: тенденция обвинять в преступлениях других, т. е. проективная форма экзистенции Sch = 0 —) в профилях VII, VII, а также иные формы, которые чаще всего сопутствуют ей.

III.Склонность к бисексуальности – профили III, VII, IX и X (S = ± ±).

IV.Одержимость садомазохистской перверсией: (Sch 0 +) на переднем плане профиля III с s ±.

B.Анализ заднепланового человека

I.Заднеплановый человек проявляется во всех девяти профилях как Каин, который пытается реализовать своё смертоносное стремление аутичным способом, т. е. из жажды власти и пренебрегая пределами, установленными реальностью. Преобладание смертоносного стремления заднепланового Каина убедительно демонстрируется экзистенциальными модусами 9 фоновых профилей:

II.Степень общественной опасности, исходящей от заднепланового человека, также выражается в том, что из тридцати шести (9 х 4) векторных реакций тридцать две, т. е. 88 %, носят социально-негативный характер.

C.Анализ личности

I.Поскольку фоновая фигура представляет ту часть личности, которая когда-то в прошлом действительно играла роль на сцене переднего плана и которая также может в будущем снова появиться на переднем плане, следует рассматривать этого человека как чрезвычайно опасного для общества.

II.Относительно не известной мне истории болезни – следует исключить два возможных патологических состояния: 1) генуинную эпилепсию; 2) параноидную шизофрению. Против предположения об эпилепсии говорит следующее: а) отсутствие реакции S + +! + +!! и б) присутствие на переднем плане эго: Sch + 0. Это не происходит у пациентов с эпилепсией и скорее указывает на состояние перверсивного садомазохизма. С другой стороны, фоновая реакция —!е могла указывать на носителя эпилептического расстройства. Это можно проверить, проследив семейный анамнез.

Против предположения о параноидной шизофрении говорит отсутствие типичного для неё диагонального расщепления в трёх-четырёх векторах (+ —, + —, – 0, 0 – и т. д.).

Мы приходим к выводу: этот человек – преступник с ненасытным стремлением убивать. Его опасность для общества возрастает из-за аутичного властного эго и склонности к проекции.

Следует отметить, что за время нашей работы с тестом в течение двадцати четырех лет (1937–1961) не было ни одной из более чем 6000 интерпретированных тестовых серий, которые показывали бы аутичную фигуру Каина, одержимого мыслью об убийстве в качестве фонового элемента в аналогичном количестве или доминировании. Поэтому здесь мы сталкиваемся с почти уникальным случаем.[282]282
  Отчёт Зонди от 1 апреля 1961 г., Цюрих.


[Закрыть]

Комментарий к анализу Зонди

Специалисты отметили совпадение результатов тестирования тестом Зонди и другими проективными методиками: агрессия, стремление к власти, садомазохизм (связанный также с проблемой активности-пассивности), проективные и навязчивые тенденции. Анализируя защитные механизмы, Зонди приходит к таким выводам:

Я думаю, что интересно, что в этом методе E. использовал только навязчивые механизмы в качестве защиты, воплощая их исключительно в форме бюрократической навязчивой упорядоченности, но не применяя их для того, чтобы навязчиво сдерживать несущие опасность инстинктивные способы существования, как обычно делают невротики. Таким образом, в данном случае трагедия была разыграна потому, что чреватые опасностями угрожающие тенденции, в первую очередь склонность к убийству, были настолько сильны, а защитные механизмы – настолько слабы, что человек оказался во власти своих инстинктов. (Отсюда экзистенциальная тревога.)

Одно из важнейших преимуществ теста Зонди заключается в том, что он даёт возможность спрогнозировать поведение субъекта в различных обстоятельствах, увидеть его тем, кем он мог бы быть. «В тюрьме преобладали садомазохистские инстинкты, в основном в пассивной форме. Но если позволяли возможность или сила, сцена как бы вращалась, и ненасытные убийственные желания выходили на первый план».[283]283
  Kulscar I. S., Kulscar S., Szondi L. Adolf Eichmann and Third Reich // Crime, Law and Corrections. – Springfield, 1966. – P. 47–48.


[Закрыть]

Эксперименты Милгрэма

За неделю до окончания суда над Эйхманом американский социальный психолог Стэнли Милгрэм [Stanley Milgram] начал свои известные эксперименты[284]284
  Известны также как «тест Эйхмана».


[Закрыть] в Йельском университете[285]285
  Милгрэм С. Подчинение авторитету. Научный взгляд на власть и мораль. – М., 2016.


[Закрыть], направленные на исследование подчиняемости (obedience – послушания, покорности, повиновения). Выводы из анализа результатов экспериментов, казалось бы, могли сослужить хорошую службу для экспериментального подтверждения тезиса Ханны Арендт о «банальности зла». Разумеется, речь не шла о том, что ужасные антигуманные вещи, которые творили нацисты, были банальными, а о том, что те, кто участвовал в этом, могли быть обычными, заурядными, т. е. банальными людьми. Согласно Х. Арендт, Эйхман беспрекословно подчинялся приказам, не задумываясь, что своими действиями, такими вроде бы безобидными, как составление графиков отправки поездов с евреями в Освенцим, он творит зло, посылает на смерть невинных людей, женщин и мужчин, детей и стариков. А. Л. Свенцицкий пишет о том же, рассматривая деятельность Эйхмана как «печальный пример того, как четкое выполнение приказов официальной легитимной власти вылилось в массовое убийство миллионов граждан».[286]286
  Свенцицкий А. Л. Социальная психология: учебник. – М., 2004. – С. 300.


[Закрыть]

Прежде чем обратиться к исследованию С. Милгрэма, следует вспомнить о его предшественнике, тоже социальном психологе-экспериментаторе – о Соломоне Аше [Solomon Asch], который был учителем Милгрэма. Аш изучал феномен конформности, который называют также конформизмом. Под конформностью понимают такое поведение личности, которое под влиянием группового давления изменяется, а в некоторых случаях изменяется кардинально, становится противоположным индивидуальному мнению.[287]287
  Asch S. E. Effects of Group Pressure on the Modification and Distortion of Judgments // Groups, Leadership and Men. – Pittsburgh, 1951. – С. 177–190.


[Закрыть] Другими словами индивидуум подчиняется группе, причём даже тогда, когда группа имеет очевидно неправильное мнение или неадекватное представление. Эксперименты Аша не требовали специального оборудования. При желании их без труда можно воспроизвести, хотя при этом следует соблюдать осторожность. В своей преподавательской деятельности[288]288
  В рамках курса «Социальная психология управления» в институте повышения квалификации при Совете министров Молдавской ССР.


[Закрыть] в молодые годы в целях демонстрации эффекта группового давления я воспроизводил опыты Аша в несколько изменённом виде в учебной аудитории, но только до определённого момента. Вид «жертвы» проведённого опыта может отбить охоту к подобному. Дело в том, что в самом эксперименте, в котором якобы участвуют много людей, на самом деле только один является испытуемым – «наивным субъектом». Схема исследования довольно проста и может быть модифицирована в зависимости от установок исследователя. Если бы можно было приклеить к эксперименту стикер, то на нём следовало написать: «Не верь глазам своим!» Эксперимент проводился в группе, первоначально состоявшей из семи молодых людей. Членам группы, в которую входил наивный субъект, предлагалось сравнить по величине отрезки прямых линий, предъявляемые на двух карточках. На первой был только один отрезок, а на второй – три отрезка разной величины, один из которых был той же величины, что и на первой карточке, а два другие существенно – можно сказать, явно – отличались. Разница со сравниваемым отрезком составляла 2–4 сантиметра. Участники эксперимента должны были сравнить отрезок на первой карточке и сказать, какой из отрезков на второй карточке такой же длины. Члены группы опрашивались по очереди. Однако все участники, кроме одного, который опрашивался последним – он был наивным субъектом, – были в сговоре с экспериментатором и намеренно лгали. Конечно, «наивный субъект» не подозревал о сговоре. Под групповым давлением «наивный субъект» присоединялся к мнению группы, даже если был с ним не согласен. Хотя присоединение к группе могло произойти и не сразу. Понятно, что чем больше численность группы, тем сильнее групповое давление. Мой отказ от демонстрации эффекта конформности как раз и был связан с тем, что я как экспериментатор находился в сговоре с группой численностью примерно в 60 человек. Можно только представить, какое давление испытал «наивный субъект», который оказался в этом качестве вследствие опоздания на мою лекцию. Разумеется, далеко не все поддаются такому давлению. Есть много факторов, которые определяют эффективность давления группы. В данном случае, не вдаваясь в проблемы конформного поведения, заметим, что немалую роль играет социальный статус тех, кто составляет экспериментальную группу. Разумеется, особенно неуютно «наивный субъект» будет себя чувствовать в группе белых воротничков, менеджеров высшего звена. Фактически здесь проявляется влияние совокупного авторитета группы, которому испытуемый подчиняется. Но, как показали и эксперименты, и реальные факты из жизни, всё-таки есть немало таких, кого называют нонконформистами.

Эксперименты С. Милгрэма были посвящены исследованию воздействия индивидуального авторитета на индивидуальное поведение.[289]289
  Milgram S. Behavioral study of obedience // Journal of Abnormal and Social Psychology. – 1963. – No. 67. – P. 371–378; Milgram S. Group pressure and action against a person // Journal of Abnormal and Social Psychology. – 1964. – No. 69. – P. 137–143; Milgram S. Liberating effects of group pressure // Journal of Personality and Social Psychology. – 1965. – Vol. 1. – No. 2. – P. 127–134.


[Закрыть] Другими словами, Милгрэм вывел испытуемого из группы и поставил его перед индивидуальным авторитетом, воздействие которого, как и в экспериментах Аша, могло поколебать ценностные и моральные ориентиры «наивного субъекта». Опыты С. Милгрэма приобрели широкую известность не только в научном сообществе, но стали популярны среди широкой публики как универсальное объяснение творящегося в мире насилия, инициированного властными органами. Были сняты фильмы, шоу, сериалы, можно сказать, пропагандирующие нашу слабость в присутствии сильного авторитета. Несомненно, свою роль сыграла как намеренная ассоциация с личностью Эйхмана, на которую указал сам С. Милгрэм в том смысле, как её преподнесла Ханна Арендт, так и жестокость американцев, проявленная во Вьетнаме, пытки в Гуантанамо. Понятно, что можно множить число примеров произвола, издевательств, насилия над личностью по приказу, которыми, к сожалению, богата современная история. И каждый подобный случай наталкивает политиков и журналистов на «тест Эйхмана». Будучи выходцем из семьи еврейских эмигрантов из Восточной Европы, С. Милгрэм, естественно, не был безразличен к теме Холокоста. По-видимому, он полагал, что его эксперименты в какой-то степени могут объяснить поведение нацистов, творивших ужасные зверства и совершавших их, беспрекословно повинуясь приказу в силу их ответственности перед вышестоящими начальниками, обладавшими непререкаемым авторитетом. Таким же образом объяснял своё поведение и сам Эйхман, а вслед за ним и Х. Арендт.

Надо отдать должное изобретательности С. Милгрэма, выстроившего экспериментальную ситуацию в соответствии со своими гипотезами. Исследование проводилось в стенах Йельского университета в течение 1961–1963 годов. За всё время проведения экспериментов в различных модификациях в них участвовало более 1000 человек. Испытуемые были набраны по объявлению в местной газете для того, чтобы получить гетерогенную группу в отличие от обычной практики привлечения студентов. Такой подход позволил впоследствии сделать более широкие обобщения из полученных результатов. Поэтому в число участников попали люди из разных социальных слоёв, разных возрастов, а именно: 40 % – квалифицированные и неквалифицированные рабочие; 40 % – белые воротнички, продавцы и бизнесмены; 20 % – люди интеллектуального труда. По возрасту испытуемые распределялись таким образом: 20 % – от 20 до 30 лет; 40 % – от 30 до 40 лет; 40 % – от 40 до 50 лет.[290]290
  Милгрэм С. Подчинение авторитету. Научный взгляд на власть и мораль. – М., 2016. – С. 32.


[Закрыть] Приглашение мотивировалось участием в научном исследовании памяти и обучаемости за оплату в 4$ в час и компенсацию затрат на проезд.

В каждом эпизоде эксперимента участвовали двое испытуемых, из которых только один был «наивным субъектом». Конкретная цель исследования, доведённая до испытуемого, заключалась в изучении влияния наказания на усвоение учебного материала. В ходе эксперимента одному из участников была определена роль ученика, а другому, «наивному субъекту», роль учителя. Участвовал и экспериментатор, а вернее, тот, кто играл его роль по заданным ему С. Милгрэмом правилам. Было сказано, что в проблеме вообще-то нет ничего нового, так как каждому известно, например, что ребёнка за неудачи в учёбе иногда наказывают шлепками родители. Понятно, что эта версия предназначалась для испытуемого, который должен был участвовать в обучении ученика и наказывать его ударами электрического тока за каждую ошибку. Учитель и ученик сидели в разных помещениях, можно сказать, через стенку. Перед учителем находился пульт, на котором было 30 рубильников, ряд которых представлял градацию электрического напряжения от 15 до 450 вольт. Диапазон действия генератора электрошока был также указан на надписи от производителя. Причём на пульте имелись словесные пояснения к цифрам электрического напряжения от «слабого разряда» до «опасно – тяжёлое поражение». Учителю давали почувствовать реальность удара разрядом в 45 вольт на себе. Начиная обучение с минимального наказания током в соответствии с инструкцией после ошибки ученика он должен был всякий раз усиливать наказание на 15 вольт. В случаях, когда «наивный субъект» обращался к экспериментатору, будучи в сомнении, стоит ли продолжать обучение, тот побуждал его к продолжению опыта фразами – от мягкого указания: «Пожалуйста, продолжайте» до жёсткого практически приказа: «У вас нет выбора, кроме как продолжить».

Целью эксперимента было выяснить, как далеко может зайти учитель, причиняя боль жертве своей педагогической практики. Задание состояло в запоминании взаимосвязанных слов. В данном случае не столь важны детали самого задания. Существенна реакция учителя на ошибки ученика. 65 % (2/3) от числа участников, побывавших в роли учителя, продолжали «обучение», достигнув уровня наказания в 450 вольт. Остальные не достигли «смертельного» уровня, но всё же остановились на довольно высоком – 300 вольт. Исследование проводилось в 18 модификациях и выявило эффект послушания, подчинения авторитету, каковым был дававший указания-приказы экспериментатор.

С. Милгрэм утверждал, что обычные люди, скорее всего, будут выполнять приказы, отданные авторитетным лицом, вплоть до убийства невинных людей. Мы – в большинстве своём – выросли и воспитаны в послушании разным авторитетам: это наши родители, воспитатели и учителя, руководители, политические деятели. Причины, по которым люди подчиняются другим, различны, но важно для внутреннего согласия с самим собой принять подчинение как морально оправданное и легитимное с точки зрения закона.

Разумеется, естественным является возникновение конфликта между собственными моральными нормами и представлениями и требованиями социальной среды в виде конкретных индивидуальных или групповых, коллективных авторитетов. Разрешение таких конфликтов связано с понятием индивидуальной ответственности, которая в условиях давления авторитета, требующего подчинения, может быть делегирована авторитету, снимая тем самым фрустрацию, возникающую при возникновении сомнений в правильности действия под давлением и отказе от собственного автономного поведения. Милгрэм говорит об агентном состоянии (agentic state), когда человек действуют в соответствии с отданными ему приказами, перекладывая тем самым ответственность на того, кто отдаёт эти приказы. В этом состоянии моральные нормы самого человека не работают, как и его собственные суждения. Другими словами, человек действует как агент чужой воли.

Однако не всё так просто, как может показаться. Если взять случай Эйхмана, то он считал себя исполнителем воли Гитлера, поэтому иногда пренебрегал приказами, например, Гиммлера, которому был практически непосредственно подчинён в последний период Второй мировой войны. Но Гитлер не расписывал регламент деятельности Эйхмана, не давал указания по логистике истребления евреев.[291]291
  Известно, что Эйхман не встречался с Гитлером лично, хотя на одной из фотографий Гитлера в группе за его спиной на заднем плане был отмечен Адольф Эйхман (Reynolds Q., Katz E., Aldouby Z. Minister of Death: The Adolf Eichmann Story. – NY, 1961).


[Закрыть] Здесь речь идёт, по-видимому, о следовании или подчинении высшему авторитету, присутствующему, скорее всего, виртуально. Напрашивается аналогия, правда очень грубая, с Высшим Разумом, Богом, Природой… Выводы С. Милгрэма исходят из конкретных фактов, добытых в эксперименте, экстраполяция которых на реальную жизнь может быть весьма условной, неполной, объясняющей человеческое поведение только в определённых пределах. Что же касается проекции результатов экспериментов С. Милгрэма на образ Эйхмана, данный в отчёте Ханны Арендт о судебном процессе в Иерусалиме, то она, по моему мнению, не корректна в том виде, как была представлена.

По сути, работы Х. Арендт и С. Милгрэма образовали своеобразный симбиоз. Для концепции «банальности зла» выводы из милгрэмовских экспериментов на подчинение дают эмпирическую базу, подтверждение достоверности концепции Х. Арендт.[292]292
  Reicher S., Haslam S. A. Obedience Revisiting Milgram’s shock experiments // Social Psychology. – London, 2012. – P. 111.


[Закрыть] В то же время подход Х. Арендт усиливает социальную значимость экспериментов С. Милгрэма через связь с Холокостом, позволяя уверенно говорить об одном факторе, влияющем или провоцирующем иногда безмерную жестокость даже у обычного «хорошего» человека. Разумеется, нет причин сомневаться в достижениях выдающегося экспериментатора в области социальной психологии. Однако так ли уже неразрывна и логична связь между историей, рассказанной известным философом, и выводами социального психолога? Здесь, по моему мнению, речь идёт о ложной корреляции.

Невозможно не согласиться с С. Милгрэмом в том, что его эксперименты, ставшие классическими в социальной психологии, доказали подверженность личности не только групповому давлению, но и давлению легитимного или нелегитимного авторитета, под воздействием которого человек может совершать поступки, противоречащие его собственному мнению, собственной морали. И Зло может быть банальным, присущим даже самому обычному человеку в силу определённых или не определённых обстоятельств. Но были ли эксперименты этого американского социального психолога действительно тестом Эйхмана? Хотя в обширной литературе ссылка на личность Эйхмана в связи с результатами опытов С. Милгрэма ассоциируется с концепцией «банальности зла» Ханны Арендт, я полагаю, что объяснение поведения Эйхмана с позиции выводов С. Милгрэма требует коррекции. Далее мы вернёмся к этому после того, как рассмотрим не менее интересный Стэнфордский тюремный эксперимент (Stanford Prison Experiment – SPE) Филипа Зимбардо[293]293
  Зимбардо Ф. Д. Эффект Люцифера. – М., 2013.


[Закрыть], в определённом смысле родственный экспериментам С. Милгрэма. Возможно, придётся задуматься и о переосмыслении результатов SPE относительно общности с концепцией «банальности зла».