Текст книги "Амана звали Эйхман. Психология небанального убийцы"

Военная катастрофа нацистской Германии была близка. Советские войска неумолимо двигались на Запад, подходили к границе Венгрии. Но машина смерти продолжала работать в лагерях уничтожения, несмотря на бессмысленность доведения до финала окончательного решения. Было уже ясно, что не удастся истребить всех евреев Европы. Последней популяцией евреев, предназначенных к уничтожению, были евреи Венгрии, которые при пронацистском режиме адмирала Миклоша Хорти [Miklos Horthy] хотя и притеснялись, но не лишались жизни.[187]187
  Одним из принятых антиеврейских законов в 1920 г. был Закон о процентной норме при поступлении в университеты. Таким образом, законодательное притеснение евреев началось в Венгрии задолго до Нюрнбергских законов в Германии


[Закрыть] Но с начала оккупации немцами Венгрии Эйхман приступил к окончательному решению участи венгерских евреев, ещё не знакомых с распорядителем еврейских судеб. Особенностью деятельности Эйхмана в Венгрии было его физическое присутствие во главе «зондеркоманды Эйхмана». Он был вовлечён во всё, что касалось евреев в Венгрии, без него не решалось ничего, что касалось их судьбы.

Эйхман в Венгрии запустил уже испытанную им систему, идея которой заключалась в максимальной концентрации евреев в одном месте. Там, в совершенно не подходящих для нормальной жизни условиях, без еды и воды люди, не выдерживая невыносимых лишений, были готовы на депортацию. Эйхман действовал при полной поддержке венгерских властей, которые отличались известным антисемитизмом. И так же, как и Эйхман, они стремились очистить Венгрию от евреев. Депортации начались в конце апреля 1944 года.

Однако именно в Венгрии Эйхман столкнулся с активным сопротивлением его действиям со стороны правительства Хорти, которое потребовало отменить депортации и отозвать Эйхмана из Венгрии вместе с его зондеркомандой. Причина, по которой венгерские власти решили приостановить геноцид евреев, скорее всего, крылась в близости советской армии к границам Венгрии и возможной скорой расплате за союзничество с гитлеровской Германией. И Германия пошла навстречу требованиям Хорти, поскольку нацисты нуждались в венгерской армии.

И всё же в середине октября Эйхман вернулся в Будапешт с тем, чтобы продолжить депортации евреев, но, в отсутствие транспорта, пешими маршами – «маршами смерти». Это стало возможным после отстранения регента Хорти от власти в результате путча. Правителем Венгрии стал откровенный фашист и антисемит Ференц Салаши [Ferenc Szálasi] – единомышленник Эйхмана и соучастник в его погромных делах. С его приходом к управлению Венгрией возобновились депортации, что вызвало скандал даже среди высокопоставленных нацистов. Около 40 000 евреев пешим маршем отправили в рейх, на расстояние 120 миль. Сотни евреев разного возраста погибли по дороге, что ужаснуло после протеста Красного Креста Гиммлеру посланного им генерала СС Ганса Юттнера [Hans Jüttner] и даже палача Освенцима, коменданта Рудольфа Гёсса. В это время нацисты стали активно заметать следы творившихся ими зверств, в первую очередь уничтожать газовые камеры, существование которых после войны оспаривалось «отрицателями Катастрофы».

Несмотря на активность и даже противодействие Эйхмана прямым приказам Гиммлера, он не достиг своей цели истребить евреев Венгрии, хотя за убийство около полумиллиона венгерских евреев он несёт всю полноту ответственности.

~

Урок восстания евреев весной 1943 года в Варшавском гетто для нацистов заключался в том, что последние увидели и почувствовали физически то, что не всегда жертвы идут на заклание, не доставляя неприятностей своим палачам. Нацисты столкнулись с совершенно неожиданным явлением – героическим вооружённым сопротивлением евреев. Эйхман совершенно откровенно пишет об этом.[188]188
  Eichmann’s Own Story: Part I // LIFE. – 1960. – Vol. 49. – No. 22, November 28. – Р. 106, 109.


[Закрыть] Масштаб восстания и его длительность до подавления весьма напугали немцев, поскольку в их руках находились сотни тысяч евреев, собранных в гетто и концентрационных лагерях. Героическое сопротивление плохо вооружённых евреев продолжалось почти месяц. Поскольку окончательное решение еврейского вопроса ещё не достигло уровня окончательного, нацисты опасались повторения варшавского инцидента в Венгрии. Таким образом, в Европе существовала последняя территория, по которой ещё не прошёлся ураган геноцида. Венгерские евреи плохо представляли себе участь, которую им готовили нацисты. Оккупантам, которых было значительно меньше, чем жертв, было необходимо сделать так, чтобы отправки евреев проходили без эксцессов, чтобы евреи, не подозревая о предстоящем ужасе, спокойно садились в поезда, идущие в Освенцим, а оттуда… через трубы крематориев – отправлялись в вечность. Успокоение евреев, обречённых нас смерть, недопущение бунтов и волнений – это и была оперативная задача, стоящая перед Эйхманом.

И он нашёл решение этой задачи, которое действительно предотвратило восстания, подобные Варшавскому. Как он этого добился? Он хорошо ориентировался в общинной жизни евреев, не только знал в лицо многих глав общин, но и сотрудничал с ними по программе эмиграции и другим программам, связанным с освобождением от евреев земель Германии и её союзников. Поэтому естественным было для него воздействовать на еврейские массы с помощью руководителей и функционеров еврейских общин. Эйхман был готов заплатить любую, по его разумению, цену за гарантию спокойствия в местах сосредоточения евреев. И такой торг состоялся. И, судя по его результатам, спокойствие евреев было обеспечено, фактически – куплено. В новейшей истории евреев эта страница вызывает неоднозначное толкование. Ведь речь идёт о сделке с нацистами. Через много лет в государстве Израиль правительство долгие годы не вело переговоры по обмену израильтян, захваченных арабскими террористами. Отказавшись в последние годы от этого принципа, Израиль, по сути, наследует практике Эйхмана по «торговле» соплеменниками. Конечно, мы сталкиваемся здесь с непростой дилеммой: допустимо ли спасать жизнь немногих единиц, подвергая практически неотвратимой смертельной опасности тысячи евреев?

Разумеется, многие подробности этой стороны деятельности Эйхмана канули в Лету, поскольку его свидетельства нельзя принять в полной мере доказательными. Да и те из еврейских руководителей, которые были в контакте, – хотя, можно сказать, что и сотрудничали – с Эйхманом, не были заинтересованы в том, чтобы правда вышла наружу. В этой ситуации Эйхман проявил своё коварство и умение договариваться с теми, кем он привык повелевать. Он был готов заплатить некую цену за недопущение еврейского бунта. Но кому и какую?

Об этом пишет сам Эйхман, и даже, если поставить под сомнение его утверждение, то, безусловно, в нём есть и правда, поскольку имеются факты, косвенно подтверждающие переговоры и сделку еврейских функционеров с нацистами. Каким образом добились этого сотрудничающие с Эйхманом еврейские функционеры, можно только догадываться. Переговоры вёл Рудольф Кастнер [Rudolf Kastner – Rezső Kasztner], про которого Эйхман сказал следующее:

Я считаю, что Кастнер пожертвовал бы тысячей или сотней тысяч своих соплеменников, чтобы достичь своей политической цели. Его не интересовали старые евреи или те, кто ассимилировался в венгерское общество. Но он был невероятно настойчив в попытках спасти биологически ценную еврейскую кровь, т. е. человеческий материал, который был способен к размножению и тяжёлой работе. «У вас могут быть другие, – говорил он, – но позвольте мне иметь эту группу здесь». И поскольку Кастнер оказал нам большую услугу, помогая сохранять мирные условия в депортационных лагерях, я позволил его группам убежать. В конце концов, меня не касались маленькие группы из примерно тысячи евреев.[189]189
  Mann M. The Dark Side of Democracy. – NY, 2005. – Р. 244–245.


[Закрыть]

Конечно, Эйхман и Кастнер находились по разные стороны баррикад главным образом из-за еврейского вопроса. В остальном они были очень похожи. Они были одногодками. Каждый имел безмерные амбиции и маниакальное стремление к выполнению своей миссии: один – хотел уничтожить если не всех, то как можно больше евреев, другой – спасти евреев для новой, ещё не рождённой страны на земле Палестины. Оба были сибаритами, диктаторами в пределах своих полномочий, любили красивую жизнь, вино и женщин. Несмотря на то, что они существенно разнились в образованности, неудивительно, что они нашли общий язык. Совсем не случайно Эйхман полагал, что, если бы Кастнер не был сионистом, он стал бы хорошим гестаповцем.

В то же время понятно, что их позиции были абсолютно противоположными, как только могут быть противоположными позиции антисемита и сиониста. Несмотря на это, у них имелась и общность взглядов, например, по вопросу «кровь и земля», ответ на который каждый мыслил по-своему.

Позиция Эйхмана была предпочтительной в том смысле, что перед ним не стояла проблема выбора. У него не было колебаний морально-этического свойства по отношению к евреям. И он не ставил себя в ситуацию, предполагающую выбор. У него не было сомнений в необходимости устранения евреев из Третьего рейха, в том числе и их истребления. Всех евреев – не делалось снисхождения имеющим заслуги перед Германией, невинным детям всех возрастов, старикам и женщинам. Более того, он рассматривал детей как биологический материал еврейства, который и должен быть прежде всего уничтожен. Его принципиальная позиция по отношению к окончательному решению в последней редакции (Ванзейская конференция) с точки зрения личностной стабильности была, безусловно, для него выигрышной, поскольку он не испытывал фрустрации, связанной с моральным выбором и оценкой. Его фрустрации были связаны в основном с ситуациями, которые мешали ему достичь его целей. Поэтому он ставил «палки в колёса» даже приказам Гиммлера, запрещающим убийство евреев. Ему очень сильно мешал штандартенфюрер СС Курт Бехер, который, по всей видимости, не из альтруистических соображений, но старался преуменьшить, снизить страдания евреев. Впоследствии это помогло ему избежать участи Эйхмана, не превратиться в беглеца от правосудия, стать успешным бизнесменом и умереть в преклонном возрасте в Германии, в своей постели.

Безусловно, Эйхман был целостной личностью с жёстким каркасом, скелетом. Он в любых ситуациях оставался самим собой даже, если и мимикрировал в социальной среде. Он не менял своих взглядов, ни в чём содеянном не раскаивался. Разумеется, можно обнаружить некий поворот в его мыслеизъявлении в последние месяцы жизни, но стержневое отношение к еврейству осталось неизменным.

Кастнер же всё время вынужден был выбирать. И его выборы означали жизнь и смерть конкретных людей. Те, кого он принял на борт своего «ковчега», спаслись от неминуемой гибели, а те, кто остались за бортом, – с большой долей вероятности были обречены на мучительную смерть. Конечно, выбор Кастнера касался и жизней его самого и близких ему людей. Например, в ситуации, когда он мог остаться в нейтральной Швейцарии, в безопасности, с женой, он предпочёл вернуться в Будапешт, где мог погибнуть от руки «друзей» эсэсовцев, молодчиков из «Скрещённых стрел» или от бомбёжки союзников.

Человек, делающий выбор, всегда находится в ситуации фрустрации, поскольку перед ним лежит неизвестность исходов. Это судьба Кастнера. Судьба же Эйхмана не предполагает колебаний. В его судьбе счастливо для него и несчастливо для миллионов евреев сошлись внутренние агрессивные побуждения и побуждения внешние, определяемые теми структурами и личностями, которым служил Эйхман: Гитлером, Гиммлером, Гейдрихом, Кальтенбруннером, СС, гестапо, СД… Он был органичен своей среде, действовал в ней свободно и творчески, поскольку разделял общие цели. У него не было необходимости формирования защитных механизмов от собственной агрессии вроде реактивных образований, поскольку он мог её довольно свободно разряжать.

Руководство всемирной сионистской организации было заинтересовано в отправке молодых евреев в Палестину, и задачей д-ра Кастнера, одного из руководителей венгерской еврейской общины, представителя международной сионистской организации, который, вероятно, действовал по поручению д-ра Хаима Вейцмана, было добиться этого. Кроме того, были евреи, которые, по мнению еврейского совета, более всего заслуживали спасения. Спокойствие было гарантировано, и 18 000 – 20 000 молодых евреев отправились в Палестину. Эйхман был готов заплатить эту цену, и заплатил. Он считал, что эта цена не слишком высока за удержание евреев от волнений и беспорядков или даже сопротивления. В 1944 году в Венгрии Эйхман был воистину распорядителем судеб сотен тысяч евреев.

Именно в Венгрии у нацистов возник план торговли евреями, которых они предполагали продать за деньги. Понятно, что вся собственность, промышленные и другого рода предприятия и еврейские активы были изъяты. Нацисты полагали, что венгерские евреи смогут получить необходимые денежные средства от «мирового еврейства», ошибочно веря в миф о нём как о чём-то едином и целом, а потому могущественном.

Однако в большей степени, нежели в деньгах, нацисты были заинтересованы в обмене евреев (как бы это кощунственно не звучало, – но так было, евреями торговали…) на необходимые военные товары. Эйхман непосредственно занялся реализацией программы, которая так и называлась «Кровь за товары». Гиммлер хотел получить в обмен на миллион евреев 10 000 грузовиков с прицепами для двух эсэсовских дивизий. Кроме этого, нацисты предлагали дальнейший бартер: они хотели получить кофе, мыло, продовольственные товары. Эйхман вёл об этом переговоры с Джоэлем Брандом [Joel Brand], которого немцы снабдили достаточно крупной суммой денег и через Вену отправили курьерским самолётом в Стамбул. В Будапеште Бранд оставил жену[190]190
  Ханси, жена Бранда, была верной соратницей Кастнера в самое тяжёлое время последнего периода войны в Венгрии.


[Закрыть] и двух детей, которые превратились в заложников Эйхмана.

Бранд вёл переговоры с еврейскими и английскими представителями. Его партнёры были убеждены в том, что союзники никогда не согласятся на обмен военной продукции на евреев Венгрии. К решению проблемы привлекли главу Еврейского агентства Моше Шарета [Moshe Sharett – Shartok].[191]191
  Премьер-министр Израиля в 1955–1956 гг.


[Закрыть] Но даже с трудом состоявшаяся встреча под наблюдением британских офицеров была безрезультатной. Миссия Бранда с самого начала оказалась провальной. Он был арестован англичанами, так как в нём подозревали немецкого шпиона (?!). На суде над Эйхманом Джоэль Бранд выступал в роли свидетеля, показания которого в большинстве своём Эйхман отрицал.

Когда лорд Мойн [Moyne], представитель Британии на Ближнем Востоке, услышал о предложении Эйхмана, то резко возразил: «Миллион евреев? Что мне делать с миллионом евреев?» Примерно в это же время премьер-министр Великобритании, Уинстон Черчилль написал своему министру иностранных дел, Энтони Идену:

Нет никаких сомнений в том, что преследование евреев в Венгрии – самое ужасное преступление, когда-либо совершенное в мировой истории. И это делается с помощью научной машины, внешне цивилизованными людьми и во имя великой страны и одной из самых важных рас в Европе.

Само собой разумеется, что все причастные к этому преступлению, которые попадут в наши руки, в том числе и те, кто только выполнял приказы, должны быть казнены после того, как будет доказано их участие в этих кровавых делах.[192]192
  Reinolds Q., Katz E., Aldouby Z. Minister of Death. The Adolf Eichmann story. – NY, 1960. – Р. 165.


[Закрыть]

Эмоциональное отношение британцев к трагическому положению венгерских евреев, находящихся в смертельной опасности тотального истребления, резко расходилось с их реальными действиями. Суть заключалась в том, что евреи действительно не нужны были британцам в Палестине. Им не нужны были проблемы с арабами, которые активно противились еврейской эмиграции. С другой стороны, и Эйхман не очень был настроен способствовать эмиграции евреев в Палестину, поскольку обещал Великому муфтию, что не допустит этого.

О фиаско миссии Бранда стало ясно, когда дошли слухи о его аресте англичанами. Во время переговоров Бранда его жена Ханси [Hansi Brand] и Кастнер часто приглашались в резиденцию Эйхмана. Любопытно, что, судя по воспоминаниям Ханси, Эйхман не производил на неё впечатления жестокого человека. Иногда он очень нервничал, а иногда было видно, что он много выпил. Она знала, что его хорошее настроение было связано с успешной отправкой транспорта с евреями в Освенцим. Понятно, что пока велись переговоры – во многом мнимые – количество евреев, предназначенных к обмену, неуклонно уменьшалось, о чём Эйхману сообщал Кастнер. Но Эйхман просил не беспокоиться, поскольку у него в заложниках были тысячи еврейских подростков.

Неясность с переговорами Бранда побудила Кастнера предложить обменять евреев на наличные деньги. Но Эйхман заупрямился, настаивая на том, что его интересуют грузовики, а не деньги. В это время на горизонте появился представитель Гиммлера, штандартенфюрер СС (обладатель заветного для Эйхмана звания) Курт Бехер [Kurt Becher], которого именно деньги и интересовали.

Но всё же удалось добиться некоторых успехов в деле обмена не «крови на товары», а спокойствия среди евреев, посылаемых на смерть, в обмен на эмиграцию молодых евреев в Палестину и отправку «поезда Кастнера»[193]193
  В понятие поезд Кастнера входили два транспорта в Швейцарию.


[Закрыть] в нейтральную Швейцарию. Аргументом в пользу того, что такой обмен состоялся, являются следующие факты: не было сопротивления венгерских евреев при отправке в Освенцим, эмиграция еврейской молодёжи состоялась и поезд Кастнера пришёл по назначению в Швейцарию.

Следует подчеркнуть, что хотя Эйхман и добивался спокойствия евреев в гетто и отсутствия сопротивления депортации как элемента торговли, по-видимому, его можно было бы и исключить. Возможно, беспокойство его было напрасным. Дело в том, что сопротивляться было в общем-то некому. Трудоспособные, а стало быть, потенциально боеспособные евреи содержались в трудовых лагерях. Подлежащими депортации были старики, женщины и дети. Да и сопротивление без оружия и без помощи нееврейского населения было невозможно.

~

Библейская история возникает перед нашим внутренним взором по ассоциации при упоминании «поезда Кастнера». Как и во времена праведного Ноя[194]194
  ТОРА, Ноах, 6–9.


[Закрыть], спасение было даровано немногим, но на этом аналогия заканчивается. «Поезд Кастнера» являет собой пример достижения договорённости руководителей венгерских евреев с Эйхманом о спасении 1684 избранных специальным комитетом евреев и эвакуации их, как первоначально предполагалось, в Палестину, которая в результате оказалась Швейцарией. После войны в ходе суда в Израиле по иску к Рудольфу Кастнеру судья Биньямин Халеви – один из судей на процессе Эйхмана – фактически обвинил его в «сговоре с дьяволом» в лице Эйхмана.[195]195
  Shaked M. The Unknown Eichmann Trial: The Story of the Judge // Holocaust and Genocide Studies 29. – No. 1 (Spring 2015). – Р. 1–38.


[Закрыть] Вместе с тем трудно отважиться на однозначную оценку этого события. Так или иначе, были спасены люди, и спасённых было больше, чем украл у смерти Праведник мира, немецкий промышленник Оскар Шиндлер [Oskar Schindler].

За своё спасение пассажирам поезда пришлось отдать как большие суммы в валюте, так и драгоценности и ценные бумаги (речь шла о 18 кг золота, 180 унций алмазов и 2000 долларов на человека). Этим занимался не подчинявшийся Эйхману штандартенфюрер Курт Бехер, бывший представителем Гиммлера, который в немалой степени именно свидетельству Кастнера обязан тому, что после войны избежал судебного преследования. Эта история выглядит странно и до сих пор остаётся нераскрытой. В силу этого следует избегать этических оценок по отношению к действиям руководителей комитета спасения Будапешта.

Поезд Кастнера в чём-то подобен философскому пароходу из Советской России. Однако из России высылали цвет нации, неугодный новой власти, а в случае поезда Кастнера депортировали тех, кого решил спасти еврейский комитет. Мотивы и критерии отбора, понятно, диктовались субъективным мнением членов комитета, хотя некоторые выдающиеся деятели науки и культуры попали на этот «Ноев ковчег». На этот поезд, по-видимому, не случайно попали и родственники самого Кастнера. Так или иначе, более 1600 человек спаслись от смерти в Освенциме. Одним из спасённых (со своей женой и двумя детьми) был психолог Леопольд Зонди [Léopold Szondi], который через 17 лет заочно встретился с одним из организаторов его чудесного спасения из ада, с Адольфом Эйхманом, когда ему пришлось по просьбе из Израиля обрабатывать «слепые» протоколы разработанного им теста. Имя того, кто проходил тестирование в Иерусалиме, стало известно Зонди несколько позднее.

После войны, во многом как результат суда над Кастнером, встал вопрос о том, как расценивать более 300 000 сгоревших в печах крематориев в Освенциме и спасённых в «поезде Кастнера». Можно сказать и так, что в безвыходной ситуации Кастнер, вступив в сговор с Эйхманом, всё-таки спас 1684 человека. Но правомерно предположить и то, что если бы еврейские лидеры организовали сопротивление нацистам, – определённо зная заранее об участи, уготованной венгерским евреям, – в условиях более благоприятных для противодействия нацистам, нежели те, которые сопутствовали восстанию в Варшавском гетто, то число спасшихся могло бы быть значительно больше, чем тех, кто отправился в Швейцарию. Советские войска подошли уже близко к Венгрии. Граница с Румынией была, как утверждали, вполне проницаемой. На это намекал и Эйхман. Вполне вероятно, что при активном сопротивлении удалось бы спасти десятки тысяч евреев. Но, как говорится, история не знает сослагательного наклонения. Кроме того, как выше было сказано, человеческий потенциал сопротивления был невелик.

Думаю, понятно, что я не ставил и не могу ставить перед собой задачу решать, кто прав и кто виноват. Об этом ещё долго будут спорить историки в силу неоднозначности ситуации, а быть может, и в силу невозможности ответить на этот вопрос. Мне важна прежде всего психологическая оценка поведения Эйхмана на последнем отрезке войны и окончательного решения.

Что же продемонстрировал Эйхман не в кабинетной тиши, а в условиях прифронтовой полосы, решивший идти до конца в своей миссии – послать на смерть как можно больше евреев в оставшееся до приближающегося финала время? Можно расценить, – и справедливо – действия Эйхмана как безумные, лишённые всякого здравого смысла. Было совершенно ясно, что окончательное решение недостижимо. Перед лицом грозящего возмездия не было смысла умножать преступления. Многие из коллег Эйхмана дистанцировались от него, старались реже встречаться и даже обедать вместе с ним. Однако с маниакальным упорством, всячески саботируя приказ Гиммлера, он продолжал отправлять на смерть венгерских евреев. И даже когда стало невозможным железнодорожное сообщение, он организовал пешие марши евреев в Освенцим, приведшие к многочисленным жертвам среди ослабленных узников.

В то время, когда многих нацистов заботила их судьба в послевоенное время, Эйхман продолжал метаться по Европе из страны в страну, посещая офисы официальных лиц, проводя переговоры, инспектируя лагеря и гетто. Он говорил о себе: «Я путешественник». Понятно, что у него был широчайший круг общения. В числе посетителей его офиса был и Великий муфтий аль-Хусейни [al-Husseini][196]196
  Амин аль-Хусейни – муфтий Иерусалима, лидер арабских националистов в Палестине.


[Закрыть], с которым он встречался по долгу службы и с которым его объединял общий взгляд на еврейскую проблему. Любопытна подробность, связанная с аль-Хусейни и рассказанная сотрудником Эйхмана – Вислицени[197]197
  Дитер Вислицени [Dieter Wisliceny] – подчинённый (а в прошлом начальник) Адольфа Эйхмана, гауптштурмфюрер СС. Повешен по приговору суда в Братиславе в 1948 г.


[Закрыть]: «Муфтий сказал Гиммлеру о том, что после победы нацистов он надеется, что Гиммлер одолжит ему Эйхмана, чтобы его методы „решения еврейского вопроса“ были реализованы в Палестине». Это заявление арабского лидера прошлых лет, к сожалению, в определённом смысле актуально для его последователей и ныне, когда уже более семидесяти лет существует и процветает государство Израиль.

Что же двигало Эйхманом на последнем этапе существования Третьего рейха? О послушании, подчинении приказу речь уже не шла – приказ о депортациях был отменён Гиммлером ещё в конце 1944 года. По-видимому, действовали уже внутренние, автономные механизмы побуждения к отправке евреев на смерть. Вероятно, его смертоносная ментальность, как её диагностировал Л. Зонди, проявила себя в полной мере. Другого разумного объяснения я не нахожу. Для Эйхмана тогда было важно занять место современного Герострата, запомниться потомкам как тот, кто уничтожил миллионы евреев. Во время и после суда он пытался осмыслить эти свои взгляды, предстать в другом облике – тем, кого обманули его ложные боги.[198]198
  Eichmann A. False Gods. The Jerusalem Memoirs. – London, 2015.


[Закрыть] В этом видится противоречие: его якобы обманули те, кто давал приказы, – и он их выполнял, повинуясь чувству долга; но, когда те же самые боги отменили приказ, он продолжал ему следовать. Его внутренняя убеждённость, как рационализация его природного побуждения, заставляла его идти до конца, т. е. до последней возможности способствовать убийству. Эта преданность своей природе и идее давала ему, вероятно, большое удовлетворение. Недаром ему вспоминались слова Мюллера, который сказал ему: «Если бы у нас было 50 Эйхманов, мы бы выиграли войну».[199]199
  Eichmann’s Own Story: Part II // LIFE. – 1960. – Vol. 49. – No. 23, December 5. – Р. 150.


[Закрыть] Строго говоря, каждый из нас может совершить некий проступок. Но одни будут сожалеть и раскаиваться в содеянном. А другие будут упорствовать, облекая в теоретические одежды свои деяния. Разумеется, далеко не всегда субъект отдаёт себе отчёт в том, что именно подвигло его на то или иное действие, даже наносящее ущерб ближним. В таком случае происходит рационализация совершённого, давая «разумные» объяснения. Нам всё же очень важно представить то, что мы делаем, осмысленным образом. Трудно сказать, сознавал ли Эйхман свою природу, толкающую его на совершение жестокостей, на деятельность, направленную на максимизацию жертв геноцида. Но то, что он пытался представить свою службу как миссию, – это факт, отражённый даже в его последнем труде «Ложные боги»[200]200
  Eichmann A. False Gods. The Jerusalem Memoirs. – London, 2015.


[Закрыть], написанном в израильской тюрьме. Он до конца не признавал свою вину, которую целиком возложил на обманувших его лидеров Третьего рейха. Трудно судить об искренности его позиции. Но факт, что отношение Эйхмана к себе, к другим, к превратностям жизни отражалось в его поведении и менялось соответственно адекватности ситуациям и ролям, которые он играл.

~

Когда советские войска подошли к Будапешту, Эйхман получил от Генриха Мюллера приказ вернуться в Берлин. По дороге в Берлин он посетил своё детище – лагерь Терезиенштадт в Чехословакии, который подлежал ликвидации. В лагере уничтожались документы, а подлежащие отравлению газом заключённые не были умерщвлены, в силу быстрого продвижения советских войск. Покинув Терезиенштадт, Эйхман продолжил свой путь, но до Берлина так и не добрался, так как советская армия подошла к столице Германии. И он отправился в родные края, в Австрию – якобы чтобы, собрав остатки немецких подразделений и войск СС, организовать сопротивление в альпийских горах. Однако идея сопротивления просуществовала недолго, поскольку его «армия» (как и его начальники и сослуживцы), зная страшную правду о своём «полководце», опасались, что близость к Эйхману могла подвергнуть опасности и их жизни.

Эйхман был вынужден бежать. Но всё же, по-видимому, его бегство не было паническим. Скорее всего, он был к этому готов заранее. Списать его выживание в течение пятнадцати лет, из которых пять лет он скрывался в Германии, только на счастливое стечение обстоятельств, кажется фантастическим предположением. Перед тем как исчезнуть с глаз преследователей и тех, кто его знал, он успел перевезти семью из Линца в Зальцбург, расставшись с женой и тремя детьми на семь лет.

Далее начался следующий этап жизни Эйхмана, большую часть которого он провёл вне Германии, куда так никогда и не вернулся.