Текст книги "Злой город. Петрополь"

– Вот же сукин сын!

За сутки дом его стал казаться местом последней остановки покойника на пути к кладбищу. Такое же чувство, когда мёртвого ещё только обмывают, готовят. Шумно станет позже, после того, как все вернутся с кладбища на поминки, до того всё ощущается как под опущенным саваном.

– Анфиса Алексеевна! – позвал Павел. Не разуваясь, он прошёл прямо в гостиную. – Анфиса Алексеевна! Позвоните Аристарху Фёдоровичу!

Из комнаты старушки выглянула сиделка в длинном сером платье и белой медсестренской косынке.

– Позвоните Аристарху Фёдоровичу, пусть приедет, – попросил Павел, проходя в детскую.

Девушка кивнула, мышкой прошмыгнув в прихожую, по пути едва не столкнувшись с вышедшей из комнаты хозяйкой.

– Поль! – вскрикнула она, коршуном кинувшись к мужу, выхватила у него сына. – Милый, радость моя, дорогой… Господи… Солнышко…

Павел позволил себя отстранить и ушёл в гостиную. Бросил пальто на кушетку, открыл шкаф, где хранились бутылки, сберегаемые для праздников или визита гостей. За шампанским и изогнутой бутылкой ликёра нашёл едва початую бутылку водки. Из стеклянного шкафа сверху вынул стопку, сел за стол.

После первой чуть-чуть отпустило. Он налил ещё, но пить передумал: сегодня ему ещё нужна ясная голова.

Влетевшую в комнату Таисию он встретил словами: «Тая, вам с Полем нужно уехать».

– Я знаю! – выкрикнула женщина.

Впервые за долгое время он видел её такой неприбранной, без макияжа, с волосами, скрученными в простой узел.

– Ты хоть представляешь, что я пережила? – воскликнула она. – Ни Поля, ни тебя! Мама в моей комнате, не может встать с постели, полицейский допрашивал меня как какую-то шалаву! Я всю ночь просидела возле мамы, я не знала, что мне думать!

Её затрясло. Схватив стопку, она опрокинула в себя содержимое, закашлялась, отвернувшись.

– Я понимаю, – с трудом выговорила она чуть спокойнее. – Ты должен был вернуть нашего сына, поэтому тебя и не было, но ты мог позвонить? Сообщить хоть что-то?

– Не мог, – произнёс Павел.

Таис прижала руку ко лбу, отошла к окну. Весь её гнев улетучился, оставив слабость и апатию.

– Это не жизнь, Паша, как же ты не замечаешь? – с горечью произнесла она. – Тебя никогда нет, и я не знаю, вернёшься ли ты сам, или ко мне явится твой сержант и попросит проехать с ним в морг на опознание.

Таис повернулась к мужу, в глазах её дрожали слёзы.

– Я не могу так больше.

– Тая… – Павел хотел подойти, взять жену за руки, но она высвободилась.

– Это не мы! – горько воскликнула она. – Не ты, не за тебя я выходила, и не на мне такой ты женился! – Она прижала руки к груди. – Ты не любишь меня, – прошептала Таис.

– Тая, пожалуйста…

– Нет, – женщина покачала головой. – Хватит всего, довольно. Признайся хотя бы себе самому, будь честен хотя бы ты, потому что я давно уже нечестна.

Павел молча смотрел на жену. Она села на кушетку, её взгляд упёрся в точку на полу.

– Я нехорошая жена. О том, что ты ранен, я узнаю от матери. О том, что наш сын похищен, я узнаю от сиделки, которая исполняет мой собственный долг хорошей дочери.

Таисия закрыла глаза, и по щекам её побежали слёзы.

– Я ухожу от тебя, – сказала она. – Мы уедем из Петрополя: я, мама и Поль. Не думай, что я хочу отнять его, но здесь наш сын никогда не будет в безопасности. – Она подняла на мужа блестящие от слез глаза. – Прости, если можешь.

Глава шестая

Утром в Музее Естествознания не было почти ни души: для посетителей слишком рано, правда, находились такие чудаки, которые пришли к самому открытию. Чувствуя себя таким же ненормальным, майор прогуливался мимо чучел животных и бросал нетерпеливые взгляды на большие медные часы, висевшие над полукруглым порталом в начале зала – девушка опаздывала. Записку он получил рано утром, и, отложив дела, приехал в указанное место. Она просила о встрече, не упомянув причины. Майор подозревал, что она станет просить отсрочку.

Перед чучелом огромного белого медведя Валентино всё-таки остановился. Зверь стоял в угрожающей позе на задних лапах, раскинув передние, с длинными когтями, и оскалив клыки. Глаза выглядели как стекляшки, чем они и являлись. Желтоватая шерсть зверя свалялась и запылилась, медведь не сохранил даже десятой доли великолепия, которым наделены живые экземпляры. Зверь был подделкой. Даже в скелете чувствовалось больше страха, чем в чучеле.

– Доброе утро, сударыня, – поздоровался Валентино, услышав за спиной перестук маленьких каблучков. – Искренне рад нашей скорой встрече.

Он отметил, что с последнего раза Анчарова преобразилась, что-то изменилось в ней: осанка или взгляд, или всё вместе?

– Позвольте заметить, вы прекрасно выглядите.

– А вы похожи на один из этих экспонатов, господин майор, – едко ответила Анна.

– Такой острый язык, полагаю, создаёт вам немало проблем, – заметил Валентино. – Что ж, госпожа Анчарова, имеете ли вы, что сообщить мне, или пришли с пустыми руками?

Губы девушки на мгновение превратились в одну жёсткую линию.

– «Ночной истребитель», – чётко произнесла она. – Звучит знакомо?

Всю показную любезность майора словно смыло, он вцепился Анне в запястье и притянул к себе.

– Где?!

– Пустите! Больно!

– Где ты видела его?!

Девушка ответила майору прямым взглядом.

– Отпустите, или ни слова не скажу, – прошипела она.

Валентино разжал пальцы, и Анна по инерции попятилась на два шага назад.

– Дайте слово, что после оставите мою подругу и меня в покое.

– Даю слово.

Он видел, что девушка всё равно колеблется.

– Чертежи хранятся в доме Лиховых, левый верхний ящик секретера в комнате Максима Лихова.

Едва дослушав, Валентино круто развернулся и направился к порталу на столько быстро, насколько позволяли приличия.

***

Метель обрушилась на город. В разгар дня улица была заполнена экипажами и машинами. Несмотря на снегопад, или даже благодаря ему, день выдался светлым. Снег, наконец, прикрыл черноту и грязь. Максим шагал по улице, скользя взглядом по лицам людей. Иногда ему нравилось развлекать себя, представляя, кем могли бы быть люди, которых он видел: вот у этого пожилого дородного господина, наверное, есть внук – не ему ли в подарок он несёт того игрушечного коня, который торчит из слишком маленькой сумки? А та дама в огромной шляпе похожа на домоправительницу из богатого особняка. Каждый человек был как книга: одни оказывались слишком поверхностны, так что от них хотелось зевать как от «бульварных ужасов», другие сложными, их хотелось изучить подробнее… Но иногда попадались люди, похожие на хорошие книги. Такие книги хочется перечитывать, держать под рукой. Ты прочитал её от корки до корки и уже можешь цитировать наизусть, а потом с удивлением находишь новый смысл, которого не замечал раньше. Максим не мог бы сказать, что он любит людей, но они определённо интересовали его.

В «Небесном форватере» снова было не развернуться. Евсей, должно быть, теперь каждый день благодарил счастливую звезду, которая привела к нему скрипачку. Она крутилась в дальнем зале, изящно лавируя с подносом между столами и людьми, на ней снова было всё то же коричневое платье, и волосы так же подвязаны тонкой чёрной лентой.

Максим подошёл к стойке, приветственно кивнул трактирщику и положил перед ним пару монет.

– Херес.

Ефим наполнил стакан.

– Что, каждый день теперь так шумно? – спросил Максим, показав стаканом на зал, словно салютуя всем собравшимся.

– Сегодня последний день перед постом, – ответил трактирщик. – Гуляет народ. Да, правду сказать, эту неделю каждый вечер так: девчонка что надо попалась, – с тенью гордости поделился Ефим. – Знаете, даже Евдокия уже заглядывала – прослышала. Хотела пригласить в свой дом, говорила, отбою бы у девочки от клиентов не было… – Ефим поперхнулся, и Максим отпустил его.

– Простите, господин Лихов, я и не думал ничего такого, даже в мыслях не было.

Он отошёл на другой конец стойки, где пара мужчин в засаленной рабочей одежде требовательно стучали пустыми кружками. Максим закурил и оглядел зал в поисках Никиты: брат сидел на своём любимом месте, в окружении приятелей, но пил умеренно и тихо, без обычного куража. Максим уже собирался подойти, но к барной стойке как раз подлетела Анна.

– Ефим, три кружки пива! – Она поставила поднос на стойку и заметила Максима. Улыбка моментально слетела с её губ. – Добрый день, господин Лихов.

– Здравствуй, – ответил Максим.

Девушка убрала за ухо прядку волос, натянуто улыбнулась.

– А вы… сменили головной убор, – заметила она.

– Да, – Максим приподнял со стойки свою шляпу. – Один человек сказал, что мой прежний слишком приметный.

Скрипачка кивнула, беспокойно подвинула поднос.

– Откуда синяк? – спросил Максим.

– Упала, – с вызовом ответила Анна.

Лихов оценивающе наклонил голову набок.

– Ну-ну.

– Три, – грубовато оповестил Ефим, водрузим пиво на поднос.

– Простите, господин Лихов. – Анна забрала поднос и исчезла в зале.

Осушив стакан, Максим тоже направился в зал. Никита его не видел, он ничего не замечал, и даже в разговоры приятелей не слишком вслушивался. Он давно уже уходил по этой дороге, может, просто потому, что его никто не остановил. В слишком раннем возрасте он потерял родителей, а старший брат и сам был подростком.

– Свалите, – приказал Максим, встав над столом.

Парни потянулись из-за стола, только один, вероятно, новенький, попытался возмущаться, но приятели сами заткнули его.

– Опять моих друзей гоняешь? – спросил Никита. – Что я теперь натворил, а?

– Ничего, – ответил Максим. – Хотел поговорить с тобой.

– О чём? – Никита пошарил взглядом по столешнице, взял один стакан, дунул в него, налил водки и поставил перед братом.

– Глеб тяжело ранен, он не может руководить.

Никита кивнул и не стал пить, заинтересованно ожидая продолжения.

– Я подумал, сейчас мы не готовы бороться с «Чёрными извозчиками», не в одиночку, по крайней мере. Ты должен знать, что я решил договориться с Тагаром.

– Договориться с цыганским бароном? – Никита чуть не подпрыгнул на месте. – Ты собираешься объединится с цыганами?!

– Погоди возмущаться. – Максим успокаивающе поднял руку. – Нам нужна их помощь, по крайней мере сейчас. Временный союз, иначе нам не выкарабкаться. Или есть идеи получше?

Никита передёрнул плечами.

– Я встречаюсь с ним сегодня в семь вечера, в гостинице «Бочонок амонтильядо», – сказал Максим. – Снял двадцатый номер, мы условились прийти без охраны.

– И ты согласился на такой риск?

– Придётся, – сказал Максим. – Пойду один, если со мной что-то случится, ты присмотришь за Глебом.

– Присмотреть за Глебом, – повторил Никита. – Обычно ты просишь присматривать за мной.

– Ты уже не ребёнок, – сказал Максим, отметив про себя, что в точности повторяет слова Глеба. – Просто будь начеку, ладно?

Лёха и Голос поджидали снаружи возле машины. Завидев Максима, Лёха выкинул в снег недокуренную сигарету и сел за руль, Голос забрался на заднее сидение.

– Куда едем?

– Домой. – Максим со вздохом прислонил затылок к спинке сидения и прикрыл глаза. – Нужно поспать – рубит на ходу. – Он приоткрыл один глаз. – От Алтынова ничего не слышно?

– Неа. – Лёха включил зажигание, и они тронулись. «Дворник» на лобовом стекле работал вовсю, но снег шёл сплошной стеной, на стекле очень быстро осталось только маленькое расчищенное окошечко. – Воронину передали послание, он не заговорит, я уверен. Даню не проведать – его охраняют полицейские, но через медсестру удалось узнать, что парень идёт на поправку.

– Хорошо.

Максим снова закрыл глаза. Он понял, что задремал, когда «Эмка» затормозила во дворе дома. Двор стал белым, белой бахромой покрылись перекрытия наверху, а на снегу перед пристройкой остались отпечатки десятка ног.

– Что за… – Лёха выскочил из машины, но его уже опередил Голос: указав на свои глаза и затем на пристройку, он достал револьвер и вошёл внутрь. Лёха и Максим тоже вооружились, приготовившись. Через минуту Голос выглянул наружу и поманил друзей.

– Нас обокрали? – наполовину шутливо спросил Лёха, заглядывая в гостиную. – Всё перевёрнуто.

Голос показал на свои ноги и изобразил, как со всей силы свистит в свисток.

– Точно, – согласился Лёха. – Следы во дворе – такие сапоги таскают фараоны. Опять обыск? С чего вдруг?

Парни зашли в спальню Максима, тот стоял перед разломанным секретером, держа в руках часть ящика.

– Хороший был стол, – посочувствовал Рыжий.

– Они не нашли, что искали.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я перепрятал всё ещё утром, – ответил Максим, закуривая.

В этот момент Голос предостерегающе поднял руку и взялся за револьвер. Они услышали, как входная дверь скрипнула, извещая о новых посетителях.

– Есть кто живой? – послышалось из прихожей. – Не стреляйте! У меня жена и дети.

– Дом становится похож на полицейский участок, – проворчал Максим, вышедший в коридор вместе с Голосом. – Ты, что, забыл разбить какую-нибудь вазу, когда уходил? – крикнул он.

– Я к вам вламываюсь впервые, так что навряд ли, – ответил полицейский, спокойно глядя на троих бандитов.

– Главное, чтобы в привычку не вошло, – заметил Максим, подходя к нему. – Ты кто такой?

– Сержант Котов, из седьмого участка. Есть кое-что важное, что я должен рассказать, увы, вам, потому как больше некому.

– Выкинуть его? – спросил Рыжий.

– Чтобы я потом уснуть не смог, сгорая от любопытства? – вопросом ответил Максим. – Идёмте, сержант Котов из седьмого участка, у которого жена и дети, послушаем, что вы скажете.

На сей раз полиция постаралась от души, разломав практически всё, что можно было разломать. В гостиной они особенно разошлись: пол усеивал слой обломков, под ногами хрустели черепки фарфоровых чашек. Максим поднял один стул, превращённый в табурет, поставил перед уцелевшим креслом, сел, пригласив сержанта. Голос и Лёха остались стоять живыми истуканами.

– Я так думаю, вы знаете майор Особого отдела, Дария Валентино? – начал сержант. Максим кивнул. – Вчера он отдал приказ полицейским Княжьего острова в грядущее воскресенье оставаться в отделениях и не вмешиваться, что бы ни происходило на подведомственной нам территории. Лично от майора мне известно, что на остров прибудет банда «Чёрных извозчиков», и им велено встряхнуть здесь всё, чтобы заставить вас отдать нечто ценное, что ищет майор.

– Озверел твой майор, – хмыкнул Лёха, почесав бровь.

Максим быстро глянул на друга и спросил у сержанта:

– Откуда нам знать, что ты говоришь правду?

– Неоткуда, – развёл руками Котов. – Но посудите сами, зачем мне обманывать? И сам не рад, а куда ещё идти, когда полицейские отдают людей на растерзание? – Котов кашлянул и провёл рукой по животу, разглаживая складки мундира.

Максим сцепил пальцы в замок, и сел, закинув ногу на ногу. Видя, что ему позволяют продолжать, Котов снова заговорил:

– Люди нашего острова зовут вас Князем. Как по мне, так титул очень громкий. Ваша братия любит присваивать себе звания: тот Король, это Граф… Но вы бандит, господин Лихов, вы обираете этих людей, вымогаете у них деньги, продаёте им выпивку, наживаетесь на них.

– Слышь, фараон… – Лёха вынул руки из карманов брюк и шагнул к сержанту, но Максим остановил его.

– Не думается ли вам, – Котов мельком глянул на Рыжего, – что вы задолжали им?

Уголки губ Максима дрогнули, он поднёс руку ко рту, будто в раздумье, чтобы спрятать улыбку.

– Я вас понял, сержант. И спасибо за предупреждение.

Котов поднялся с кресла, обошёл Максима и Лёху, неохотно посторонившегося с дороги.

– Смотрю, вас обокрали? – заметил Котов, оглядев комнату.

– Нет, это мы переезжаем, – ответил Максим. – Всего хорошего, сержант.

Когда входная дверь хлопнула, Максим подошёл к окну и отдёрнул занавеску, чтобы видеть, как Котов уходит через двор.

– Макс? – позвал Рыжий.

– Клянусь, когда Рада вернётся, то первое, что заметит, это пропахшие дымом занавески, а не бардак, – со смешком произнёс Максим, помахав перед собой окурком.

***

Крошечная пивная во дворе дома, попасть в которую можно было с улицы, если пройти через проём размером с обычную дверь, за которым длинный коридор тянулся через всё здание до самого дворика, из-за своей недоступности напоминала закрытый клуб. Даже из соседних домов далеко не все люди знали о её существовании. В центре двора, окружённого со всех сторон высокими стенами дома, стоял ещё один, такой же высокий, но маленький, в два окна шириной. На первом этаже находилась эта самая пивная, без опознавательных знаков, без какой-либо вывески. Карский редко наведывался сюда: с криминалом заведение ни что не связывало, хозяин не скупал краденого, воры предпочитали другие места для посиделок, подальше от центра и потемнее. В самом начале службы Павел потратил много времени, изучая свой район, людей, которые здесь жили. Он интересовался всей жизнью города, всем, что происходило и за пределами его района тоже, что нередко его выручало. Он знал, какие места пользуются дурной славой. Безымянная пивная к ним не относилась.

Павел считал себя хорошим полицейским. Ему казалось, что этого достаточно: стараться делать всё в меру своих сил. Повернулось бы всё иным образом, если бы он старался меньше? Или хотя бы в выходной возвращался к семье?

Хлопнула дверь, впустив в помещение холодный воздух. Кто-то обошёл вокруг столика, выдвинул второй свободный стул и уселся напротив, опёршись локтем о спинку и скрестив ноги.

– Вот это погодка, да? – воскликнул Максим. – Ветер просто с ног сбивает!

Следователь на замечание не отреагировал, и Максим быстро стёр беспечное выражение с лица.

– Как сын? – спросил он.

– С ним всё хорошо, – ответил Павел. – Врач, сказал, что первую помощь ему оказали профессионально. Спасибо.

Максим кивнул.

– Зачем ты хотел встретиться? – спросил Павел.

Воровато оглядевшись, Максим достал папку, отодвинул в сторону бокал с пивом и положил её на стол перед следователем. Карский вопросительно изогнул бровь, открыл папку и перелистнул несколько страниц.

– Что это?

– То, зачем майор Валентино прибыл в Петрополь, – объяснил Максим, испытующе глядя на следователя. – Чертежи нового самолёта. Быстрее, манёвреннее, эффективнее чем всё созданное до него. Оружие, способное существенно повлиять на ход любой войны.

Павел глянул на Лихова и снова вернулся к изучению бумаг.

– Ясно, почему майор поднял такую волну, – произнёс он, обращаясь как-будто к самому себе, и снова посмотрел на Максима: – Так что ты хочешь?

– Есть мысль, – ответил Максим и наклонился вперёд, облокотившись о стол. – А тебе предоставляется возможность вернуть мне должок.

***

На чердаке стоял густой, забивающий горло дух: пахло плесенью, пылью и мышами, так сильно, что прижатый к лицу платок совсем не помогал. Анна сидела на полу, расчистив себе пятачок возле трубы, вытянув ноги и привалившись к трубе спиной. Иногда она вставала, чтобы размяться. Она ждала ночи, когда посетители покинут больницу, а дежурящий ночью персонал разойдётся по своим комнатам, и можно будет спуститься.

Благовещенская больница принадлежала маленькой монашеской общине, состоявшей из десяти монахинь. Это была единственная больница на весь остров, поэтому найти, куда отвезли Артура, труда не составило. Днём Анна зашла сюда, и, уточнив, в какой палате лежит дядя, поднялась на чердак маленького здания. У неё был при себе перочинный нож, на случай, если понадобится вскрыть замок – Тома показывала, как, но не пригодилось. Монахини почти ничего не запирали.

Вздохнув, Анна подтянула ноги к подбородку и села, обхватив себя руками. Она чувствовала спокойствие, не было ни волнения, ни оцепенения, только ожидание и ясное представление того, что она собирается делать.

Когда окончательно стемнело, Анна поднялась, отряхнула одежду и спустилась по узкой винтовой лесенке в коридор. Свет повсюду уже убавили, в коридоре вдоль стен и в углах сгустились тени. Анна прошла мимо кабинета настоятельницы, мимо склада лекарств и процедурной, дальше две двери вели в одну большую палату. Анна вошла, двигаясь бесшумно и быстро. В передней, на кушетке, спала дежурная сестра, от палаты её отделяла арка – никаких дверей, чтобы не пришлось терять время, если кому-то из пациентов вдруг понадобится помощь. Анна прошла мимо девушки и двинулась по проходу мимо рядов коек. Почти половина кроватей пустовали, аккуратно застеленные грубыми шерстяными одеялами, пациенты размещались достаточно далеко друг от друга, чтобы не мешать. Анна вглядывалась в спящие лица, пока не заметила человека с повязкой, закрывавшей половину лица. Она приблизилась, чтобы рассмотреть и убедиться, что это вправду он.

Артур спал. Ему снилось что-то тревожное, очевидно: бровь и веко уцелевшего глаза подрагивали, губы шевелились, и до девушки доносилось едва слышное бормотание. Она села на край постели и минуту наблюдала за ним. Если бы кто-то из пациентов проснулся и посмотрел в их сторону, ему, наверное, показалось бы, что у кровати сидит призрак или чёрт, или же и вовсе не заметил бы ничего: слишком неподвижен оставался наблюдатель. Из кармана пальто Анна достала маленький револьвер и поднесла его к виску Артура, а левой прикрыла ему рот и произнесла:

– Проснись, Артур.

Он открыл глаза, сквозь сон попытавшись разобрать, что происходит, дёрнулся, но маленькая ручка вдавила его голову в подушку, а перед лицом он увидел оружие.

– Лежи тихо, Артур, – предупредила Анна.

Единственный глаз мужчины испуганно уставился на дуло револьвера.

– Нет, смотри на меня. – Анна говорила не громко, но и не шептала. Она убрала ладонь, вернув Артуру возможность говорить, когда убедилась, что он смотрит на неё и всё осознаёт.

– Сегодня, мне кажется, мы придём к взаимопониманию, – вновь заговорила Анна. – Наш конфликт очень затянулся, Артур, и, так или иначе, я намерена покончить со всем этим.

Артур снова посмотрел на револьвер и опять на девушку. Она сохраняла ровный голос и невозмутимость, он готов был поверить, что видит сон, однако металл холодил его висок, не позволяя усомниться в реальности.

– Хочу, чтобы ты понял, чтобы не осталось никакой неясности – я убью тебя.

Мужчина заскулил, сморщился, попытался сползти вниз под одеяло, но Анна сильнее надавила револьвером.

– Если хочешь сохранить жизнь, ты должен исчезнуть. Ты можешь попытаться натравить на меня полицию, но они будут долго разбираться, украла ли я те деньги, или ты взял их сам, и, конечно, не смогут ничего доказать, потому что времени прошло достаточно. Но я не оставлю тебя так просто. Нет, Артур. Если только ты осмелишься ещё хоть раз показаться в моей жизни, если попробуешь что-то сделать, я убью тебя. Чем бы ни обернулся для меня такой шаг. Ты не сможешь спрятаться, тебя не спасёт окружение. Если понадобится, я пройду через толпу, войду в здание полиции, суда, в ратушу, и пущу пулю тебе между глаз. Ты – больная, порочная тварь, которую я не раздавила до сих пор из уважения к памяти тёти. – Анна приставила револьвер ко лбу мужчины и приблизила своё лицо к нему. – Я не та девочка, которая попала в твой дом дрожащей и растерянной. Тебе придётся увидеть меня сейчас. Если не сможешь, если не сумеешь понять, ты умрёшь, Артур.

Анна вглядывалась в его лицо несколько секунд, затем отодвинулась. Она увидела то, что хотела – страх.

– Я прощаюсь с тобой, Артур, – сказала Анна, встав. – Уезжай из Петрополя. Не возвращайся.

Анна думала, что, может быть, он попытается поднять шум, когда она выйдет из палаты, но этого не случилось. Девушка спустилась на первый этаж и выбралась на улицу через окно. Шёл снег, ветер свистел в переплетениях лестниц и мостков над её головой. «Всего через месяц Рождество», – подумала Анна. Она стала представлять, как отпразднует его. Ёлки, наверное, стоят дорого, но можно набрать еловых лап и сложить из них чудесную пышную ёлочку, купить цветной бумаги и клея, и наделать фонариков и гирлянд. Получится здорово. Было бы замечательно, если бы Тома согласилась отметить праздник вместе. Она, наверное, захочет встретить его с Яном, но ведь в Рождество принято собираться большими компаниями, семьями, может, они не станут возражать, если она присоединится к ним? Анна решила, что могла бы испечь медовый пирог. И, конечно же, подарки! У неё почти не осталось денег после покупки револьвера, но за месяц можно подкопить. Для Томы она разыщет новую пластинку.

«Теперь всё будет в порядке, – думала Анна. – Я не уеду. Это мой город, здесь мой дом. Здесь моё место. Всё будет хорошо».

***

На Петрополь шёл шторм: у причалов танцевали корабли, неуклюже, как закованные в латы воины, на фоне подсвеченного снегом неба их тела переваливались на вздымавших горбатые спины волнах, снег летел в свинцовую воду и исчезал. Причалы побелели. Небо опустилось ближе к земле, закрывшись тучами. Где-то надрывалась незакрытая ставня, страшно скрипя под напором рвущего её ветра. Зима больше не сомневалась, она перешла в нападение стремительно, заставила оцепенеть город, застыть словно крошечный домик внутри снежного шара, и теперь металась вдоль берега, готовясь войти на улицы и площади под вой ветра, укрывшись победной белой мантией.

Он сидел на каменной ступени и вглядывался в море, качавшее корабли. За его спиной возвышались лабиринты складов, забитых тем, что собирался поглотить город: ткани и специи, фрукты и дерево, шерсть и железо… два десятка автоматических винтовок, сотня гранат, десяток пулемётов и ящики боеприпасов. Хватит, чтобы вооружить крошечную армию. Достаточно, чтобы убить всё население острова.

Даже у Алтынова нет подобного арсенала: ему попросту не требовалось такого вооружения. Теперь, если «Лихие» пожелают выйти на улицы, Республике придётся присылать армию, чтобы остановить их.

Он услышал хруст гравия и оглянулся: от складов к нему шёл Рыжий, неся в руке электрический фонарь. Парень шёл медленно, фонарь покачивался в его руке, и пятно света шарило по снегу туда-сюда, как палка слепого. Когда Лёха остановился сбоку, в паре шагов, Максим повернул к нему голову, снизу вверх посмотрев на друга прищуренными от ветра глазами. В темноте они показались Рыжему совсем чёрными, будто зрачок разлился по всему глазу.

– Говори, – бесцветно произнёс Максим.

Лёха переступил с ноги на ногу. Ему вдруг стало страшно, он ощутил, как холодно на берегу.

– Они пришли туда, – сказал Рыжий и сам не узнал свой голос. – Как ты и сказал, люди Червонца были в «Бочонке амонтильядо». Они искали тебя…

– Хватит мямлить! – заорал вдруг Максим, рывком поднявшись на ноги. Он шагнул к Рыжему и схватил его одной рукой за воротник. – Какой номер? – глухо выговорил он.

– Максим, прости… – произнёс Рыжий негромко. – Они ждали тебя в двадцатом.

Он чуть не упал, когда друг резко разжал руку и оттолкнул его с дороги, стремительно зашагав к складам.

– Макс! – с отчаянием в голосе крикнул Лёха.

– Начинайте готовить людей! – прокричал Максим, перекрывая шум моря и ветра. – Троих отправь к Республиканскому, двоих к Гвардейскому мосту. Червонец пойдёт по Республиканскому, – прибавил он уже тихо. – Этот мост ближе к его территории.

Лёха бегом догнал его и зашагал рядом, пытаясь не отставать.

– Предупредите всех насчёт предателя, – велел Максим.

– Да, Максим, – кивнул Рыжий и побежал вперёд.

***

Уже светало. Ветер разгонял в небесах вытянувшиеся словно муть на воде тучи, луна побледнела, зато у горизонта наметилась бледно-розовая полоска восхода. Город ещё дремал, затаившись, выжидая, когда фонарщики погасят огни, а сумерки разойдутся окончательно, впуская праздничный день. В храмах уже собирались к утренней службе, улицы были пустынны, только редкие прохожие или экипажи тревожили их недолгое спокойствие. Звук моторов разнёсся над рекой, когда на мост выехали шесть легковых автомобилей, снег летел из-под колёс, из машин неслись выкрики и подвывания. Как только они въехали на Княжий остров, куривший в глубине арки, напротив моста, паренёк бегом кинулся к парикмахерской, стоявшей на углу улицы и выходившей дверями прямо на набережную. Несмотря на ранний час, заведение было открыто, хозяин вяло прибирался в помещении, сметая к двери мусор. Проскочив мимо него, парень вбежал в кабинет, где стоял телефон. Пока он дозванивался до Благовещенской больницы, хозяин боязливо топтался на пороге, нервно поглаживая себя по запястьям. Он был предупреждён, и даже получил небольшую сумму за беспокойство, но всё равно чувствовал себя крайне неуютно.

В больнице трубку сняла одна из сестёр, услышав приказ, она быстро протянула её мужчине, который с самого вечера сидел здесь, в кабинете, скрестив руки на груди и надвинув на глаза шляпу в ожидании звонка. Как и обещал Князь, бандит вёл себя очень корректно и никого не тронул, но его присутствие не создавало спокойной атмосферы.

– Едут, – коротко сообщил «дозорный» с моста.

– Понял, – ответил второй и повесил трубку.

Монахиня с опаской посмотрела на мужчину, тот усмехнулся, учтиво приподнял шляпу и вылетел из кабинета. До завода от больницы было рукой подать, он доехал на личном автомобиле Лихова, оставленном нарочно для этой цели.

За ночь снегопад закончился, вся территория вокруг завода побелела, и сквозь снег проглядывал красный кирпич, ржавые металлические перекрытия и решётки на окнах первых этажей. Мужчина оставил автомобиль у входа и вбежал внутрь. Работа на заводе не двигалась, все сидели в ожидании, убивая время за игрой в карты.

– Они едут!

Максим тут же поднялся из-за стола. Рыжий, очень довольный, бросил на стол карты и быстро перемешал. Заметил устремлённый на него взгляд Голоса.

– Что? – Он пожал плечами. – Всё равно доиграть не успеем. И это не потому, что у меня карта не шла! Будем надеяться, Червонец отправится прямиком сюда, – прибавил Лёха.

Голос закатил глаза и начал собирать карты.

– Ему не удержаться, – откликнулся Максим. – Всё, по местам.

Шесть автомобилей промчались через остров без остановки, Червонец ёрзал от нетерпения на переднем сидении первой, возбуждённо пожирая глазами пустые улицы. Он чувствовал, что грядут перемены.

– Пришло время сменить власть, – бормотал он, не обращая внимания на странные взгляды, которыми одаривали его подчинённые. – Всё будет по-другому, давно уже пора прибрать этот город к рукам. Короли, князья – чушь собачья! Мы будем главными! – громко выкрикнул он, повернувшись к своим парням. – «Чёрные извозчики» возьмут этот город в кулак и сожмут его! – Он сжал затянутый в кожаную перчатку кулак. – Мы устроим на улицах Петрополя настоящий террор!

Его захлёстывало приятное возбуждение, сердце учащённо билось, глаза азартно блестели. Шесть машин пронеслись по Кожевенной улице, ревя моторами и беспрепятственно въехали на территорию завода. Червонец нахмурился: он не ожидал отсутствия сопротивления, но подозрительность улеглась, когда он увидел «Лихих», выстроившихся перед воротами. Максим решил встретить его лицом к лицу, он стоял впереди своего «отряда», среди каких-то бочек и ящиков, загромождавших подъезд, в опущенной руке зажат револьвер, ветер треплет полы расстёгнутого плаща.