Текст книги "Злой город. Петрополь"

– Добрый вечер, – светло улыбнулась она, возникнув в чёрном проёме двери словно рождественский ангел, только не такой, как на открытках, а как из пьесы учеников воскресной школы, из тех, что утешают одиноких сироток, в Сочельник замерзающих на улице.

Совсем не красавица, но очень милая, со светлыми пушистыми волосами, собранными в хвост на затылке, и пышной чёлкой. Платье на ней было простое, из коричневого бархата, с закрытыми горлом и длинными рукавами, лишённое каких-либо украшений. Дома они, может, и не к чему, но чтобы у юной девушки даже воротничка кружевного не было?

– Старший лейтенант Карский, – представился Павел. – Можно войти?

– О. Эм, да, папа вас ждёт, – страшно смутившись, ответила девушка.

Маленький двухэтажный дом стоял на углу улицы, окружённый таким же небольшим, но очень ухоженным садиком. Из короткого коридора-прихожей они сразу же попали в гостиную, обставленную новой, хотя и не дрогой мебелью. На стенах висели многочисленные фотографии и один пейзаж в деревенском стиле. Единственной ценной вещью в комнате являлось старинное ружьё, закреплённое над камином. Павел прикинул, что стоить оно должно было несколько сотен, но висело там давно – видимо, подарок сослуживцев. Дом девчушка содержала в идеальном порядке, но в каждой детали чувствовалась скупость бережливого хозяина: Михайлов не нуждался, однако экономил буквально на всём, включая, вероятно, и образование дочери. Будучи приверженцем патриархального уклада, он не считал необходимым обучать её чему-то, кроме женских дел. А вот наследник к отказам не привык, и держался хозяином, общаясь с отцом и сестрой с покровительственными нотками в голосе и снисхождением «учёного» человека.

– Евдоким Григорьевич, – со скучающими нотками в голосе представился молодой человек.

Павел пожал вялую руку и с любопытством взглянул на томного молодого человека, так не похожего на отца. Оба они – сестра и брат, – пошли в мать, пухленькую брюнетку, отстранённо взиравшую с фотографии на каминной полке, только, если девушке полнота шла, придавая милое очарование, то Евдокима делала на вид слишком уж мягким, как перезрелая груша.

– Григорий Евдокимович, – выступил вперёд сына начальник охраны.

Был он коренастым, плотным, по-военному стриженным и с усами, не хуже чем у генерала.

– Добрый вечер, – ответствовал Павел.

– Соня, принеси нам кофе и коньяк, – распорядился Михайлов. – Садитесь, господин старший лейтенант, поговорим с вами о вашем деле.

– Надеюсь, вы меня извините, – зевнул в ладонь юноша. – Поднимусь к себе, а то поздно уже.

Наследник, откланявшись, вышел. Павел не любил становиться свидетелем чужой семейной жизни, особенно если видел больше, чем следовало, но по долгу службы ему часто приходилось быть свидетелем различных сцен и делать выводы. Зависимость может принимать разные формы, и тираны не обязательно использую силу напрямую. Бывшему прапорщику и не требовалось: младшая дочь находилась в полном подчинении, из дома отец её не отпустит, как старшую, она так и останется бесплатной прислугой. Вряд ли Михайлов думал о её положении в подобном ключе, скорее всего, считал себя заботливым отцом.

За полчаса Павел убедился, что ни информатором, ни, тем более, организатором налёта Григорий Евдокимович не является ни в коем случае. Хитрить Михайлов не умел совсем, на преступление ему не хватило бы ни ума, ни духу.

– Скажите, Григорий Евдокимович, а вы сами подозреваете кого-то? – на удачу спросил Павел.

Всё-таки Михайлов общался со всеми подозреваемыми, все они проходили проверку, пренебрегать таким источником не следовало. Напуская важности, Михайлов ответил не сразу: отпил кофе, обстоятельно погладил свои жёсткие усы.

– Я человек простой, – он внушительно посмотрел на следователя, как бы давая понять, что совсем нет, – и если допустил оплошность, всегда готов её признать. А с тем парнем я дал маху.

– О ком вы?

– О Пруткове, – пояснил отставной прапорщик. – Были у меня сомнения на его счёт, и не зря, как видно.

– Работник хранилища? – заинтересовался Павел. – Почему именно он?

Прутков стоял в списке четвёртым, и Павлу он тоже казался подходящей кандидатурой. Сев поудобнее в кресле, начальник охраны дотянулся до кофейного столика, взял трубку и принялся неспеша её набивать.

– Проблемный паренёк, – поделился он. – Скандал у него вышел на прежней работе, разругался там с кем-то, но дело личное… вроде как у него были проблемы с игровыми долгами, – прибавил Михайлов, – но по всему выходило, что он начал новую жизнь, да и случай единичный. В общем, я подумал тогда, что ничего, а теперь думаю, сомнения на пустом месте-то не рождаются.

Начальник охраны причмокнул, раскуривая трубку, задумчиво выпустил в воздух колечко дыма.

– Мутный он какой-то, всё по стеночке, знаете ли, так ходит, ровно шпик. Всё вертится, где не надо, то там попадётся, то тут. Не доверяю я ему.

Не выдав, что разочарован, Павел залпом допил свой кофе и мысленно представил перед собой фотографию Пруткова: красивый молодой человек с прямыми, светлыми волосами, зачёсанными на боковой пробор, выглядящий как типичный денди. Без особых привязанностей и связей. И ещё это загадочное увольнение… «А ведь и мне он сразу показался подозрительным», – подумал Павел и бросил короткий взгляд на часы: самое время для позднего визита. Может, Пруткова вовсе не удастся застать дома, учитывая его привычки, он, скорее всего, развлекается где-то в городе, но чем чёрт не шутит?

Внезапно Павел ощутил сильный удар по голове, только без боли. Пол выскользнул из-под ног и встал вертикально. На несколько мгновений он словно отключился, пытаясь удержать уплывающее сознание, когда снова смог понимать, что происходит, увидел перед собой взволнованное лицо девушки, прижимавшей к его лбу холодное влажное полотенце.

– Господин Карский, вы в порядке? Что с вами?

Позади Софьи возвышался Михайлов, который, нахмурившись, следил за действиями дочери.

– Выпейте воды, – девушка протянула стакан, который Павел сумел поймать только со второго раза. – Ему нужно прилечь, – сказала Софья отцу.

– Всё в порядке, – Павел попытался приподняться, но голова показалась тяжёлой, лицо пылало, а к горлу подкатывала тошнота. – Всё хорошо.

– Да уж чего хорошего, – проворчал Григорий Евдокимович.

– У вас кровь! – ахнула Софья.

Павел посмотрел на руку: через повязку на плече и вправду проступило розовое пятно.

– Всё в порядке, – ответил Павел, чувствуя себя полным дураком.

Её забота смущала, будто он был стариком, которому требовалась сиделка. Работа на сегодня ещё не окончена, нужно ехать к Пруткову, а потом в Управление, писать длинные подробные отчёты обо всём, что случилось: нельзя взять оперативную группу, потерять человека и потом оставить всё так, словно ничего и не было.

Павел потёр покрасневшие глаза, стараясь прогнать наваливающуюся усталость. Мелькнула вспышка, вздрогнув, он открыл глаза, увидев перед собой Софью. Он встал, мягко отстранив руку девушки.

– Благодарю за помощь, Григорий Евдокимович. Не стану больше отнимать у вас время.

Чинно раскланявшись с начальником охраны и попрощавшись с его дочерью, Павел вышел на улицу, вздохнув холодного воздуха. Немного постояв на пороге, он направился к машине. Где живёт Прутков, следователь помнил без записей.

День получился не таким, как он ожидал, новые факты следовало как-то уложить, но укладываться они не желали, выбиваясь своей несуразностью.

На перекрёстке Павел притормозил, пропуская экипаж, затем снова тронулся, возобновив цепочку рассуждений.

Утром в больнице Павел попросил врача связаться с ним сразу, как пациент придёт в себя. «Зайти, что ли, свечку за него поставить?» – подумал следователь. Шутки шутками, но тут и с дьяволом станцуешь, лишь бы вытянуть хоть одну ниточку из проклятого воображаемого клубочка.

Следователь даже не знал, удастся ли поговорить с раненным: врач сказал, что парень может вовсе скончаться не приходя в сознание. Но, даже если он очнётся, дела его предстоят не в радужном свете: отец убит, его самого всё ещё пытаются убить, и у полиции слишком много вопросов, чтобы отпустить восвояси. Утром сразу из больницы Павел поехал домой к Даниле Авдееву, надеясь поговорить с родственниками, а вместо этого нашёл место бойни. Одно хорошо: по крайней мере не нужно было гадать, где подстрелили паренька.

Павел снова и снова прокручивал в голове события этого утра, но что-то не складывалось. Он попытался ещё раз вообразить то место.

– Господин старший лейтенант! – Романов влетел в кабинет с таким переполошённым видом, будто в холле снова открыли стрельбу.

– Стол справок протелефонировал: Даниил Авдеев, сын Романа Авдеева, у которого за городом мастерская.

– У него есть сын тех же лет, что наш подопечный, – сказал Павел. – Авдеев, – прибавил он, – надо же…

Миша Валдай. Он держал мастерскую по ремонту колёсной техники, находившуюся за южной границей города, и уже много лет числился в картотеках Управы. Своего рода знаменитое место: если в Петрополе пропадало что-то, имевшее больше двух колёс, искать в первую очередь следовало именно там. Близость к монорельсовой дороге и одновременная удалённость от города делала место идеальным для проворачивая нелегальных сделок. Павел никогда не вёл дел, напрямую связанные с мастерской, поскольку обычно занимался убийствами, и арестовывать Валдая ему не приходилось, но в мастерской он бывал. Участие старика выглядело многообещающе. Благодаря родству с одним из главных барыг города парень в больнице приобретал веса как свидетель, он уже не был неизвестным подставным лицом. В налёте грабители задействовали грузовик, о котором всё ещё наводились справки. Что, если и «полуторку», и «Эмку» грабители купили у Валдая? В любом случае, найдётся, о чём поговорить со стариком.

«Застрелен полицейский, – подумал Павел. – Управа сейчас, небось, гудит как улей».

– Едем, – решил Павел. – Найдите Кольцова и ждите в машине.

Рядовой выбежал из кабинета выполнять приказ.

Тело Соловьёва уже спустили в морг, вместе с телами бандитов. Им всем теперь предстояло лежать на соседних столах, но в этом безумном городе жертвы и их убийцы нередко делили подобное соседство, а после вскрытия отправлялись в одну общую яму для бродяг на кладбище.

По настоянию старшего лейтенанта, Данилу перевели в отдельную палату, у дверей которой теперь посменно дежурили охранники. Все формальности были улажены, освободив временно оккупированный кабинет главного врача, Павел покинул больницу. Направляясь к машине, он пытался привести в порядок мысли.

«Чёрные извозчики» ворвались в больницу в центре города и устроили стрельбу, – думал он, – они, конечно, головорезы, но даже у них прежде имелись границы. Кто-то напал на инкассаторов посреди центра города, у Ямского перестрелка с десятком трупов, и всё за каких-то пару дней. Не надо быть большого ума, чтобы понять, что затевается что-то мерзкое. Новая война банд, например? Если так, то очень скоро в Петрополе поднимется такая буря, к котрой мы, боюсь, не готовы».

Когда он подошёл к машине, о чём-то беседовавшие Романов и Кольцов сразу замолчали. Не подав вида, что заметил, Павел сел на место рядом с водителем и велел ехать на юг.

Южная граница Петрополя условно проходила по Сточному каналу, который тянулся от Велиги до Круглого острова в заливе. Берега его застроили предприятия, сливавшие в канал отходы и пользовавшиеся им для транспортировки сырья и готовой продукции. Мастерская Валдая стояла недалеко от посёлка, до железнодорожной станции от неё оставалось не больше километра. Водитель знал, куда ехать, и через некоторое время впереди показалась высокая ограда мастерской и крыша домика. Полиция наведывалась в мастерскую раз или два в месяц, часто с предварительным предупреждением, так что дневной визит не удивит старика.

– Тормози! – резко осадил водителя Павел: земля перед воротами пестрела от множества следов.

Водитель нажал на тормоза, всех качнуло вперёд.

– Не затопчите, – велел следователь, выбравшись из кабины.

В грязь впечатались следы шин – двух легковушек, и отпечатки ног по меньшей мере десятка людей. Ворота не заперты, одна створка отъехала в сторону, оставив широкий проход.

– Приготовьте оружие, – распорядился Павел, и сам достал револьвер.

– Может, это клиенты приехали? – предположил Кольцов.

– Может, – согласился Павел, рассматривая отстреленный замок. Кольцов сглотнул и потянул из кобуры оружие.

В нескольких шагах от ворот лежала овчарка. Мёртвая. Она сливалась с землёй, и, если бы не бурая лужа крови, с первого раза можно пройти и не заметить. «Это очень нехорошо,» – подумал Павел и приподнял уже закоченевшую лапу пса, чтобы рассмотреть отверстие от пули. Стреляли из обреза. Дальше следы прямиком вели к мастерской, но несколько пар отделялись и уводили в сторону.

– Проверьте, – распорядился следователь, а сам зашагал к дому.

«Всё закончилось ночью, вряд ли кто-то здесь остался», – подумал он.

Два изувеченных тела в гараже его ничуть не удивили. Ближе к воротам находился беловолосый парень, работник, выполнявший при Валдае функции охранника (в таком деле без охраны никак), он лежал на спине, не связанный, с рассечённым горлом. Одежда в порядке, других ран кроме пореза на нем не было. Карский присел рядом, чтобы рассмотреть запястья, но следов верёвки не нашёл: блондин не сопротивлялся, горло рассекли одни точным движением, умер он за считанные секунды. Следователь переместился к телу старика. Валдаю досталось больше: его били, прежде чем застрелить, а отрезанный палец наталкивал на мысль, что старика пытали, может быть, надеясь выведать что-то.

Задняя дверь в гараж тоже оказалась открыта, через несколько минут в проёме появились Романов и Кольцов, осторожно тянувшие шеи.

– Не стесняйтесь. – Павел сделал приглашающий жест рукой.

– Матерь Божья… – прошептал Кольцов, увидев трупы.

– Не договорились о цене и устроили перестрелку, – деловито вынес вердикт Романов.

«Нет, на разборки не похоже, – подумал Павел, – Больше на казнь».

– Валдая пытали, прежде чем убить, – произнёс он, обращаясь как бы к самому себе. – Зачем? Хотели что-то найти или что-то узнать?

Поднявшись с колен, Павел отряхнул брюки и убрал револьвер в кобуру.

– Проверим наверху. Ни к чему не прикасайтесь, – распорядился следователь.

Валдай жил сразу над мастерской, располагая всего тремя комнатами: одна общая, из неё две двери вели в спальни, одну из которых занимал сам хозяин, а вторую – его сын и работник. Несмотря на скромные размеры жилья, обстановка в них была почти роскошной. Деньги у Валдая водились, и немалые, те, кто убили его, не могли не знать о них. Передняя комната осталась в порядке, поэтому Павел сразу же двинулся в спальню Валдая. Здесь как раз перетрясли всё: ящики вытащили из шкафов и их содержимое вывалили на пол, постель перетрясли, картины содрали со стен, а некоторые даже выломали из рам. Сейф обнаружился под сдвинутой в сторону кроватью, открыть его убийцы не смогли, но порядком раскурочили пол и исцарапали дверцу.

– Значит, они пришли за деньгами, – снова высказал предположение Романов. – Пытали барыгу, чтобы показал, где сейф, а затем убили.

– Может быть, – согласился Павел. Версия выглядела убедительно, только зачем убивать старика до того, как он назовёт код? – Осмотрите другую спальную. Кольцов, а вы езжайте в Управление, пусть пришлют группу.

В округе ни души, до ближайших домов несколько километров, на свидетелей рассчитывать не приходилось.

События и люди в его голове поворачивались как детали конструктора, он подставлял их и соединял друг с другом, пытаясь выстроить версию, между тем продолжая методичный осмотр комнаты. Радостные возгласы в соседней спальне известили, что поиски увенчались успехом, по крайней мере у Романова.

– Старший лейтенант! Нашёл!

– Что нашёл? – спросил Павел, заглянув в дверь.

– Деньги.

Романов достал из-под матраца перевязанную пачку, взвесил на руке, провёл пальцем по краю.

– Да тут тыщ десять, не меньше!

– Романов, отпечатки!

Рядовой испуганно выронил пачку. Павел достал из кармана чистый платок и завернул в него деньги.

– Нужно сверить номера, – сказал он.

Припарковавшись под фонарём, Павел прошёл под аркой-туннелем и оказался на узкой улице. Машина сюда попросту не проехала бы. Арка выводила как раз на поворот, где на углу которой стоял узкий дом, шириной всего в несколько метров. Слева к нему под бок притулилось строение из зеленоватого камня, с круглым куполом и колоннами с греческим портиком, напоминавшее часовню, дальше улица ныряла в зазор между домов из красного кирпича. Справа здание продолжалось до следующего поворота улицы метров на сто. Вверху, на уровне седьмого этажа, из стены выходил туннель, из которого к дому напротив был перекинут мост с рельсами, крепившийся прямо к стене железными балками. Чуть подальше и ниже на этаж деревянный, с резными перилами мостик соединял дом с плоской крышей другого строения, вжавшегося под бок серой башне. Первый этаж дома занимали магазины, уже закрытые. На углу тускло светил фонарь, в некоторых окнах квартир тоже горел неяркий свет, на задёрнутых шторах трепетали пугливые тени. Начавшийся мелкий дождь смазывал очертания предметов, придавая им загадочный, почти мистический облик.

Поднявшись по каменным ступенькам, Павел вошёл внутрь. В крошечном холле ниша, где должен был бы сидеть консьерж, пустовала: район, когда-то ещё претендовавший на благополучие, давно уже не мог похвалиться устроенностью, впрочем, и до трущоб ему пока ещё было далеко. По крутой деревянной лестнице Павел поднялся на второй этаж. По правую руку тянулись дверь в квартиры, одиннадцатую арендовал Прутков. В коридоре горела всего одна лампа, в отсутствие окон света определённо не хватало, а одинаковые двери, серые обои на стенах, кое-где уже ободранные, придавали дому сходство с дешёвой гостиницей.

Остановившись перед одиннадцатой, Павел постучал, но после первого же удара дверь со скрипом поддалась, провалившись в черноту прихожей. Следователь плавно ушёл в сторону, прижался к стене и достал револьвер. Прислушался. Хозяева всегда могут забыть запереть дверь, но даже очень рассеянные люди редко оставляют незапертыми квартиры в районах, подобных этому.

Левой рукой Павел открыл дверь пошире и вошёл в прихожую. Скрип и так уже выдал его, поэтому он крикнул: «Полиция!», и сразу присел.

Выстрелов не последовало, тогда он двинулся вдоль стены. Через два шага прихожая закончилась. Свет с улицы проникал через открытое окно, по комнате гулял сквозняк, в полумраке предметы казались чёрными, с голубвато-белыми ареолами. Павел направился через комнату к окну и выглянул наружу: дворик позади дома огораживала невысокая каменная стена, в одном углу стояли баки для мусора, посередине двора, между дверью, ведущей в дом и проёмом в стене, ведущим в переулок, лицом вниз лежал человек, а над ним стоял другой. Тот, что лежал, не шевелился, второй в опущенной руке держал какой-то предмет, похожий на пистолет. Бесшумно выбравшись через окно на пожарную лестницу, Павел быстро и тихо спустился вниз по железным ступенькам, не сводя взгляда с парочки. Дождь и темнота мешали разглядеть всё как следует, капли барабанили по дулу револьвера, разбиваясь и разлетаясь брызгами. Человек сидел на корточках, спиной к следователю, рядом с лежащим, и обшаривал его карманы.

– Полиция! – громко и чётко произнёс Павел. – Поднимите руки! Бросьте оружие!

Человек дёрнулся при первых звуках голоса, кажется, хотел что-то предпринять, но передумал, медленно выпрямился, разведя руки в стороны, разжал пальцы. Револьвер со стуком упал в грязь.

– Не стреляйте! – попросил человек. – Я полицейский.

Ещё прежде, чем он повернулся, Павел узнал его по голосу.

– Прокопенко? Ты что тут делаешь? – Павел подошёл ближе, продолжая держать коллегу на прицеле.

Обернувшись, младший сержант хотел опустить руки, но передумал. Он смотрел на следователя, склонив голову, губы его вздрагивали в попытке улыбнуться, но поза, мимика и даже голос – всё выдавало сильный испуг.

– Кто это? – спросил Павел, подойдя к телу.

– Прутков, – ответил младший сержант, быстро облизнув губы.

Сунув руку в карман, Павел нащупал цилиндр электрического фонарика, одним пальцем перекинул переключатель, и темноту рассеял слабый лучик света. Лучик мазнул по спине мужчин, и стало понятно, что добиться от свидетеля уже ничего не получится, поскольку между лопаток у него теперь имелась дырка, и кровь растекалась в лужу из-под живота. Судя по луже, застрелили его несколько минут назад, может, как раз в тот момент, когда лейтенант заходил в здание.

– Это ты его так? – спросил Павел. Целиться в Прокопенко он перестал, но револьвер убирать не торопился.

– Павел Константинович! Он пытался убежать! – воскликнул Прутков. – Я следил за ним, вы же сами меня поставили присматривать за подозреваемыми. Потом… Тут сидел, – Прокопенко показал на угол за лестницей, – отсюда его окна хорошо видно, и кто-то ходил в комнате, кроме него там ещё были люди. А потом они вылезли через окно, что-то несли, мешки какие-то. Ну, я кричу им: «Стой! Ни с места! Стрелять буду!», а они все побежали. Я начал стрелять, и попал. Остальные убежали.

Прокопенко помолчал ожидая реакции, почти просительно глядя на Павла.

– Думаете, у них там деньги были, а?

Следователь не ответил. Подсвечивая фонариком, он обходил дворик, вглядываясь в землю, капли дождя мелькали в луче как кусочки серпантина.

– Откуда вы стреляли? – спросил он. – Отсюда?

– Э… да.

Павел прикинул расстояние: до трупа получалось шагов пятнадцать. Он вернулся к телу, осмотрел его, но оружия не нашёл. Не поднимаясь, направил луч фонаря дальше, к переулку, разглядывая мокрую землю.

– Подберите свой револьвер, Прокопенко. А потом найдите телефон.

Снова предстояло вызывать группу. Уже в третий раз за день. Дело стремительно обрастало трупами, а результат по-прежнему оставался нулевым.

Выпрямившись, Павел посмотрел вслед младшему сержанту, убежавшему в сторону лестницы. Шорох дождя заполнял дворик как шёпоты сотен тысяч тоненьких голосков. Павел утёр лицо рукавом куртки. Все окна были по-прежнему темны, но за каким-то из них могли быть глаза, глаза, внимательно следящие за тёмным двориком. Этот город всегда следит за тобой, за каждым твоим шагом. Вопреки убеждению, люди редко погибают без свидетелей. Но Петрополь умеет молчать.

***

В углу комнаты игла с шорохом скользила по отзвучавшей пластинке. Приглушённый свет мягко обволакивал гостиную, уже прибранную после набега полиции. Не хватало только привычного тиканья ходиков в книжном шкафу с теперь уже разбитой дверцей. Заглянув в комнату, Максим на несколько секунд задержался в дверях, глядя на Раду, с чопорным видом сидевшую по другую сторону стола, с прямой, словно доска, спиной, поджав тонкие губы. Не дождавшись ответного взгляда, прошёл через комнату к патефону, остановил пластинку.

– Мы уезжаем.

Рада зябко повела плечами, и Максим снова отметил, как сильно она постарела за несколько дней. Визит майора подействовал на неё сильнее, чем она хотела бы показать.

– Добром это не кончится, – сказала она в сторону.

Максим прищёлкнул языком, достал из внутреннего кармана перчатки, но не надел.

– Мы уже обсудили всё. Глеб…

– Я не про вашу дурацкую затею! – резко оборвала Рада, развернувшись к внуку.

– Тогда про что? – терпеливо спросил Максим.

– О том, что вы устроили! Вы оба! – Рада встала, с грохотом отодвинув стул. – Макс, как мне тебе объяснить? Город не выдержит новую войну!

– Макс! – донеслось из коридора. – Погнали! Время!

Оглянувшись на крик, Максим принялся быстро натягивать перчатки. Рада скрестила руки на груди.

– У вас не хватит стволов всех перестрелять, – произнесла она. – Макс, вы погубите Семью.

– Важно не сколько у нас стволов, – Максим чуть улыбнулся, но ничего весёлого в этой улыбке Рада не увидела. – Иногда достаточно одной пули для одного человека.

Махнув рукой, он вышел на улицу. Машины уже стояли во дворе, моторы работали, дождь барабанил по лобовым стёклам и рисовал на них мокрые дорожки, похожие на карты рек. Макс запрыгнул в легковушку, в салоне которой сидел Воробей, впереди, за рулём, Голос, рядом с ним Глеб.

– Наконец-то! – воскликнул Глеб. – Всё, поехали, поехали!

Первой со двора выехала «Эмка», за ней, переваливаясь на выбоинах, грузовик. В темноте казалось, что конусы света фонарей льют на землю дождь. Дорога блестела от воды, в салоне от холода дыхание превращалось в облачка пара, смешивавшиеся с табачным дымом. Голос держал руль обеими руками и смотрел перед собой, похожий на каменную горгулью, он выбирал объездные пути, держась в стороне от проспектов, уверенно проводя машину даже там, где фонари не горели вовсе, полагаясь на память.

Молчание первым нарушил Глеб:

– Что там Рада? – спросил он, нарочито небрежным тоном.

Чуть пожав одним плечом, Максим коротко ответил:

– Волнуется.

– «Волнуется»! – повторил Глеб, тихонько хмыкнув себе под нос, но в голосе послышались виноватые нотки. Впрочем, уточнять он ничего не стал, сменив тему, спросил: – А Рыжий где?

– С Ником.

– Что ты с ним всё нянчишься? – воскликнул Глеб. – Давно уже не пацан.

Отвернувшись от окна, Макс ответил в затылок Глебу:

– Братья должны заботиться друг о друге, нет?

Может, почувствовав взгляд, Глеб тоже обернулся и оскалил зубы в улыбке:

– Что, ты и обо мне печёшься?

– Конечно.

Глеб разразился смехом:

– Старший я, а заботится он! Так трогательно, что я сейчас заплачу.

Максим дёрнул уголками губ, но в темноте брат этого не увидел.

– Позаботился бы лучше о предателе, – сказал Глеб, отвернувшись. Он приспустил стекло и выкинул в темноту окурок. – Догадок случайно нет?

– Нет.

– Кто угодно мог донести, – кивнул Глеб. – А добровольно они не сознаются. Нам его не найти, нужно что-то придумать, чтобы выманить, вынудить проколоться.

Они пересекли канал и по Заставной улице двинули на юг города. Днём дождь то стихал ненадолго, то снова усиливался, а теперь зарядил без перерыва. Остатки снега смыло с крыш, в стоках вдоль дорог бурлила вода, по желобам сбегала в каналы. Свет фар пожирал блестевшую от воды дорогу, шум мотора сливался с особым протяжённым жужжанием асфальта под колёсами машин. Голос вёл их окраинами заводских территорий, чтобы не показываться на проспектах. Воробей сидел сосредоточенный, нахмуренный, проникнувшись осознанием важности отведённой ему роли: Лёха посоветовал взять его напарником Голосу, раз уж сам не мог поехать. Едва взглянув на парня, Максим ответил «ладно», но Воробей почувствовал себя так, будто ему вручил медаль сам консул Республики. Ещё недавно он бегал подручным в духе «подай-принеси», а теперь ехал на дело в одной машине с двумя Лихими братьями! Ему хотелось заговорить, сказать, что не подведёт, но хватало ума помалкивать.

Через час они покинули пределы города и оказались на прилегающих к Воздушному порту территориях. Громада дирижабельной верфи казалась исполином, подпирающим небесные своды. Огромные башни с порталами для воздушных кораблей уходили в небо, там, наверху, находился сам вокзал, со стеклянной крышей в виде пересекающихся куполов, в ясный день сиявшей как маяк, вниз уходили шахты лифтов, к зданию нижнего вокзала. Вокруг размещались небольшие (относительно главного здания) постройки: склады и технические помещения. Территорию ограждала высокая белая стена с выкрашенными золотой краской глобусами на столбиках.

Машины остановились не у главных ворот, а на окраине территории, из легковушки выпрыгнул Воробей, Максим передал ему клещи, и парень, под светом фар, подбежал к воротам и перекусил дужку державшего их замка. Дождевые капли мелькали в полосах света точно крошечные метеориты, за шумом ливня терялись все прочие звуки, земля размокла. Машины одна за другой въехали в ворота, Воробей на ходу запрыгнул обратно в легковушку. На территории не горел ни один фонарь, и ни один сторож не показался на звуки моторов. «Эмка» припарковалась боком у ворот склада, рядом встал грузовик, «Лихие» высыпали под дождь.

– Так, ночной охранник притворится глухим и не высунется до утра, – объявил Глеб, – но всё равно действуем тихо и быстро. Забираем баллоны и уходим.

Он первым подошёл к двери склада, высвеченной огнями фар, однако, едва взялся за ручку, как его остановил Максим.

– Почему дверь не заперта? – спросил он.

Глеб скосил глаза на ушки для замка. Никакого замка на них не было.

– Сторож снял, – ответил он, снова попытавшись открыть дверь.

– Вы с ним условились? – спросил Максим, опять удержав Глеба за плечо.

– Нет, – признал Глеб. – Что ты предлагаешь, разыскать его и спросить? Или назад ехать?

Максим посмотрел на столпившихся парней, выжидающе глядевших на братьев: пойти на попятный сейчас, стоя у двери, из-за такой мелочи… Никто не поймёт. В нерешительности он промедлил с ответом, и Глеб стряхнул его руку и достал из кобуры револьвер.

– Всем приготовить оружие, – велел он, и, отодвинув Максима с дороги, первым вошёл на склад.

Лучи электрических фонарей пробежали по полу и стенам, осветив лестницы, уводившие наверх, опоры навеса второго этажа, ряды больших квадратных ящиков. Глеб вышел на середину пустого пространства перед дверью, постоял, озираясь, но вокруг было спокойно и тихо.

– Так, парни…

В тишине сухой звук взводимого курка прозвучал как щелчок пальцами. Голос прыгнул вперёд, повалив на пол Максима, одновременно с этим прогрохотал выстрел, а затем ослепительно вспыхнул верхний свет. Прятавшиеся на втором этаже стрелки поднялись во весь рост.

– В укрытие! – заорал Максим.

Голос вскинул свой револьвер и снял одного стрелка: пуля угодила парню в грудь, он выронил своё оружие, прижал руки к ране и, перевалившись через перила, упал вниз. Словно это послужило сигналом, «Лихие» бросились врассыпную под прикрытие навеса второго этажа, маленькое помещение наполнилось грохотом выстрелов и запахом пороха, кто-то упал и уже не поднялся. Отстреливаясь, Голос убил ещё одного. Максим, прикрываемый Голосом, ужом рванулся к ящикам. Через секунду рядом приземлился Воробей, сразу же высунулся из-за укрытия и выстрелил. Лицо у парнишки было серьёзным, он даже закусил нижнюю губу. Максим оглядывался, пытаясь найти брата. Тот лежал в метре, под навесом, рядом с ним присели Тарас – здоровый парень, из бывших рабочих скотобойни, и Серёга, обычно занимавшийся перегоном товара. Мгновение Максиму казалось, что Глеб не шевелится, затем мужчина двинул ногой, подтянулся, пытаясь нашарить свой револьвер, который, правда, остался лежать посреди склада. Максим привалился спиной к ящику, быстро осмотрелся: до двери рукой подать, но бежать нужно под перекрёстным огнём, а в самоубийцы он пока что записываться не торопился.