Текст книги "Маг-хранитель"

Глава 14
Партия задумана

– Итак, картина окончательно прояснилась… – Вайс сидел за столом, опираясь подбородком на сложенные ладони.

– Значит, у тебя прояснилась? – сверкнул сдвинутыми на лоб очками Тополин. – Я только больше запутался.

– Вот и я говорю – дело ясное, что дело тёмное.

– И что ты предлагаешь?

– Рассуждать, анализировать. Применять дедуктивный метод, в конце концов.

– То же мне, Шерлок Холмс нашёлся…

– Вообще-то, я планировал быть доктором Уотсоном и задавать глупые вопросы.

– Это и я могу, значит. Кто нам будет давать умные ответы?

– Никто. Самим придётся.

– Что-то я сомневаюсь, что они будут умными.

– Ну, других-то нет, верно?

– Верно. Но не хочется ошибаться, когда, похоже, судьба всего Русского Мира в наших руках.

– Так часто бывает. Судьба мира в руках маленького человека. Ничего не напоминает?

– Эти твои, как их? Хоббиты, что ли?

– Ну, какие же они мои? Но в целом, ты прав. Достаточно типичный сюжет для фэнтези. Жаль, я не напишу роман о наших приключениях.

– Почему не напишешь? Напиши.

– А то у меня есть время.

– Ничего. Спасём мир. Потом победим в войне. И времени будет – пиши не хочу.

– Только вначале нужно спасти мир…

– Было бы неплохо, – майор побарабанил пальцами по столу. – Значит, что мы имеем?

– Мы имеем полную картину воспоминаний человека, который пытался доставить в Друккарг портативный ядерный заряд.

Действительно, учёным под руководством Водопольева удалось считать записанные в подсознание Дениса и Вики обрывки сновидений и объединить их. Это оказалось не так просто. Были разработаны высокоточные датчики, способные улавливать электромагнитные колебания нейронов частотой свыше ста герц. Учёные-физиологи называют такие мозговые ритмы гамма-волнами и соответствуют они просветлению. Разум и рассудок человека полностью отключаются, передавая контроль над восприятием другим механизмам, находящимся в глубинах бессознательного. Вот туда-то и копнули донецкие криптоучёные. Обнаружили особый частотный диапазон, причём у Дениса и Вики они различались. Жорж высказал гипотезу, что несовпадение ритмов связано с гендерными особенностями. Ведь всем известно, что мужчины и женщины мир воспринимают по-разному и мыслят не одинаково, и выводы делают далеко не общие.

И, тем не менее, поймать волны, отвечающие за подсознательную память, удалось. Водопольев вкратце пояснил, что обнаружил области мозга, подобные «жёсткому» диску компьютера. Они расположены ниже серого вещества и у большинства людей задействованы на десятые, если не сотые доли процента от доступного объёма. Уже вторые сутки криптоучёный носился с идеей: как научить людей пользоваться той памятью, которая отведена им природой, а не её жалкими огрызками.

Вторым научным прорывом, достойным равно как внесения в книгу рекордов Гиннеса, так и вручения Нобелевской премии, стала особая технология, позволившая не только считать гамма-волны, но и записать их на внешний носитель, расшифровать, оцифровать и представить на экране. При этом лаборанты Жоржа сумели в кратчайший срок – буквально, за полтора-два часа – соединить разрозненные эпизоды в правильном порядке.

Да, качество получившегося видеофильма оставляло желать лучшего. Не Голливуд и даже не Мосфильм. Но ведь не это главное. Теперь была ясна полная картина последнего пути отважного спецназовца капитана Хрящёва. От входа в заброшенные горные выработки одной из донецких шахт до Друккарга, населённого игвами и раруггами.

Вайс и Тополин просмотрели получившиеся материалы трижды, то прокручивая незначительные эпизоды в ускоренном режиме, то останавливая ролик, дабы пристально изучить какой-либо важный момент. Потом вышли из кабинета Жоржа и, сварив себе по здоровенной кружке крепкого кофе, принялись размышлять.

Денис и Вика в это время отдыхали в гипнотическом трансе, в который их погрузил Вальдемар Карлович. Методика экспериментальных исследований Жоржа Водопольева предполагала максимальное обострение чувствительности коры головного мозга, чего можно было достичь лишь при помощи особых электро-магнитных импульсов, которые на время, переводили работу мозга в режим дельта волн с частотой до четырёх герц.

Кофе закончился быстрее, чем вопросы.

– Картину мы имеем… – задумчиво проговорил майор. – А что нам это даёт?

– Попробую изложить свои рассуждения, – Вайс с сожалением заглянул в опустевшую кружку. Вздохнул. – Итак. От Жругра, российского уицраора, отпочковался украинский…

– Имени ему ещё не придумали, как я понял?

– Кто знает? Может, в Киеве уже придумали, канонизировали и устраивают в его честь факельные шествия.

– Если бы канонизировали, я бы знал.

– Выходит, не успели.

– Или заняты чем-то другим.

– Да. Не будем гадать, подбрасывая монетку. Не наш метод.

– Не будем.

– Итак, от русского уицраора отпочковался некий украинский. Назовём его, хотя бы… Тарас.

– Почему Тарас? В честь Бульбы, что ли?

– Нет. Просто рифму подобрать легче.

– Вот оно что! – Тополин хохотнул. – Ладно. Идём дальше. Предположим, отпочковался такой себе Тарасик… Значит, теперь Жругр с Тарасиком дерутся?

– Бьются насмерть. Я бы сказал, вся история существования уицраоров показывает – детёныш должен убить взрослую особь. Иначе взрослая особь убьёт его.

– Почему?

– Точно не определено. Предположительно, этот обычай позволяет поддерживать ограниченное поголовье уицраоров. Они питаются человеческими эмоциями вынуждены, чтобы не умереть с голоду, подталкивать людей к войнам, революциям и прочим беспорядкам…

– Например?

– Да запросто. Столетнюю войну спровоцировали английский уицраор Устр и французский Бартрад. Они в то время делили территории. Устр слабел и в отчаянной попытке попытался задушить щупальцами Бартрада. Практически те же причины у тридцатилетней войны, у наполеоновского вторжении в Россию… Меняются только страны и демоны государственности.

– Значит, уицраоры дерутся, а у людей чубы трещат… – перефразировал известную поговорку Тополин.

– Именно так. И, если бы демоны государственности не убивали друг друга, то человечество уничтожило бы само себя.

– Но потом и уицраоры передохли бы с голода?

– Вероятнее всего, да.

Тополин задумался на какое-то время.

– Так что мы можем сделать для нашего уицраора? Того, который поддерживает Русский Мир? Жорж портативным ядерным зарядом хотел обоих положить к такой-то матери. И ещё я вот что спросить хотел – мы не опоздали? Сколько месяцев прошло с того момента, как заслали капитана Хрящёва…

– Там время течёт по-другому. Думаю, не опоздали.

– А если быстрее?

– Даю честное благородное слово, ты бы заметил.

– Значит, нужно что-то предпринимать?

– Нужно.

– И что же?

– Я вот всё время размышляю о наших ребятах.

– Об этих? – Тополин кивнул в сторону комнаты, где лежали Вика и Денис.

– О них. Каким образом они оказались замешаны в эту историю? Какова их роль? Почему Друккарг охотился за ними?

Майор уже был посвящён во все подробности нападения каррохов и раругга на Дениса, а также о появлении выходцев из другой реальности на поле под Дебальцево.

Вайс объяснял происхождение снов переселением части сознания, то есть астрального тела погибшего Хрящёва в юношу и девушку из Донецка. Сам Тополин полагал, что никакого переселения не было, но допускал существование единого информационного поля, в которое «встроен» каждый живущий человек. В любом поле – будь то электро-магнитное, гравитационное или информационное – могут происходить аномальные, неизученные явления. Попросту говоря, сбои.

Вот благодаря такому сбою память капитана Хрящёва проникла в память ребят и задержалась там, записавшись на подсознательном уровне? Почему оба реципиента памяти оказались потенциальными магами?

Возможно потому, что люди, обладающие особыми способностями, чувствительнее. Но это была лишь гипотеза.

– Не нравится мне всё это, – медленно проговорил майор.

– Что именно?

– Детей использовать.

– Во-первых, они уже не дети. Особенно Виктория. Ты же не станешь утверждать, что в ополчение детей записываешь? А во-вторых…

– Что?

– Мне самому всё это не нравится.

– То-то же.

– Знаешь… – Вайс снял очки, потёр переносицу. – Мне всегда было противно использовать людей, как шахматные фигуры. Ни одна партия не обходится без того, чтобы не подставить пешку или не разменять слона на коня, к примеру. Невольно задумываешься – а пешку кто-нибудь спрашивает?

– Или коня…

– Вот именно.

– А ты знаешь, мне иногда кажется, что все мы – шахматные фигуры. И есть какой-то гроссмейстер. Он давно задумал дебют, провёл его, сейчас наступает миттельшпиль, когда «едят» больше всего фигур. Но от того, насколько рационально они… ну, то есть, все мы… будут разменяны или подставлены под удар, будет зависеть – выигрышный эндшпиль или проигрышный.

– Утешься мыслью, что игроки, для которых мы – шахматные фигуры, в свою очередь фигуры для другого игрока, более высокого уровня. И так до бесконечности, ведь Вселенная бесконечна, различных миров бессчётное множество.

– Может быть. Давай пока вернёмся к нашим… ребятам.

– Вернёмся.

– Я их почти не знаю. Что ты можешь сказать?

– Ну, я тоже не пуд соли с ними вместе съел. Но самое общее представление получил. Слушай.

– Слушаю.

– Оба – потенциально очень сильные маги. Если будут прилежно учиться, то лет через пятнадцать обгонят меня.

– Пятнадцать лет? У нас нет такого запаса времени.

– К сожалению, нет. Поэтому обучение придётся форсировать. Денис, кстати, регулярно берёт уроки у Анны. Скорее всего, Виктории стоит к нему присоединиться. Хотя у неё немного другой профиль.

– Не понял. Поясни.

– Магические возможности, как и музыкальный слух, закладываются в человеке изначально. Упорным трудом можно развить силу, но лишь в пределах определённого люфта, заданного при рождении.

– Ну, и что за сила у Грозы?

– У неё другие стихии. Если у Дэна это Огонь и Вода – очень редкое сочетание, то у Вики – Земля и Воздух…

– Не такое редкое?

– Да что ты говоришь?! Воздух и Земля ещё реже. Понимаешь, магия этих пар тяжело сочетается между собой. Но зато, подчинив их, можно получить доступ к волшебству такой силы, что всё остальное меркнет перед ним!

– Так уж и меркнет?

– Просто поверь мне на слово. Объяснять очень долго. Мне почему-то кажется, что если Дэн и Вика научились бы объединять усилия, то превзошли бы могуществом любого мага первой категории. Это долго объяснять.

– Тогда какой смысл в том, что ты говоришь? Если всё объяснять потом, так уж лучше совсем не объяснять, – Тополин щелчком сбил невидимую соринку с рукава. – Говори, что задумал.

– Я пока ничего не задумал. Задумываю на ходу, – слегка обиженно пробормотал Вайс. Он встал. Прошагал из угла в угол. Остановился. Протёр очки белоснежным платком с вычурным вензелем «ВВ». Вновь водрузил оптический прибор на нос. – Конечно, очень просто скатиться на банальщину… Ну, там предназначение и всё такое… Но мне кажется, что в данном случае мы имеем дело именно с предназначением. Ну, если быть точнее, то с выбором высших сил. Сил непознанных и непознаваемых. Того самого гроссмейстера, что ведёт нашу партию.

– Да ты – агностик, батенька. Нельзя так. Как же мы мир познаём тогда?

– Мы не познаём его. Мы его описываем.

– Обоснуй.

– Да элементарно. Мы видим объект или явление и начинаем описывать его словесно. Неважно – устно или письменно. Любая наша мысль является словоформой. Мы наделяем предметы и их свойства привычными нам понятиями. Если словарного запаса не хватает описать мир во всём разнообразии, то не стесняемся повторяться. Вот электрический ток. Разве там, в проводах, что-то течёт?

– Электроны текут! – улыбнулся майор.

– Мне тоже проще верить в это. На самом деле человек наделяет объекты признаками, которыми они, возможно, и не обладают. Возникает путаница. И мы уже не можем сказать, насколько точно мы постигли тот или иной закон природы. Да и постигли ли его вообще? До конца.

– До конца постичь нельзя ничего, – покачал головой Тополин. – Как только нам кажется, что мы докопались до самой сути явления или процесса, возникает новый пласт его свойств, которые нам ещё предстоит изучить. Может, изменяются наши представления о самом познании, а может, научно-технический прогресс выталкивает на новые рубежи.

– Вот видишь! – радостно подхватил Вайс. – Теперь напрашивается очень простой вывод – постичь что-то до конца нельзя. Следовательно, мир непознаваем. Нет, познаваем по чуть-чуть, до определённых пределов, но границы непознанного стремятся к бесконечности, следовательно, мы не можем с уверенностью заявить, что познали что-то до конца. А если допустить, как рабочую, гипотезу о бесконечности Вселенной, то странно даже заявлять о том, что человек может что-либо изучить. Все учёные мира, настоящего, прошлого и будущего времён, лишь царапают патефонной иголкой по гранитному шару и пытаются доказать простым аборигенам, не обременённым докторскими степенями, что таким образом они могут ответить на вопрос – а что же находится в самой середине этого шара.

Майор хмыкнул, поправил очки, сидящие на лбу, отхлебнул кофе из кружки.

– Чувствую какой-то подвох в твоих рассуждениях, но какой именно пока не могу сказать.

– Придумаешь, можешь звонить в любое время дня и ночи. Сам послушаю с удовольствием, поскольку рассуждения мои имеют непробиваемую броню из логики и здравого смысла.

– Хорошо. Уговорил. Продолжай. О нашей задаче не забыл?

– Чуть не забыл. Увлёкся философией, понимаешь…

– Значит, возвращайся.

– Приходится, – задумчиво проговорил Вайс. – Итак, мы имеем двух молодых ребят, потенциальных магов, которые непостижимым образом считали информационный всплеск, выпущенный в общее поле капитаном Хрящёвым за несколько мгновений до смерти. Считали совершенно неосознанно, должен заметить. После этого картины последних несколько часов жизни Хрящёва стали являться им во снах. Почему информпоток оказался разделённым между ними?

– Напополам?

– Нет, Дэну досталось чуть больше, но это мы смогли определить лишь после записи, – пояснил Вальдемар Карлович. – Итак, имеем первый тезис – Дэн и Вика каким-то образом выбраны Космосом. Или Антикосмосом. Или арунгвильтой-праной.

– Что-что? Это ты о чём?

– Согласно учению о Розе Мира, арунгвильта-прана – это безличная, бессознательная тонкоматериальная субстанция, разлитая в Энрофе, переливающаяся из тела в тело и обеспечивающая возможность индивидуальных органических существований.

– Это ты…

– Это я процитировал. Если по-простому, то речь идёт о всемирной душе. Или о всемирном разуме. Если хочешь, можешь называть это информполем Вселенной.

– Хорошо. Дальше что?

– Из первого тезиса следует второй. Обитатели шрастров чуют опасность, исходящую от наших ребят. Игвы не боятся ничего и никого. Кроме уицраоров, конечно. Но Дэна и Вику они хотят уничтожить. Почему?

– Потому что они избраны твоей… как её? Праной?

– Именно. Избраны, являются потенциальными магами и, следовательно, способны провести некое вмешательство в существующую последовательность событий. В какую именно? Тут простор для нашей фантазии…

– И что следует из твоих выводов?

– Из моих выводов вытекает не очень неприятное следствие. Если мы хотим победить, нам следует превратиться в шахматистов и сделать следующий ход. Наш дебют плавно перетекает в миттельшпиль.

– Ты думаешь, что не удалось подготовленному спецназовцу, удастся двум неопытным ребятам? При этом, один из них – девчонка.

– Девчонка-снайпер, хочу заметить. Она умеет убивать и знает воинскую дисциплину.

– И всё равно…

– А почему я тебя уговариваю?! – взорвался Вайс, впервые за день теряя хладнокровие. – Думаешь, мне самому приятно отправлять ребят в Друккарг?

– Тише, тише… – опешил от такого напора Тополин. – А то ещё немного, и я стану виноватым!

– Все мы будем чувствовать вину, если с ребятами что-то случится, – сник, ссутулился маг-хранитель. – Я умом понимаю, что отправить в Друккарг двух необученных волшебников равносильно убийству. Но интуиция подсказывает мне, что они справятся. Пусть увидят схватку уицраоров. а потом решат на месте, что делать…

Вайс мог бы рассказать, что слой, где происходят битвы уицраоров, называется Крагр. Выжить там не может ни одно материальное существо, кроме самих демонов. Но их противостояние вызывают такое сильное возмущение во всех слоях реальности, что их можно наблюдать в разных слоях Шаданакара – нашей брамфатуры, состоящей из двадцати дюжин инопространственных и иновременных миров. Отзвуки их битв ощущаем и мы, хотя и не можем видеть самих демонов. Больше всего влияние ощущается в Друккарге, поскольку игвы – слуги уицраоров, их верные рабы.

– Ясно, – кивнул Тополин. – Значит, ты полагаешь, что ребят нужно отправить в иной слой реальности.

– Надо, – твёрдо отвечал Вайс. – Есть такое понятие – принцип меньшего зла.

– И всё-таки мне противно. Я взрослых бойцов на верную смерть не погоню, а тут ребята студенческого возраста.

– Во-первых, я вначале поговорю с ними. Никто никого насильно отправлять в Друккарг не будет. Не захотят, так не захотят. Во-вторых, не на верную смерть. У Жоржа с командой есть три-четыре дня, чтобы сделать скафандры и прочее снаряжение, в котором не страшно и на Луну высадиться, не то что в Друккарг сгонять. И наконец… – Вальдемар Карлович остановился, вздохнул.

– Что?

– Мы запутаем врага. Я оттяну на себя их главные силы, дав возможность ребятам беспрепятственно спуститься в Друккарг. пара дней и…

– У тебя есть четыре дня. Быстрее Жорж со скафандрами не справится.

– Отлично!

– И что ты будешь делать?

– У меня есть свои методы. Ты прости, Дмитрий Фёдорович, я пока замыслы вслух раскрывать не буду, чтобы невольно не просочилась правда. Свои-то мозги я блокирую от внешнего вмешательства.

– Это правильно. Слушай, у тебя есть такое заклинание, чтобы, наоборот, заставлять мозги работать?

Вайс горько вздохнул:

– Нет такого заклинания. Не придумали пока. Ну, что? На том и порешим?

– Порешим. Как это в шахматах называется?

– Гамбит, – негромко ответил Вальдемар Карлович. – В шахматах это называется гамбит – жертва пешки или лёгкой фигуры с целью выигрыша в развитии партии.

– Значит, так тому и быть. Главное, через неделю не осознать, что пешками или теми же лёгкими фигурами были мы с тобой.

– Думаю, когда мы это осознаем, нам будет уже всё равно, – ответил Вайс.

Металлическая, обшитая белым пластиком, дверь с негромким скрипом открылась. Вошёл Водопольев – взъерошенный и усталый.

– Ребята приходят в себя, – доложил он. – А в ментальном поле нашего региона зафиксированы пиковые всплески. Хаотичные, но сильные.

Глава 15
Дебют четырёх пешек и ферзя

Свет от коногонок разрывал густую тьму. Когда кто-то из шагавших по заброшенной выработке, поворачивал голову, то круглое световое пятно выхватывало то деревянную стойку, то обаполы и горбыли, кое-где обросшие белёсыми грибками. Иногда из крепи торчали ржавые крюки или попросту куски арматурных прутьев.

Денис, Вика и двое молчаливых, серьёзных сопровождающих из числа лаборантов Жоржа Водопольева шагали по подземным проходам уже больше часа. Из-за тяжёлого груза, а именно – рюкзаков с запасом еды, скафандров, оружия с запасом патронов, передвигались медленно.

На всякий случай прихватили с собой четыре изолирующих самоспасателя. Всякий, кто живёт в Донецке, знает, что вещь эта незаменима в шахте, если возникает пожар или вдруг начинает выделяться метан. Если возникает опасность отравления, сорви замок и крышку, быстро вставь загубник, похожий на тот, которым пользуются аквалангисты, резко и сильно выдохни в прибор, а потом начинай плавно дышать. Выделяемого самоспасателем кислорода хватит на час размеренной неторопливой ходьбы. А если сидеть на месте и ждать, когда за тобой придут, то и на больший срок. Так что под землёй без них никуда. Денис это понимал, да и Вика полностью одобряла меры предосторожности. Дочь шахтёра, по её же словам, прекрасно знала, сколько опасностей подстерегают здесь человека. Лучше подстраховаться.

Гораздо больше Дениса удивило оружие, которое им торжественно вручил Жорж Водопольев. Если сопровождавшие лаборанты (или научные сотрудники, кто их разберёт?) несли укороченные автоматы Калашникова, то Денису и Вике повесили на пояс револьверы. Самые настоящие. Раньше Денис видел такие только в фильмах о Диком Западе. Ковбои лихо стреляли с бедра друг в друга и в индейцев, о чём он не преминул напомнить руководителю криптоучёных. Жорж Водопольев ужасно возмутился. Даже расстроился, будто повстречал человека, не знающего таблицы умножения хотя бы на «два» и «три». Разразился длинной и занудной лекцией.

Он рассказал, что оружие, которое получили засланцы в Друккарг, не имеет ничего общего с «кольтами» и «смит-энд-вессонами» покорителей североамериканских прерий. А держат они в руках револьверы системы Нагана, разработанной в 1895-м году бельгийскими промышленниками братьями Эмилем и Леоном, носившими (если вдруг кому-то в силу природной недалёкости не понятно) фамилию Наган. И не зря он находился на вооружении вначале русской, а потом и советской армии до самой середины двадцатого века. Кстати, не только России и СССР. Можно назвать добрых два десятка держав, отдававших предпочтение простому, надёжному, нечувствительнму к загрязнениям и внешним погодным факторам револьверу.

Тут Жоржа окончательно понесло, и он перечислил преимущества нагана, очевидные для всех людей, мало-мальски образованных, в отличие от его собеседников. Относительно небольшая масса – до девятисот граммов. Начальная скорость пули – триста метров в секунду. «Сила боя» такова, что пуля прошивает четыре дюймовых доски. В следствие этого – высокое останавливающее действие пули. С расстояния пятьдесят шагов из нагана можно остановить лошадь. Барабан рассчитан на семь патронов, тогда как у большинства известных револьверов – на шесть. Как уже упоминалось, способен безотказно работать даже у неряхи, забывающего чистить и смазывать оружие. И в заключение, Жорж объявил, что наганы выпускались двух типов – офицерские самовозодные и солдатские несамовзводные. Так вот им, новичкам, нарочно выдали несамовзводные, чтобы они с перепуга на выстреляли все патроны «в белый свет, как в копеечку».

Денис слушал, ничего не понимал, но всё равно кивал. На всякий случай, чтобы не провоцировать азартного Водопольева на новую лекцию об автоматическом оружии, грозившую растянуться на сутки. Из всего он уяснил, что наган выбран нарочно из великого множества короткоствольного оружия. Причина? Сила пули, способная остановить скачущую лошадь. Это раз. Необходимость перед каждым выстрелом взводить курок. Это два. Остальное, пожалуй, неважно. Получается, Жорж считает, что им придётся столкнуться тяжёлыми и сильными чудовищами. Или порождениями иных миров? Кто его знает…

Вика, конечно, начала возмущаться, что ей не дали её любимую винтовку Драгунова. Ну, конечно, она же снайпер… Жорж весьма доходчиво, используя некоторые идиомы, принятые в армейской среде, объяснил ей, что таскать винтовку по горным выработкам, мягко говоря, непрактично. Да и смысла нет в дальнобойном оружии. Видимости никакой – коногонка помогает разве что не споткнуться и не разбить нос. Часто встречаются повороты, боковые ответвления и, если кто-то зубастый и злобный выскочит оттуда, то поднять наган на уровень груди и выстрелить гораздо проще, чем проделать ту же операцию с длинноствольным оружием.

Кроме всего прочего, криптоучёный, доверительно понизив голос, сообщил, что выданные им пули – как заряженные в барабаны, так и щедрой рукой отсыпанные в карманы «горок» – весьма непростые. Часть из них серебряные, литые и на конце подпиленные крест-накрест. Если попадёт в нечисть, сработает эффект благородного металла, а если в обычного врага, то, вгрызаясь в плоть или ударившись о кость, пуля раскроется, как бутон ландыша на рассвете… Да-да, именно такое сравнение Жорж и употребил, являя под маской сурового учёного тонкую поэтическую натуру. Но тут же испортил впечатление, прочитав краткую лекцию о том, как англичане, воюющие в конце девятнадцатого века с аборигенами в Африке, Индии, Новой Зеландии, придумали разрывную пулю «дум-дум», работающую именно по такому принципу. Парням королевы Виктории нужно было оружие, не прошивающее в противнике аккуратную дырочку, а наносящее непоправимые увечья, которые выводили бы темнокожих воинов из боевого строя раз и навсегда. Позже, перед империалистической (более привычное название – первая мировая) войной разрывные пули запретили. Кстати, несмотря на то, что большинство обывателей связывает название «разрывные» со взрывом пули внутри цели, тогда как на самом деле оно появилось от того, что разворачивающаяся, как цветок, пуля разрывает плоть, оставляя огромные дыры. В первую мировую, если у пленного солдата кто-то находил подточенную напильником пулю, его могли расстрелять тут же, без следствия, суда и приговора, как военного преступника.

– Но вряд ли вам придётся стрелять в людей, – в заключение тирады улыбнулся Жорж. – Откуда люди на глубоких горизонтах?

Денис и сам понимал, что на глубинах свыше двух километров людям делать нечего. Особенно в шахте, по которой время от времени стреляют сторонники единой Украины. Совсем недавно на новостных сайтах писали, что из-за обстрелов ВСУ и повреждения электрической подстанции остановились подъёмные машины сразу на нескольких горнодобывающих предприятиях юго-западной части Донецка. Более ста горняков оказались заблокированы под землёй и ждали, когда же прекратятся обстрелы и электрики смогут починить повреждённое оборудование. Потому Денис и удивился, узнав, что направляются они в Кировский район. Но Водопольев объяснил, им просто нужна самая глубокая шахта. Чтобы потом меньше блуждать под землёй пешком. А к подъёмной машине они не привязаны. Когда-то, давным-давно, ещё при Советском Союзе, группа других учёных, занимавшихся проблематикой глубоких горизонтов, но имевшая очень приличное государственное финансирование и поддержку на уровне комитета государственной безопасности, проложила альтернативный ствол с клетью малой вместимости. По факту – лифт. Он запитывался от секретного кабеля и имел полную автономность от горно-шахтного оборудования и независимость от катаклизмов, возможных на поверхности, вплоть до ядерной войны.

Пятьдесят лет назад строили на совесть, поэтому позабытый с начала независимости Украины объект сохранил полный функционал, когда древний старичок – настоящий «божий одуванчик», участвовавший некогда в исследованиях, а ныне доживающий век в маленьком саманном домишке с печным отоплением где-то на посёлке Брикетной фабрики, – поведал о нём криптоучёным Донецкой Народной Республики.

Во двор шахты, носящей имя известного учёного первой половины двадцатого века, крупнейшего специалиста по газовой динамике угольных массивов, они подъехали затемно. Предъявляли спецпропуска трижды – ополченцам не блок-посте, шахтным сторожам и непосредственной охране подъёмника. После этого Жорж, отдав последние инструкции Вике и Денису и устроив превентивный разнос своим сотрудникам, попрощался. Всё равно кабинка лифта вмещала только четверых с грузом.

После трёх пересадок лифт-клеть, опускавшийся с каждым разом глубже и глубже, высадил путешественников в капитальном квершлаге. Отсюда начался их путь в недра Донбасса. Было время, когда профессия шахтёра казалась Денису романтичной. Как там у Владимира Высоцкого, которого иногда с удовольствием слушал папа? «Мы топливо отнимем у чертей. Свои котлы топить им будет нечем…» Он даже хотел пойти учиться по горному профилю – маркшейдер или шахтостроитель… К счастью, передумал, поскольку сейчас, осознавая сколько же тысяч тонн камня находится над головой, чувствовал себя, мягко говоря, подавленно. Не приведи, Господь, такое каждую рабочую смену.

Выработка, закреплённая набрызг-бетоном, усиленным анкерами, нечасто, но всё же освещалась аварийными багровыми лампами, которые навевали мысли о фильмах ужасов и зомби-апокалипсисе. Зато пол ровный и сверху не каплет. Через полчаса квершлаг сменился круто наклонным ходком. Или бремсбергом[57]57
  Бремсберг – наклонная горная выработка, не имеющая выхода на дневную поверхность, предназначенная для транспортировки полезного ископаемого. Ходок – горная выработка, проводимая параллельно бремсбергу, но служащая для доставки сопутствующих грузов или прохода рабочих.


[Закрыть]. Тут бы спросить у Вальдемара Карловича. Он, всё-таки, горный штейгер, хоть и почётный. Крепь стала деревянной, но видно было, что за ней ухаживают – следят, чтобы брёвна и доски не гнили, заменяют обветшалые.

Вниз спускались больше часа. Денис вначале с любопытством глядел по сторонам. Он слышал, что в шахтах всегда много крыс, и удивился, не встретив ни одной. Артём, назначенный Водопольевым страшим сопровождения, пояснил, что крысы не живут там, где нет еды. Следовательно, стараются не уходить далеко от очистных забоев, где работают шахтёры с тормозками[58]58
  Тормозок – шахтерский обед, еда, которую берут с собой в шахту. Происхождение названия доподлинно неизвестно.


[Закрыть].

Скоро горные выработки стали неухоженными. Чувствовалось, что люди здесь бывают крайне редко. Приходилось преодолевать препятствия в виде упавших поперёк дороги стоек или обрушившейся кровли. К счастью, груды камня не перегораживали путь полностью. Дважды сползали вниз по деревянным вертикальным лестницам. «На глазок» Денису казалось, что он спускается с крыши девятиэтажки.

Теперь темноту рассеивали только лампы, закреплённые на касках. Воздух стал горячим и влажным, как в бане. Лямки рюкзаков резали плечи. Оружие оттягивало пояса. Звук шагов разносился по подземелью, возвращаясь гулким эхом.

Там, где заканчивались изъеденные плесенью венцы и гнилые горбыли, Артём разрешил посидеть, отдохнуть. Заодно попили воды из фляг, съели по куску чёрного хлеба с салом. Никогда ещё самая простая еда не казалась Денису такой вкусной. Хотелось ещё, но он понимал, что запасы нужно растягивать.

– Дальше карсты, – сказал Артём. – Идти будет тяжелее. Подземные воды промывают себе ходы в горной породе.

– В камне? – удивился Денис.

– Он тут не слишком крепкий. Известняк и глинистый сланец. И промывает, конечно, не за месяц. Когда вода течёт по какой-то трещине несколько тысяч лет, то возникают ходы.

– Такие все умные, – прищурилась Вика. – Череп никому не жмёт?

– На что там жать? – усмехнулся Артём. – Цельная кость… – и скомандовал подъём.

Идти стало труднее, но интереснее. Словно перемещаешься в кишечнике гигантского каменного зверя. Стены покрыты белесыми натёками и ржавыми разводами, а кое-где поблескивали «щётки» мелких кристалликов.

– А почему сейчас вода не течёт? – спросил Денис, переводя луч коногонки со стен на потолок, точно так же отполированный потоком. Там поблескивали мелкие острые сталактиты, будто бы сотня хрустальных ежей решила ночевать, прицепившись по примеру летучих мышей.

– Кто его знает? – пожал плечами Артём. – Может быть, другой ход нашла. Через трещину какую-то или в заброшенную горную выработку утекла. А может, просто не сезон. Подземные воды связаны с поверхностными. Будет снег таять, хлынет…