Текст книги "Безопасность: политический и социальный аспекты"

В силу того, что политический конфликт разворачивается вокруг отношений собственности, он оказывает влияние и на политическую безопасность. Наиболее приемлемой формой безопасности, исключающей политический конфликт или снижающей его силу, является безопасность консервативного характера. Да и сами консервативные партии выступают за сохранение политической безопасности через определение разумного сочетания частной и общественной собственности. Те формы безопасности, которые предлагают коммунисты в лице КПРФ, связаны, как бы там ни было, с существенными преобразованиями отношений собственности, изменением существующего государства, структуры рыночных ценностей, с уничтожением ведущей роли частной собственности. Это, конечно, с одной стороны, приводит к усилению противостояния в обществе, противостояния государства и партии коммунистов, противостояния партий либерального и консервативного толка с коммунистами. Тем самым возрастает политическое напряжение, что, в свою очередь, вызовет политический конфликт, который ослабит достигнутый уровень политической безопасности. К усилению противостояния, с другой стороны, приводит стремление частной собственности к тотальному господству и глубокой социальной дифференциации, к усилению позиций либеральных партий. Как показывает история, при становлении капитализма крайние тенденции для него губительны.

Угрозы как латентная форма конфликта

Проблема безопасности в современной России как отдельной личности и общества в целом, так и самого государства становится все более актуальной в силу многих объективных, субъективных и ситуационных причин. В связи с этим, а также в силу проводящихся в России реформ, состояние политической безопасности является, на наш взгляд, важнейшим критерием динамики социальных изменений в стране.

Выявление содержания деятельности по обеспечению безопасности следует начинать, пишет А. В. Воронков, с уточнения понятия «угроза», так как именно от угроз, а не от каких-либо энтропийных явлений, свидетельствующих о той или иной степени неупорядоченности объектов, должна осуществляться их защита в соответствии с Законом РФ «О безопасности»[99]99
  См.: Воронков А. В. Коррупция как угроза национальной безопасности и проблемы правотворчества // Государственно-правовые основы обеспечения безопасности в Российской Федерации. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С. 87.


[Закрыть].

Социально-экономические преобразования, осуществляемые в течение последних лет в России, настолько глубоки и масштабны, что при всей их непоследовательности и противоречивости нетрудно сделать очевидный вывод: идет процесс коренного обновления российской экономики, государственности, общества и человека[100]100
  Авторы огромного труда «Экономика переходного периода» вообще заявляют о том, что, по их мнению, «принципиальной особенностью развития России последнего десятилетия (прошлого века. – Авт.) является революционный характер осуществляемых здесь сдвигов. Этот вывод имеет в данном случае не политическое, а методологическое значение» (см.: Экономика переходного периода. Очерки экономической политики посткоммунистической России 1991–1997. М., 1998. С. 10).


[Закрыть]. Меняется доктрина взаимоотношений государства и личности, место и роль государства в жизни российского общества, признаваемые и защищаемые государством ценности. Данных обстоятельств достаточно для того, чтобы рассматривать функционирование государственного механизма по обеспечению политической безопасности в целом и каждого его элемента в отдельности как приоритетные объекты внимания отечественной политической мысли, призванной оптимизировать стратегию и тактику назревших реформ в экономической и социальной сферах и предложить пути наименее болезненного для общества их осуществления.

Рассмотрим для иллюстрации ряд показателей из разных групп, характеризующих социально-экономическую безопасность регионов России. В 2013 году эти показатели представили следующую картину.

Таблица 4

Индикаторы социальной и экономической безопасности регионов

Источник: Вопросы управления. Уральский институт управления – филиал РАНХиГС [Электронная версия], 2008–2014. http:// www.vestnik.uapa.ru (дата обращения: 13.07.2016). Составитель Р. И. Акьюлов

Наибольший рост инвестиций в основной капитал продемонстрировали такие регионы, как Республика Марий Эл (39 %) и Астраханская область (38 %). В основном же в регионах отмечался спад, при этом в некоторых из них снижение произошло более чем на 20 %, в частности, в Курганской, Псковской областях и республике Карелия – по 25 %, в Новгородской области, Чувашской республике – по 30 %, в республике Коми – 35 %, в Ленинградской области, республике Адыгея – по 40 %, в республике Хакасия, в Кабардино-Балкарской республике, Камчатском крае – по 45 %, в Еврейской автономной области, Чеченской республике – на 55 %. Наибольшее падение показателя инвестиций в 2013 году – в Вологодской области на 67 %, что соответствует критическим пороговым значениям, серьезно снижающим уровень социально-экономической безопасности.

По показателю дефицита бюджета в 2013 году бездефицитными были только 6 российских регионов из 83: превышение доходов над расходами в республике Алтай – 6 %, в Санкт-Петербурге – 4 %, в Московской области – 3 %, в Карачаево-Черкесской, Чеченской республике, Камчатском крае – от 0 до 1 %.

Наибольшие проблемы, связанные с дефицитом бюджета, и, соответственно, сниженный вследствие этого уровень социально-экономической безопасности наблюдался в Новгородской области и Краснодарском крае, где дефицит бюджета составил 23 %, в Тюменской области – 26 %, а в Чукотском автономном округе – 52 %! Общеизвестно, что бюджетная сбалансированность во многом определяется эффективностью деятельности государственных финансовых органов, которая, в свою очередь, зависит от такого фактора, как прозрачность, открытость бюджетной политики, позволяющая контролировать целевое расходование средств, минимизировать коррупцию, повышая тем самым доверие населения и предпринимательского сообщества к государственной власти, обеспечивая, таким образом, наполнение бюджета и снижая его дефицит. В целях повышения эффективности бюджетной политики специалисты полагают, что «граждан необходимо не только информировать о состоянии бюджета, но и давать возможность формулировать приоритеты бюджетной политики», для чего желательно создавать механизмы участия и учета мнения граждан уже на начальных стадиях бюджетного процесса[101]101
  Тургель И. Д. Российский опыт формирования открытого бюджета: проблемы и перспективы // Муниципалитет: экономика и управление. 2013. № 2 (5).


[Закрыть].

Далее рассмотрим группу социально-демографических показателей.

Таблица 5

Социально-демографические показатели в ряде российских регионов в 2013 году

Первая группа показателей, характеризующих социально-трудовую сферу, – уровень безработицы, она оказывает наибольшее влияние на социально-экономическую безопасность. Регионами с критическим уровнем безработицы стали Чеченская республика, республика Тыва – здесь самые высокие показатели, 12 % составляет уровень безработицы в республиках Калмыкия и Дагестан, самый низкий – в Москве. В остальных регионах России уровень безработицы не превышал порогового значения в 7 %, который заметным образом не снижает социально-экономическую безопасность региона[102]102
  Зубаревич Н. В. Мониторинг кризиса и посткризисного развития регионов России [Электронный ресурс]. URL: http://www.socpol.ru/atlas/ overviews/social_sphere/kris.shtml (дата обращения: 11.02.2014 г.).


[Закрыть].

Группа демографических показателей, представлена индексом витальности, суммарным коэффициентом рождаемости и повозрастным коэффициентом смертности в трудоспособных возрастах. Краткий анализ регионов по суммарному коэффициенту рождаемости показывает, что наивысшие значения этого показателя в 2013 г. – в республике Тыва – 3,42, а самый низкий по стране – в Москве, в Тамбовской, Тульской и Смоленской областях – не выше 1,59[103]103
  Приложение к сборнику Демографический ежегодник (информация в разрезе субъектов Российской Федерации), 2014 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1137674209312 (дата обращения: 14.02.2014 г.).


[Закрыть].

Группа показателей, характеризующих социальное самочувствие населения, уровень социальной стабильности представлена числом суицидов, количеством преступлений на 100 тыс. населения, потреблением чистого алкоголя на одного человека в год и отношением населения к деятельности органов государственной власти.

Наиболее высокие показатели смертности от внешних причин, в среднем 15 % от которых составляют самоубийства, по официальным данным Росстата в 2013 году, наблюдались в Республике Тыва – 326 случаев., в республике Алтай – 216 и в Республике Бурятия – 215 на 100 тыс. населения. Самый низкий показатель – в Чеченской республике – 23, в Дагестане и Москве – по 51 человеку на 100 тыс. населения. В среднем по Российской Федерации данный показатель составил в 2013 году 129 случаев на 100 тыс. человек[104]104
  Митяков С. Н., Митяков Е. С., Романова Н. А. Экономическая безопасность регионов Приволжского федерального округа // Экономика региона. 2009. № 4. С. 155–158.


[Закрыть].

Если учесть, что шестая-седьмая часть этого показателя, как правило, приходится на суициды, то получается что в Республике Тыва около 49 суицидов на 100 тыс. населения, в республике Алтай и Бурятия – по 32 случая на 100 тыс., в Чеченской республике и Ингушетии – 3–4 человека, Дагестане и Москве – 7–8 человек, а в среднем по России – 19 самоубийств на 100 тыс. населения. Различия данного показателя в перечисленных регионах достигают пяти-десятикратного размера, что свидетельствует о существенной разнице уровня социального самочувствия населения в разных регионах. Причем если в регионах Северного Кавказа, Москве и ряде других регионов этот показатель находится на оптимальном уровне, то среднероссийское значение показателя отражает низкий уровень социальной безопасности. Во всех регионах Дальневосточного, Сибирского, Уральского (кроме ХМАО и ЯНАО), Приволжского (кроме Татарстана) федерального округа наблюдается критический уровень одного из показателей социального самочувствия населения – показателя суицидов (более 20 на 100 тыс чел.), согласно классификации ООН.

В 2005–2008 гг. в ряде регионов статистика преступлений отражала достаточно низкий уровень социально-экономической безопасности, когда на 100 тыс. населения приходилось по 3000 преступлений и более, причем в Пермском крае этот показатель превысил в 2006 году 5000, вплотную приблизившись к пороговым значениям, соответствующим критическому уровню социально-экономической безопасности. В последние 5–6 лет в российских регионах число преступлений на 100 тыс. населения неуклонно снижалось, способствуя повышению уровня социально-экономической безопасности. С 2010 по 2013 год во всех российских регионах данный показатель находился в диапазоне значений, характерных для оптимального уровня социально-экономической безопасности. В 2013 году по данному показателю лидировали Забайкальский край – 3203 преступлений на 100 тыс. человек, Приморский край – 2700 преступлений, Сахалинская область – 2507, а в Забайкальском крае данный показатель растет с 2010 года, чем показывает тревожную тенденцию, в 2013 году порог между оптимальным и низким уровнем достиг неудовлетворительного состояния. Соответственно, это важный сигнал, требующий принятия срочных государственных мер для снижения преступности, и совершенствования социальной и экономической политики в регионе. В других неблагополучных по данному показателю регионах значения не превышали порога в 3000 преступлений, выше которого уже отмечается низкий уровень социально-экономической безопасности[105]105
  Сенчагов В. К., Митяков С. Н. Использование индексного метода для оценки уровня экономической безопасности // Вестник Академии экономической безопасности МВД России. 2011. № 5. С. 41–50.


[Закрыть].

По результатам проведенного анализа можно сделать вывод о том, что явных лидеров по обеспечению экономической и социальной безопасности среди регионов не выявилось. Даже такие развитые регионы, как Москва, Московская, Тюменская область по ряду показателей не демонстрируют лидерство в обеспечении экономической и социальной безопасности. Если в Тюменской области высокие демографические показатели, то присутствует существенный дефицит бюджета, превысивший четверть всех доходов в 2013 году и низкий показатель инвестиций в основной капитал. В Москве, Московской области ситуация с дефицитом бюджета благополучная, а демографические показатели низкие, к тому же достаточно высокие показатели правонарушений – на уровне средних показателей по стране.

Исследование проблем политической безопасности требует комплексного использования разнообразных научных данных. Политическая безопасность становится предметом междисциплинарных исследований и в тоже время она может и должна быть осмыслена в различных отраслях обществознания. Система защиты, предлагаемая государством (правовая, силовая, социально-политическая, налоговая, бюджетная и т. д.) входит в понятие политической безопасности по признаку субъекта, осуществляющего эту защиту, а также по признаку значения данной защитной деятельности как для каждого отдельно взятого индивида, так и самого государства. Для теоретико-методологического уяснения проблем политической безопасности, полагают некоторые исследователи, требуется использовать системный подход. Суть его заключается в том, что безопасность рассматривается как результат взаимосвязанных и согласованных, неконфликтных действий, как индивида, так и государства[106]106
  См.: Гыскэ А. В. Теоретико-методологические аспекты обеспечения общественной безопасности Российской Федерации. М.: Прогрессивные биомедицинские технологии, 2000. С. 79.


[Закрыть]. Неконфликтные действия в данном случае понимаются не только как согласованные действия, но и как соревновательные. Под соревновательными действиями в сфере политики необходимо иметь в виду действия политически равных субъектов, стремящихся в процессе взаимодействия достигать положительного результата как для индивида, так и для государства. Так, если издается закон, то он должен учитывать и не ущемлять положение индивида в обществе, но и в то же время не ослаблять позиции государства, он не должен ущемлять права партий, политика которых не в полной мере соответствует официальной политике. По нашему мнению, такого положения возможно достичь при условии перераспределения ответственности между государством и гражданином, т. е. создать политические условия для гражданской самостоятельности.

В силу того, что политика охватывает как собственно политические, так и социально-политические отношения, то всякие опасности (угрозы) для индивида, вызванные социально-экономическим неравенством, становятся политическими опасностями (угрозами). Они становятся такими опасностями, от которых можно избавиться только коллективным политическим образом, либо посредством принуждения, либо посредством убеждения, либо с помощью социальной политики, нацеленной на создание прочных социальных условий. Угроза со стороны индивида может быть препарирована обозначенными действиями государства, а угроза, проистекающая со стороны государства воспринимается либо как необходимое решение равного партнера, либо как чрезмерное воздействие, защита от которого возможна только путем разрыва всяческих отношений с государством. В действительности, в силу вечного неравенства отношения между государством и гражданином, эти отношения станут носить либо принудительно или добровольно согласованный характер, либо приобретут форму конфликта-угрозы как для одной, так и для другой стороны.

Угрозы и конфликт как понятия в действительности отражают, по сути дела, одно и то же состояние общества и индивида. Использование этих понятий, различных по своему внутреннему содержанию, обусловлено их несходной чувственно-эмоциональной насыщенностью. Понятием угроза исследователи и законодатели торопятся обозначить всякую связь в обществе, которая чревата отрицательными последствиями для индивида, общества или государства. Любая установленная связь в обществе может быть угрозой человеку или обществу, а тем более государству, если она разрывает целостность общества, государства и личности. Тем самым введение нового отношения или нормы всегда сопряжено с появлением огромной совокупности угроз, которые готовы разрушить целостность всех трех субъектов безопасности. Зависит это от того, знаем ли мы свойства предмета, характер человека, отрицательную для нас силу отношений. И если недостаточный опыт человека, общества или государства приводит к действиям, которые становятся угрожающими состоянию здоровья человека, общества или государства, то становится проблемой для человека, а не предмета или отношения. Поэтому под угрозой понимают все то, что потенциально или реально наносит непоправимый вред человеку, обществу и государству.

Непоправимый вред заключается в том, что однажды совершенное действие в последующем оставляет отпечаток в сознании и на здоровье и общества, и государства. Логика поступка или действия соотносится с его результатами. Результат закрепощает индивида, делает его своим рабом, заставляет его осуществлять действия, тождественные результату. Обстоятельства не всегда способствуют тому, чтобы освободиться от результата этих действий. И если при первом взаимодействии нечто было угрозой, то в последующем это нечто превращается в неотъемлемый элемент действий и жизни человека, общества и государства. Индивид при этом становится сам носителем угрозы.

Угрозы – это система связей, при которых осуществляется отрицание жизненных признаков индивида, общества и государства. Под такой системой понимается все, что непосредственно или опосредованно наносит вред индивиду, обществу и государству.

Законодатель не может точно обозначить, что есть угроза, он идет по пути определения причин конкретных угроз, и только результат действий оценивается и осуждается правом, если эти угрозы причинили какой-либо вред. Так кризисное состояние экономики обусловливает совокупность всевозможных угроз для человека, общества и государства. Чрезмерное социальное неравенство также обусловливает угрозы, как для отдельного индивида, так и для общества в целом. Не осознавая окончательно причины, причиняющие вред, как индивид, так и общество могут только ощущать их. Это ощущение рождается от неявного изменения условий, от незаметного снижения комфортности жизни, уничтожения самостоятельности, укрепления зависимости от чуждых индивиду отношений. Это медленное уничтожение самостоятельности и независимости губительно как для индивида, так и для общества, а ощущение потери этой самостоятельности и является угрозой. Поскольку конфликт есть действие, направленное на укрепление самостоятельности, постольку это действие фокусируется на самоопределении индивида. Такое действие связано с разрушением тех форм зависимости индивида, которые не дают ему проявить свою самостоятельность, не дают ему реализовать свою индивидуальность. Угроза отражается в осознании дискомфорта и зависимости или в ощущении зарождающейся зависимости. Подобное осознание субъективно подготавливает конфликт, который связан не только с наступлением внешней зависимости, но и с действием, которое направлено на разрушение этой зависимости. Поэтому угроза включается в понятие «конфликт» как латентная его стадия, как некоторое осознание индивидом и обществом установленной зависимости и потери самостоятельности, как необходимость для дальнейшего развития.

Почему же различают и обозначают одну форму связи «угрозой», а другую – «конфликтом»? Это делается для того, чтобы исключить связь между ними как генетически однородными явлениями, одно из которых представлено осознанием потери самостоятельности, другое – действием, направленным на сохранение и изменение самостоятельного положения в системе сложившихся связей. Исключение связи между однородными явлениями, с одной стороны, говорит нам об отсутствии понимания того, что угроза и конфликт есть этапы становления и сохранения самостоятельности индивида, общества и государства. С другой – о преднамеренном искажении и изменении, не совсем оправданном ни действительностью, ни ее анализом (отметим, что такой анализ, как правило, преднамеренно уводит от истинного положения дел). Между этими явлениями больше общего, чем различий.

Анализ конфликта работает на раскрытие реальных форм связи, а не вымышленных. Боязнь оперировать конфликтом как объяснением безопасности проистекает из стремления сохранить целостность господствующей системы, скрыть творческую силу конфликта, его энергию развития. Тем самым государству при выработке им своей политики преподносятся и неверные причины угроз, и ложные угрозы, а также неправильные способы для их устранения. Так, признание мировым сообществом того, что угрозой миру является так называемый международный терроризм, как раз вытекает из понимания угрозы как вполне самостоятельного явления, не связанного с конфликтом.

Угрозы не носят массового характера. Они начинают осознаваться как отрицательные следствия только тогда, когда становятся реальностью для наиболее социально слабых слоев общества, когда в новообразовавшихся слоях общества зарождается идея справедливости.

Мы вернулись к тому, что угроза есть латентная фаза конфликта. Государство всегда нацелено на то, чтобы не дать возможности индивиду осознать, что его положение конфликтно, тем не менее люди находят возможность для объединения, чтобы изменить или, наоборот, сохранить свое социальное положение. Это связано с повсеместным обнищанием, ущемлением индивидуальности, исключением большой группы людей из политической, культурной и экономической деятельности. Сегодня свыше 20 млн россиян живут на 1 доллар в день, а тех, кто по международным стандартам считается бедным, сегодня свыше 50 млн человек. Эти люди объединяются, но на таких основаниях, которые действительно становятся угрозой государству и культивируемым в стране ценностям.

Сложность процесса осуществления безопасности объясняется уровнем непредсказуемости и влиянием множества причин и факторов, связанных с развитием общества и его изменениями. Дифференциация общества, с одной стороны, указывает на то, что появляется основание для ускоренного эволюционирования, с другой, что всякая чрезмерная дифференциация несет в себе причину задержки в развитии, ее стагнацию и потерю способности регулирования социальных процессов вообще. Российское общество, по нашему мнению, после 1993 года вступило в полосу непредсказуемого развития, потому что и экономическая и социальная дифференциации превысили некоторые пороговые значения или критические показатели развития.

Критические предположительные показатели развития, рассчитанные Г. В. Осиповым и его коллегами, не изменили ситуацию в стране и сегодня[107]107
  См.: Осипов Г. В. Россия: национальная идея, социальные интересы и приоритеты. М.: Фонд содействия развитию социальных и политических наук, 1997. С. 47–49.


[Закрыть]. Так, если рост производства в целом по промышленности в 1999 году превысил на 8 % кризисный 1998 год, то в 1999 году ВВП составил 98 % от докризисного 1997 года[108]108
  См.: Россия–1999. М.: Издательство ИСЭПН, 2000. С. 14.


[Закрыть]. В результате кризиса доля бедных в России к сентябрю 1999 года увеличилась в 1,5 раза по сравнению с докризисным периодом и составила 32 %. Уровень дифференциации доходов по децильным коэффициентам достиг 15 раз, а с учетом использования сбережений – 25 раз. Существенно возрос уровень открытой безработицы, превышающий 10 % экономически активного населения[109]109
  Там же. С. 17–18.


[Закрыть]. Авторы социально-демографического сборника «Россия–1999» отмечают, что в 1999 году, по сравнению с кризисным 1998 годом, произошли существенные адаптационные сдвиги в экономике. Сократилась доля населения, ориентированная на рыночную экономику и политическую демократию. Вполне адаптированные к новым условиям составили 10–15 % населения. Сохранилась на том же уровне доля населения, связывающая свои перспективы со сложившимися или несколько продвинутыми условиями рынка. Доля рыночников, отвергающих существующие социально-экономические и социально-политические условия как несправедливые, осталась в пределах 6 %. Но повысилась доля населения, утратившая надежду на успешную адаптацию, и отрицающая политический и экономический курс существующей власти. Ухудшение своего положения они связывают с переменами в политическом устройстве российского общества. Их доля превысила 25 %. Четко обозначились группы и слои населения, недовольные своим социальным положением. От власти они ждут такого порядка в стране, который позволит им резко повысить свой жизненный уровень. Эти слои объединяют 30 % населения. Более жестко определились границы «социального дна», составляющего по разным оценкам от 7 до 10 % населения. В результате всех перемен существенно сократилась доля населения, способная самостоятельно и ответственно решать свои собственные проблемы. Возросло влияние слоев и групп населения с неустойчивым социально-экономическим положением и не сложившимися социально-политическими ориентациями. Ощущение неустойчивости, ставшее доминирующим рефреном индивидов, чье социальное положение ухудшается от минимальных колебаний экономической ситуации, приобретено также вследствие террористических актов в Москве и Волгодонске[110]110
  См.: Россия–1999. С. 18–19.


[Закрыть]. Можно сказать, что положение России в отношении критических значений практически не изменилось и сегодня.

Критические показатели, предложенные Г. В. Осиповым, по своему характеру, хотя и статичны, указывают на степень отклонения показателей развития России от мировых и своих же собственных показателей в наиболее благоприятные годы развития. Об этих показателях можно говорить, как о показателях сравнения экономического, политического, демографического, социального и экологического положения, или состояния, с некоторой идеальной количественной величиной, которая принята за основу. Однако показатели эти не могут быть посылкой серьезных выводов о положении России и усиливающихся угрозах в стране в целом, т. е. для большой массы людей социально-экономическая ситуация последних лет стала в буквальном смысле угрозой их собственной жизни. Усиливается бедность, что сказывается и на внутренней безопасности страны. Но все-таки выводы Г. В. Осипова указывают лишь на то, что российские показатели отклоняются не в лучшую сторону от общемировой средней величины. С. Ю. Глазьев попытался исправить недостаток таблицы Г. В. Осипова, во-первых, тем, что свои показатели он назвал не критическими, а пороговыми, во-вторых, тем, что таблица стала называться показателями экономической безопасности, тогда как на самом деле эти показатели и экономические, и политические, и социальные. Под этим названием мы и приводим ее в нашей книге.

Таблица 6

Показатели экономической, социальной и политической безопасности[111]111
  Данная таблица В. Н. Ивановым заимствована у С. Ю. Глазьева, и называлась она «Экономические показатели», но мы расширили это название, и для этого есть основание, поскольку в ней присутствуют и пороговые и фактические значения разных показателей. Так, пороговое и фактическое количество преступлений на 100 тыс. человек населения мы можем отнести к показателям политической безопасности. К политической безопасности необходимо также отнести и показатели зависимости от внешнего долга, импорта товаров, особенно продовольственных. Дело в том, что всякие отклонения от нормы становятся объектом политического регулирования и вмешательства государства. А само вмешательство государства обозначает то, что проблема, на первый взгляд неполитическая, приобретает политическое значение, тем более, если эта проблема затрагивает безопасность личности, общества и государства. Такие же показатели, как продолжительность жизни, дифференциация доходов и доля доходов, которые находятся ниже прожиточного минимума, напрямую относятся к социальной безопасности (замечания автора.)


[Закрыть]

Из таблицы 6 видно, что соотношение фактического и порогового значений, не в пользу теперешнего положения России. Экономическая, социальная и политическая безопасность России в целом немного превышает половину порогового значения, но все еще составляет положительное сальдо господствующих отношений. Исходя из данных, можно подумать, что безопасность страны находится под угрозой, но фактическое положение в стране говорит об обратном. Страна все-таки сохраняет свое устойчивое положение, даже при условии, если бы перешла все обозначенные в таблице пороги. Важным критерием снижения политической безопасности является сила стремления народа сбросить принудительные способы организации его жизни. Многие страны живут в более плохих условиях, и далеко за пределами пороговых значений, и сила стремления сбросить принудительные способы организации их жизни в этих странах слишком слаба. И потому они довольствуются тем уровнем безопасности, который имеют. Нельзя всерьез принимать исследовательские данные подобных таблиц, поскольку для полной картины необходимо видеть активные действия, конфликт, как действенный способ изменения положения дел, как источник таких изменений.

Можно сказать, что безопасность любой страны мало соотносится с теми количественными показателями, которые представлены в таблицах Р. И. Акьюлова, Г. В. Осипова и С. Ю. Глазьева. Безопасность, если мы ее понимаем как состояние защищенности страны и отдельного человека, имеет две стороны, которые отражают защищенность, с одной стороны, общества, а с другой, отдельного человека. Если исследователь в своем анализе безопасности принимает сторону отдельного человека, то фактические значения положения России отражаются и на положении отдельного человека. Если же исследователь принимает сторону состояния государства или общества, то для него эти показатели не являются убедительными, для него в таком случае важным будет фактическая защищенность общества и государства. Действительное положение защищенности общества и государства характеризуется, во-первых, наличием самостоятельных действий правительства и государства в целом, и, во-вторых, отсутствием у граждан противодействия принимаемым правительственным решениям.

В российском обществе фиксируется общее согласие, которое носит особый национальный характер, отличный от стран Востока и Запада, но оно есть, и мы наблюдаем его в событиях, как согласованных действиях правительства и тех социальных слоев, которые заинтересованы и в существовании рынка и в укрепляющих этот рынок решениях правительства. И нам непонятны некоторые субъективно-рефлексивные сентенции наших патриотически настроенных академиков, теоретически обосновывающих нарушения сложившейся системы безопасности в сторону индивида. Если дойти до крайностей в подобных представлениях, то можно договориться до отмены государства вообще, но это, как известно, невозможно, оно может исчезнуть только в силу своей ненадобности, когда система взаимодействий между индивидами, по сегодняшним представлениям, начинает носить идеально согласованный характер. Так, Г. В. Осипов настаивает на том, чтобы диалектика взаимосвязи безопасности государства и индивида, осуществлялась бы в пользу индивида[112]112
  См.: Осипов Г. В. Россия: Национальная идея. С. 64.


[Закрыть]. При этом, нам кажется, он не совсем осознает тот факт, что частный интерес может выступить «пятой колонной» интереса общественного или государственного, что действия индивида не всегда могут быть оправданными с точки зрения морали и обязанностей. Те же террористические акты осуществляются отдельным человеком или группой лиц, в отношении которых их безопасность, если следовать мысли Г. П. Осипова, должна быть приоритетной по отношению к безопасности государства, которое, в свою очередь, создает безопасные условия реализации прав и свобод отдельного индивида.

В существующей общественной дифференциации трудно разрешимым является вопрос соотнесения безопасности целого и безопасности частей этого целого. Часть всегда будет требовать, чтобы была реализована ее безопасность, даже при условии, что эта часть сама намерена подвергнуть или подвергает целое опасности. Поэтому государству в дифференцированном обществе требуется иное понимание безопасности, чем отдельному индивиду. Для индивида все действия государства, направленные на сохранение его собственности, им оправдываются. Он понимает под безопасностью состояние защищенности, не задумываясь над тем, какие действия он осуществляет по сохранению своего положения, а какие – его по изменению. Поэтому в действиях индивида изначально может быть положена агрессия, которая снимается принудительными действиями государства, для того чтобы безопасность другого не пострадала.

Если для индивида безопасность представлена как система защиты, установленная государством, в отношении его собственности и социального положения, то для государства безопасность представлена в упорядоченных в соответствии с нормой действиях всех индивидов. Государство в отношении индивидов в одном и том же своем действии и защищает, и принуждает одновременно. Это делается не в силу собственно защиты, а в силу установления порядка взаимодействий между индивидами, который принимает форму общего порядка. Государство, принуждая, защищает индивидов через установление порядка. Порядок же устанавливается не ради равной защиты всех, а ради равной защиты сложившихся отношений, т. е. ради взаимоотношений частной собственности, которые носят всеобщий характер. Государство торопится представить дело так, как будто оно защищает интерес каждого индивида, тогда как, на самом деле, оно охраняет общий частный интерес. Защищая общий частный интерес, государство формально относится к частному интересу отдельного индивида, т. е. оно оставляет без реального внимания тех, кто не принимает практического участия в производстве благосостояния государства, оставляя распределение безопасности на усмотрение самих индивидов. При этом государство осуществляет правовой контроль над действиями чиновников и общественных организаций, осуществляющих защитные и самозащитные функции.