Текст книги "Глоточек счастья"
Автор книги: Владимир Жуков
Жанр: Юмор: прочее, Юмор
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
VI
Ночь в гостинице прошла, а утром лейтенант поехал в часть на службу. И был очень удивлён вниманием неестественным к своей персоне. Капитан Пономарёв, начстроя, принимая документы, странно уважительно спросил, культурно, как знакомого давно, как друга:
– Где, товарищ лейтенант, скажите есть свидетельство о браке ваше? Не найду его никак я что-то в документах, мне какие дали.
И соврал Андрей, вопрос чем вызван, начиная понимать:
– Не знал я, что оно так сразу нужно будет. Принесу, не сомневайтесь, завтра.
– Ничего себе, не знали! Значит, и квартиры вам не надо может?
– Нет, квартира мне нужна, женат я. Обещаю, принести бумажку.
– Обязательно. Я в личном деле вам «женат» уже графу заполнил. Делать этого нельзя, покуда документа нет. Иду, глядите, из-за вас на нарушенье, кстати, исключительно при чём большое. В положение моё войдите…
Козырнул Андрей, прощаясь, ну и представляться командиру части поспешил. И началась в Чу служба.
И затем, как повелось, назначен лейтенант в наряд был в день свой первый службы в Чу, прибЫвший вновь как только, по традиции в полку гвардейском.
И когда по городку с повязкой и с солдатами двумя бродил он, то попутчицу случайно встретил.
Озарённая улыбкой яркой к лейтенанту подошла студентка и, в сторонку отведя, довольно сообщила:
– Всё, Андрей, вы в списках. Жилкомиссия была сегодня. Положительно вопрос решился. В третьем доме на двоих квартиру номер восемь дали вам. Живите.
И вселились молодые скоро в неплохую на двоих квартиру. Вот какие чудеса бывают.
VII
Стала жить семья в жилище славном, хоть с соседями, зато с красивым, сногсшибательным из Окон видом: вдалеке на фоне неба нежном, утром ясно проявлялись горы.
Поартачился в душе Андрюша, мол, не сам-таки жилья добился и, мол, эдакое, можно разве? Где же принципы? Мораль? Что скажут люди добрые, узнают если о протекции такой постыдной? Сколько бедных их несладко тянет бесквартирную годами лямку? Это всё знал лейтенант прекрасно, но отказываться поздно было, непорядочно. Скажи ей сразу, белокурой – так другое дело.
В полк попал служить Андрей Кириллыч, в стратегический, ракетоносный, в часть гвардейскую, где был матчастью самолёт «Ту-95-й ВКМ». Там в эскадрилье третьей начал ратное он править дело – старшим техником по установкам самолётным, силовым, которых было на «бородаче» четыре.
К изученью приступил Андрюша сложной техники и, сдав зачёты инженерам полковым успешно, через месяц сам работать начал. Сам расписываться стал в журнале лейтенант перед полётом каждым, и душа его при этом пела. Так всегда у большинства сначала. Да вдобавок экипаж гвардейский оказался через чур весёлым, по-особому каким-то дружным.
Вроде складывалось всё как надо у Андрея, но то с виду только. Приговор, который вынес Ленин и исполнил пресловутый чайник, исковеркал жизнь Андрея напрочь. После казни той пал член, и плетью недвижимою повис бедняга. Стал до прелестей интимных, женских, безразличным. И хотя желала, разумеется, душа соитья с раскрасавицей невестой чудной, ничего не получалось с этим. Око видело, а зуб не мог вот. Ничего не помогало члену: ни упругое тугое тело, ни шикарное лицо девицы, ни её пушистый волос, длинный, сногсшибательный, ни томный, чудный, блеск очей, к себе манящий пылко. Постучала в двери жизни громко исключительно беда большая.
Ну хотя б пошевелился что ли мало-мальски для порядка, эдак. Нет, болтается желейной массой, безразличной ко всему, аморфной. А Андрей переживает горе и печаль свою, да так серьёзно, похудел что, помрачнел несчастный.
Так два месяца прошло тяжёлых.
Разослали молодые к свадьбе приглашения родным и близким. Приближалась торжества минута, а болезный член Андрея вовсе не внимал тому. С ума как будто мужика хотел свести скорее. Правда, общая беда сближала, и надеялись Андрюша с Леной, что проявит благосклонность всё же к ним судьба и член болезный встанет. Вот ведь как порой бывает в жизни.
После долгих мук своих, кошмаров, обратился наконец в больницу, в городскую, лейтенант, не знали чтобы в части о смешной болезни.
Эскулап, седой старик, сначала парня выслушал, потом заставил снять штаны и член рукой потрогал. Молоточком постучал железным по коленкам раза три-четыре. Поводил затем у носа пальцем и расплывчато сказал, туманно:
– По идее, – объяснил, – нормально вроде все у вас, однако всё же сексуальные дела довольно, очень даже не простая штука, медицина ладу дать порою им не может. Твой, Андрюша, случай точно, видимо, такой мудрёный.
От врача домой в тот день, вернувшись, удручённый, заглянул невесте, милой, жалобно в глаза и молвил, плача горько, как ребёнок малый:
– Бог наказывает так за что же?
– Потерпи ещё, коль есть на свете Бог, с тобой он нам поможет точно, – успокоила, целуя, Лена.
VIII
Удручённый непонятьем полным о возможностях своих в дальнейшем, как-то утречком осенним ехал силовик, бедняга наш, на службу. Словно кошки разрывали сердце, теребили изнутри как-будто. Но держался офицер несчастный из последних сил своих духовных.
День полётов был. Маршрут короткий предстоял. И установки Кошкин, как положено ему, проверил. Всё нормально, только думки злые не давали пареньку покоя.
Экипаж же был как раз, напротив, очень бодр и несказанно весел, потому как предстоял мальчишник экипажный после дня полётов: собирал бортинженер на праздник в гараже свой техсостав гвардейский.
Бортачём на 85-м Шухов старший лейтенант, тогда, был. Завершения полётов после он хотел уже, заведено как, лейтенанта в экипаж зачислить как вновь прибывшего в полк коллегу.
Вот уж 85-й в небе. Вот уже и в капонире тесном технари за домино уселись – в «чэчэвэ» играть да ждать кормильца. А Андрюша, полный думок жутких, лёг на нары да чехлом укрылся. Не до карт, не до костяшек было человеку. Под брезентом тихо, чуть не плача пребывал в печали.
А товарищам наоборот всем очень весело при этом было, о великом офицера горе, разумеется друзья не знали: бьют в шаблыжки, анекдоты травят, байки разные и что со смыслом, и без смысла, но одно – смешные.
Незаметно перешли на тему сексуальную мужчины ту, что в их извилинах всегда дежурит. Стал невольно и Андрюша слушать залихватские коллег поливы.
Старший техник капитан Охалков говорил:
– …Так значит, вёз девчонку пред собою чёрный негр на раме, но как едущие слезли только, оказалось, что без рамы велик – дамский, то бишь, и понятно стало: тёлка ехала на чём, ребята.
Разумеется, понятно было, негр на чём девчонку вёз, однако, никому не показалось это даже капельку смешным, лишь только глупый прапорщик Синцов хихикнул, по развитию ума плохому. И стартех, не услыхав оваций, эстафету передал другому.
А Андрей, услышав лишь о члене, о здоровом, негритянском, длинном, зачесался под чехлами очень. По спине опять пошли мурашки, дружно топая, и в пах кольнуло.
От Охалкова взял слово сразу силовик второй Фомин. Зачем-то похвалился тем, что мог когда-то аж ведро воды носить на члене. А сомненья видя взгляды, сразу уточнил:
– Не доливал ладошку! – и поднял на обозренье руку. Снова Кошкину кольнуло больно шилом в пах, а оружейник бойкий, то бишь старший лейтенант Аркадьев, не замедлил влить печали в душу.
– Я порю, – сказал, – ещё пока что – всех подряд не разбирая дырок, не взирая на красу и возраст. Два могу – не вынимая сразу, три – в хорошую когда охотку… Эх! Несчастная моя супруга. Дай ей, Господи, побольше силы и терпения в совместной жизни.
– В чём проблема, господин Аркадьев? – старший техник по «ЯД» вмешался, лейтенант Петров, как раз вошедший в капонира нишу, – не горюйте, половая прыть мешает коли очень здорово в семье согласью, это лечится легко и просто! Становитесь, дорогой коллега, под локатор самолётный живо. Так и быть, уже я вас уважу. Полминуты облучу и хватит. И не станет беспокоить больше вас позывами любовный ключик. Вот уж жёнушке привалит счастья. Не придётся волноваться больше за поганые измены ваши бедной женщине. И в дом заразы никакой не принесёте, гнусной, новоявленный поручик Ржевский, мандавошек, спирохеток бледных или, может быть, чего похлеще! Не раздумывайте слишком долго, соглашайтесь, лейтенант! К антенне!
В капонире смех весёлый снова.
– Нет. Такого мне добра не надо! – улыбнулся половой стервятник, а Андрюша под чехлами лёжа побледнел, сжимая пах руками, боль, нахлынувшую вдруг, пытаясь, как-нибудь унять, без толку только.
Капитан Круглов вошёл. Летал он кочегаром в эскадрильи той же. Самолёт его был в ТЭЧ, регламент проводили – сто часов и надо б капитану быть с кормильцем рядом, по-иному же решил однако, на стартеха самолёт оставив. ТЭЧ какая пригласили если в гаражи гулять работы после.
– Да, – сказал, войдя, Круглов – курил я, возле входа в капонир и слушал сексуальную беседу вашу. Удивился, признаюсь, не думал, в экипаже что в таком весёлом, архидружном, интеллектоёмком, могут тему освещать так тускло занимательную бесконечно.
И умолк, как мимоходом будто, с легонца над экипажем дружным посмеявшись, поглумившись вроде. Но одёргивать не стал однако хвастуна никто, рассказ его чтоб, ненароком не спугнуть весёлый и смешной. Стартех признался даже:
– В пониманьи щекотливой темы, разумеется, мы вам неровня. В ней подкованнее вы, понятно. Слава богу, кое-что узнали друг о друге за годины службы. Предлагаю потому конкретно эстафету разговора принять.
– А чего? И расскажу, ребята, удивительный из жизни случай, фантастический такой, что прямо закачаешься – умрёшь не встанешь, но, однако же, вполне реальный.
Обувь снял Круглов, залез на нары и с Андреем примостился рядом. Элегантным расстегнул движением ловко молнию на куртке синей и, ладошкою отбив чечётку на пупке, неторопливо начал, разговорника талант стараясь демонстрировать в словечке каждом:
– Еду, значит, я в году запрошлом из дом отдыха. Народа нету. Одинёшенек в купе кукую. Восседаю фон-бароном прямо и с таранкою пивко лакаю.
Одиночество моё однако оставалось до Кущёвки только. Подсадили человечка там мне, молодого паренька, от роду двадцати неполных лет, как будто вроде чурку и не чурку – вроде. Смуглый, только не кавказец, чую. Слава господу, кавказцев знаю. Пригляделся я к нему и вижу, что по выходке не наш курепчик, не советский, вот гляжу какой-то.
Не ошибся. После рук пожатья, познакомились. Махмудом звали палестинца, что в Израиль ехал на каникулы. В Москве учился, а в Кущёвку заезжал проведать земляков своих, курсантов, коих там на лётчиков как раз готовят.
Рассказал студент, что был направлен он по линии партийной нашей на банкира в СССР учиться.
«Где ещё поговорить придётся с закордонцем вот таким буржуйским? – я подумал. – Да ни где конечно, так как занавес висит железный».
Достаю пузырь 0,5 «Столичной». Бите-дритте, господин соратник, с сионизмом по борьбе! К стакану! И попутчик мой, вполне довольный приглашением, помог с бутылкой разобраться под хороший закусь.
Только с этим палестинцем, нудным, разговора по душам не вышло. Он как выпил, так одно и то же заталдычил, попугай как будто: о евреях хреноту, какую без него я мог прочесть в газетах. То же самое почти, что гонят на марксухе нам, и плешь какое на башке давным-давно проело.
И Круглов потрогал череп лысый.
– Вот! Глядите, всё она зараза! Надоел мне разговор наш постный, до оскомины зубной, и русло я хотел его сменить, но только всё впустую, всё без толку было. Захмелев, Махмуд одно тылдычит: «Победим мы всё равно евреев, потому что мы за правду бьёмся!»
В общем, мне осточертело это, и улёгся я на полке нижней почивать себе. Само собою документы и деньжонки спрятав под себя благоразумно в ящик, для вещей и лёг бай-байки сверху. Шёл, араб, ты со своим Сионом.
Ну, так вот, лежу себе спокойно, почиваю сладко, тихо, мирно. Сны гляжу по сексуальной теме что, как правило, идут, как только перед сном приму на грудь спиртного. И один как раз не сон, а сказка, вдруг привиделся: порю я тёлку бесподобную и рядом слышу, то же вроде бы кого-то пялят. Просыпаюсь недовольно, ну и луп да луп по сторонам глазами. Правда трахается рядом кто-то. Пригляделся, ну и в свете тусклом от луны, какой зашёл в купе вдруг, вижу: ходит палестинца попа вверх да вниз – туда, сюда обратно. И вот тут уже дошло, что это сионизма враг ебёт кого-то.
Наблюдаю. Распирает прямо любопытство: ну кого же это затащил к себе Махмуд на полку? И пока про то гадал да думал, палестинец порезвее попкой заиграл, весь задрожал и кончил, угадать совсем не сложно было.
Полежал затем борец с Сионом. Отдохнул совсем чуток, а после встал и вышел покурить довольный, почивать одну оставив фифу.
И хотя мне стыдно очень было, но я всё-таки решил потрогать беспринципную гражданку нашу, безответственно дала какая поиметь себя в купе буржую. Ну и, вроде как спросонок, лезу тупо к ней под одеяло ручкой. Нет реакции, и не понять тут: то ли спит, а то ль молчит красотка и сама моей любви желает. Я смелее и рукою левой ко влагалищу… Ладонь щекочут волоски великолепно, славно, и ворочается член охочий. Я пониже чуть скользнул по ножкам и… совсем не спятил, братцы, было. Там не женщина лежала вовсе, а фрагмент её, обрубок малый: от пупка и чуть пониже жопы, сверху – плоско, две култышки – снизу.
Ну, товарищи, скрывать не стану, испугался я сперва, а после догадался, что куклёнка это, запрещённая в стране Советов, приспособа – онанизм варганить. От лечившихся со мной в ЦНИАГе про такие я слыхал довольно. Космонавтам их дают в полёты, чтобы тешили чижа без женщин.
И, казалось, разобрался, Саша, так иди и досыпай спокойно, почивай под стук колёс на стыках. Ан же нет. Заволновался член мой. Стал дубиной и с мольбою шепчет: «Где, когда ещё привалит счастье запрещённую оттрахать куклу? Да нигде. Так и умрём, не зная, каково там у неё в пиздёнке».
И ведь вот уговорил, каналья.
Снял трусы с себя в мгновенье ока и на полку прыг, где ждал обрубок. На замочек щёлк на случай всякий, непредвиденный, купе и: «Ну-ка! – прошептал, – держись, заморска мымра!» И милашечке всадил, безногой, от души, так показалось, что аж неживая ожила игрушка и довольно застонала, сука.
И пошёл пороть, стараясь долго не растягивать процесс, быть дабы не застигнутым врасплох на месте, возвратившимся врагом Сиона.
Что сказать могу: немного были ощущения сочней и ярче, чем с живой обыкновенной бабой. Почему так? Вот того не знаю, до сих пор не разберусь в причине, сколь не думаю. Всего скорее то оно от новизны наверно. Может страх подогревал в процессе быть застигнутым врасплох, не знаю. Не уверен, утверждать не буду, почему и как, но классно было.
Ну, порю обрубок тот, махаю, скоро чувствую оргазм подходит, – кочегаровы глаза блеснули пошловатым огонёчком сальным, – и всё вроде б ничего, конечно ну, да только вот на взлёте самом, и на самом наслажденья пике неожиданно включилось что-то во влагалище ципули резко. Задрожало, засвербело глухо, затряслось. Я испугался, ясно, и в вагину член засунул глубже, перепуганный со страху, так что поломал внутри всё в кукле, чую. Бесшабашной, как железо твёрдой, бестолковою елдой стоящей сделать то совсем не хитро было.
Вынул я из куклы хрен. С ним вместе, полагаю, с полкило резины. Силы больше в большевистском члене оказалось, чем буржуйке нужно.
Соскочил с неё в одно мгновенье. Крошки латекса собрал в ладошку и в вагину их скорей, в вагину аккуратно затолкал обратно. После с простыни стряхнул остатки я на пол, да поскорей на полку, на лету открыв купе замочек. С головой под одеяло юркнул и прижух, как будто сплю, как будто не вставал, и бегемоту ясно, не ломал чужих вещей тем паче.
И лишь только я улёгся, входит палестинец, собирает фифу да в мешочек аккуратно ложит, не заметив никаких поломок. Завязал мешок, под полку сунул, ну и сам потом улёгся сверху. У меня же отлегло от сердца. Ну-ка, ежели б заметил порчу буржуин, чего тогда бы было? А тогда б пиши к чертям – пропало. Стоит доллары, небось, большие ципуленция. Их где взять может авиатор, коммунист советский – нищебродие – по ихним меркам, по не нашим, по буржуйским то есть.
А позор какой? Прознают коли, не отмыться с порошком стиральным. Дело виданное ль, воин чтобы, ни какой-нибудь, а наш, советский, онанизмом занимался с куклой. Тут уж жаловать никак не станут. В лучшем случае – под зад ногою из СА, а в худшем – небо в клетку.
В общем, встал я утрецом пораньше и, лишь только в Чу приехал поезд, как ужаленный, метнулся пулей из вагона от того Махмуда, от поломанной его фифули… Вот что хрен-дурак наделать может.
Дружный смех со всех сторон. И только под чехлами лил Андрюша слёзы. Байки слушать о стоячих членах совершенно невозможно было.
Тут Аркадьев:
– А в вагине что же засвербело, Александр Иваныч? – к кочегару поспешил с вопросом, – или, может быть, в мозгах чего-то переклинило у вас в экстазе?
– А вот этого как раз не знаю, – кочегар ему, – вполне возможно переклинило в момент оргазма, объяснения не знаю факту.
Говорил Круглов конечно правду. Об устройстве сексуальных кукол, где проведать мог в стране Советов, коли партноменклатуре даже дефицит не продавался этот. Что вибраторы внутри стояли, удовольствие какие множат, и не думал офицер советский.
Капитан Круглов, когда закончил, встал Андрей и пошагал из ниши, вроде как за капонир по малой, по естественной нужде, на деле ж, чтобы слёзы смыть с лица большие, незаметно от коллег весёлых.
Чисто вымылся Андрюша в коке перевёрнутом винта, который полон свежей был воды, и рядом сел на травушку, убитый горем.
Мысли путались, крутясь лишь только у вопроса одного: что дальше? Свадьбу, может, отложить с Еленой, не поганить жизнь девчонке чтобы.
Солнце медленно ползло к закату. На него Андрей взглянул и: «Бога надо очень попросить, – подумал, – кроме Бога, кто ещё поможет?»
В небо синее с мольбою глядя, прошептал жених, убитый горем:
– Умоляю! Помоги мне, Боже!
Тут как раз из капонира вышел стартешок справлять нужду и, ухо навострив одно да глаз прищурив:
– Наш гудит, – сказал, – летит кормилец.
Монотонный в выси гул донёсся, и слегка отвлёк от дум печальных.
Вскоре 85-й мягко сел и громко снял винты с упора да минут через пяток, усталый, подрулил, урча, к стоянке ждущей.
Закатили самолёт, и вышел экипаж. Бортинженер последним, как положено.
– Ну что, Андрюша, – он напомнил новичку, – по плану в гараже моём сегодня квасим. – И, заметив восковую бледность на лице силовика, воскликнул, – уж не болен ли ты, Кошкин, часом?
– Нет, – Андрей ему, – совсем не болен, – попытался улыбнуться, только вот улыбки никакой не вышло и, больной чтоб разговор закончить, не особенно приятный этот, на консоль полез, чехол на плечи водрузив свои, большой, тяжёлый.
IX
Зачехлили самолёт, залили керосина три ТЗ почти что той заправкою, зовут какую по-научному оперативной, той с которою дежурить должен стратегический ракетоносец – это шестьдесят шесть тысяч литров. И в «Урал». И вместе в ДОС скорее. В гаражи, где намечался праздник.
Взял Андрюша в военторге водки, колбасы коляски две и хлеба. Прапорцы, из местных что, на закусь помидоров принесли, домашних с грядки прямо, огуречков свежих да водицы ключевой с колодца.
Вот и Шухова гараж стандартный. Авиаторы в нём стол накрыли.
Кочегар провозгласил тост первый:
– Пью за то, чтоб ты, Андрей Кирыллыч, силовик наш, генералом важным непременно стал! Да чтоб гордились мы, коллега, завсегда тобою!
И раздался звон стаканов громкий.
Кошкин много пожеланий тёплых в адрес свой услышал, разных самых. И великую беду-кручину позабыл Андрей на время даже. Но Фомин, силовичок досужий, лейтенанта возвратил в реальность:
– Чтобы хуй стоял, и деньги были! – беспардонно пожелав, не ведав, как разит стрелою в сердце, ржавой, молодого технаря жестоко.
Побледнел Андрей, такое слыша. Покачнулся на дубовом стуле. И товарищи на то вниманье обратили, посчитав что просто, перебрал, молокосос, немного.
Деликатно и культурно очень не заметили конфуз, не стали в краску юного вводить коллегу. И мальчишник через час какой-то завершился. Всю допили водку.
X
А на улице уже стемнело, разошлись из гаража ребята. Вместе топали до ДОСа Шухов с посвящённым в технари вот только. Приглянулся силовик толковый кочегару деловою хваткой. Но рассеянность его порою, маска бледности довольно часто на лице и отрешённость с нею, удивляли не на шутку вовсе. Потому уже почти у дома Шухов Кошкина спросил:
– Андрюша! Вот гляжу я на тебя и вижу, что нормальный ты мужчина вроде. Авиатор, так сказать, от бога. Одного не понимаю только. Ты рассеянный чего порою? И потом, ты почему бледнеешь, как беременная баба будто? Мне выкладывай давай, дружище, на духу как, в чём того причина?
Будто статуя, на месте замер, ошарашенный вопросом жутким, молодой силовичок, и слёзы покатились по щекам обильно.
Кочегар, конфуз сей странный видя:
– Ты пойми, – сказал, – Андрюша, если б не на технике была работа, на серьёзной и при том опасной, в душу б лезть к тебе не стал конечно. Хоть красней, хоть зеленей, хоть в негра превращайся, хоть рожай на нарах. Мне б оно по барабану было. Ан же нет! Наш самолёт не бричка, тут рассеянность твоя и бледность, непонятные никак не катят. Признавайся, говори, Андрюша, что с тобой, не распуская нюни, а не то послать к врачам придётся на комиссию, прости засранца.
Обтерев своё лицо сырое рукавом комбинезона, глянул Кошкин жалобно да очень горько в кочегаровы глаза и понял, что делиться все же горем надо, не сойти с ума банально чтобы, боль великую тая, такую. Ну и взял да рассказал подробно инженеру, в чём была причина неестественного поведенья.
Шухов выслушал Андрея ну и, удивившись, почесал затылок.
– Ничего себе, особый случай у тебя возник в полёте жизни, – он задумчиво сказал и тихо, – фантастический какой-то прямо. Только ты не паникуй особо. Страх любой – беде помощник первый.
Лейтенант на то кивнул согласно и с досадою вздохнул, с печалью:
– Паникуй не паникуй, а лучше б без конечности другой остался. Жизнь дальнейшая тогда б имела смысл какой-то, а без члена выход лишь один – младой головкой в пЕтлю.
– Э! Хватил куда, куда заехал!.. Сразу видно, не летал ты, парень, кочегаром, в переплётах не был. Знай, дружище, что в полёте жизни, в каждом случае его особом быть крутым бортинженером нужно, рук какой не опускает так вот, на борту когда беда резвится, и как ладить с ней инструкций нету.
Пуще прежнего Андрей смешался, ничего не понимая. Грустно улыбнулся он:
– Вот вы и будьте на борту моей судьбы пропащей кочегаром тем как раз волшебным.
Хмыкнул Шухов:
– А чего же, можно, – глаз прищурил, – кочегаром добрым быть попробую сегодня вашим. Так, – закрыл глаза, – сперва представим, что летим и что беда случилась невзначай на самолёте нашем.
Постоял минуты чуть поболе кочегар, уйдя в себя, а после:
– Так-так-так, – сказал, – а вот и что-то интересное явилось в разум, что использовать в борьбе с несчастьем, полагаю я, возможно будет.
И взглянул, открыв глаза на парня, вопросительно:
– Андрей, ты кстати в дом культуры не ходил недавно на заезжего артиста мага выступал, что с лилипутов группой?
– Да, ходил, – ответил Кошкин.
– Ну и коли так, то значит помнить должен объяснения его, а также исцеления.
– Конечно, помню. Заикаться перестал заика. Близорукий без очков стал видеть.
– Ну так вот. А говорил маг, помнишь, все болезни на две группы можно разделить: те, что от сбоя в мозге и – другие по иным причинам. И ещё тот чародей сказал, что сбой в мозгах, он от большого стресса очень запросто возникнуть может. Как с тобою, например, Андрюша. Может это быть?
– Вполне возможно.
– И потом, когда буза с мозгами, то гипноз им в самый раз лекарство. Слышал это?
– Да, конечно, слышал.
– Ну так значит к чародею едем. Он в гостинице живёт, районной в «Чу», на площади стоит какая.
Кошкин вылупил глаза, а Шухов:
– Полечить тебя попросим мага. Ну-ка сделает чего?
И Кошкин не раздумывал особо долго молчаливо согласился, вверив кочегару жизнь свою младую, что на тонком волоске держалась.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
