Текст книги "Амана звали Эйхман. Психология небанального убийцы"

Дальнейшее представляет собой более или менее подробное изложение результатов и выводов психодиагностического исследования Эйхмана, сформулированное в обобщающей статье трёх специалистов.

Поведение во время тестирования

Подсудимый с самого начала проявил готовность к сотрудничеству. Трудно сказать, чем определялось его согласие. Возможно, тем, что для него за многие месяцы интервью с психиатром явно отличалось от бесед со следователем тем, что их содержание не было направлено на выявление тех или иных фактов, относящихся к преступной деятельности Эйхмана. Возможно, и тем, что тестирование прерывало некую однообразность пребывания в заключении, напряжённость, вызванную допросами. Так или иначе, Эйхман как испытуемый был вполне адекватен. Он выслушивал вопросы и сразу отвечал на них, формулировал свои ответы точно, иногда с чрезмерной точностью, не возражал против вопросов до тех пор, пока они не касались пунктов, связанных с обвинением.

Из его манеры поведения во время тестирования можно было сделать вывод о его желании удовлетворить эксперта. Это стремление проявлялось в основном в тестах, в которых он неоднократно колебался, вздыхал, бормотал что-то на родном языке в знак неудовлетворенности своими достижениями.

Даже во время клинического собеседования он пытался произвести хорошее впечатление. Можно было почувствовать, что его слова подобны хорошо натренированным шаблонам, например: «Я никогда не убивал еврея и не давал никаких указаний сделать это, устно или письменно»; вместе с тем он производил впечатление открытого и искреннего человека в других случаях, особенно в своих суждениях по личным и философским вопросам. Психиатр был первым гражданским лицом, с которым Эйхман встретился после своего похищения. И у интервьюера создалось впечатление, что обвиняемый хочет излить ему душу.

Во время беседы на лице Эйхмана появлялись нервные лицевые тики, особенно когда в разговоре затрагивались, по-видимому, неудобные или неприятные темы. Для наблюдателя они были наглядной индикацией, позволяющей делать выводы об эмоциональном состоянии испытуемого, о его напряжённости, о значимости затронутой темы. Отмечается, что тики впервые появились у него во время войны.

Отношения с отцом

Вне всякого сомнения взаимоотношения с отцом, сложившиеся в ранние годы, сильно повлияли на формирование личности Эйхмана. Воспитанный в духе уважения к родителям, Эйхман отзывался об отце отрицательно. Ему претил строгий контроль, который на каждом шагу преследовал его, причём молодому Эйхману казалось, что строгости относятся исключительно к нему одному. Отец держал буквально всё под контролем: личную гигиену детей, школьные занятия, их письменные столы. Детям не разрешалось говорить во время еды. При непослушании отец мог раздавать и оплеухи. В душе Адольфа нарастал бунт, исходящий из накапливаемого раздражения, вызванного отношением отца к нему. Однажды, когда он был вынужден посетить лекцию о сексуальных проблемах, он выразил негодование, что его заставили слушать рассуждения о пороке онанизма.

Вместе с тем, несмотря на растущее недовольство отцом, за этим фасадом возникало чувство восхищения и благоговения. Отец был коммерческим директором местной (Линц, Австрия) трамвайной компании и занимал достойное место в обществе. Репутация отца, как отмечал Эйхман, в его жизни в Австрии постоянно сопровождала его. Он чувствовал его влияние и связи. Нелишне заметить, что близость отца к семейству Кальтенбруннеров неким образом через годы привела Эйхмана к членству в нацистской партии и СС. Во многом дальнейшая жизнь Эйхмана была стремлением достичь идеала – образа отца.

Его отношения с матерью, которая умерла, когда ему было тринадцать лет, были довольно формальными. Он даже не присутствовал на её похоронах.

После смерти жены отец женился во второй раз на фанатично религиозной женщине.

Сексуальная жизнь

Эта тема вызывала у Эйхмана замешательство. Об этом он говорил с трудом и сдержанно. Первый и единственный раз, когда он отказался сотрудничать во время интервью, был, когда Ш. Кульчар спросил о его сексуальном опыте. Более того, он требовал вести разговор наедине, исключив присутствие охранника. Дома вообще не говорили о сексуальности: «Секс не был предметом для разговоров». Первый поцелуй случился, когда ему было 17 лет, по инициативе девушки, из-за которой он даже прогуливал школу. В возрасте 19 лет у него был первый половой контакт с девушкой младше его по возрасту. Была ещё одна серия свиданий с женщинами, но все они остались платоническими. Он проводил различие между эротикой, «продуктивной частью, которой человек подвержен по природе своего творения», и любовью, которая является внутренним идеальным отношением. Он отменил свою первую помолвку по политическим причинам, потому что его невеста назвала марширующих нацистов «идиотами». В дальнейшем, будучи женатым, во время службы (поскольку он часто бывал в командировках и даже по необходимости жил вдали от семьи) у него были любовницы. И даже в подполье, когда он скрывался под чужим именем в Германии, было кому скрасить его одиночество.

В силу чувствительности сексуальной темы специалисты считали невозможным давить на Эйхмана с целью получения подробностей. В то же время тесты смогли дать некоторую информацию:[309]309
  Kulscar I. S., Kulscar S., Szondi L. Adolf Eichmann and Third Reich // Crime, Law and Corrections. – Springfield, 1966. – P. 31.


[Закрыть]

На карточке VII теста Роршаха он проявил признаки шока, долго колебался и наконец сказал: «Я должен покрыть нижнюю часть». (Эта часть представляет собой сексуальный символ.) На фотографиях ТАТ он либо не осознавал сексуального значения, либо путал секс и агрессию. Например, 13MF[310]310
  13MF: Стоит молодой человек, опустив голову на руку. Позади него фигура женщины, лежащей в постели.


[Закрыть]: «Да… я тоже чего-то не понимаю. Молодая женщина после полового акта. Неясна поза человека, который закрывает глаза … поза мужчины не соответствует… это не может происходить обычным образом». (На вопрос: «Что это за история?») «Это ненормально, и я не могу найти объяснения». В 18GF[311]311
  18GF: Женщина сжимает руками горло другой женщины, которую та, кажется, толкает назад через перила лестницы.


[Закрыть] ТАТ он видел любовную сцену между девушкой и моряком. (Согласно описанию автора теста, на снимке изображена женщина, сжимающая руками горло другой женщины, которую она, кажется, оттесняет назад через перила лестницы.)

Аспекты интеллекта и культуры

Эйхман имел хороший средний интеллект, но результаты тестирования указывают на расхождения между отдельными мыслительными способностями. Внимание и концентрация намного слабее, чем абстракция, суждение и координация. Он оказался слабым в манипулировании цифрами. Определённое влияние на оценку его интеллекта оказали, с одной стороны, отсутствие формального образования и некоторая эгоцентричность, с другой.

Его общую интеллектуальную деятельность можно охарактеризовать следующим образом: он пытается приспособиться к общественно принятым формам, но делает это одержимо и преувеличенно. Он действительно преуспевает в формальном восприятии и достигает хороших результатов до тех пор, пока ему не требуется постигать более глубокий, внутренний смысл происходящего. За пределами этого внешнего фасада он действует совершенно иначе: нет упоминания о высших интеллектуальных амбициях, его результаты становятся довольно средними, его логика управляется эмоциями, а его мысли уходят от принятых форм и содержания. Интенсивность этих эмоций такова, что они проявляются даже в тех его интеллектуальных усилиях, которые направлены на социальную адаптацию и окрашивают личным цветом его самые банальные мнения. Эта двойственность в умственной деятельности проявляется также в большом разрыве и сильном напряжении, которые существуют между его сознательным интеллектуальным взглядом на мир и внутренними силами, которые действуют внутри него против его желания.[312]312
  Kulscar I. S., Kulscar S., Szondi L. Adolf Eichmann and Third Reich // Crime, Law and Corrections. – Springfield, 1966. – P. 27.


[Закрыть]

Эйхман пытался представить себя разумным, холодным и решительным человеком, который действует в соответствии со здравым смыслом. Он использовал сложные выражения и вместо описания давал определения, которые иногда принимали странную форму из-за чрезмерных усилий и несбалансированной культуры. Этот феномен проявлялся в основном в стиле его речи, которая была полна сложных и ненужных выражений, из которых исчезал смысл. Он достаточно часто в своей речи использовал технические термины, что кажется вполне естественным при его механистической философии.

В процессе тестирования он ни разу не сказал, что не знает того или иного понятия, а попытался замаскировать своё незнание сложными выражениями. Сложный стиль – рутинный, пустой, безжизненный, однообразный и формальный. В качестве примера своеобразия при выполнении словарного теста специалисты дают его определения стимульных слов и понятий:

Яблоко: приятный фрукт для улучшения здоровья.

Брак: союз двух разных полов для воспроизводства своего вида.

Вывод: сумма знаний, результат.

Начало: фиксация времени действия.

Видение: возможность, передаваемая глазу, распознать что-либо до стадии того, что всё ещё узнаваемо.

Подсказка: отношения, с помощью которых что-то должно быть охарактеризовано.

Как можно быстрее: своего рода эскалация термина «поспешно».

Детерминант: специально выраженное определение.

Ползучесть: движение человека и животного вперёд.

В некотором смысле слова, его механистический язык служили маской, за которой он прятался. Вероятно, бедность его языка определялась и тем, что в свои ранние годы он был равнодушен к чтению, несмотря на то, что в отцовском доме была большая библиотека немецкой классики. Только, когда он начал заниматься еврейскими делами, по «производственной необходимости» ему пришлось изучать литературу и периодику по еврейскому вопросу и сионизму. После войны круг его чтения расширился. Он читал научно-популярные книги по естественной тематике (физика, химия, география, астрономия, атомная физика), поскольку его интересовали «секреты мира».

Несомненным элементом культурного багажа было его отношение к музыке. Как известно, Эйхман был скрипачом-любителем, который развлекал своих соседей, например, в деревушке на севере Германии, где он находился на нелегальном положении, произведениями известных композиторов. Однако непонятно, когда и где он научился игре на таком непростом музыкальном инструменте как скрипка, освоение которого требует не только абсолютного слуха, но и долгого времени обучения под началом педагога.

Он любил природу, народные песни. Его поздние воспоминания содержат вполне лирические тексты, посвящённые природе.

Следует отметить его отношение к алкоголю. Эйхман пил пиво и красное вино, но не напивался. Он признавался, что пил, чтобы отвлечься от своих, вероятно, невесёлых мыслей. В его письменных воспоминаниях в разных местах возникает тема алкоголя как некий фон.[313]313
  Eichmann A. My Role in the Final Solution. The Eichmann Tapes. – London, 2018; Eichmann A. False gods. The Jerusalem Memoirs. – London, 2015.


[Закрыть] Однако нет оснований говорить о его алкоголизме.

И ещё одно замечание к еврейской теме. В школьном классе Эйхмана число евреев было примерно равно количеству протестантов. Он в детстве не понимал, кто такие евреи. Дома об этой проблеме не говорили. У его мачехи были родственники-евреи. У него даже был короткий флирт с еврейской девушкой.[314]314
  Подобный флирт его сына в Аргентине закончился похищением отца.


[Закрыть] В свои ранние годы он, по его словам, не сталкивался с еврейской проблемой.

Специалисты полагали, что к евреям Эйхман относился индифферентно:

Е. не был антисемитом. Е. был прирождённым убийцей. Он убивал бы поляков, русских и даже немецких коммунистов с таким же удовлетворением, что и евреев. Он ненавидел человечество.[315]315
  Kulscar I. S., Kulscar S., Szondi L. Adolf Eichmann and Third Reich // Crime, Law and Corrections. – Springfield, 1966. – P. 17.


[Закрыть]

Эмоции, инстинкты, защиты

Мир обвиняемого – неодушевленный, бесчеловечный, механический, в лучшем случае биологический мир. Свои взгляды Эйхман выражал вполне определённо: «Смерти нет, есть только жизнь. Когда я закончу свою форму существования как человек, я продолжу жить в различных органических и неорганических формах. Душа – это система реле, подключённых к магнитному полю. Её центр где-то в мозгу». Для него Бог является организующей силой вселенной. Он мог бы в своей жизненной философии обойтись без понятия Бога. Но его Бог являлся абстрактным понятием. Однако воспитание в довольно религиозной семье не могло не оставить своего следа в его душе. Эйхман лишает человека человеческого образа, и для него человек – не социальное или моральное существо, а всего лишь природное явление. В его мировоззрении идея Бога связана с природой. По-видимому, из этого единства родился исповедуемый им фатализм, который исходил из неизменного порядка вещей в мире и из предопределённости событий. Безусловно, такая жизненная философия оправдывала невозможность изменения сложившегося порядка вещей. Даже свою поимку он воспринял как проявление своей судьбы. При этом его отношение к вполне вероятному печальному концу было достаточно прохладным. И, действительно, его поведение подтвердило его искренность – когда после вынесенного смертного приговора его апелляция о помиловании была отклонена, он отнёсся к этому сообщению весьма равнодушно и… пошёл спать.

Он объяснял тот факт, что не боится смерти, своим фатализмом, и даже дважды испытывал судьбу, бросившись на улицу во время бомбёжек. Во время бомбардировки Берлина он собственными глазами видел, как заживо сгорают люди. По мнению психиатра, оба эти случая следует рассматривать как попытки скрытого самоубийства.

Главное в его мировосприятии то, что существует принцип существования – мировой порядок, который «нельзя изменить». Во всём Эйхман видел этот порядок, некую предопределённость, которые человеку не дано нарушить: «Когда я пытался поменять миллион евреев на грузовики, это было не моё право, это мне предложила судьба. Даже в том случае, если она не материализовалась, это была рука судьбы». Благодаря этой философии он оправдывает себя, утверждая, что не мог действовать в своей ситуации иначе, чем действовал. Даже когда его схватили в Аргентине, он восемь дней, будучи привязанным к кровати, размышлял, сделал ли он всё возможное, чтобы сбежать. Когда он понял, что нет никаких шансов для побега, он сдался. «Для меня также было судьбоносным то, что я наконец смог открыть рот и оправдать себя. Что касается приговора, который выносится мне, то он не имеет значения».

Для него высшей степенью порядка был рейх. «Рейх не только в прагматическом, но и в идеальном смысле. В то время рeйх имел в виду то, что каждому разрешается участвовать в закладке основ будущего немецкого поколения. В то время это был слоган. Идея крови и почвы: устойчивый, соответствующий, неизменный, надёжный. Внутренний мир, внутренняя безопасность. Противоположность всему, что я чувствовал в себе. После поражения место порядка было занято чувством разрухи».[316]316
  Op. cit. P. 26.


[Закрыть]

Эйхман именовал свою жизненную философию идеализмом, однако в ней играл и романтизм. Другими словами, его мировоззрение во многом совпадало с официальной философией Третьего рейха. Это давало ему возможность за фасадом общепринятых установок скрывать своё настоящее эго и использовать рейх в своих целях, удовлетворяя свои естественные, генетически заданные побуждения. Действительно, Эйхман составлял с нацистским режимом нерасторжимое единство. Недаром в конце войны его непосредственный начальник, группенфюрер СС Генрих Мюллер сказал ему, что Германия нуждается в том, чтобы у неё было пятьдесят эйхманов.

Эйхман объяснял свою любовь к порядку тем, что «получил чувство порядка от отца». С течением времени он «стал рабом порядка». Он пояснял: «Если книгу кладут на стол под наклоном, я должен это исправить… Беспорядок вызывает у меня беспокойство. Порядок к тому же доставляет удовольствие». Примечательно то, что, хотя обсессия казалась инструментом защиты, однако результаты по Роршаху этого не подтвердили. Навязчивость, проявленная в пунктуальности, по-видимому, является приобретённой. В интервью это предположение было удостоверено. Так, говоря о порядке, он добавил:

В пейзаже я не люблю порядок. Я тоже не люблю обычные улицы. Я предпочитаю старые города Европы, где всё беспорядочно, неспокойно. Природа должна быть естественной.[317]317
  Op. cit. P. 33.


[Закрыть]

При всей своей любви к порядку он не навязывал её своим детям, полагая, что им больше нравится свобода. По-видимому, в этом проявлялось сопротивление установкам, внушённым отцом.

Конформизмом он прикрывал свою индивидуальность. Тем самым себя он сводил к пассивному элементу некого механизма, – эту мысль он пытался внушить судьям – что, как он полагал, освобождало его от ответственности за свои действия. В суде он пытался предстать человеком, выполняющим только приказы, лишённым какой-либо инициативности. Однако история его жизни не подтверждает этого. Так, отец постоянно призывал его к порядку, но он этому не следовал. Он не любил и не хотел учиться, прогуливал школьные занятия наперекор требованиям отца.

В тюремном же заключении он демонстрировал именно этот покорный, послушный, конформистский стиль поведения. Его охранники говорили, что у них никогда не было такого сговорчивого подопечного. Возможно, он переигрывал. О его послушании ходили анекдоты. Однажды по недосмотру ему на завтрак подали шесть кусков хлеба вместо обычных двух. Он съел их все, и инспектор сказал ему, что он может попросить ещё хлеба, если захочет. «Нет, – сказал Эйхман – двух достаточно, но я думал, что мне нужно съесть шесть». На все просьбы он отвечал, одним и тем же словом: Jawohl! («Слушаюсь!»). Его защита, по сути, была построена на демонстрации послушания, чтобы убедить судей в его незначительной роли в преступлениях, которые вменяли ему. Судьи должны были, по его разумению, принять его за того, кто только выполняет приказы и не способен к самостоятельной, инициативной деятельности. Однако на этом пути его ждало фиаско – судьи не приняли его роль за чистую монету, как это бывает и в театре, когда раздаётся произносимое в былые времена К. Станиславским «Не верю!» Специалисты также дали свой анализ пассивности-активности Эйхмана на основании результатов проективных тестов, как это проявлялось в его отношениях с отцом:

Центральный конфликт его личности вращается вокруг его двойственного отношения к отцу. Он видит его сильным и успешным, но чувствует в нём отстраненность, требовательность и враждебность. Он хочет догнать его и отождествить себя с ним, но чувствует себя не одарённым по сравнению с отцом и неспособным исполнить это желание. Поэтому он капитулирует перед своими требованиями, отказывается от своей мужской идентичности и становится пассивным. Он чувствует себя слабым и нерешительным, несмотря на свою жестокость, и недостижимая идеальная фигура отца становится агрессивным врагом, от которого он хочет сбежать и найти отдалённое убежище. Это убежище обычно находится с матерью, но в данном случае нет никаких доказательств, свидетельствующих о существовании личной фигуры матери. Её фигура довольно абстрактна и архаична – и он ищет безопасности на природе.[318]318
  Op. cit. P. 35


[Закрыть]

В одном из интервью, говоря о том, как трудно ему терпеть пассивность, он сказал: «Быть полностью объектом, и только объектом, вызывало такой пессимизм, что, если бы я тогда не служил, я бы положил конец своей жизни». Его мимика, интонация и тики не оставляли сомнений в том, что он говорил искренне.

Его отношение к людям характеризовалось тем, что хотя он был не лишён интуиции, но не чувствовал других людей, он понимал их действия, но их переживания ему были не доступны.

Результаты и выводы трёх специалистов представлены следующим:

Его внутренняя жизнь довольно богата, и его способность к самоанализу хорошо развита. Он может интегрировать внешние стимулы и внутренний опыт, создавая устойчивую внутреннюю точку зрения на мир и на себя. Он использует эту точку зрения и как фильтр для эфферентных [efferent] эмоциональных стремлений, и как амортизатор от афферентных [afferent] травм. Эта точка зрения состоит в том, что он постоянно прячется, играя ту роль, которую от него требуют внешние обстоятельства, – сопровождаемую цинизмом и отступлением как от себя, так и от общепринятых ценностей.

Эта точка зрения изначально коренится в глубоких личных источниках, а именно в чувствительности и спонтанной эмпатии. Но позже корни засохли, и теперь эта точка зрения действует как самостоятельная единица, даже подавляя свои собственные источники: с помощью своей изначальной чувствительности и дара интуиции он чувствует то, что от него ожидается, но, развивая свои собственные чувства, он принимает жесткую позу, и только с помощью этой позы может общаться с людьми. Он не может создать или почувствовать какие-либо прямые межличностные отношения.

Как уже упоминалось, его способность к самоанализу довольно развита, но внутри него есть силы, которые он не желает и не может признать. Эти бессознательные силы вызывают беспокойство, которое выражается в обвинениях окружающих. Определённые побуждения, которые действуют в нём вопреки его желанию, заставляют его чувствовать себя напряжённым. Возбуждение этого влечения частично связано с его действительным конфликтом в среде. Он хочет приспособиться к этой среде, но не может этого сделать, поэтому сейчас живёт под постоянным давлением извне, и в результате он подавлен, безнадёжен и воздерживается от действий. (Следует добавить, что это воздержание не является полным и что он мысленно вполне подготовлен к действию.)[319]319
  Op. cit. P. 36–37.


[Закрыть]

Всю свою жизнь он испытывал беспричинный страх. Даже когда он был полностью свободен и независим, он чувствовал внутреннюю незащищенность, не мог пойти в места, где ему приходилось встречаться с незнакомыми людьми. Он должен был заранее знать, кто будет присутствовать. В таких случаях у него потели ладони (даже во время тестирования). Он чувствовал облегчение, когда не думал о встречах с незнакомцами, а когда ему нужно было подготовиться к встрече, чувствовал себя плохо. В этих случаях он имел тенденцию забывать, не говорить того, что хотел сказать, а потом не помнить, что он сказал. Смущение могло появиться в самых незначительных обстоятельствах, независимо от того, с кем он разговаривал:

Страх может проявиться в самых пустячных случаях. Он может быть выше или ниже высшего. Мне лучше всего в одиночестве. Мне приходилось заранее обдумывать даже самые глупые вещи.

Он знал, что говорил во сне и тогда, когда спал не один, чувствовал сильную тревогу, так как боялся проговориться, выдать во сне какие-то секреты, которыми был полон.

Путь от чистого инстинкта к высшим результатам его развития, т. е. к более тонким эмоциям, долог, и трудно отслоить слой за слоем «дисциплинированного чиновника» и достичь «Каина» глубоко в его душе. Во время клинического обследования подсудимый почти не проявлял эмоциональных реакций. Психиатр пытался его сознательно стимулировать и неоднократно побуждал говорить о его семье и детях, но у него не было видно никакой реакции, даже попытки скрыть эмоции. Лишь дважды можно было увидеть в нём намёк на эмоциональную реакцию: первый раз, когда были заданы вопросы сексуального характера, когда ему было стыдно и неловко, и второй, когда он рассказывал о своих переживаниях в конце войны и об убийстве немцев от бомбёжек. Здесь он становился ожесточённым, отчаявшимся и подавленным, и гримасы на его лице множились… Оказывается, во время действия сильных раздражителей они берут верх над эмоциями подсудимого, и он может стать импульсивным.

Он не «хладнокровный преступник», но реагирует на раздражители, несмотря на то, что может удерживать себя в рамках строгой внутренней дисциплины. Кажется, изначально он обладал способностью устанавливать реальную эмоциональную связь с миром и понимать других. Но эта способность не развивалась, и из её источников он создал для себя метод интеллектуального понимания людей для использования их в своих целях. Люди в его глазах не люди, а фигуры, чучела, которые не что иное, как статисты на сцене его жизни.

Он потерял способность идентифицировать себя, поэтому у него также не было настоящих друзей. Ближний используется только для удовлетворения его требований. Его мир аутичный, т. е. не имеющий реальной ценности, потому что он отражает его страсти, потребности и требования…

Мораль

Эйхман не раскаялся в своих деяниях, но было ли это следствием отсутствия у него морального чувства? Обладал ли он способностью отличать плохое от хорошего? Да и что для него было хорошим, а что плохим? Психиатр спросил Эйхмана о том, испытывал ли он когда-нибудь чувство вины. Эйхман ответил утвердительно: «Да, один или два раза из-за прогулов в школе». Такой ответ мог свидетельствовать об отсутствии морали, чувства вины… Однако невротические симптомы и тревога, возникавшие в ходе обследования, опровергают это предположение.

Ответы на определённые карты ТАТ дают индикацию серьёзных моральных конфликтов. Это – отец и сын, мать и сын. Сильный шок вызвал рисунок на карте 8BM[320]320
  8BM: Мальчик-подросток на переднем плане, сбоку виден ствол ружья, на заднем плане нечёткая сцена хирургической операции.


[Закрыть], который провоцирует агрессивные реакции. Эйхман пытался скрыть свою агрессивность и осознание вины, иначе говоря, признание проступка, используя разнообразные способы защиты, чтобы не допустить прорыва моральных чувств: сверхкомпенсацию, цинизм, инкапсуляцию и даже аутизм. Специалисты приводят несколько примеров из интервью:

В состоянии напряжения я могу заставить мои мысли блуждать. Это происходит прямо здесь, в камере. Я оставляю чтение и погружаю мои мысли во «ВСЁ» (космос, природу), во вселенную. Это меня успокаивает. Я думаю о жизни после смерти или о смысле жизни. Мысль о предопределённости утешает меня.[321]321
  Kulscar I. S., Kulscar S., Szondi L. Adolf Eichmann and Third Reich // Crime, Law and Corrections. – Springfield, 1966. – P. 39.


[Закрыть]

Он был свидетелем казней, в том числе детей, таким образом описывая своё состояние:

…я закрылся изнутри бронёй и выполнял работу. Я сказал себе: «До сих пор я никого не убивал» и создал для себя ситуацию, когда я нашёл слабый свет внутреннего спокойствия. Но моя нервозность усилилась, и по ночам я не отдыхал. Когда я впервые увидел, как убивают мирных жителей, я почувствовал, что должен пасть на землю. Единственным лекарством было то, что я сказал себе: «У меня нет личного интереса в этом, я при должности».[322]322
  Op. cit. Р. 39.


[Закрыть]

Эти откровения сопровождались дрожью, прерывистостью голоса, лицевыми тиками, что психиатр расценил как признаки искренности. Не кажется случайным поведение Эйхман во время налётов британских бомбардировщиков, когда он намеренно дважды выходил на улицу под падающие бомбы, испытывая судьбу. В этом можно увидеть и попытку самоубийства, связанную с чувством вины. Разумеется, это указывает на существование некой морали. Мораль Эйхмана не была тождественна морали Третьего рейха, хотя в основе обеих нравственных систем лежали общие понятия: власть – добродетель, слабость – преступление. Однако мораль рейха была преподнесена ему значительно позднее формирования его индивидуальной морали. Источником его морали являются его отношения с отцом, которые являют собой центральный личностный конфликт, отбрасывающий тени на многие аспекты жизни Эйхмана. Причём именно внешние проявления этой морали делают её похожей на официальную нацистскую мораль.

В его глазах отец – сильный и успешный, своего рода идеальная фигура, с которой он не сможет встать вровень. Поэтому он сдаётся, отказывается от соревнования, соперничества с отцом и занимает пассивную позицию. Но именно эта позиция, его слабость и незащищённость вызывают чувство вины, от которого он стремится освободиться, ища безопасности в сверхкомпенсации. Возникшая из этого «мораль запрещает ему быть слабым, нуждаться в помощи или быть сексуально ненормальным». Отсюда понятен выход на мораль рейха: «Пассивность – это опасность» представляется как «Слабость – это преступление». Этот вывод специалистов объясняет симбиоз личности Эйхмана и нацистского режима.

Однако эта мораль не может объяснить его дезорганизацию перед лицом агрессии в тестовой ситуации и в жизни. Его мораль предполагает легитимацию агрессии, которую он боялся выпустить наружу. Он страшился своей агрессии, которую провоцировали различные образы и обстоятельства, поскольку чувствовал, что не сможет справиться с ней. «Это был страх, который вспыхивал с уничтожающей силой при виде провоцирующих агрессию образов, при виде казни и, возможно, всякий раз, когда он устанавливал человеческий контакт».[323]323
  Op. cit. P. 42.


[Закрыть]

Специалисты рассматривают мораль Эйхмана как трёхуровневую:

1. Тонкий поверхностный слой, приданный ему семьёй, соответствующий морали пронацистского общества.

2. Мораль «Слабость – преступление» подкрепляется нацистским обществом.

3. Мораль «Убивать – опасность для души».

Психиатр, обследовавший Эйхмана (Ш. Кульчар), сформировал собственное мнение о его нравственности:

Он пришёл к убеждению, что, несмотря на ролевые игры, инкапсуляцию и проекции, Е. всегда преследовали Эринии[324]324
  Эринии – в древнегреческой мифологии богини мести и ненависти (в древнеримской мифологии – фурии).


[Закрыть], особенно в то время, когда его дело и его власть были потеряны. Вот почему он рисковал жизнью во время воздушных налётов… Наконец, последняя точка была поставлена его роковым «Jawohl», когда он был уведомлен об отклонении его прошения о помиловании. «Jawohl», – сказал он без видимых эмоций и заснул. Возможно, это был первый и единственный катарсис в его существовании, заключительный акт трагедии судьбы, в которой, хотя он был режиссёром, он также был пассивным актёром.[325]325
  Kulscar I. S., Kulscar S., Szondi L. Adolf Eichmann and Third Reich // Crime, Law and Corrections. – Springfield, 1966. – P. 52.


[Закрыть]

Как видно, и в этом заключении появляется театральный мотив, который не раз возникает у исследователей личности Эйхмана.

Главный вопрос

Психиатр, проводивший интервью, отмечает, что интерпретация исключительных, экстремальных случаев представляет большие трудности, поскольку опирается на стереотипные события, с которыми сталкиваются все:

Все рождаются, часто с лёгкой асфиксией. Есть хорошие и не такие хорошие матери, отвергающие, обсессивные, доминирующие. Бывают строгие или пассивные отцы. Рождаются младшие братья и сестры; происходят сексуальные соблазнения.[326]326
  Op. cit. P. 42–43.


[Закрыть]

Исследователи не располагали надёжными статистическими данными, которые доказывали бы то, что дети, воспитанные в благоприятных условиях, со временем с меньшей вероятностью превращаются в преступников, чем те, кто родился в неблагополучных семьях. Они утверждали, что история жизни и результаты тестов способны ответить на многие вопросы, кроме одного: каковы были динамические мотивы убийства, каков здесь количественный фактор. Приводится яркая аналогия, говорящая о том, что теория, основанная исключительно на индивидуальных факторах развития, действует подобно описанию, скажем, характеристик автомобиля, которое игнорирует любые ссылки на топливо, питающее его. Другими словами, главный вопрос состоит в том, чтобы понять, каковы были внутренние силы, которые заряжали Эйхмана, питали его поведение и действия, даже направляли его.

Согласно мнению специалистов, с которым я солидарен, ответ на этот вопрос даёт уникальная теория и практика судьбоанализа, разработанная Л. Зонди. Судьбоанализ представляет собой направление в глубинной психологии, направленное на изучение семейного бессознательного.[327]327
  Теория Зонди, по сути, занимает место между теорией индивидуального бессознательного З. Фрейда и теорией коллективного бессознательного К. Юнга.


[Закрыть] В тестировании Эйхмана именно тест Зонди среди других имеет некий мистический подтекст. У самого подсудимого этот тест вызвал наибольший интерес. Оказалось, что и для самого автора теста Эйхман оказался уникальным случаем за всю историю тестирования. Для Эйхмана Судьба была универсальным объяснением всего, что с ним происходило, а тест в определённом смысле диагностировал её. Кроме того (о чём уже говорилось в этой книге), дороги Эйхмана и Зонди виртуально пересеклись, поскольку в определённом смысле спасением своей семьи из концентрационного лагеря смерти Берген-Бельзен Зонди был обязан Эйхману, разрешившему отправить «поезд Кастнера» в Швейцарию.