Текст книги "Амана звали Эйхман. Психология небанального убийцы"

Ничто не могло лишить меня моего фанатизма, потому что я постоянно слышал от прессы Геббельса о героической борьбе каждого солдата. Это приводило меня в восхищение, и я сказал себе, что если люди могут так умереть за свою родину, то это должно быть что-то великое.[408]408
  Op. cit. Р. 30.


[Закрыть]

Эйхман прошёл неплохую школу военной подготовки и был готов к следующему шагу, который ему предложила Судьба. Этим шагом в его карьере стал перевод в службу безопасности. Он довольно быстро продвигался в СС, но в службе безопасности СД он обрёл свой дом и оставался в ней до конца войны, прервавшей его карьеру. На момент его прихода в СД в этой службе насчитывалось немного сотрудников. Основная их деятельность заключалась в сборе и систематизации информации о враждебных организациях, в основном масонских и еврейских, и персональных данных. Приходилось сортировать вручную десятки тысяч карточек. Картотечная работа привлекала внимание многих функционеров, которые нуждались в информации. В отсутствие компьютеров это была нелёгкая работа, но вскоре начальник Эйхмана – фон Мильденштейн, инженер и вообще всесторонне образованный человек, придумал механическую систему, которая существенно сокращала поиск необходимых карточек по запросу. Несмотря на несомненный успех картотечной работы в глазах начальства, она не увлекала Эйхмана. Поэтому он последовал приглашению уже бывшего начальника фон Мильденштейна, который занимался еврейскими делами.

Первый толчок к изучению еврейской проблемы дал именно фон Мильденштейн, который добился того, чего не cмог добиться отец Эйхмана, – побудил его читать книги. Как говорится, лучше поздно… Эйхман действительно пристрастился к чтению сначала сионистской литературы, а затем перешёл на философские труды. К этому же времени относится его желание изучить иврит и идиш. Он пытался получить для этой цели грант, но не добился официального разрешения. Он немногого достиг в освоении еврейских языков, но впоследствии – не без успеха – приложил немало усилий, чтобы сложилось впечатление о нём как о владеющем ими.

Через короткое время фон Мильденштейна по делам службы отправили в США для изучения их дорожной системы. После нескольких преобразований был создан отдел по еврейским делам, которым стал руководить Дитер Вислицени, с которым впоследствии Эйхман поменялся местами.

Ещё при фон Мильденштейне Эйхман всерьёз занялся изучением еврейской литературы и сионистского движения. Результаты своего учения он излагал в статьях для руководителей подразделений СД. Он изучал религиозную философию. Естественно, что, говоря о еврейских делах, Эйхман не мог не упомянуть антисемитские Нюрнбергские расовые законы, которые были приняты в 1935 году, но он передвигает их принятие на два года вперёд – на 1937 год. Но думаю, как это часто появляется в работах Эйхмана, аберрация памяти помогает ему переставить акценты и под другим углом зрения представить описываемые им события. Использование им приёма сдвига времени в нужном направлении отмечали многие исследователи. Поэтому ссылки на конкретные даты, которые Эйхман даёт в своих сочинениях, следует проверять. В данном случае можно сделать вывод о том, что, начиная работать над еврейским вопросом, Эйхман был в курсе нацистской политики. Он не мог не понимать, к чему ведёт реализация «Закона о гражданстве рейха» и «Закона о защите немецкой крови и немецкой чести». Он, безусловно, понимал следствия лишения гражданства евреев. Эти законы, называемые «Нюрнбергскими», по существу, отвечали на сугубо практический вопрос для расовой политики нацистов, а именно: кого считать евреем?[409]409
  Нюрнбергские законы в Израиле стали инструментом в деле репатриации евреев. Основанием репатриации были те критерии, посредством которых нацисты определяли евреев. Другими словами, правом на репатриацию обладают те, кого в своё время могли убить нацисты.


[Закрыть] На деле именно эти законы, антисемитское содержание которых не подлежит сомнению, стали его руководящим материалом. Да и на партийном уровне, если говорить о программе НСДАП, антисемитизм был выражен совершенно недвусмысленно. Мог ли Эйхман не быть антисемитом? – Ответ вполне очевиден – не только не мог, а наверняка был антисемитом. Его отрицание собственного антисемитизма повисает в воздухе, поскольку он знал, в какую организацию попал и какими принципами она руководствуется. А его реальная деятельность носила безусловно антисемитский характер и прогрессировала до его крайнего выражения – организации массовых убийств евреев.

Несмотря на то, что аргентинские записи Эйхмана были сделаны на свободе и, как он подчёркивал, не под принуждением, он, конечно, осознавал, что обвинение в геноциде еврейского народа, к которому он приложил руку, будет выглядеть несколько иначе, если он представит себя чиновником по перевозкам, а не идейным противником евреев. Эту мысль он пытался внушить всем, кто его слушал, в ходе судебного процесса в Иерусалиме. Поэтому в глазах Ханны Арендт вполне логичным оказалось сцепление понятий «бюрократ» – почти «сионист». Действительно, банальность зла не укладывается в прокрустово ложе Эйхмана. Его зло – совсем не банальное, что не раз подчёркивается в этой книге. Вообще словосочетание банальность зла представляется неким оксюмороном, вроде живого трупа или горячего снега. По-видимому, всё-таки Х. Арендт имела в виду тех носителей зла, которые могли быть заурядными, простыми исполнителями, послушными даже бесчеловечным приказам. Однако получилось то, что получилось – Зло оказалось, по Арендт, банальным, каковым оно быть всё же не может, представляя собой более сложную конструкцию.

~

Задача Эйхмана заключалась в том, чтобы обосновать и признать правомерность и законность окончательного решения. С юридической точки зрения расовые законы рейха представляли собой базу для организации их реализации в окончательном решении еврейского вопроса, чем, собственно говоря, и занимался Эйхман. Бесспорно, он был прав, утверждая, что действовал в соответствии с законами. Другое дело, что законы у криминального нацистского режима были преступными. Поэтому свою невиновность Эйхман строил именно на таком тезисе – выполнял приказы, служил закону. Но в этом он, как известно, не был одинок – исправные служаки при всех режимах, во всех государствах следуют приказам свыше. Однако в своих воспоминаниях Эйхман всё же дистанцируется от Нюрнбергских законов, что выглядит довольно странно – как отказ от идейной и практической основы его деятельности:

Лично я ничего не имел общего с этими вопросами, но, как и все в то время, я чувствовал определённую атмосферу, которая была вызвана ими. Я думаю, что эти два закона возникли в дискуссиях на самом высоком уровне, между Геббельсом, Герингом, Гиммлером, Гитлером и Фриком, а также государственным секретарём д-ром Штукартом.[410]410
  Op. cit. Р. 39.


[Закрыть]

Совсем неправдоподобно звучит и утверждение Эйхмана о том, что его отдел «лишь с 1940 года IV-B4 постепенно включился в исполнительскую деятельность, следовавшую из этих законов». Факты показывают, что это произошло, по крайней мере, лет на пять раньше. Приведу два из них. До 1940 года он успел после присоединения Австрии к Германии создать в Вене Центральное бюро по еврейской эмиграции (1938) с целью изгнания евреев из Австрии. После захвата части Польши Эйхман руководил изгнанием тысяч евреев и цыган из Германии, Австрии и Богемии-Моравии в Ниско, отдалённый район Польши. Эйхман осуществлял ранее запланированную транспортировку для депортации в Ниско даже после того, как Гитлер приказал остановить депортацию (октябрь 1939).[411]411
  Lipstadt D. The Eichmann Trial. – NY, 2011.


[Закрыть]

Понятно, что если у внимающего его рассказам нет средств для выявления истины, то ложь Эйхмана могла быть принята за правду. Как утверждали его сослуживцы, лгать он умел. Для Эйхмана ложь была прекрасным инструментом создания имиджа всезнающего и всемогущего функционера. И действительно, ложь очень сильно ему помогала, к тому же она всегда содержала толику правды, и потому в неё верилось.

Жизнеописание Эйхмана демонстрирует его прекрасные актёрские качества. В этом свете и его ложь выглядит несколько иначе. То, что мы называем обманом, вполне может быть содержанием актуальной роли. Понятно, например, что роль «Царя евреев» требовала от Эйхмана не только знания языков, но даже соответствующего места рождения – Палестины… Естественно, здесь дело не в сознательной лжи, а возможно, в необходимости лжи как аксессуара роли. Должно быть, ложь помогала ему представить себя в необходимом свете, показать влиятельность и силу. Наверное, парадоксально прозвучит, но сила была слабостью Эйхмана, его идеей фикс (фр. idées fixes). На протяжении той жизни, о которой можно судить из различных источников, Эйхман был озабочен проблемой силы, скорее не в физическом её смысле, а в интеллектуальном, личностном воздействии на людей. Причём это влияние он хотел распространить и на своих потомков, на грядущие поколения, обращаясь к ним через свои сочинения. Упование на силу было связано как с его природными побуждениями, так и с его взаимоотношениями с отцом в детстве и юности.

Роль Эйхмана в еврейской жизни Вены после аншлюса была поистине парадоксальна. Еврейские организации с приходом нацистов были разрушены, общинная жизнь парализована. Призванный осуществить план по освобождению Австрии от евреев, Эйхман начал с того, что принялся восстанавливать и воссоздавать еврейские организации. Он вызволил из тюрем и лагерей активных деятелей еврейской общины[412]412
  Эйхман писал о пяти сотнях еврейских чиновников.


[Закрыть] для того, чтобы с их помощью наладить и ускорить оформление документов, необходимых для эмиграции, без обычной бюрократической волокиты. Еврейские организации были нужны Эйхману только как временные средства для достижения первоначальной цели окончательного решения – вытеснения евреев из пределов рейха путём принуждения к эмиграции. В работе центрального бюро Эйхмана были задействованы сотни людей, которые занимались не только документами, но и финансовыми делами. Дело в том, что эмиграция в те или иные страны требовала денежного обеспечения. Так, например, в то время США требовали 250 долларов на человека. Понятно, что Эйхман не только был в курсе финансовых операций, но и участвовал в них. Однако нет никаких данных о том, что какие-то деньги «прилипли к его рукам». По-видимому, как известно из свидетельских показаний сослуживцев Эйхмана, он не извлекал личной выгоды из столь завидного для других положения.

Любопытно, что Эйхман объяснял экономические меры, направленные на лишение евреев собственности в её различных формах, тем, что эти меры «исключают врага из экономической жизни нации». Исходя из того, что евреи занимали ключевые позиции в экономике, финансах и промышленности непропорционально удельному весу в общей численности населения рейха, необходимо было пойти навстречу возрастающему негодованию и гневу народа против еврейской эксплуатации. Вот чему служила нацистская политика принуждения евреев к эмиграции. Как утверждает Эйхман, именно эта политика привела НСДАП к победе на выборах. К сожалению, как было многократно отмечено, повторяется парадокс демократии – к власти путём демократической процедуры приходит диктатор и устанавливается авторитарная власть. Гитлер стал канцлером Германии в результате выбора немецкого народа, на котором, безусловно, лежит и груз вины за последствия такого выбора. Эйхман был «един со своим народом». Он так же, как и многие немцы, был возмущён Версальским договором, поставившим Германию на колени, унизившим её. Его выбор, как и выбор электората фюрера в пользу политики нацистской партии, её программы, означал поддержку государственного антисемитизма. Поэтому рефрен, подобный известному выражению римского консула Катона Старшего «Карфаген должен быть разрушен», – «Нет сомнения в том, что Эйхман антисемит», встречается на страницах этой книги всякий раз, как только её течение приносит нечто, указывающее на ложность утверждения Эйхмана об отсутствии у него антисемитизма.

~

В 1940 году Эйхман получил должность начальника отдела IV-B4 в гестапо, которым руководил группенфюрер Генрих Мюллер. Эйхман отвечал за решение еврейского вопроса:

Я занимался этим вопросом не как автомат, а, напротив, мне было приятно это делать. Меня очень возбуждало то, что я могу работать над этим вопросом, особенно под руководством такого руководителя, как Гейдрих, возможность заняться изучением теологических проблем. Я смог провести это исследование в течение двух лет; мой начальник даже отправил меня на Ближний Восток, чтобы улучшить мои знания. В своём энтузиазме я даже выучил иврит… хотя и не идеально. Но я мог в любом случае читать все газеты на идиш без особых усилий. Для меня было очень привлекательно иметь возможность помочь в решении проблемы, которая угнетала как мой собственный народ, так и самих евреев. Я начал свою работу так, что неоднократно подчёркивал своим товарищам и еврейским лидерам, что со всей своей предрасположенностью как националиста я был бы самым восторженным сионистом, которого можно себе представить, будь я евреем.[413]413
  Следует заметить, что утверждения Эйхмана относительно владения идишем и ивритом были ложными, что выяснилось в ходе предварительного следствия в Иерусалиме. Читать газеты он не мог, тем более свободно. Похоже, что он плохо различал иврит и идиш, которые используют одни и те же печатные буквы.


[Закрыть]

В приведённом высказывании[414]414
  Eichmann A. The Eichmann Tapes. My Role in the Final Solution. – London, 2018. – P. 82.


[Закрыть] есть несколько важных моментов для понимания отношения Эйхмана к своей деятельности по окончательному решению. Оказывается, ему было «приятно» заниматься этим делом, иными словами он представляет себя отнюдь не бездушным бюрократом. По-видимому, для Эйхмана именно еврейская проблема была делом жизни. То есть ему было отнюдь не безразлично, изгнанием какого народа заниматься, поскольку в судьбе евреев он видел подобие проблем немцев. Для него эта общность выражалась, по его мнению, в подобии проблем, стоящих и перед евреями, и перед немцами – кровь и земля. Как и для немцев, для евреев имела значение чистота крови – смешанные браки осуждались еврейскими религиозными авторитетами. Стремление евреев – правда, далеко не всех – к возвращению после двух тысяч лет на свою родину дало нацистам легитимный моральный повод к принуждению к эмиграции. С юридическими основаниями нацисты справились. Речь не шла о добровольном переселении в Палестину. Поэтому инструмент насилия в различных его формах применялся нацистами самым естественным образом. С этой точки зрения истребление евреев возникло как крайняя степень нетерпимости, как оправдывает себя и себе подобных Эйхман, поскольку довольно быстро выяснилось, что ни в Палестину, ни в какую-либо страну эвакуация евреев невозможна, так как они были нежелательны. Нежелательны именно потому, что они были евреями…

Учитывая этот факт, возникла идея, которую Эйхман приписывает себе, – создать еврейское государство на территории Польши, оккупированной германскими войсками и фактически прекратившей своё существование как государственного образования.[415]415
  Вторжением немецких войск в Польшу началась Вторая мировая война, а территория ранее суверенного государства была с одной стороны оккупирована немцами, а с другой стороны – советскими войсками. К 1 сентября 1939 г. еврейское население Польши насчитывало более 3 млн человек.


[Закрыть] В связи с этим он высказывает мысль, касающуюся его начальника д-ра Шталекера [Dr. Stahlecker], которая ставит под вопрос определение его Х. Арендт как безмысленного бюрократа:

В нём я нашёл начальника, который был чрезвычайно энергичным и активным, возможно, также несколько амбициозным, но всегда готовым на поиски творческих идей. В этом смысле он меньше всего походил на бюрократа, который бы делал всё «по книге», в соответствии с которой бюрократы остаются на том же самом месте до тех пор, пока они не становятся пенсионерами или умирают. Новые идеи не рождаются у бюрократов; если кто-то осмелится выдвинуть передовые политические решения относительно новой структуры, то бюрократ вообще непробиваем.[416]416
  Eichmann A. The Eichmann Tapes. My Role in the Final Solution. – London, 2018. – Р. 94.


[Закрыть]

Эйхман намеревался устроить это государство на реке Сан возле города Ниско. Этот проект был закрыт, едва начавшись, поскольку против него резко выступил генерал-губернатор Ганс Франк, обратившийся по этому поводу к Гитлеру. Франк хотел сделать территорию оккупированной Польши свободной от евреев, чему могла помешать инициатива Эйхмана, которого Франк пытался даже арестовать. Каким бы странным это не показалось, но Эйхман обвинял Франка

в массовом уничтожении евреев в генерал-губернаторстве, потому что он, возможно, из-за своей близорукости, возможно, из-за беспокойства о своей компетентности, сделал бескровное решение еврейского вопроса в форме автономного еврейского государства невозможным.[417]417
  Op. cit. Р. 99.


[Закрыть]

Крах идеи «еврейского государства в Польше» Эйхман расценивал как неудачу «политического и бескровного решения» еврейского вопроса. Позже он связал своё имя с проектом Мадагаскар, к которому практически не имел никакого отношения. Но ссылка и на этот безнадёжный проект, по-видимому, была нужна Эйхману для демонстрации его мирных намерений в поиске вариантов освобождения немецких владений от евреев без необходимости их убивать. Однако у Эйхмана не было проблем и с организацией убийства евреев, чему способствовала известная уловка, заключённая в тождестве понятий «враги» и «евреи». Эта подстановка, замена слова «еврей» на «враг», по-видимому, имела личностный смысл для Эйхмана, поскольку, употребляя слово «еврей» он чувствовал себя палачом, а слово «враг» – солдатом.

Для Третьего рейха евреи были врагами, о чём при каждом удобном случае говорил Эйхман:

Еврей был провозглашен врагом государства законным национальным правительством. У правительства, должно быть, были свои причины, чтобы устранить этого врага в срочном порядке.[418]418
  Op. cit. Р. 85.


[Закрыть]

Таким образом, логика массовых убийств, которую оправдывает Эйхман, выглядит довольно бесхитростно, а истребление евреев стало результатом последовательных шагов:

• Действия по изгнанию евреев за пределы Германии, Австрии и всей оккупированной Европы. Нацистская Германия взяла на себя роль «чистильщика», цель которого – освободить, очистить подвластную ей часть мира от евреев. На этом этапе Эйхман мог лицемерно изображать себя сионистом.

• В силу того, что вытеснение евреев не удалось, хотя сотни тысяч евреев всё-таки успели спастись, и выяснилось, что эмиграция стала невозможной из-за отсутствия стран, готовых принять евреев, нацисты прибегли к радикальным мерам. При этом Эйхман отбросил свой мнимый сионизм, поскольку евреи были для него врагами.

• Ванзейская конференция (январь 1942 года) дала старт организованному уничтожению евреев в концентрационных лагерях. Как известно, координатором всей системы истребления, охватывающей разные страны, находящиеся под властью Германии, и стал Адольф Эйхман.

Естественно, Эйхмана раздражало появление в послевоенной литературе его образа как «паука в кровавой паутине». Говоря об этом образе, он тут же говорит и о том, что международное еврейство можно тоже уподобить «пауку». Однако и то и другое он называет ерундой. Реальная практика Эйхмана всё же указывает на легитимность подобного сравнения. Он, подобно пауку, ловил в свои сети евреев и отправлял их в газовые камеры. Действительно, он сам не делал им кровопускание, но без него дым крематориев Освенцима не был бы таким густым.

~

Поскольку Эйхман отрицал своё непосредственное участие в убийствах, он посчитал необходимым разъяснить сущность особого обращения. Эзопов язык, которым пользовались нацисты, был призван убрать из речи брутальные понятия и словосочетания. В то же время имелось вполне конкретное содержание, которое Эйхман определяет следующим образом:

особое обращение заключалось в расстрелах или повешениях, согласно предписаниям рейхсфюрера, касающихся этого. В вопросах наказания рейхсфюрер был очень разборчив. Так, например, он разрешил порку в концентрационных лагерях и точно указал количество и способ нанесения ударов.[419]419
  Op. cit. Р. 126.


[Закрыть]

Какое же место занимал Эйхман в этих «процедурах»? – При совершении, например, расового преступления, предположим, сожительства с человеком немецкой крови, эксперт из службы Эйхмана рассматривал дело, а затем отправлял его в полицейские органы для наложения наказания – особого обращения. Примечательно, что подавляющее большинство подобных дел не рассматривалось судами. Эйхман не видел здесь своей особой роли, несмотря на то, что его отдел был необходимым элементом в определении наказания провинившегося. Разумеется, от сотрудников Эйхмана зависело, казнить или миловать. Нет никакой натяжки в том, чтобы сказать, что особое обращение было одним из инструментов его деятельности. Эйхман не раз подчёркивал, что действовал по приказу свыше:

Начальник отдела работает только над тем, что доводится до его сведения сверху и снизу. Нам вовсе не нужно быть креативными, потому что каждый этап процедуры уже был рассмотрен и продуман другими умами.[420]420
  Op. cit. Р. 129.


[Закрыть]

Стоит обратить внимание на стилистику приведённой цитаты. Эйхман не говорит «я», заменяя это местоимение на «мы». Тем самым он утверждает, что не одинок в своей практике – так работают советские, венгерские, чешские и, конечно, израильские службы безопасности. Мотив тот же: «Я делал то же самое, что и другие». Формально Эйхман прав, но если затронуть содержание такой исполнительской деятельности то она имела беспрецедентный характер, будучи направленной на истребление огромных масс людей. Этот приём, правда, безуспешно, Эйхман использовал на суде. Он пытался представить себя исполнителем, но факты говорили о его инициативах и даже о нарушении приказов, направленных на отказ от бесчеловечной практики истребления евреев. На допросе у следователя он утверждал:

…я исполнял приказы, которые получал, беспрекословно, согласно присяге. И в первые годы у меня не возникало никаких – ни малейших конфликтов. Я сидел за письменным столом и делал свою работу. Эта преданность – внутренняя преданность – была поколеблена, когда эта… когда эта… этот… этот метод так называемого решения еврейского вопроса – ну, когда… когда начались газовые камеры… и расстрелы тоже.[421]421
  Ланг Йохен фон. Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле. – М., 2002. – С. 41–42.


[Закрыть]

Пытаясь снизить представление о приписываемой ему «неограниченной власти, Эйхман перечисляет те категории подчинённых, которыми он командовал[422]422
  Op. cit. Р. 130.


[Закрыть]:

• правительственный советник,

• правительственный эксперт,

• мой постоянный представитель,

• правительственный судья,

• многие старшие инспекторы полиции и инспекторы полиции,

• некоторые полицейские и криминальные секретари,

• много помощников по преступности,

• много сотрудников полиции,

• многие руководители СД, иногда оберштурмбаннфюреры СД,

• многие подчиненные офицеры и сотрудники СД, которые выполняли функции сотрудников полиции.

Эйхман не называет, хотя бы примерно, число своих подчинённых, но приведённый перечень, если и не говорит о «неограниченной власти», то свидетельствует о власти довольно большой и многофункциональной. К тому же отметим, что его влияние распространялось не только на Третий рейх, но и на все оккупированные нацистской Германией страны Европы. По существу, Эйхман управлял системой, построенной по принципу матричной структуры управления[423]423
  Имеется обширная литература по матричному управлению (Matrix Management and Structure) – см. в Интернете.


[Закрыть], т. е. допускалось двойное подчинение – административное и функциональное. Вероятно, в немалой степени эффективностью своей деятельности Эйхман обязан именно такой системе управления, которая получила распространение только с конца 50-х годов ХХ века в США в аэрокосмическом агентстве NASA.[424]424
  Таким образом, нацистский менеджмент опередил американский, по крайней мере, лет на двадцать.


[Закрыть] В России бум матричной структуры управления пришелся на середину 90-х годов прошлого века. Полагают, что в России 60 % российских компаний используют именно матричную структуру.[425]425
  https://creativecallproject.ru/matrichnaya-struktura-upravleniya.


[Закрыть] Как видно, очевидны достижения нацистов в теории (?!) и практике управления.

К сожалению, мне неизвестно, как и когда нацисты (или американцы) изобрели матричное управление, причём их авторство и опыт нигде не упоминаются – убедиться в этом можно, просмотрев работы по менеджменту иностранных и российских авторов. Конечно, рассмотрение управленческих проблем не входит в мою задачу. Эта тема интересна тем, что имеет отношение к деятельности Эйхмана. Безусловно, для поставленных перед Эйхманом задач самым оптимальным решением была именно названная система управления[426]426
  По-видимому, матричная система управления была единственным реальным способом окончательного решения.


[Закрыть], которая отличается следующими важными свойствами (назову лишь некоторые, и то позитивные):

• гибкостью, адаптивностью, (т. е. способностью применяться к конкретным изменяющимся обстоятельствам);

• минимальной бюрократической регламентацией;

• ориентацией на решение инновационных проектов;

• ограниченностью времени периодом выполнения задачи и др.

Нет сомнения в том, что цель, поставленная перед Эйхманом как главным координатором окончательного решения, отличалась не только своей бесчеловечностью, но и новизной. До нацистов, несмотря на существовавшие в истории гонения на евреев, погромы и убийства, никто не ставил перед собой задачу истребить 10,3 миллиона евреев Европы. Такая «грандиозная» задача требовала и адекватных средств реализации. В ряду этих средств и был матричный менеджмент, который обеспечивал координацию и взаимодействие различных исполнителей из различных служб и ведомств, сложнейшую логистику, связанную с планированием и транспортировкой жертв в лагеря смерти. В случае Эйхмана многочисленные его подчинённые были таковыми только в отношении окончательного решения. Если говорить об административном подчинении, то это касалось непосредственно только сотрудников возглавляемого им отдела гестапо. Функциональное подчинение Эйхману многочисленных представителей различных министерств и ведомств, сотрудников полиции, СД и других естественным образом распространялось и на привлечённых им сотни еврейских функционеров. Будучи функциональным руководителем многих сотен лиц, решающих вместе с ним задачу окончательного решения, Эйхман мог иметь в подчинении по еврейским вопросам и тех, кто был выше его по званию. Несомненно, это удовлетворяло его амбиции, положительно влияло на самооценку. То, что в некоторых случаях принималось за хвастовство, вполне могло быть отражением фактической влиятельности Эйхмана как руководителя сложнейшей управленческой структуры. Тем не менее он в своих воспоминаниях представляет себя только как диспетчера по транспорту:

После того, как политическое решение потерпело неудачу, мы также были естественным образом вовлечены в реализацию дальнейшей фазы «окончательного решения», но только в вопросах транспорта и, в некоторых случаях, при облавах, всё остальное нас не касалось; наша работа была завершена, когда мы вместе с министерством транспорта рейха составили графики транспортировки и получили названия конечной станции.[427]427
  Eichmann A. The Eichmann Tapes. My Role in the Final Solution. – London, 2018. – Р. 148.


[Закрыть]

~

Сквозной темой аргентинских записей Эйхмана является отрицание роли массового убийцы, которую, как он полагал, незаслуженно ему приписывают. Действительно, нет свидетельств тому, что он участвовал в массовых расстрелах и впускал газ циклон Б в газовые камеры. Однако он был решающим звеном в системе истребления евреев Европы. В чём можно согласиться с Эйхманом, так в том, что он не нёс ответственности за жестокости, творимые на территории Советского Союза. Там зверствовали группы, к которым Эйхман не имел никакого отношения, кроме идеологического. Поэтому он говорил о том, что приложил руку к ликвидации только четырёх миллионов евреев, а два миллиона были убиты айнзацгруппами на территории Советского Союза, оккупированной немцами. Впоследствии его судили за его роль в истреблении евреев Западной Европы.

Эйхман, снимая с себя ответственность, настаивал на том, что он всегда был за политическое решение еврейского вопроса:

…и высказывал своё мнение, что я считаю решение еврейского вопроса ненасильственным решением, ненасильственным разделением посредством юридического постановления, которое ведёт к разделению между гостями и принимающими народами. Это была моя цель – и из этого мнения возникла идея «Центрального управления еврейской эмиграции», идея «еврейского государства» в Польше, самоуправляемого лагеря Theresienstadt, поселения на Мадагаскаре. Чтобы реализовать эти идеи, я сражался и боролся плечом к плечу с еврейскими лидерами.[428]428
  Op. cit. Р. 150.


[Закрыть]

Когда же политическое решение стало невозможным Эйхман, по его словам, превратился в исполнителя приказов, которые он должен был выполнять, согласен он с ними или нет – повинуясь присяге. Он исполнял приказы по транспортировке евреев:

Я заботился только о транспорте и правовой поддержке в отдельных странах, находящихся под нашим влиянием, чтобы они доставляли своих евреев нам. Всё остальное я не хотел видеть и не хотел иметь с этим ничего общего. В случае с перевозками единственным «утешением» было то, что я даже не знал, кто умрёт, а кто нет. Тот факт, что я не нёс за это ответственности, был моей единственной поддержкой, что я даже не знал, что случилось и с какими людьми.[429]429
  Op. cit. Р. 151.


[Закрыть]

Эйхман упорно отрицает свою очевидную активную роль в окончательном решении[430]430
  Эйхман не помнит точно, кто придумал эту формулировку – он или Мюллер


[Закрыть], по-видимому, репетируя ответы на вопросы следователей и судей в возможном суде над ним. К тому времени многие его бывшие подчинённые были осуждены и приговорены к повешению (Дитер Вислицени) или к тюремному заключению, а кто-то и покончил жизнь самоубийством (Рольф Гюнтер). При этом Эйхман ссылается на свою беседу с Дитером Вислицени в тридцатые годы, в которой он высказал своё мнение о том:

что национал-социализм и рейх никогда не будут длиться тысячу лет, но что он рухнет не позднее, чем после смерти Адольфа Гитлера по военной причине, как и все великие империи в истории рушатся после смерти их основателя.[431]431
  Eichmann A. The Eichmann Tapes. My Role in the Final Solution. – London, 2018. – Р. 151.


[Закрыть]

Невозможно оценить правдивость этого высказывания, но Эйхман многократно представляет себя как того, кто наблюдает бой со стороны, не участвуя в том, во что не верит и не поддерживает, находясь в своего рода внутренней эмиграции. Сентенция Эйхмана выглядит весьма сомнительной потому, что именно в тридцатые годы Эйхман был очарован нацизмом и у него не было поводов разочароваться в нём. Кроме того, если он предрекал смерть вождя и гибель рейха, то что заставляло его, прикрываясь приказом Гитлера, продолжать истребление евреев даже тогда, когда стало очевидным поражение Германии?

Оправдание Эйхмана должно было иметь под собой в качестве основания не только необходимость исполнения приказов, но и некие идеологические основания. Явно недостаточно было декларировать:

…мы были слишком малы внутри режима. Ни я, ни мои подчинённые не убивали людей, и мы не могли повлиять на такие действия.[432]432
  Op. cit. Р. 172.


[Закрыть]

Понятно, что главным фактором был приказ фюрера «о физической ликвидации врага-еврея»[433]433
  Эйхман утверждает, что так никогда и не увидел указа Гитлера.


[Закрыть], который в конце 1941 года или в начале 1942 года устно сообщил Эйхману начальник главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих. Эйхман полагал, что причиной, вызвавшей этот приказ, было то, что «лидеры международного еврейства объявили войну немецкому рейху». Следствием этого нацисты считали объявление войны Соединёнными Штатами. Одним из аргументов в обвинении мирового еврейства явилась книга Теодора Кауфмана «Германия должна погибнуть».[434]434
  Kaufman T. N. Germany Must Perish! – Newark, 1941.


[Закрыть] В этой работе американский еврей утверждает, что причиной многих бед в мире является германская нация, которую следует подвергнуть стерилизации, а государство уничтожить, раздав его земли соседям. Эйхман думал, что эта книга не могла быть опубликована без поддержки американской еврейской общины. Он также предполагал, что у публикации был далеко идущий план: