Текст книги "Злой город. Петрополь"

Глава третья

«Золотистые волосы графини струились и перетекали как расплавленное золото под смуглыми пальцами пирата. Снаружи бушевала буря, и такая же буря бушевала в сердцах двух влюблённых…»

– О, Господи, – раздражённо проворчала Рада и захлопнула книгу. Взяла стакан со столика рядом с креслом и сделала приличный глоток виски. Устало потёрла лоб.

В доме было жарко и тихо, от газового света по углам сбились тени. Рада откинулась назад, и, протянув руку, отвела в сторону занавеску, чтобы выглянуть в окно. Давно уже стемнело, шёл двенадцатый час. Где носит внуков, она не знала. Женщина не волновалась, тем более, что регулярно ночевать дома они перестали ещё тогда, когда были подростками. Не волновалась, но…

Звук мотора заставил Раду обрадованно встрепенуться. Она встала, бросила книгу в кресло, подошла к окну и отдёрнула штору. Улыбка её тут же померкла, потому что во двор въезжала полицейская машина – событие, если подумать, легендарное, поскольку последний раз полиция появлялась здесь во время войны.

– Лёша! – от окна прокричала Рада, и снова, выбежав в коридор: – Лёша!

Рыжий высунулся из кухни, держа в одной руке карточный веер, а в другой бутерброд с огурцами.

– Фараоны, – сообщила женщина. – Убери сейчас же, – прибавила она раздражённо, увидев, что парень потянул из кобуры револьвер.

В коридор высыпали ещё трое «охранников» с оружием наготове. Возможно, парни сумеют дать отпор, – да что там, наверняка! – вот только что будет, если они расстреляют полицейских? Рада скрестила руки на груди, соображая: раз уж «синие мундиры» решились наведаться в резиденцию «Лихих», причина у них должна быть веская.

– Так, быстро все уходите, – распорядилась она.

Лёха помотал головой:

– Максим с нас шкуру спустит.

– Вы тут не с полицией бодаться остались, – возразила Рада. – Не хватало ещё, чтобы всех замели. Идите.

Рыжий кивнул:

– Парни, дуйте к чёрному ходу. Вы двое ждите снаружи. Воробей! Найди Максима, – распорядился он, но сам не сдвинулся с места.

– Мальчишка, – фыркнула Рада. – Какие же вы все упрямые, чёрт вас побери! От Макса нахватался?

Лёха виновато улыбнулся. Рада закатила глаза, подошла, отобрала у него револьвер и вернулась назад в комнату, бросив на ходу:

– Дверь открой, а то выломают ведь.

Револьвер она сунула под подушку кресла, сама села сверху, закинув ногу на ногу. Едва закончила приготовления, из коридора донеслись звуки ударов, ругань Лёши, отрывистые команды. «Слишком нагло, – успела подумать Рада, положив локти на подлокотники и сцепив пальцы в замок. – Что-то случилось, иначе не осмелились бы».

Первым в комнату вошёл не полицейский: Рада поняла не по гражданской одежде, а по тому, как он держался. Гладко выбритое худое лицо, холодный взгляд рептилии и чёрная одежда… чтобы ещё сильнее походить на злодея, ему не хватало только пиратской повязки на глаз. Следом за ним ввели согнутого в поясничном поклоне, с заломленными за спину руками Лёшу: по подбородку из разбитой губы парня текла кровь, но, чтобы стереть наглую ухмылку с этих губ, нужно было что-то посерьёзнее обычной зуботычины.

– Надеюсь, ноги все вытерли? – сурово спросила Рада, оглядев толпу, заполонившую маленькую гостиную. – И против кого же такая рать?

Полицейские не сговариваясь уставились на «чёрного»: невозмутимость старухи выбивала почву из-под ног и заставляла сомневаться в «Правде Вожака». «Они здесь только из-за него, – подумала Рада. – Никто другой не вынудил бы полицейских вломиться к нам». Человек со взглядом рептилии отбил по столу короткую дробь, странно искоса глянул на женщину и спросил:

– Вам известно, кто я?

– Нет, – немедленно ответила Рада. – Но с такими вопросами надо к специальным врачам обращаться, а не ходить по домам с отрядом полиции.

Женщина взяла со столика стакан и отпила, позволив себе ядовитую улыбку.

– Я слышала, амнезия случается от ударов головой. Вы не ударялись в последнее время?

Тонкие губы мужчины чуть тронулись, но он ничего не ответил Раде, только повернулся к помощникам:

– Обыскали? – спросил он, указав на Лёху.

– Чист, – подтвердил капрал.

– Обыщите дом, – велел «чёрный» и снова обратился к Раде. – Дарий Аркадьевич Валентино, майор Особого отдела полиции.

Рада насмешливо присвистнула.

– О, да вы не шутите? Наверное, я просто обязана предложить вам присесть, – сказала женщина, впрочем, даже не пошевелившись.

– Не волнуйтесь, ваше приглашение не обязательно, – заверил майор.

Выдвинув один стул и поставив его боком к столу, он сел. Полицейские вышли из гостиной и теперь со всех концов дома доносились звуки переворачиваемой мебели и грохот выдвигаемых шкафов. Рада постаралась сделать вид, что ничего не слышит, но губы её сжались в узкую полоску.

– Что вам надо? – резко спросила она, со стуком поставив стакан на стол.

– Что вы знаете о трупе, сброшенном неделю назад с Винного моста? – задал майор вопрос в лоб.

Женщина вопросительно изогнула одну бровь.

– Господин майор, в Петрополе каждый день умирает столько народу, что удивительно, как он до сих пор не опустел, и только четверть бедолаг уходят без посторонней помощи. Что мне, бедной старухе, может быть известно о них?

Валентино хмыкнул, погладил рисунок на скатерти кончиками пальцев.

– Оставим игры, – предложил он. – Труп нашли в десяти минутах от вашего дома. «Лихие» причастны к убийству? Мне нет дела до ваших мелких делишек, но, если понадобится, я могу перевернуть весь ваш чёртов остров вверх дном.

– Я ничего не знаю об убийстве, – ответила Рада. – Вы теряете время, майор.

Валентино отрешённо скользнул взглядом по потемневшим обоям.

– Убогое место для «княжеской» резиденции, – невпопад произнёс он и в упор посмотрел на женщину. – Вы правы, я теряю время. Где ваши внуки?

Не ответив, Рада быстро отвела глаза, а на ум ей почему-то пришло, что если сунуть руку под подушку, она успеет выхватить револьвер до того, как майор схватится за свой. Если уложить его прямо сейчас, её, скорее всего, застрелят, даже до Сыр-бора не довезут, Лёшу тоже, но какое-то внутреннее чутьё не просто подсказывало, а прямо таки вопило, что этого человека нельзя выпускать отсюда.

– Они взрослые мальчики, – ответила Рада, одарив майора таким же пристальным взглядом. – Гуляют где-то.

– Гуляют, – эхом повторил майор.

Он подошёл к окну, оказавшись сбоку от Рады, и ей пришлось повернуться, чтобы видеть его. Стрелять из такого положения было уже не так удобно, и Рада незаметно выдохнула, поняв, что всерьёз обдумывала возможность.

– Скажите мне, – заговорил майор. – Какого это, жить, будучи матерью двух поколений подонков и убийц?

Рада сжала подлокотники кресла, впившись ногтями в обивку.

– Мне как-то довелось слышать забавную теорию от одного профессора, – продолжал Валентино, – он утверждал, что преступники не виноваты в том, что творят, виновато общество, семья, наследственность. Якобы всё вместе формирует преступный характер, и изначально люди находятся в неравном положении, так что человек не может нести ответственность за то, что стал мерзавцем. Значит ли это, что за дела ваших сыновей и внуков отвечать следует вам, наградившей своих отпрысков дурной наследственностью и создавшей обстановку, взрастившую в них преступников?

Не получив ответа, Валентино отошёл от окна к одному из шкафов, взял с полки фотографию в толстой деревянной рамке, повертел в руках, вернул на место. На фотографии усатый мужчина сидел на стуле, а позади него стояла красавица в длинном платье. Слишком улыбчивая, слишком юная, чтобы и вправду оказаться этой старухой, истончившейся как пергаментный лист. Из коридора продолжали нестись звуки разрушений, производимых полицейскими.

– Что вы хотите найти? – спросила Рада. – Тайный проход? Склад наркотиков?

– А есть вероятность? – быстро обернулся майор.

Под светом лампы его бледная кожа отливала зеленью, что ещё больше усиливало сходство с ящерицей.

– Не волнуйтесь, если найдём, я тотчас дам вам знать.

***

«Сорок восемь часов – период наибольшей вероятности раскрытия преступления, – истекли, а полиция не произвела ни одного ареста, не сделала никаких предположений касательно личностей преступников и, похоже, попросту хандрит вместе со всем Петрополем из-за снегопадов». Так доверительно сообщала читателям корреспондент «Голоса Петрополя», Афинская Н. А., далее журналистка приводила собственные умозаключения, ссылаясь на правительственный заговор и злоупотребляя многоточиями.

Павел свернул газету и потёр глаза. Сон наваливался с тяжестью решившего присесть к нему на голову слона, хоть на кушетку в кабинете ложись, всё равно утром рано подниматься. Следовало признать, мысль выглядела чертовски соблазнительно.

Старший лейтенант тяжело поднялся из-за стола, подошёл к окну. Не помогло: узкая улица и уходящие вверх дома только усиливали ощущение загнанности. Тени расчертили кабинет, оставив один тёплый островок света вокруг стола, где горела лампа. Когда по улице проезжали машины, по стенам пробегали длинные тени. Вернувшись к столу, Павел рассеяно переложил несколько фотографий взорванного грузовика, открыл и снова закрыл папку с делом, затем решительно собрал все документы и убрал в несгораемый шкаф. Снял с вешалки пальто, погасил лампу и вышел в коридор.

В Управе стояла гробовая тишина, гулкое эхо разносило по коридору шаги старшего лейтенанта, двигавшегося почти наощупь: свет в здании уже погасили, центральная лестница казалась вырезанной из кости под светом окон над главным входом. Павел прошёл мимо сторожа, мирно дремавшего за столом возле двери, и оказался на улице. Такси удалось поймать не сразу. Пока ехал, прокручивал в голове обстоятельства ограбления, но всё время сбивался на дело особиста. Всё-таки, трудно предположить, что «Лихие» решили заняться продажей государственных тайн: даже если не принимать во внимание, что род деятельности княжичей ни коим образом не пересекается со шпионажем, допустить, что дети военных пойдут на предательство, Павел не мог. Насколько он знал, Филат Иванович и Игорь Иванович воспитывали «лихих братьев» патриотами (как бы парадоксально это ни звучало в отношении преступников). А вот Алытнову забраться на территорию ослабевшей группировки наглости вполне хватило бы. Если только убийство агента в самом деле результат спланированной акции, а не нападение рядовых грабителей. Особистов Павел недолюбливал, как и любой полицейский, однако не мог отрицать, что конспирация у этих ребят всегда была на высоком уровне, даже Алтынов с его связями… впрочем, купец мог и узнать.

«Неважно! – прервал сам себя Павел. – Не моё дело. Майор отлично разберётся сам. Или не сам, а впрягая всех полицейских города поочерёдно». Павел потёр слипающиеся глаза и отвернулся к окну. У ночных бродяг есть своя правда: при свете газовых фонарей, под мигающим светом электрических вывесок, с чёрными, неживыми витринами уснувших магазинов и полупустыми проспектами город приобретал совсем иные черты. Казалось, что улицы становились шире, башни – выше. Верхние этажи тонули в снежной завесе. Можно было бы часами кружить по городу в машине, думать, позволив мыслям ползти, не спеша подбираясь к сути.

Открыв блокнот, Павел перечитал список, который по его просьбе сегодня утром составил Агафон Германович. За прошедший день он сумел добиться от «ЦентрПетропольБанка» также списка номеров всех украденных банковских билетов, которые разослал по банкам страны (впрочем, безо всякой надежды) и навёл справки обо всех, кто значился в списке: тут ему помог Прокопенко, от которого – следовало признать, – иногда был прок.

Начинался список с директора банка, Короткова Савелия Михайловича. Трудно было вообразить директора в качестве информатора: Савелий Михайлович получал солидный оклад, происходил из дворянской семьи и, кроме того, имел чужих векселей примерно на десять тысяч и дополнительные доходы с акций. Сто тысяч – сумма знатная, но, чтобы подкупить директора, вынудить его рискнуть репутацией и местом, преступникам пришлось бы изрядно раскошелиться. А представить Савелия Михайловича в качестве организатора Павел не мог при всём воображении: отец многочисленного семейства, ни разу не арестовывавшейся, даже в студенческие годы отличавшейся безукоризненным поведением – и грабитель-налётчик? Если и допустить невероятное, и предположить, что директор банка решился присвоить деньги, налёт – это последнее, на что он пойдёт, скорее уж можно ожидать внутренних махинаций.

Следующим шёл начальник охраны, Михайлов Григорий Евдокимович, в банке он работал тридцать лет, начальство отзывалось о нём самым лучшим образом, коллеги считали сухарём, но служба безопасности и не должна заводить панибратские отношения с работниками. Михайлов был человеком семейным, хотя жена его умерла лет пять назад, у него остались уже взрослые дети и даже внуки. Соседи слегка недолюбливали, но виной тому был крутой нрав Григория Евдокимовича. Михайлов прошёл войну, дослужился до прапорщика, имел награды. Ни на информатора, ни на, тем более, организатора, отставной военный не тянул, хотя определённых выводов Павел ещё не делал, поскольку опыт показывал, что даже самые честные люди оказываются ворами, мошенниками и убийцами.

Дальше шли служащие хранилища, всего две фамилии. Первый – Карпов Леонид Иванович, в банке работал уже десять лет, хранилище находилось в его ведении. Недавно он разменял четвёртый десяток, был холост, жил один, ренту платил аккуратно, по словам хозяйки, к нему никто никогда не ходил и, вообще, проблем с Карповым не возникало ни в быту, ни на работе. В банке о нём никто ничего дурного сказать не мог, как, впрочем, и хорошего – Леонид Иванович держался всегда очень скромно и сдержанно.

Второй был личностью более многоообещающей, начать хоть с того, что в банк Прутков Аркадий Петрович устроился всего несколько месяцев назад, до этого работал в страховой конторе. Двадцать восемь лет, был женат два года, развёлся, детей не имел. Криминала за ним не числилось, впрочем, как и за всеми остальными, ведь банк проверял прошлое всех работников самым тщательным образом. Жил он на одну зарплату, имел родственников, но в провинции, ходил в бары, в кино, встречался с друзьями, в дурных компаниях замечен не был, коллеги отзывались о нём как о свойском парне, душе компании. Вот только все его знакомства ограничивались тремя месяцами. Павел взял на заметку разыскать страховую контору, где работал Прутков, и поговорить с его прежними знакомыми.

Последним в списке стоял Барвинок Агафон Германович, начальник отдела мониторинга, человек, трясшийся и потевший на допросе так, что даже у самого снисходительного следователя не осталось бы сомнений в его виновности. Агафон Германович, тем не менее, не имел приводов в полицию, на работе пользовался доверием начальства за дотошность и исполнительность, а соседи говорили о нём как о человеке тихом и незлобивом, всегда готовым помочь в любом деле. Жил он одиноко, хотя, по свидетельству тех же соседей, дважды в неделю к нему приходила женщина.

Сведений пока что было недостаточно, кроме того, Павел собирался побеседовать с каждым, посмотреть на реакцию: глядишь, попадётся ещё один нервный, как Барвинок. Исключать кого-то из списка старший лейтенант пока не спешил. Но оставалась ещё одна вероятность, думать о которой очень не хотелось: что, если утечка произошла не через «ЦентрПетропольБанк», а банк, делавший перевод денег? Павел уже направил запрос в другой город и ожидал ответа. Местная полиция проверит всех подозреваемых и перешлёт характеристики, но ехать всё равно придётся, если здесь никто не всплывёт.

Вспомнив про «всплывшего» агента, Павел суеверно постучал по дверце машины.

– Что, остановить? – обернулся водитель.

Павел глянул в окно: на углу улицы горел фонарь с конусообразным плафоном, покачивавшимся от ветра, стена дома в его свете казалась зеленоватой, как-будто покрытая плесенью, высокая дверь с облупившейся краской и мутным окном над ней. Они как раз проезжали под мостом, мимо гостиницы с моргающей светящейся вывеской, перед входом в которую стояла девушка: длинные ножки, белая кожа, тонкие, словно углём нарисованные брови, ярко-алые губы, завитые светлые волосы до плеч с косой чёлкой. Девушка курила. Когда такси проехало мимо, она выпустила в воздух колечко дыма и, кажется, подмигнула.

– Нет, проезжайте, это я так.

Свет в окнах не горел. Поднявшись в квартиру, Павел тихо разулся в прихожей и прокрался к детской, дверь в которую была приоткрыта. Анфиса Алексеевна не спала, ещё сидела возле кроватки Поля, убавив свет в комнате почти до полной темноты: в лампах язычки огня едва трепетали. Павла она приветствовала улыбкой и кивком, чтобы не разбудить мальчика. Он на цыпочках подошёл к кровати, постоял, глядя на сына, послушал, как тот тихонько сопит. Поправил одеяло, не удержавшись, тронул сжатый кулачок.

– Идёмте, Пашенька, – шёпотом позвала Анфиса Алексеевна. – Я вам чаю заварю.

– Не беспокойтесь, я сразу спать.

Они вышли в коридор, и Павел спросил уже чуть громче:

– Как он сегодня?

– Лучше! – заверила Анфиса Алексеевна. – Жар прошёл, днём спал хорошо, вечером тоже спокойно уложила.

– Хорошо, спасибо вам, – поблагодарил Павел. – Днём, вот, не смог вырваться с работы…

– Я читала в газетах об этом жутком налёте! – кивнула женщина. – Дело, поди, вам поручили? Ну, ничего, вы их поймаете, точно знаю!

– Спасибо, – Павел улыбнулся, бросил взгляд на дверь в комнату жены. – А Таисия уже легла? – спросил он больше для того, чтобы сменить тему и не говорить о работе.

Анфиса Алексеевна пробормотала что-то невнятное и попыталась проскользнуть в детскую, но Павел мягко взял её за локоть.

– Анфиса Алексеевна, Таисия спит или нет?

Женщина кивнула. Коротко выдохнув, Павел отстранил её в сторону и заглянул в спальню. Постель оказалась заправлена, шторы отдёрнуты, и с улицы внутрь проникал свет фонарей, придавая комнате какой-то призрачный, нежилой вид. Старая женщина стояла разнесчастная, страдальчески глядя на зятя.

– Отправляйтесь спать, Анфиса Алексеевна, время уже позднее, – сжалился Павел.

– Доброй ночи, Паша, – с облегчением попрощалась женщина и скрылась в детской.

Как только она ушла, Павел снова взялся за ручку двери. Некоторое время он стоял, раздумывая, затем тряхнул головой и ушёл в гостиную. Навязчиво тикали часы в углу, за стеклом тёмный город ждал, затаившись, рассвета, где-то там Таисия сейчас жила своей странной, неизвестной ему жизнью, с ней что-то происходило, она говорила, или слушала, может быть, улыбалась кому-то.

Павел с силой провёл пятернёй по волосам, отвернулся от окна, сел к столу, спохватившись, сходил к камину за спичками и зажёг керосиновую лампу. Под зелёным цилиндром абажура свет тоже становился зелёным, а темнота словно сильнее сгущалась, сплачиваясь перед лицом света, сбиваясь вокруг стола и лампы, выжидая.

Стрелка часов пересекла рубеж часа ночи, Павел сидел всё так же в сумерках: так лучше думалось. Сначала мысли вертелись вокруг Таис, но потом как-то сами собой вернулись к делу. Самым перспективным подозреваемым выглядел Агафон Германович, но тут имелась своя сложность, поскольку, хотя и было очевидно, что банковский служащий что-то скрывает, узнать, что именно, пока что не удалось: Барвинок потел, мямлил, заикался, но ни в какую не сознавался.

Он услышал, как в дверном замке повернулся ключ и встрепенулся от охватившей его дрёмы. В коридоре процокали каблучки, перед гостиной замедлились, затем в дверном проёме появилась Таисия. На ней было длинное муслиновое платье нежно-розового цвета, с талией под грудь, напоминавшее чем-то древнегреческие туники, отделанное вышивкой и нежно-голубым бисером. Волосы струились по плечам и открытой шее. Она стояла прямая, как свеча, с высоко поднятой головой.

– Ты что, караулишь? – надменно спросила Таисия.

– Просто ждал, – с усилием ответил Павел. – Уже поздно, я волновался.

– Не стоило, – бросила Таис, качнувшись, чтобы уйти в свою комнату.

– Где ты была? – тихо спросил Павел.

Таисия замерла, не сделав шага, склонила голову, будто размышляя, отвечать или нет, поджала губы и решительно развернулась, уперев одну руку в бок.

– С каких пор тебя волнует, чем я занимаюсь? – с вызовом спросила она.

– О чём ты, я всегда интересовался…

– Я же не спрашиваю, где ты пропадаешь целыми вечерами! – перебила Таисия.

– Но ведь ты знаешь, что на работе!

– Вот именно! – выкрикнула Таис, всплеснув руками. – Ты вечно в работе: днём, вечером, ночью! Тебя никогда нет! А я всё время должна сидеть в четырёх стенах? Когда мы в последний раз куда-то ходили? Нет, ты ответь – когда? – В голосе прорезались слёзы.

– Но… то есть… – Павел привстал и снова сел. – Таис, мы сходим куда-нибудь, если хочешь.

– Ты только обещаешь, – бросила женщина, скрестив руки на груди.

– Послушай, – Павел подошёл к жене и взял её плечи. – Моя работа требует много времени и внимания, но я обещаю, что постараюсь всё изменить, мне нужно лишь закончить это дело.

– Каждое твоё дело последнее! – воскликнула Таисия. – Обещания, обещания… Я устала! – Сбросив руки Павла, она прошла в комнату, резко обернулась в центре, сверкнув украшениями в зелёном свете. – Посмотри, как мы живём! Это, по-твоему, жизнь? Нас окружает одно старьё, мы ни разу не были даже на «Водах», а я мечтала поездить по миру! У меня были мечты! – последние слова Таисия выкрикнула, обвиняюще взмахнув рукой. – А ты забрал у меня их!

– Но я не… Мы ведь стали жить лучше: меня повысили уже до старшего лейтенанта, оклад больше. Если бы мы переехали в квартиру поменьше… И у нас есть Поль.

– Не говори мне о ребёнке! – взорвалась Таисия. – Хочешь намекнуть, что я плохая мать? – Она стала наступать на Павла. – Для смены пелёнок у нас есть мама. Думаешь, я мало внимания уделяю нашему сыну? – Она остановилась, сжала голову руками. – Он сводит мня с ума своими криками, днём и ночью, кричит, не переставая! Это невозможно, невыносимо! Я заслуживаю лучшего!

– Тая…

– Так что не смей! – Таисия взмахнула рукой в опасной близости от лица мужа. – Не смей стоять тут и обвинять меня, ты понял? Я отдала тебе свою юность и не хочу потратить лучшие годы! Оставь свои полицейские замашки при себе и не вздумай впредь меня допрашивать!

Оттолкнув мужа с дороги, Таисия, стуча каблуками, прошла по коридору и хлопнула дверью своей комнаты так, что задребезжали стёкла. Из детской послышалось беспокойное покрёхтывание.

***

Рыжая овчарка дремала перед открытыми дверями гаража, положив голову на скрещённые лапы, изнутри на неё падал свет электрической лампы, разделяя тело на две половины – золотистую и тёмную. Пёс иногда дёргал ухом, когда изнутри раздавались хлопки или звон упавшего инструмента. Внутри гаража двое парней возились возле открытого капота маленького грузовичка. Машина знавала лучшие дни, воскресить её могло только чудо, но парни, вероятно, были из тех, кто в чудеса верит, и не сдавались. В гараже горела только одна лампа, висевшая над машиной, всё остальное помещение было погружено в темноту. На стоянке перед гаражом в два ряда выстроились машины самого разного вида, состояния и назначения, некоторые были покрыты чехлами, чтобы уберечь от непогоды, у других не хватало колёс, бамперов или иных деталей. Вся стоянка, обнесённая забором, тоже тонула в ночной темноте. Позади гаража торчала крыша двухэтажной пристройки, в окнах на втором этаже горел свет.

– Данька, передай разводной ключ, – попросил белобрысый парень в перепачканном маслом и краской комбинезоне.

Его приятель, парень, не старше шестнадцати, кивнул, подошёл к полкам возле самой двери, и тут дремавший пёс поднял голову и посмотрел в сторону забора. Уши его насторожились, и через мгновение пёс с лаем сорвался с места. Даня с тревогой оглянулся на приятеля, высунувшегося из-за капота и тоже с беспокойством глядевшего вслед умчавшейся овчарки. Из темноты несколько секунд слышался её хриплый лай, затем оглушительно прогремел выстрел, раздался короткий визг, снова громыхнуло, и стало тихо. Белобрысый первый сорвался с места, подбежал к дальней стене, где стоял заваленный деталями и кусками арматуры стол, откинул в сторону кусок мешковины, вытащил из-под стола два обреза и маленький ящик с патронами. Один обрез перекинул подбежавшему Дане, ящик ногой толкнул к выходу, хлопнул напарника по плечу, указал на левый угол ворот, где стоял высокий железный шкаф. Даня кивнул, подбежал туда, на ходу переломив обрез – убедиться, что заряжен, вытащил из ящика одну пачку патронов, зубами рванул обёртку, встал за шкафом, положил обрез на согнутую в локте руку, напряжённо вглядываясь в тёмный коридор, образованный рядами машин.

Белобрысый распахнул дверь в дальнем конце гаража, за которой начиналась крутая деревянная лестница, и заорал в пролёт между перил:

– Валдай! Гости!

На втором этаже распахнулась дверь, и в пространстве между пролётов показалась седая лохматая шевелюра, высунулась на мгновение и пропала. Через несколько секунд мужчина уже бежал вниз по лестнице с ружьём.

– Егор?..

– Стреляли со стороны ворот, – сообщил белобрысый, и повернул выключатель, погасив свет в гараже. – Туза убили, – прибавил он.

Старик беззвучно выругался, присел возле машины за крылом колеса и передёрнул затвор ружья. На некоторое время повисла тишина. Даня часто дышал, один раз провёл рукавом по лицу, утерев пот. Егор притаился с правой стороны двери. Он почти не мигал, взгляд его скользил по стоянке, но вдруг остановился, парень прищурился, облизнул пересохшие губы и чуть-чуть передвинул обрез.

– Дань, – предостерегающе шепнул он и двумя пальцами показал направление.

Парень проследил за его взглядом и сглотнул.

В проходе между машин двигалась толпа, человек десять, они шли почти беззвучно, но не крались, даже не думали таиться, в опущенных руках небрежно покачивались ружья, передние несли фонари, так что их было хорошо видно. Самым первым вразвалочку шёл высокий смуглый парень с красивым лицом, с усиками, подкрученными в колечки, с непокрытой кучерявой головой.

– Тормозни-ка его, – шёпотом велел Валдай.

Егор снова облизнулся, прицелился и выстрелил аккуратно под ноги кучерявого, выбив из замёрзшей земли фонтанчик камней. Эхо выстрела прокатилось над стоянкой, смуглый неловко отпрыгнул назад и глянул так, словно мог видеть стрелявших, причём насквозь. Отобрав у одного из парней фонарь, он посветил на ямку, оставленную пулей, и картинно покачал головой. Валдай чертыхнулся, узнав парня в свете фонаря.

– Сашка Червонец, – прошептал Егор, тоже признавший кучерявого. – Что он тут забыл?

Смуглый что-то сказал своим, показав на ямку и гараж, рассмеялся, те тоже загоготали. Отсмеявшись, кучерявый поднял руку, и подручные умолкли.

– Эй, Валдай! – звонко крикнул он, наклонившись вперёд. – Выходи, потолкуем!

Егор обернулся на старика. Валдай провёл пальцами по подбородку, пригладив бороду, кашлянул.

– Я и отсюда тебя хорошо слышу, – крикнул он.

Червонец засунул руки в карманы пальто и белозубо улыбнулся.

– Слышь, ерикан, вальтанулся, что ли? Ты не шелести, а то я ведь и осерчать могу.

– А Бабай знает, что ты тут? – крикнул Валдай.

– Бабай откинулся, – продолжая зубоскалить, ответил Сашка. – Теперь я за него.

Валдай опустил ружьё, сразу ощутив, как расслабились пальцы, Егор тихо матерился сквозь зубы, Данька, бледный как мел, уже не пытался целиться и всё время посматривал на Егора – старика он из-за машины не видел.

– Ну как, дорогой мой, выйдешь, поздороваешься по-человечески, али мне зайти? – снова прокричал Червонец.

– Что делать будем? – шёпотом спросил Егор через плечо, поскольку молчание начинало затягиваться.

Ответить Валдай не успел: позади раздался грохот, и в гараж вломились несколько человек. Старика сбили на пол, не позволив встать, Егор сам бросил обрез и поднял руки, Данька забился в угол, уперев оружие в живот. Один из бандитов, подойдя, просто вырвал обрез из рук паренька и ударил его же оружием. Получив прикладом в лицо, Данька опрокинулся, хватаясь за расплющенный нос. Кто-то зажёг свет.

– Ну что, ваши не пляшут? – насмешливо спросил Червонец.

Сунув руки в карманы брюк, он танцующей походкой вошёл внутрь, встал над стариком, и вдруг движением фокусника будто из воздуха извлёк нож-бабочку. Несколько раз открыл и закрыл, играясь, на четвёртый лицо его перекосилось, и он, перестав забавляться, неожиданно с силой впечатал пальцы Валдая пяткой в пол. Старик взвыл, а кучерявый залился смехом.

– Что тебе нужно? – хрипло спросил Валдай.

Он стоял на коленях, прижав покалеченную руку к груди. Сашка прошёлся вдоль капота грузовичка, похлопал по борту, снова открыл и закрыл нож, порхавший в его руках как живой.

– Да вот, какое дело, – он толкнул старика в грудь, опрокинув навзничь, и присел на корточки рядом, – только представь: какая-то падаль увела мои машины.

Лезвие появлялось в нескольких сантиметрах от лица Валдая и снова исчезало, но смотрел старик не на нож, а на Червонца.

– Кто бы это мог быть, а?

– Не знаю, – медленно ответил Валдай.

Лезвие с быстротой атакующей гадюки метнулось к лицу старика. Валдай закричал и перекатился, кровь веером брызнула на пол, оставив ярко-алый след. Червонец легко вскочил на ноги, приплясывая обошёл старика и ударил его носком сапога в живот. Валдай скрючился на полу.

– Сейчас помогу освежить память, – Червонец обернулся к парням, поочерёдно оглядев обоих, задержав взгляд на вздрагивающем Даньке. Заметив это, Егор вскочил на ноги и сделал шаг к Червонцу.

– Послушай, мы не ссоримся с «Чёрными извозчиками», если бы мы что-то знали…

Лезвие «бабочки» прочертило короткую дугу, и Егор упал как подкошенный с распоротым горлом. Несколько секунд парень бился на полу, но быстро затих.

– Просил же не злить, – с досадой проронил Червонец, вытирая лезвие о рубашку Егора. – Твой пацан? – спросил он Валдая, подойдя к всхлипывающему Даньке.

– Не трогай его, – сдавленно попросил старик.

– Похож на тебя, – одобрительно заметил Сашка, потрепав парня по волосам, прищёлкнул пальцами. – У меня идея: знаешь такую игру, «Слабо» называется? Я, вот, в детстве постоянно в неё играл с приятелями. Мы вставали на рельсы перед мчащимся поездом, и выигрывал тот, кто отпрыгивал последним. Я всегда побеждал.

Червонец подошёл к старику, смотревшему на него не отрываясь.

– Весь фокус в том, чтобы не сдрейфить, тогда выиграешь, – поделился он. – Сыграем? Ты начнёшь: слабо тебе отрезать самому себе палец?

Червонец наклонился и протянул Валдаю «бабочку».

– Смелее, – подбодрил он старика.

– Я знаю, кто угнал машины, – быстро заговорил Валдай, но Сашка его перебил: