Текст книги "Женское счастье. Православный взгляд"

Маленький человек не должен видеть и слышать ссор и скандалов – это главное правило, которое должны понять и заучить и родители, и бабушки с дедушками, заучить навсегда, отрекшись от собственного эгоизма и возможной неприязни по отношению к своим ближайшим родственникам.

Все, что чрез меру, – все плохо. Чрезмерная любовь так же плоха, как и чрезмерная строгость. Но даже если вы уверены, что бабушкино или дедушкино воспитание принесет вашему ребенку не слишком много пользы, все же нельзя отлучать старых людей от внуков. Это и неправильно, и жестоко, да и пользы для малыша не будет никакой, если он с раннего детства принужден наблюдать неуважение друг к другу представителей двух поколений.

«Живем мы со свекром и свекровью. Я, муж и дочка. Свекры старые – под 70 обоим. Вырастили двух сыновей. Они хорошие люди, оба стараются, помогают – с ребенком посидеть, погулять. Но проблема в том, что такие они надоедливые, ну просто тошно. Дочку мою они любят, конечно, безумно, но какой диктат приходится выдерживать в форме “советов”! Ребенку хочется быть все время со взрослыми – время у него такое, они его целый день на руках и таскают. Он привык к этому. Но я не могу физически тратить на него весь день (а они сейчас на даче, я кручусь дома одна), мне и постирать, и приготовить надо… Я возражаю – конфликт. Или нужно одеть ребенка на улицу – они считают, что надо теплее, я – холоднее. Конфликт… А уж как чепчик после роддома заставляли на малыша надевать – думала, завою от их советов (до сих пор этот чепчик не могу забыть!). В общем, ясно, что надо жить отдельно, может, снимем квартиру в этом месяце. Правда, и “дедов” жалко – они расстраиваются, что мы съедем, внучку заберем, но с ними оставаться – значит зарабатывать себе серьезные нервные расстройства. Как быть? Полина». («Осень жизни»)

На наш взгляд, Полина приняла правильное решение, хотя бабушку и дедушку действительно жалко. Однако даже те мелочи, которые Полина упомянула (одевать ребенка теплее, чепчик) говорят лишь о приверженности старого поколения к тем методам ухода за ребенком, какие кажутся пожилым людям хорошими, но идут вразрез с советами современных педиатров.

Думаю, что также слегка отстали «деды», как называет их Полина, и в том, что касается умственного и духовного развития ребенка. Но давайте все-таки послушаем специалистов. Похоже, психолог со мной не во всем согласен.

«Попробуйте разобраться, что вас, собственно, не устраивает в поведении стариков. Мне показалось, что вас обижает прежде всего сам факт их участия в вашей жизни, а не те рекомендации, которые они вам дают.

В любом случае, если они хорошие люди (как вы сами пишете), попробуйте подружиться с ними и попросить их о помощи тогда, когда эта помощь вам необходима. Например, пусть забавляются с ребенком, пока вы принимаете ванну, но не вмешиваются в процесс одевания малыша для прогулки.

Описание будней такой семьи напоминает боевые сводки. Чему же учится ребенок? Во-первых, он видит, что его родителей ни в грош не ставят бабушка и дедушка, а значит, они – отнюдь не непререкаемый авторитет. С другой стороны, родители тоже не собираются отсиживаться в окопах и идут в атаку… на собственных родителей, а значит, учат детей неуважению и непочтению к старшим, тому, что было категорически неприемлемо в традиционной семье.

Таким образом, в душу малыша закладывается мина замедленного действия, которая непременно сработает лет через пятнадцать. К сожалению, исправить эту ситуацию крайне тяжело, и если нет никакой возможности изменить взгляды родителей, надо хотя бы стараться измениться самому и не говорить и не делать при детях того, что не хотелось бы потом услышать или увидеть от них.

Не подавайте детям дурного примера, не обижайте при них своих родителей, проявляйте заботу о “стариках”, не ведите себя как обиженные подростки.

Не пытайтесь повлиять на родителей, даже если их метод воспитания и поведения кажется вам неприемлемым. У вас другие взгляды на то, как нужно вести себя с ребенком? Прекрасно. Оставаясь с малышом наедине, ведите себя с ним так, как вы считаете нужным. А бабушкам и дедушкам оставьте их представления о том, как надо растить детей. Вас-то они как-то вырастили! Иногда именно бабушки и дедушки служат спасением для малыша. Не отнимайте у ребенка такой возможности, ведь родители бывают и несправедливы, и вспыльчивы. А бабушка всегда пожалеет, слезы вытрет, сказку расскажет. Как же без бабушки!”.

Все сказанное верно, но иногда даже собственным родителям необходимо сказать решительное «нет»!

«Мишу К. мы не забудем никогда. Этого пятилетнего мальчика, будто наследного принца, окружала толпа придворных: бабушка, дедушка и двоюродная бабушка (сестра дедушки). Они предупреждали каждое его движение, каждый шаг, каждое желание. Как и положено верным царедворцам, они его обожали. Могли без умолку, перебивая друг друга, говорить о Мишиной уникальности, цитировать его высказывания, вспоминать самые незначительные эпизоды, которые в их устах приобретали звучание былинных подвигов. В общем, они наслаждались этим ребенком, вдыхали его как аромат розы. Далее читатель дорисовывает банальную картину. Все понятно, обычная история, избаловали мальчишку, и теперь маленький тиран ими помыкает.

Но в том-то и дело, что Миша не был тираном! Ни тираном, ни рабом, потому что у раба есть стремление к свободе. Он вообще никем не был. Первое время мы ломали голову: какой все-таки характер у этого мальчика? Что он любит? Что его раздражает? Что вызывает интерес, а что – жалость? Кто он? Мы терялись в догадках, пока не поняли одну печальную (чтобы не сказать страшную) вещь: перед нами был не раб, а кукла. Поэтому мы не могли ответить на вопрос: кто он? Ведь кукла – это не «кто», а «что».

Нам хотелось, чтобы он хоть разок покапризничал, напроказничал, пусть негативно, но проявил свою волю. Увы, Миша был идеально послушен. Скажешь «иди» – идет. Скажешь «садись» – садится. А не скажешь – так и будет стоять столбом.

Самое ужасное, что бабушек и дедушек его механическое послушание нисколько не настораживало. Наоборот, именно от этого они и были в полном восторге. Их беспокоило только одно (с этим они к нам и обратились): Миша заикался. Иногда слегка, а иногда очень заметно. Маленькая досадная поломка в таком чудесном, таком кукольном механизме. Требовался ремонт.

Когда мы это поняли, нас перестала умилять горячая любовь Мишиных родственников. Она опутывала мальчика словно паутина. Без подсказки он не отвечал даже как его зовут и сколько ему лет.

Нам захотелось увидеть Мишину мать, и тут выяснились совсем странные подробности. Мамы в Мишиной жизни не было. Вернее, была, но только раз в неделю, по воскресеньям. Нет-нет, она вполне здорова и не страдает алкоголизмом или безнравственностью – поспешили успокоить нас бабушки, просто не стоит ее посвящать в эти дела, когда около мальчика трое таких серьезных взрослых. А мама, дескать, слишком молода, ей всего 25, она, в сущности, ребенок. Мало ли что она хочет быть со своим сыном! Ее папа, мама и тетя решили, что мальчику с ними, тремя пенсионерами, будет лучше. Ведь у них много свободного времени, которое они без остатка могут посвятить любимому внуку. А главное, они в отличие от Мишиной мамы знают, как надо воспитывать детей…

Мы поняли, что маме ребенка не отдадут. Это решено окончательно и без нас. Но поскольку к нам все-таки обратились за помощью, а мы уже поняли, что речевые «сбои» в данном случае лишь отражение гораздо более серьезной «поломки» – полностью подавленной воли. Мы пытались хоть немного ослабить давление со стороны бабушек-дедушек.

– Хорошо бы дать Мише побольше самостоятельности, – сказали мы, – например, он уже может гулять один во дворе. Под окном, конечно.

– Что вы! – ужаснулись родственники. – Мы его никогда никуда не отпустим одного.

– Но ему скоро в школу.

– Ну и что? Слава богу, его маму мы и в школу, и в институт водили за руку.

– До каких пор? – поинтересовались мы.

– До самого ЗАГСа! – последовал гордый ответ. – И ничего, человеком выросла. Без всяких глупостей.

«И без права растить собственного ребенка», – подумали мы. И за полной бессмысленностью прекратили беседу». (Т. Шишова, И. Медведева. «Книга для трудных родителей».)

Дорогие читатели, главное, о чем необходимо помнить: и бабушки, и дедушки, и ваши дети – их внуки, имеют все права на вашу любовь, понимание и сострадание.

Редкая мать не проливает слез, встречая особенные обстоятельства в жизни своих детей, но немногие дети умеют достойно ценить слезы материнские. Немало видим печальных примеров, когда на слезы матери равнодушные дети отвечают в духе современном: «Слезы в обыкновении у женщин: плачет обо всем – от слабодушия, от излишней чувствительности и нерассудительности!» Но остерегитесь, дети, так думать о слезах ваших матерей. Остерегитесь, по крайней мере, для собственного блага.

Сердце матери так нежно, так чувствительно по отношению к детям, что, радостные ли, печальные ли перемены происходят в судьбе их, во всех случаях сердобольная мать проливает слезы. Отчего это? Оттого, что жизнь детей зарождается и образуется под сердцем матери, и прежде, чем младенец явится на свет Божий, он долго живет одной жизнью со своею матерью. Не естественно ли материнскому сердцу отвечать на все движения сердец, столь с ним сродных? В слезах матери все: и благодарность Богу, и радость, и горе.

Когда сын или дочь подвергаются бедствию, мать первая спешит к ним со слезами. Как важны эти слезы, знают те из детей, которые успели уже испытать превратности жизни, которые много испытали горя. Если сердце человеческое таково, что в скорбные дни ищет себе участия других, то у кого же оно может найти это участие более живым и более искренним, как не у матери? Дети всего ближе к сердцу матери; они как бы часть существа ее, плоть от плоти ее и кость от костей ее, поэтому в несчастье никто не может так горячо и глубоко им сочувствовать, как мать, родившая и воспитавшая их. Но если слезы матери в этом случае растворяются еще молитвою, что и свойственно матери-христианке, то они могут быть даже врачевством против бедствия. Мы знаем мать, которая плакала над гробом своего сына, и молитвенные слезы ее преклонили на милосердие Создателя жизни. И, увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь. И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! Тебе говорю, встань. Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его.

Мать плачет не только при печальных, но и при счастливых событиях в жизни детей своих. На этот раз слезы ее – это слезы сердечной радости и живейшей благодарности Богу. Дети часто забывают о деснице Божией, которая наделяет их благами, и спешат скорее воспользоваться ими. Но мать исполняет за них то, что надлежало бы делать самим детям: она возводит благодарный взор к небу, и взор ее, проникнутый материнским чувством, наполняется слезами. О, как должны быть драгоценны для детей эти Богу приносимые за них слезы матери! Они служат живой связью между ними и Небом – между дающим блага Промыслом и облагодетельствованными детьми.

Отец Небесный проливает на чад Своих бесчисленные и разнообразные благами, а сердце человеческое что может воздать Ему, кроме слез любви и благодарности? И Господь ничего более не требует. Сын, говорит Он, дай Мне сердце твое. Но за сына и дочь, за осчастливленных детей своих мать первая возносит к Богу полное благодарных слез сердце свое.

Сердце матери проливает слезы и тогда, когда дети готовятся вступить на новое поприще деятельности. В этом случае слезы матери – это слезы молитвенного благожелания и, как отличительная черта искреннего родительского благословения, должны быть для детей особенно важны. Ибо такое «благословение утверждает дома чад», то есть служит как бы некоторым основанием земного их благосостояния. Поэтому стократно счастливы дети, когда при вступлении их на новое поприще жизни орошает главу их молитвенная слеза матери! Это тот бесценный залог благоуспешности, с которым не только безбоязненно, но и верно можно идти к цели своего призвания. Только не пренебрегайте, дети, материнскою слезою, только примите сердцем благожелания матери, обратите христианские советы ее в дело, и Господь не оставит вас на пути жизни вашей. Помните, что на главе вашей почиет молитвенная слеза матери. В этой слезе, обращенной к небу, без сомнения, небо и отражается. Научитесь же достойно ценить это сокровище.

Сердце матери особенно тревожится за поведение детей. Ничего нет прискорбнее для доброй матери, если сын ее или дочь ведут себя худо. Сын безумен – печаль матери, замечает Премудрый. Тогда как одни смотрят на его безумие с равнодушием, а другие для беззаконных дел стараются даже поддерживать его слабости и пороки, мать обливается горькими слезами, смотря на погибель его. Думаете ли, дети, что и в этом случае слезы матери ничтожны? Она оплакивает не одну смерть их телесную, но и духовную. Если бывает радость у ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся, то, без сомнения, бывает и скорбь о всяком грешнике нераскаянном. Дети, блуждающие в чаду своеволия и порока, этой скорби неба не разумеют, так как они и не возводят туда мысленных взоров. Но отражение этой скорби они всегда могут видеть в слезах матери. Поэтому горе заблудшему сыну, если слезы матери текут для него напрасно; погибель ему, если он над слезами матери посмеивается. «Проклят Господом раздражающий матерь свою». Бог посылает ему видимого ангела-наставника в лице матери, и если слезы этого ангела остаются для него тщетными, то что еще может смягчить огрубелое сердце сына?

Дети христианские! Уважайте слезы матерей своих! Плачет ли мать, радуясь вашему счастью, слезы ее – благодарность к Благопромыслителю за блага, вам дарованные. Плачет ли, благословляя вас на новое поприще деятельности, слезы ее – святыня для вас. Слезы молитвенного благожелания – опора вашего счастья; слезы горя, причиною которого ваше несчастье или ваше поведение, это очистительная жертва за вас или урок к вашему исправлению, который дает вам Сам Бог, не хотящий смерти грешника, но взыскующий его всеми средствами, чтобы он сознал свое заблуждение и обратился на путь истинный.

Священник В. Никольский

Глава 5. Кто в доме главный?

Хочешь, чтобы тебя любили человеки? Люби человеков. Хочешь, чтобы тебе делали добро все без изъятия? Делай и ты добро всем, без изъятия. Приятно было бы тебе, если бы с тобою все обращались кротко и смиренно? Будь сам кроток и смирен пред всеми

Свт. Филарет Митрополит Московский

В наши дни настолько распространилось мнение, что все, чем жил русский народ до революции, было необычайно хорошо и благостно, что высказывания, противоречащие этому мнению, обычно вызывают едва ли не обвинения в предательстве – если не Православия, то по меньшей мере Великой России. Благоговение вызывают в сердцах таких любителей старины большие семьи, где деды, сыновья, жены, золовки, тещи и прочие были густо населены в одном доме.

В таком случае получается семья, в которой царит деспотизм, где молодой муж – по Евангелию, глава жены, ее питатель и кормитель, муж – образ Христов по отношению к жене – образу Церкви – не имеет права голоса, притесняется, как неоперившийся мальчишка. Подобная семья очень плохо укладывается в рамки представлений об истинном благочестии. Страшными, тяжелыми путями Господь вел Россию через тернии атеистического мракобесия, и в конце концов дал возможность начать осмысление христианских истин, так сказать, с белого листа. Выстояв, наша Церковь получила уникальную возможность преподнести русским людям незамутненную языческими приметами, мифами и странными традициями истинную веру – православие.

Однако вслед за «разрешением на религию» из прошлого не только хлынули не имеющие ничего общего с Православием молитвы-заговоры, всякие забавные и вместе с тем страшные по своей духовной сути вещи, но и навязывается основанная на сомнительных традициях система отношений в семье, противоречащая христианским заповедям и учению апостолов.

Как часто мы умиляемся старым русским семьям, в которых в одном доме жили несколько поколений. И как часто идиллическая картина, созданная лишь в нашем воображении, разбивается, когда мы видим очередную семью, разрушенную родителями кого-то из супругов. И можно сколько угодно повторять, что родители должны принимать участие в выборе мужа или жены для своего ребенка, что это хорошо и благочестиво, но действительность не переспоришь. В подавляющем большинстве случаев такие браки оказываются неудачными и завершаются разводом. И если бы мы проанализировали это явление, то поняли бы, что не только пропаганда свободной любви, не только всевозрастающая безнравственность общества и безответственность самих супругов являются причиной большого количества разводов. Весьма часто виноваты… родители, самые близкие нам люди, которые мечтают о нашем счастье сильнее, чем о собственном благополучии. А происходит это потому, что люди не умеют и не хотят принимать законы, данные нам в Священном Писании. Родители не хотят понять, что при вступлении их чада в законный брак степень родства с супругом у него становится выше, чем с родителями. И далеко не всем родителям, а тем более далеким от христианства деспотичным мамам, забывшим, что «жена да не учит», это приходится по нраву. Слова «жену другую можно найти, а мама у меня одна», может быть, и умилят пожилых людей, но по сути они будут весьма и весьма далеки от нормального понимания семейных отношений, не говоря уже о том, что такие отношения будут лишены Божьего благословения.

Господь сказал: «оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью» (Мф. 19, 5). Здесь все ясно и определенно – родители не имеют права командовать молодой семьей, ибо отныне глава ее – муж, и он должен во всем стараться проявить себя как мужчина и как добрый господин своей любящей жены.

Святость родительской любви – прежде всего в ее жертвенности. Разумный родитель знает, что воспитывает он ребенка в конечном итоге не для себя. Все родители должны быть готовы в какой-то мере уподобиться Аврааму, решившемуся по первому Божьему требованию навсегда расстаться с сыном. Даже если выросший ребенок не находит себе спутника жизни и продолжает жить с родителями, то и тогда у него своя жизнь, занятая друзьями, работой, делами. Главное же – у него свои взгляды на жизнь, свое мировоззрение и собственная ответственность перед Богом. Вспоминается разговор двух молодых женщин, из которых одна, имеющая маленького сына, процитировала: «Не ждите, что дети отплатят вам такой же любовью, какую питаете к ним вы, – они отдадут ее своим детям». На что другая женщина, не имеющая детей, возмущенно возразила: «А зачем же тогда их вообще рожать?»

«Зачем я ее рожала, ночей с ней не спала? Чтобы потом появился откуда-то непонятный парень и забрал ее у меня?» Да, счастливая мать, именно для этого. Чтобы в браке с тем, кто отныне стал частью ее самой, ваша дочь сама познала счастье материнской любви. И передала ее своим детям.

Мои первые воспоминания связаны с посещениями кафедрального собора. Помню, меня, тогда еще совсем маленького, водили в церковь бабушка или мама. Мы шли по тенистым, тихим улицам. Над нами голубело небо, а над городом протяжно, гулко плыл колокольный благовест. Под каменными сводами собора, в мерцании свечей и разноцветных лампад, мою впечатлительную детскую натуру восторгали богослужебные обряды, умилительное пение архиерейского хора и служение самого архиерея. Неудивительно, что, будучи мальчиком, я часто в нашей детской комнате изображал священнослужителей, совершал «службы», устраивая себе подобие архиерейской мантии, митры и облачения.

Меня и брата с детских лет приучали молиться по утрам и на сон грядущий. Стоя в детской комнате на коленях перед образом, озаренным светом лампады, я молился вслух так: «Боженька, сделай меня архиереем… Боженька, дай здоровье маме, папе, брату Ларичке, крестной бабушке и… моей собачке Ландышке…» Такова была моя наивная детская молитва.

Однажды, когда я был уже шустрым мальчуганом, бабушка повела меня на архиерейское богослужение в Вятский мужской монастырь. Какой-то неземной восторг охватил мою душу, еще не искушенную житейской мудростью, когда я вместе с бабушкой в конце литургии подошел к благословляющему архиерею поцеловать святой крест.

Владыка Варсонофий, указывая на меня, спросил:

– Кто это?

– Мой внук, – ответила бабушка.

– Он будет архиереем! – предрек Владыка.

– Куда ему, такому озорнику! – незлобиво возразила она.

– А я тебе говорю, – повторил епископ Варсонофий, – он будет архиереем.

Этот знаменательный диалог вспомнился мне с особенной яркостью в связи с тем, что в этом году исполнилось 45 лет моего архиерейского служения. Но тогда, на заре моей жизни, в годы безмятежного детства, мальчишеской резвости, это утверждение прозвучало странно…

Как-то, будучи еще совсем глупыми малышами, мы с братом нашли в детской комнате спички. На беду в это время никого из взрослых поблизости не было. Мы начали поджигать бумагу, затем деревянные игрушки. Все, что попадало нам на глаза, мы предавали огню, бросая горевшие предметы на сундук, стоявший у стены. Сами мы сидели на этом же сундуке, восхищаясь огнем, и особенно весело смеялись, когда пламя поднималось выше нас. Когда дым начал расходиться по всем комнатам, прибежал денщик отца, вытащил нас из огня и принялся тушить пожар. Вернувшиеся отец и мать побранили нас, но не били, а поставили в угол на колени. Это наказание считалось в нашей семье позорным и поэтому действовало к исправлению.

В детстве мне почему-то казалось, что отец любит моего старшего брата Илария больше, нежели меня. По-видимому, в этом была доля истины: перед моим рождением ему очень хотелось иметь дочь.

Дни наших детских торжеств (именин, рождения, пасхальных и рождественских праздников) отмечались тем, что более ценные подарки, например велосипед, футляр с красками или разные складные деревянные или металлические наборы, отец преподносил брату, а мне обычно – серебряный пятачок. Мое огорчение видели братик и мамочка, а потому особенно нежно ласкали и утешали меня в этот день.

Один раз отец подарил мне красивую коробку, в которой лежали шоколадные шары и кегли. Я был в восторге, а папу обнял с детской радостью и горячо благодарил; затем мы с братом весело играли в эту шоколадную игрушку.

Что же касается матери, то ее отношение к нам, детям, было всегда одинаковым – ласковым, сердечным, ровным. Она терпеливо прививала нам веру в Бога и любовь к ближним. Несомненно, под ее влиянием Иларий стал моралистом, просветителем народных масс, а я вырос глубоко верующим человеколюбцем. Умело, вдумчиво и сердечно воспитывали в нас религиозные навыки обе бабушки (по материнской и отцовской линиям). Одна из них, моя крестная, была женой протоиерея Евлампия, отца моей мамы. Другая – жена моего дедушки со стороны отца – была родом из солнечной Молдавии. Дедушка во время русско-турецкой войны сражался в рядах воинов под командованием прославленного российского полководца А. В. Суворова, принимал участие в штурме и взятии Измаила. По окончании войны он женился на местной красавице-молдаванке и вскоре привез ее в Вятку. Эта статная, величавая старуха вспомнилась мне с особенной яркостью летом 1956 года, когда я, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия и Высокопреосвященнейшего Бориса, митрополита Одесского и Херсонского, совершал поездку и богослужения в городах и селах Молдавии.

Детство мое проходило в скромной русской христианской семье с прочными моральными устоями, с переходящими из поколения в поколение благонравными обычаями. Память не оставила ни одного случая детской ссоры или грубых споров среди родных. Бывало, если мы расшалимся и ведем себя шумно, мама, как и отец, никогда не бившая нас, произносила с кроткой улыбкой:

– Ох, детки, как вы мне надоели со своим шумом! Лучше бы вас не было!

Тогда мы оба ложились на разные диваны, сложив на груди руки, закрывали глаза и каждый объявлял маме:

– Я уже умер!

Мама, напуская на себя серьезный вид, отвечала обычно:

– Ну, вот и хорошо!

И после этого мы уже долго не шалили.

Меня в детстве удручало неприязненное отношение ко мне отца. Однажды, не вытерпев, я спросил у мамы:

– В чем причина столь обидного отношения ко мне отца?

Она ответила, ласково поглаживая мою голову:

– Иногда, к прискорбию, бывают случаи раздражения отца или матери по отношению к ребенку. Но это скоро проходит.

Мать была права. Много лет спустя, когда я в 22-летнем возрасте принял монашество и в сане иеромонаха из Казани добровольно отправился на Камчатку, отец изменил в лучшую сторону свое отношение ко мне. Он стал неузнаваемо ласков и добр. Его письма ко мне всегда были проникнуты глубокой любовью, сердечным участием и вниманием. Так же хорошо отец относился ко мне и позднее, когда я приезжал в командировки в тогдашний Петербург. В те недолгие дни пребывания в родной семье меня умиляла отцовская привязанность. Он ни на минуту не отходил от меня и искренно горевал, если я отлучался по делам на несколько часов. В таких случаях отец стоял в задумчивости у окна, с нетерпением ожидая моего возвращения.

В чем была причина столь резкой перемены в настрое отца, я до сих пор затрудняюсь сказать. Что повлияло на него: то ли мой постриг – весьма трогательный и многозначительный обряд, на котором присутствовали родители; то ли внезапное решение посвятить себя полной лишений и трудностей священнослужительской деятельности на далекой, мало тогда освоенной и обжитой, а мне почти неизвестной Камчатке – не знаю. Но во всяком случае я уверен, что эти знаменательные в моей жизни события произвели полный переворот в душе отца. Как военный он не отличался особой религиозностью и заходил в церковь два-три раза в год.

Закончу воспоминания детских лет описанием нескольких моментов, характеризующих основы формирования моего характера. Я любил молиться за покойников – близких и незнакомых мне. Достаточно для меня было увидеть стоящий в церкви гроб с усопшим, как я спешил окольными путями узнать его имя и бежал затем в монастырскую книжно-иконную лавку. Между прочим, продавцы в ней, монахи, были моими друзьями. Они доверяли мне некоторые товары в долг. Я же со своей стороны добросовестно и своевременно уплачивал его. В ней я брал или небольшую иконку святого, по имени покойника, или маленькое Евангелие, на оборотной стороне которого писал Богу письмо. Я с детской наивностью просил Всевышнего простить грехи усопшего и меня, Колю, не забывать в Своей милости.

Будучи совсем маленьким мальчиком, я завидовал подросткам, которые прислуживали в алтаре. Однажды во время богослужения мне удалось пробраться в алтарь. Там я завладел кадилом и с благоговением подал его священнику. Это был один из счастливейших дней моего детства.

Любил я нищих старух и охотно, с большим усердием помогал им. С сердечным участием слушал их рассказы о горестном житье-бытье. Одна слепая старуха из чувства благодарности за то, что я часто бывал ее поводырем, говаривала:

– Даст Бог тебе, Миколенька, 100 лет жить и 100 рублей нажить!

При наступлении лета мама с нами, детьми, переселялась в деревню, и мы жили общей жизнью с крестьянами; мама вместе с ними разделяла работу и дома, и в поле. Тогда я и брат увидели бедную, горемычную жизнь и тяжелый труд деревенского люда.

Впоследствии, став взрослым человеком и осмысленно воспринимая жизнь, я понял, что правильное семейное воспитание в духе человеколюбия, а также героический дух моих предков – защитников Родины – заронили в сердце мое энергию и неугасимое стремление облегчать участь страдающих от житейских невзгод людей. Это облегчало мой путь священнослужения во многих уголках нашей необъятной Отчизны, а также за ее пределами.

Это укрепляет меня и поныне…

Митрополит Нестор (Анисимов)