Текст книги "Глоточек счастья"
Автор книги: Владимир Жуков
Жанр: Юмор: прочее, Юмор
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
IV
Разъярённая тигрица будто, шла просилица домой по ДОСу. О случившемся вдруг с нею только сообщить скорей спешила мужу.
«Чебурашка, трепещи! Зараза! Адюльтерище хороший будет. В трибунал тебя сдадим, засранца! – возмущалась про себя Елена. – Небо в клеточку устроим скоро!»
В первый раз столкнувшись в жизни с дрянью, Лена очень обожглась душою. Чуть не плакала она и губы бледно-розовые в кровь кусала.
Дома встретил муж и, видя Лену не в себе, спросил:
– Стряслось чего что ль?
Ну а та и разревелась сразу, а потом, когда уже немного успокоилась, то мужу сразу рассказала о своём вояже.
Пограничник загорелся бывший. Кровь в его заволновалась жилах. Захотел он замполита тут же отыскать и меж бровей шарахнуть негодяя чем-нибудь тяжёлым, неповадно дабы больше было попирать вот так мораль по-свински. Но волна как откатила только гнева, первая, к своей супруге обратился с укоризной Коля:
– А скажи ты мне, жена, на милость, почему пошла просить квартиру пресловутую не в базу нашу, оба служим где, а в полк зачем-то? Чебурашко по жилфонду базы ничего совсем решать не может, потому как замполит не наш он. Кстати, Бойко, замполит, мне нынче, тот, что наш, сам говорил сегодня: через месяц быть у нас квартире. Врать – зачем ему? Он врать не будет. И в конце концов, бог с ней, с квартирой, унижаться чтобы так. Не делай ты в дальнейшем никогда такого… А ведь, правда, говорят в народе, волос длинный что, а ум короткий, о прекрасной половине женской.
Согласилась виновато Лена, горько плача, головой кивая, и размазывая слёз потоки рукавами по щекам горящим, и при этом возбуждённо, гневно лепеча:
– Его нам надо, Коля, засадить, в прокуратуру нужно заявление писать скорее! Особистам! В трибунал! Пусть гада на пятнадцать долгих лет засудят! Ни одной он мне, конечно, делал предложения, свинья, такие! Вот засадим – неповадно будет замполитам остальным такое откаблучивать, армейским тварям!
Согласился муж с женой своею:
– И сдадим. Проснёмся завтра только, так направимся в отдел особый. Особист наш, между прочим, Саша: алкоголик говорят, а кличка тоже очень у него смешная.
– Что за кличка-то?
– Сашуля, Лена. Он расскажет нам, что дальше делать, чтоб преступника поймать с поличным.
И на этом, разговор закончив невесёлый свой, сперва обнялись Коля с Леною и в долгом очень поцелуе молодом застыли, а потом за телевизор сели, «Джентльмены» – шли как раз, – «удачи».
V
На другой день на машине первой в часть приехали супруги, чтобы посетить успеть отдел особый.
Заурчал «Урал», людей набивший под завязку, с притрамбовкой лёгкой, и поехал, громыхая грузно на бетонки швах неровных, жёстких.
Пробы двигателей гул донёсся. Офицер, сидящий с Колей рядом, пояснил, куря усердно «Приму»:
– Чудо ёбаное, замполит наш, Чебурашко, улетает это, аж почти на две недели целых, – а девицу увидав, смутился. И умолк, за дыма клубы прячась.
Офицера весть прошла как будто меж ушей людей, сидящих рядом. Всё равно им абсолютно было, утром едущим на службу рано, где тот самый Чебурашко будет: то ли в Чу, толь на рогах у чёрта. Только вздрогнули зато супруги и вздохнули: план срывался мщенья.
И решили не ходить пока что к контрразведчику в отдел особый. Нет вожможности с поличным коли прихватить, чего чесать без дела языки, писать бумаги тупо в кабинете. Обождать вернее.
VI
А случилось с замполитом вот что. Ни с того и ни с сего вдруг ночью сообщили, улетать что надо. Службы план он предсказуем мало. Как объекту вожделенья дать тут знать об этом форс-мажоре глупом? Да никак. Уж не явиться ж ночью и, представ при благоверном чинно, извиниться, а затем свиданье отложить и поклониться мужу.
Так был зол, так замполит разгневан, что от нервов заболели зубы и покоя не давали долго.
Ну а утром самолёт лишь только от бетона оторвал колёса, спать так сильно захотелось что-то, да так муторно на сердце стало, что щеку скривило в тике нервном.
«Вот что значит человек военный, – возмутился про себя с досадой замполит, – чего-то в жизни личной запланировать нельзя! И может с цацей запросто любовь сорваться. Будь не ладна служба злая эта».
И в момент, когда убрались шасси, и закрылки улеглись на место, вдруг дружок пришёл на ум чего-то, военторга зав, с каким совместно в гарнизоне дефицитом правил:
«Вот, казалось бы, всего вольняшка. Ни нарядов, ни тревог, а также никаких командировок долгих, а, однако, на ровне со мною к дефициту, охломон, допущен. Сам торгаш всего какой-то жалкий. А навар один и тот же мутит.
Во владениях его не только дефицит, но продавщицы также, петушком каких ретивым топчет, по желанию, на лёгкий выбор, без опаски, без оглядки даже на партийную мораль, как я вот. Справедливость где? Не пахнет ею!»
Солнца круг над горизонтом чёрным показался. И лучи косые от него зашли в глаза пилота. Он прищурился, ругнулся громко про себя, уйти стараясь дальше от довольно неприятных думок, только это бесполезно было. Размышленья теребили душу:
«И ведь имя, погляди, какое идиотское, козёл, имеет. Пал Калинович Халамбаламов. Чёрт те что. С моим сравнимо разве? Не сравнимо ни с какого бока. Исключительно по-русски, просто замечательно – Иван Прокопыч. По-советски как звучит, красиво».
И заметил Чебурашко, мысль как улыбнулась, натолкнувшись глупо на фамилию его смешную. В небе солнышко, на это глядя, захихикало. И что же? Снова ярко-жёлтые лучи в пилотов незадачливо, смеясь, швырнуло. И зажмурились те оба разом. Замполит зашторил шторкой нервно бронестёклышко и глянул злобно, недовольно на шалунью – солнце.
Пару тысяч вот набрали только, Пал Калинович опять явился, насолить желая явно очень, в размышления влезая нагло: «…Не пропустит ни одной юбчонки, старикан! Через себя лишь только принимает на работу девок. Я в сравнении с ним ангел просто. Вот хохлушечку недавно принял симпатичную… А только-только молодого кочегара жёнку взял на прибыльное очень дело – на доходную торговлю пивом. Ну и что же? Городок жужжит весь, у себя как на столе рабочем оприходовал старпер девицу. А ему, вода как будто с гуся… Нет, менять такой порядок надо в нашей армии. И в подчиненье на прямую Военторг военным передать, нам, замполитам то есть. Вот тогда-то и порядок будет…»
Мысли спутались, смешались мысли. И ушли затем. Осталась только допекающая боль зубная да усталость от бессонной ночи.
Наконец-то высоту набрали. Лёг на курс ракетоносец дальний, и привычный гул движков немного успокоил, убаюкал малость, поотвлёк от дискомфорта мыслей и зубной непроходящей боли.
VII
И лишь только гул растаял в небе, самолёта уносил который Чебурашко вдаль от Чу, у Коли заболела вдруг душа серьёзно.
«Хорошо! Отдел особый, ладно, – призадумался, – однако, также и позора с головою будет. Думать разное, конечно, станут, рассусоливать, о том в помине даже не было чего на деле. Да и выкрутиться тоже может прохиндей, тогда пиши – пропало. С Чу тогда хоть убегай, смывайся. Пальцем станут ткать: идут, гляди, мол, два мошенника, жильё какие клеветой себе добыть хотели. Нет, иное надо думать что-то, богу слава, позволяет время».
Ну и что ж? И план пришёл хороший дрессировщику на ум к обеду. Засиял он весь, запрыгал даже от задумки той своей весёлой и в улыбке озорной расплылся. Ну а я, его подслушав мысли, содрогнулся, и мороз по коже пробежал тотчас моей, и в пальцах ощутил я вдруг внезапно холод. Исключительно был план жестоким.
Интересно? Интересно, вижу. Но прошу не торопиться только. Веселей куда, когда туман чуть содержанья впереди по курсу. Я лишь только вам одно открою: план с призванием был связан Коли.
Наконец, всё хорошо обдумав, Николай над «i» расставил точки и к вольеру пошагал, в котором поживал его любимец Тобик – кобелина, монстр кровей немецких, исключительно больших размеров.
Завилял хвостом, почуяв друга, тут собачий великан да в дверцу растворённую счастливый юркнул. А потом на лапы стал, ликуя, в нос лизнул сперва, а после – в ухо, выражая сим любовь и верность.
Но, однако, не учуял Тобик в голубых глазах мужчины грусти. Шерстью грубой об штаны потёрся верный пёс и лёг у ног смиренно.
А затем все две недели ровно занимался дрессировщик юный интенсивно подготовкой мести. Брал домой с собою пса день каждый и добился результатов должных.
VIII
Чебурашко через две недели без задержек прилетел по плану. И на день другой посадки после для просителей приём назначил. Дал на радио заявку, в ДОСе о прибытии вещали чтобы. И не раз, а через четверть часа повторяли о событье, дабы то известие дошло до Лены. Только та и так прекрасно знала обо всём и ожидала встречи.
Утром, встав на день другой с постели, Коля с Леною в глаза друг другу посмотрели, и сердца забились веселее в их телах и громче, и охотничьим азартом хищным, беспощадным запылали души.
Прибыв в часть, пошёл в охраны роту начпитомника. Его там встретил дружелюбно командир – их с Леной непосредственный как раз начальник, Сулейманов, капитан. И сразу обратился к командиру Коля.
– Уважаемый Мамед Карачи, – он сказал ему, – мне съездить надо в город По к больному деду на день. Доживает старичок денёчки.
Отказать в той невеликой просьбе разве мог начальник, нет, конечно, и тем более, когда супруга может мужа заменить спокойно. Потому ему Мамед Карачи без сомнений разрешил:
– Едь, Коля! И с возвратом не спеши, а пару прихвати себе ещё денёчков, отдохни, побудь с роднёй подольше. Это пусть как благодарность будет за хорошую твою работу.
А ему тут пограничник бывший:
– А нельзя ли мне, Мамед Карачи, взять и Тобика с собой, артиста: старика повеселить желаю представлением, глядишь, подольше и протянет, поживёт дедуля.
Капитан тут не был против тоже, и, с собою взяв собаку, Коля с ней пошёл домой, жену оставив на хозяйстве через чур весёлом, многолающем своём, мохнатом.
А когда пришло приёма время, в ДОСе в клубе полковом стояла Лена в очереди длинной, первой.
Чебурашко лишь её увидел, проходящий мимо женщин жалких, так и сразу засиял весь прямо, но эмоции сокрыл умело. Разве умно выдавать их так вот при скоплении большом просилиц? Нет, конечно, понимал, неумно. Но, однако, отворив скорее дверь, ключом спеша, за дело взялся.
– Заходите! – крикнул. – Первый кто там?
Покраснев слегка, вошла Елена и с улыбкой виновато-томной, в белой юбочке в горошек красный, как и в прошлый раз, напротив села, но маняще прошептала томно:
– Я ждала вас. Два часа, пожалуй, у аптеки проторчала, так и не дождалась.
– Эх! Такая служба идиотская, Елена, наша! Вас не мог оповестить никак я… Компромат нам ни к чему обоим…
– Понимаю. Потому и здесь я.
– Так. Я быстренько сейчас закончу. За тобой приму двух-трёх и хватит для отвода глаз. Потом в шестнадцать у аптеки жду на месте том же.
– Нет, сегодня не могу. Уж поздно. Мужу что мне говорить не знаю. А спешить – какая встреча наспех… Мы начнём давайте завтра лучше. Кстати, дома у меня. Одна я буду целые три дня, без мужа. В По к больному уезжает деду. Нам судьба идёт сама навстречу. Коли днём решим, примкну собачек, покормив разок, и всё – свободна. Коли в вечер, так с работы даже уходить мне не придётся раньше. В общем, если покровитель мой вы, так и сами назначайте время.
– Так у вас?
– Да, у меня, конечно. Оптимальный вариант, считаю. Не понадобится даже деньги на гостиницу большие тратить.
«Не подвох ли тут какой? – мелькнула в Чебурашко мысль сперва, но Лена, на мужчину посмотрев наивно, исключительно по-детски как-то, все развеяла его сомненья.
– Тупиковая 138, – как святая простота, сказала. – Я вас жду. И для машины места во дворе большом, конечно, хватит. Чтоб шампанское и чтоб цветочки непременно, шоколадка чтобы… Я «Рот-Фронт» люблю, – слегка смутившись, под конец произнесла наивно, как ребёночек душою чистый.
Но предчувствие подвоха всё же к замполиту возвратилось снова. И, развеять чтоб его, поднялся он и к деве подошёл сидящей. И обнял, и впился в губы жадно. И, за грудь схватив, нахально руку грубо правую просунул в лифчик. Ну и что же? Ничего. Пыталась отвечать на поцелуй девица, и довольно неподдельно вышло. Видно, в девушке талант актрисы очень долго пропадал могучий.
– Жду! – невинно прошептала Лена и ещё, – Когда? – спросила тихо.
– В восемнадцать.
– В восемнадцать ровно буду ждать, не улетели б только в прошлый раз как
– Вероятно мало, что такое же опять случится.
Улыбнувшись, поднялась со стула Лена красная и вышла молча.
Замполит один остался. Дама, вслед за Леною была какая, в кабинет вошла и также села у широкого стола напротив.
Стала грустно говорить о жизни беспросветной и такой нелёгкой: муж в ТЭЧи уже как год двадцатый старший прапорщик, живут, однако, с подселеньем на двоих в квартире, с разнополыми детьми, вдобавок. А потом, когда уже, казалось, всё сказала, разрыдалась дама.
Чебурашко ей воды в стакане предложил. И поскорее чтобы деликатней проводить, поведал так сочувственно, с душою будто:
– Положенье мне известно ваше, Каблукова, хорошо я знаю, как несладко вам сейчас живётся. На комиссии вопрос ваш ставил много раз, да безуспешно только. Но я чувствую, что скоро очень командиров наших дрогнет сердце. Не расстраивайтесь так, не надо.
Слёзы вытерла платочком дама да вздохнула тяжело и грустно. И к двери, и отрешённо вышла.
Приняв плакальщиц по списку строго, замполит полка приём закончил.
IX
С построенья начиналось утро. Чтоб сомнения совсем развеять о подвохе, замполит скорее информацию решил проверить об убытии в По город Коли.
Номер 2-03 набрал поспешно, чёрный маленький вертя колёсик, стрекотал что каждый раз усердно, и услышал наконец-то в трубке хорошо знакомый бас с акцентом:
– Сулейманов!
– А, Мамед Карачи! Подполковник Чебурашко это беспокоит вас с утра пораньше.
– Чем обязан вам таким вниманьем?
– Да хотел вот для газеты щёлкнуть дрессировщика. Корреспондент к нам из Ростова может нынче будет. Кстати, где сейчас ваш Дуров этот?
– Отпустил его проведать деда в город По. Три дня не будет в части.
– Ничего. Ещё успеем сфоткать.
– Ничего. Я так считаю тоже.
– До свидания, Мамед Карачи.
– До свидания, Иван Прокопыч.
X
И сомнения свои, тревоги, информацией совсем рассеяв, Чубурашко в военторг поехал.
Там начальник был как раз на месте. Подполковника тепло встречал он, расплываясь широко в улыбке и по-дружески сжимая руку. Уваженье выражая явно и, конечно, солидарность также, в службе Богу одному – мамоне.
– Мне, Калинович, – сказал, присевши подполковник на диван, – устрой-ка тормозок для рандеву с девицей. Там: шампанское, конфет хороших. Рыбка красная. Да к ней икорка, то бишь, чёрненькая, и такое ж подходящее, чего покруче, попикантнее… «Рот-Фронт» была чтоб шоколадочка большая тоже…
Понимающе Халамбаламов без вопросов надавил на кнопку, находилась на столе какая. Балериною вплясала тут же секретуточка – оближешь пальцы. Вся точёная, на ножках стройных, с грудью правильной и попой чудной, с сексуальными при сём губами. Озаряя кабинет улыбкой, с реверансом поклонилась лёгким ожидающим её мужчинам и покорно замерла смиренно в ожидании приказов шефа.
Возмутился Чебурашко снова про себя: «Ну справедливо разве. У меня вот секретарши нету. Таковой у командира даже тоже нет, но вот зато вольняшка невоенный охламон какой-то, выгибает как султан Брунея. Остаётся узаконить только лишь гарем ему служебный, суке! И, убей меня, такое право прощелыга как дать пить получит. Удивляться и не стоит даже. В дураков стране не то возможно!»
Но, вздохнув, своих не выдал мыслей подполковник злых, а Пал Калиныч обратился к секретарше:
– Юля, сделай так же, как майору Бойко, тормозок для адюльтера с дамой. Поняла?
– Да поняла, конечно.
Реверанс великолепный снова и не менее красивый выход.
А когда уже одни остались, Пал Калиныч улыбнулся сально и хитро на замполита глянул:
– Собираешься чижа потешить? Одобряю: очень даже дело интересное. Сам тем же грешен.
– Одному тебе молодок разве хорохорить на столах рабочих?! – отпарировал сотрап марксизма.
– Это точно. Всем хорошим людям, например, как вы, Иван Прокопыч, я успехов от души желаю в разрешенье половых вопросов.
Засмеялся Пал Калиныч громко, Чебурашко ж, не найдя сказать что, улыбнулся, но с досадой горькой.
Сыр да бор пока, а тут и Юля с реверансом заплыла красивым, и пакетик, непрозрачный, чёрный, водрузила на столе, и стала в ожиданье похвалы от босса.
Похвала была простой: начальник ущипнул совсем легко за попу ну и:
– Всё, – сказал, – свободна, Юля, – отослал. И та ушла, хихикнув, поодёрнув у дверей юбчонку.
Чебурашко встал:
– Я должен сколько? – он спросил.
– Да чепуха. Сочтёмся, – Пал Калинович ему, – удачи я желаю вам в интиме славном!
И пожавши на прощанье руку ту завидовал которой очень, из конторы Чебурашко вышел.
XI
Сел в машину, военторг покинув, замполит и на базар помчался. Роз букет там прикупил красивый и поехал на свиданье после.
Тупиковая, 138. Гарнизонный замполит подъехал к дому частному, что ладно сложен из самана был и крыт железом оцинкованным с хорошим вкусом. Солнце яркое металл лизало языком лучей, и те шалили, отражённые в глазах прохожих.
Подполковник исключеньем не был. Он зажмурился сперва, а после, как открыл глаза, увидел Лену, за калиткой, что ждала, открытой. Покровителя узрев, проворно растворила перед ним ворота. Замполит нажал на газ и въехал без опаски в очень милый дворик.
Чебурашко из машины вышел, взял пакет с собой и в дома двери, нимфа ручкою куда манила. Мол, давайте со двора скорее, благодетель мой, от глаз ненужных. Мало, кто через забор заглянет? Компромат, мол, ни к чему обоим.
В тонком ситцевом халате Лена восхитительна была особо. Замполиту показалась дева сексуальною такой, что сразу спящий член зашевелился в брюках.
Чебурашко первым долгом розы протянул, затем – пакет объёмный. Симпатюга ж, взяв всё это ловко, в щёчку чмокнула его, поступком выражая благодарность явно, и покорность, и желанье встречи, отвращение сокрыв умело.
Чебурашко обратил вниманье на постель, что ожидала в спальне, через дверь какую видно было. Вид её и возбуждал, и также торопил, но не хотелось всё же подполковнику прослыть бестактным, да притом ещё в начале самом перспективного вполне романа.
Чебурашко сел на стул и ждать стал, Лена справится пока с пакетом, принесённым им. А та спешила. Вот поставила в хрустальной вазе тёмно-красные большие розы посреди стола, как раз по центру. Вот подсвечник со свечами медный рядом встал, с букетом пышным томным – изумительный интим, чудесный. Вот и шпроты, и икорка с маслом на столе расположились мило. А вот рядом два бокала стали, и красивая конфет коробка, и «Рот-Фронт» ещё большая плитка и шампанское само собою.
Всё расставила сама Елена расторопно, торопливо, бойко, не тревожа кавалера. Жди, мол, отдыхай, не напрягай силёнок, лучше их побереги для секса.
Ложки, вилочки да хлебец тонко завершили натюрморт, и Лена, спичкой чиркнув, запалила свечи.
И хотя светло в окошках было, всё равно великолепно вышло. От свечей горящих свет и запах подстегнули жажду ласк в мужчине, и в его военных брюках, новых, член заёрзал в ожиданье сладком.
– Чебурашка, не тяни резину! – недовольно пробурчал. – Короче!
Подполковник не успел ответить, потому как голосочек тонкий прозвенел:
– Теперь за стол давайте!
Сели вместе с поцелуем лёгким. Звон бокалов да вина шуршанье. Закусили, и тугому члену подполковник стал совсем послушным.
– Всё, Еленочка, пора! Довольно! Хватит нам уже прелюдий долгих.
Встал затем и подошёл к девице. И за руку потянул к кровати, что бельём к себе манила белым.
А как к ложу подошли, должны где чудеса любви вершиться были, девы руку отпустил мужчина, чтобы снять с себя скорей одежду. И, раздевшись, к симпатюге только, скинуть шёлковый халатик дабы да в объятьях сжать… но что такое? Мама милая! Господь Всевышний! Обомлел: легко ноги коснулась шерсть мохнатая собаки крупной.
Осторожно Чебурашко взгляд свой на конечность перевёл, какую терла шерсть, и увидал собаку неестественно больших размеров.
«Под кроватью, знать, сидела стерва!» – Чебурашко про себя подумал. Но не скалился кобель, не гавкал, не рычал, а лишь об ногу тёрся и глядел каким-то взглядом странным. Я отметил для себя: таким же кобели, каким на суку смотрят, ту, которая как раз в охоте.
Чебурашко растерялся очень. «Для чего здесь этот пёс? – забилось в перепуганном мозгу синицей. – От меня чего шалаве нужно? Может нечего бояться псины? Шалапутный, может быть, домашний. Под кроваткою приснул хозяйской, а теперь к себе вниманья просит? Может быть?» – и Чебурашко взглядом вопросительным взглянул на Лену.
Но напрасно. Отошла в сторонку от кровати отрешённо дева и, в упор взглянув, уселась в кресле.
Замполит глаза закрыл и снова их открыл, прогнать скорей пытаясь наваждение, но всё без толку: странный пёс и странный взгляд Елены оставались в непонятной яви. И тревога всё сильнее в душу стала смутная вползать змеёю. Понял он, что ждёт подвох какой-то, но какой ещё не мог представить.
Убедившись, что идти на помощь очень Лена не спешит и монстра отогнать в её не входит планы, перевёл на кобелину взгляд свой подполковник и в глаза большие заглянул, в его, при этом смело.
Ну, а тот невозмутимо трётся боком правым о бедро худое, ноль внимания на взгляд суровый. Но при всём при том в раскрытой пасти, из которой языка лопата вылезала далеко, торчали ярко-белые большие зубы. Нет, не зубы! Разве можно финки, в десна вставленные, так вот просто, безответственно назвать зубами?
Продолжалась глаз дуэль недолго. Видно, Тобику она прилично надоела. Шерсть встряхнул слегка пёс и за руку осторожно после голышонка потянул к постели.
Оскорблённый этим действом псины, Чебурашко поспешил проверить пса на вшивость. Ну-ка сдрейфит если? Ну-ка наглый убежит мохнатец?
За соломинку схватившись, будто утопающий, за мысль вот эту ухватился подполковник крепко и командным, грозным, властным рыком заорал, задребезжали стёкла:
– Вон пошёл! – и руку дёрнул резко.
Да не тут-то, извините, было. Монстр на то не обратил вниманья. И не вздрогнул, а зубами только чуть сильнее придавил ручонку, что держал как раз в широкой пасти. Поглядел на замполита строго, мол, не надо безобразить очень. И увлёк с собой в кроватку тихо.
Понял бедный замполит, что надо подчиняться бестолковой псине, не желаешь быть разорван коли. Чебурашко лечь пришлось, короче, рядом с Тобиком, как с сердца дамой на постели с кружевным рисунком.
Оказалось, ненадолго, правда. Ничего не понимая вовсе, от него чего собака хочет, приготовился к смертельной схватке с душегубом замполит. Как можно подполковнику какой-то псине подчиняться, как трусливой бабе? Лучше пасть в бою неравном с монстром!
И когда уже хотел он было руку выдернуть из пасти резко и наброситься затем на зверя, чтоб душить его! Душить, заразу! Тобик сам оставил длань мужчины, надоевшую игрушку будто.
С облегчением вздохнул великим Чебурашко, посчитав, что больше издеваться пёс над ним не станет. Но однако же ошибся очень.
Встал на все четыре лапы Тобик на постели и зубами ловко подполковника схватил за шею, их вонзив совсем легонько в кожу. Так, особо не поранить чтобы, но не выпустить из пасти также.
И хотя вполне гость ясно понял, в положении каком плачевном, но, однако, отношенье псины столь лояльное вселило всё же в душу, тлеющую чуть, надежду на исход благополучный драмы.
В неподвижности прошла минута.
«Что же хочет этот пёс дурацкий? – беспокойно щебетали мысли. – Почему он не грызёт, не душит, а за шею бестолково держит?»
Разъяснений ждать пришлось недолго. Из зубов не выпуская шеи, Тобик носом замполита прямо сунул в пах к себе, где красный длинный ожидал того собачий перец. Мол, давай, соображай, соколик, надо делать что, живым коль хочешь в этот чудный летний день остаться. В академиях, должно заумных, марксо-ленинских учили думать?
Чебурашко моментально понял: псина требует чего. С ума он не сошёл чуть в тот момент коварный. Стиснул зубы и глаза зажмурил, принять смерть взамен бесчестья мысля. Но пожатие зубов и хриплый, злоклокочущий из горла рокот попросили поменять решенье. Громче рык и жим зубов потуже. Дорогой Иван Прокопыч! Думай! Рассуждай, соображай шустрее. Выбирай давай скорее что-то.
Жим зубов невыносимый вот уж. Потеряется сознанье скоро. Жизнь поставлена на кон. И жажда победила к ней в сотрапе Маркса: подполковник приступил к минету.
Шею выпустил из пасти Тобик, поощряя голыша за то, что стал приятное покорно делать.
Шёл процесс совсем не тот, который замполит предполагал; из зала доносился запах роз чудесный. Издевательски горели свечи на не тронутом столе почти что. Что ж, не всё поди коту – сметана.
Наконец оргазм собачий бурный наступил, и Тобик кончил сладко. Вскоре член его совсем обмякший изо рта был деловито вынут. Повернулся пёс к партнёру боком безразлично и, зевнув при этом, растянулся на постели белой.
И отсутствие вниманья только ощутил к себе Иван Прокопыч, с койки встал и на носочках тихо, голый, медленно пошёл на выход, кобеля не потревожить дабы. Отвлечётся от балдёжки ну-ка да опять минет заставит делать, неестественный такой, противный.
За одеждой по пути нагнулся и в момент, как раз вот в этот самый, обомлел, такое вдруг увидев, от чего чувств не лишился было. Поразило что куда сильнее, чем проделанный минет собаке: муж Елены, то есть Коля Юдин, знал которого в лицо отлично в полный рост стоял в дверном проёме и на камеру снимал забаву.
Замер в ужасе, глаза расширив, дефицита бог, владелец счастья. Потом лоб его покрылся сразу, а по лысине пошли мурашки.
Мог всего ждать в тот проклятый вечер Чебурашко – человек партийный: даже смерть, минет собачий даже ожидать он мог, но лишь не это.
Оператор же нажал на кнопку, фильма съёмку завершая злую:
– Тобик! – крикнул он. – А ну с постели, развалился кайфолов несчастный, как в вольере у себя на базе!
С неохотою большою Тобик с облюбованного места спрыгнул да к гроссмейстеру пошёл дрессуры. Ну, а тот на поводочек сразу кобеля да из квартиры вывел, и примкнул его затем в сарае, давши лакомство при сём за службу, да обратно возвратился в спальню.
Наконец зашевелился-таки подполковник. Наконец всё понял. Взял одежду суетливо с пола, и поспешно одеваться начал, на обидчиков своих не смея даже глаз поднять, доселе наглых, а одевшись же взмолился:
– Как же так жестоко вы со мной, ребята!
– Ну а вы? – вспылила, крикнув, Лена.
– Вы? – ей муж в великом гневе вторил.
– Да! Согласен! Виноват я очень перед вами! Извините, каюсь! Отступные вам готов большие предложить: вы плёнку мне вот эту – однокомнатную я квартиру вместо той, что выделяют в базе.
– Как получим – вот тогда и плёнка, – подполковнику на это Коля. Дал вполне понять глава семейства, что не в клубе идиотов членом состоит, что не лошок наивный.
Согласился Чебурашко:
– Что же. Опасения резонны ваши. Прямо завтра всё готово будет.
– Значит, будет вам и плёнка завтра.
Сел в машину замполит и спешно из недоброго двора поехал. А в сарае заливался Тобик, страшным, просто сумашедшим лаем, секспартнёра провожая громко.
Укатил «Жигуль». Когда он скрылся за воротами, супруги громко рассмеялись. Отомщеньем были исключительно они довольны. И обмыли сей успех шампанским.
Так отпраздновали Коля с Леной в жизни первую свою победу.
Вот ведь как порой бывает в жизни, будто в сказочке с концом хорошим: зло наказано – добро ликует.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
