Текст книги "Злой город. Петрополь"

– Конечно. – Тома прикусила нижнюю губу, обдумывая услышанное. Чайник как раз закипел, и девушка достала из шкафа пару чашек. – Скажи, – осторожно начала она, – а про кражу… хотя, даже если придумал, не важно, всё равно найдут и свидетелей, и всё, что угодно.

– Да правда, конечно. – Анна невесело улыбнулась и развернула к себе чашечку с красноватым напитком, сильно пахшим шиповником и земляникой. – Для Артура пятьсот рублей не деньги, но от меня он не отстанет. Не хочу, чтобы он знал, где я.

– Если он тебе не дядя, то кто?

– Муж моей тёти, – с неохотой призналась Анна. – В общем, – она положила сцепленные в замок руки на колени, – когда мне было пять, отца застрелили, через год умерла мама, из родственников у меня осталась тётя Фаина, сестра моей мамы. Она и забрала меня к себе. Дом у них был просто огромный, да и сейчас есть, конечно. С мужем они жили совсем небедно, мне у них нравилось, конечно. Затем тётя отправила меня учиться в гимназию, потом я поступила в университет и много лет бывала у них только в каникулы, и то не всегда: часто тётя просила меня остаться на каникулы в университете, объясняя тем, что они с мужем уехали в отпуск, или по делам, или ещё что. Сейчас я понимаю, что она нарочно удалила меня из дома: то, что в детстве я не осознавала, для неё было очевидно.

– Твой «не дядя» к тебе приставал, – буднично заключила Тома.

– Да, – с благодарностью подтвердила Анна. – Тётя Фаина умерла около двух лет назад, с тех пор Артур начал писать пространные письма о родственных душах, о том, что семья должна быть вместе и прочей ерунде. Я доучивалась на его деньги, однако по завещанию тёти у меня было около двенадцати тысяч годового дохода.

Тома присвистнула.

– Для Артура – ерунда, – продолжила Анна. – Но деньги делали меня независимой. Я не осталась бы у него, он это понимал и нанял адвокатов, оспоривших завещание, но уже после того, как я закончила учёбу и вернулась. Первые несколько дней он вёл себя… нормально, а потом начал делать намёки. После очередного я заявила, что уезжаю, и тогда он сообщил мне про суд и то, что я, по сути, нищая. Без денег и связей даже с образованием податься мне было некуда, тем более, что он мог ославить меня в высших кругах, и приличное место я не получила бы всё равно. Ночью после нашего разговора я пробралась в его кабинет, взломала ящик стола, выгребла все деньги, какие нашла – около пятиста рублей, – и уехала.

Анна развела руками.

– Вот и всё. У Артура есть деньги. Он не миллионер, но достаточно состоятельный человек, а я никто. Он может меня посадить, или даже попытаться упрятать в дурдом, он намекал и на такое. Его я не боюсь, а вот ссориться с контрразведкой не хочу.

– М-да… весело живёшь, – протянула Тома, почесав кончик носа, отпила «чая».

– Ты могла бы научить меня каким-нибудь трюкам? – спросила Анна. – Как мне втереться в доверие к этому Никите?

Рассмеявшись, Тома покачала головой.

– К нему подобраться нетрудно, у него вместо крови спирт, он же себя в зеркале не узнает, если увидит. – Дотянувшись до чайника, Тома снова наполнила свою чашку. – Если хочешь его «подсадить», сделай так, чтобы рядом с тобой он чувствовал себя героем: самым могучим, самым умным, понимаешь? Тогда он твой, и делай с ним, что хочешь.

– О, Господи… – Анна со стоном уронила голову на руки. – Даже представить себя не могу в роли соблазнительницы. У меня ничего не выйдет. – Она подняла голову и отвела с лица волосы. – Как думаешь, а спать с ним обязательно или можно будет как-то обойтись?

Тома фыркнула в чашку.

– Ну, я знала таких девчонок, которые умудрялись крутить мужиками и без постели, – признала она, – на одной надежде, но были они, скажу честно, не чета нам. Дело не только во внешности, хотя и в ней, конечно, тоже. Такой талант не купишь, это как твоя игра на скрипке: от природы дано, многолетними тренировками отточено.

– Дьявол, – шёпотом выругалась Анна, чем снова развеселила подругу. – Не думаю, что смогу зайти так далеко, – призналась она.

– Может, тебе повезёт, – не особенно уверенным тоном произнесла Тома. – У Никиты от выпивки язык всегда развязывается, если сможешь его как-нибудь удержать после закрытия в трактире и напоить как следует, наверняка получится разговорить. Попробуй.

– Как бы ещё подгадать так… – прошептала Анна. – Майор дал понять, что время ограничено.

Спрятав нос в чашке, Анна мысленно вообразила себя хохочущей на коленях у младшего Лихова и усмехнулась:

– Шпионка из меня так себе.

– А если так и сказать твоему майору? Мол, ничего не вышло, извиняйте, – предложила Тома.

– Нет. – Анна качнула головой. – Он предупредил, что будет ждать результат.

Тут их разговор был прерван стуком в дверь. Тома выпорхнула из-за стола и побежала открывать. Анна не без любопытства развернулась на стуле. В комнату вошёл невысокий плотный мужчина, одетый модно, и вместе с тем немного комично. Выглядел он молодо, до сорока, и, пожалуй, располагающе.

– Здравствуйте, Тамара, – сконфуженно поздоровался он, церемонно сняв свою твидовую шляпу и слегка пожав протянутую Томой руку. – Добрый день, – прибавил он вежливо, заметив Анну.

– Добрый, – откликнулась девушка.

Тома за руку втянула мужчину внутрь.

– Ян Иннокентьевич, – представила она, и Анна удивилась, как вдруг официально, чуть ли не чинно зазвучал тон подруги. – А это Анна…

– Николаевна, – пришла она на помощь Томе и поднялась из-за стола навстречу. – К сожалению, мне уже нужно идти, но, надеюсь, мы ещё встретимся.

Она хотела проскочить к выходу, но Тома решительно заступила дорогу.

– Знаешь, мы собирались вечером в театр, хочешь пойти вместе с нами?

– М… – Анна забормотала уже какой-то отказ, но Тома, не дослушав, с улыбкой предложила Яну: – Проходи пока, мне нужно посплетничать с подружкой, ладно?

Ян кивнул и отошёл к столу, приподнял крышечку чайника, понюхал, принялся осматриваться.

– Слушай, ты должна пойти с нами! – зашептала Тома, взяв подругу за руки. – Пожалуйста!

– Зачем? – удивилась Анна.

– Для компании. Чёрт… ладно. Я с ним в театре ужасов познакомилась, он не такой, как другие, он воспитанный. Вроде тебя. Не смотри так! А я из другого круга, мне с ним поддерживать образ порядочной женщины сложно… Да, он не знает, чем я занимаюсь. И не надо ему знать. Он милый, и я обожаю театры ужасов! Ну, пойдём с нами! Ты поможешь поддержать беседу, я же не знаю, о чём с ним говорить!

Тома состроила просительное личико, и Анна сдалась. Всё-таки несколько лишних копеек на представление у неё имелось благодаря уличным выступлениям, идее которых она была обязана, между прочим, Томе.

– Ладно, пойду. Если Евсей согласится отпустить на пару часов. Но если будет слишком жутко, то я уйду, договорились?

Подруга широко улыбнулась:

– Не смеши, разве таких, как мы, можно напугать каким-то театральным представлением?

***

Максим запрокинул голову, когда по навесной дороге над ним с грохотом прокатил трамвайный вагон и с перекрытий осыпалась труха и тонкие листики ржавчины. Дома ярусами уходили вверх, будто отдельно стоящие, неравные ступени. Уже стемнело, хотя едва миновала середина дня, улицы ещё были переполнены народом. Пасмурное, холодное небо угрожающе придвинулось к самым крышам.

Пропустив мимо себя экипаж, Максим перешёл на другую сторону переполненной улицы и повернул в проулок между домов. Успел остановиться, когда из трубы на уровне его плеч, вырвался поток воды. Под ногами чавкала грязь, но дождь сюда почти не попадал, его останавливали многочисленные перекрытия, растянутое наверху бельё и перекинутые из окна в окно мостки. В середине длинной арки он открыл дверь и по каменным ступенькам поднялся наверх, оказавшись в коридоре многоквартирного дома, затем вышел на балкон, опоясывавший дом снаружи, через открытую галерею перешёл в соседнее здание и повернул на пожарную лестницу. Поднявшись на крышу, по узкому мосту перебрался на следующую и снова спустился внутрь дома. На внешней галерее, миновав несколько дверей, постучался в одну. По ту сторону двери раздался очень тихий скрип, как если бы кто-то крался, осторожно ступая по половицам. Максим знал, где располагается секретный «глазок», поэтому отступил подальше и помахал рукой. Дверь открылась. В проёме появилась высокая фигура в мешковатом коричневом свитере и мятых брюках. Комната за его спиной пребывала в сумерках: сквозь плотно задёрнутые шторы свет почти не проникал в неё.

– Господи Боже, Макс! – воскликнул человек с порога. – Где ты взял эти чертежи?!

– Где взял – там уже нет, – ответил Максим, проходя внутрь мимо хозяина. – Не волнуйся так, Линд, тебе вредно. Лучше рассказывай, в чём дело.

Стены комнаты занавешивали схемы и карты, за которыми только местами проглядывали обои. Чертежи лежали на большом квадратном столе в центре, и только этот участок освещался керосиновой лампой, подвешенной на крюк в потолке. Пара стульев стояла возле стены под окном, у другой стены была плита, заваленная металлической посудой, разделочный стол, на котором стопками громоздились книги вперемешку с бумагой, дощечками, кусками железа и ещё чем-то трудно опознаваемым. Пространство вдоль стен полностью занимали книжные шкафы, где-то между ними примостилась кровать с комом из одеял и подушек, повсюду стояли пепельницы или блюдца, используемые под пепельницы, стаканы, коробки из-под чая, тоже заполненные окурками, а под столом выстроилась целая батарея бутылок.

Максим достал из внутреннего кармана плоскую бутылку с ромом и поставил на одну из книжных стопок, но хозяин даже не обратил внимания. Выглядел он взвинченным и невыспавшимся.

– Господи… ладно… погоди. – Мужчина принялся нервно расхаживать по комнате. – Не знаю, с чего даже начать. То, что это самолёт, ты, надеюсь, понял?

– Да. – Максим подвинул к столу стул, предварительно сняв с него несколько книг и сложив их возле ножки стола в новую стопку. Линд тем временем продолжал мерить комнату широкими шагами.

– Так. В общем, ты знаешь, что самолёты далеки от совершенства, до сих пор в военных целях их практически не использовали из-за неэффективности, разве что для разведки.

– До сих пор?

– Да, да, до сих пор, – волнуясь, подтвердил Линд. – Слушай, то, что ты видишь перед собой, – он обвёл рукой разложенные на столе листы, – это «Ночной Истребитель».

– Что за истребитель?

– Его так назвал конструктор. Современные самолёты устроены… чёрт, – Линд взъерошил волосы, пытаясь собраться с мыслями, и снова заговорил, сбивчиво тараторя, от волнения ускоряясь всё больше, – совсем, совсем не так: у штурмана есть ручной пулемёт, вот, собственно, и вся огневая мощь, при этом наиболее актуальная, фронтальная зона исключается, а вот «Истребитель» может стрелять прямо сквозь винт! Дальность полёта позволяет ему сопровождать дирижабли-бомбардировщики, в нём совмещены качества, которые в принципе невозможно совместить в самолёте: высокая скорость, отличные манёвренные, высотные и взлётно-посадочные характеристики! Он быстрее любого аэроплана из ныне существующих, его скорость должна составлять восемьдесят километров в час, причём семьдесят пять процентов достигается за счёт аэродинамики, понимаешь? Смотри, конструкция принципиально иная, – Линд выхватил одну из страниц с чертежами, – такой прирост скорости равносилен увеличению мощности мотора более чем на треть, причём без увеличения веса и габаритов самолёта. Но это не всё, это даже не главное… чёрт, тут трудно сказать, что главное… Я ещё никогда не видел такой конструкции мотора – у него принцип воздушного охлаждения. Воздушного! Все наши самолёты имеют двигатель жидкого охлаждения, но он не надёжен, а двигатель воздушного охлаждения гораздо живучее, и, кроме прочего, может служить защитой для лётчика от огня с передней полусферы, поскольку имеет большие габариты поперечного сечения. Выпустить этот самолёт в небо всё равно, что отправить ястреба охотиться на уток! Он может вести воздушный бой, и не так, как это было до сих пор… думаю, он в одиночку может расправиться с тремя-четырьмя самолётами. Пять-шесть таких машин способны нанести точный штурмовой удар по наземной цели: склады, мосты, транспорт, железнодорожные узлы… Да что там, они могут осуществить воздушный перехват, атаковать в воздухе дирижабль! Сбить его до подхода к городу вместе с бомбами.

Молча слушавший Максим развернул один из чертежей на столе, задумчиво провёл пальцами по карандашным линиям. Наблюдавший за ним Линд заговорил снова:

– Я не могу тебе указывать. Не знаю, как к тебе попали чертежи, но ты ведь сам должен понимать, что за ними теперь откроется такая охота, что… – Линд не договорил, поражённый внезапной догадкой. – Особист здесь из-за них, так?

Максим не ответил, но необходимости говорить что-то и не было.

– Макс… – Тон Линда звучал почти просительно. – Это шпионаж, кража военных разработок. Тебя же расстреляют.

– Да не крал я их, – ответил Максим. – Воля Провидения. Они попали ко мне случайно.

– А агента кто вальнул?

Не ответив, Максим принялся собирать бумаги со стола. Линд попытался угадать по его лицу, о чём он думает, и не смог.

– Что собираешься делать? – спросил он.

– С «Ночным истребителем»? Пока не знаю.

С досадой махнув рукой, Линд снял с другого стула стопку книг и тяжело опустился на освободившееся место. Максим бросил короткий взгляд в сторону старика. «А ведь он и правда сильно постарел, – мелькнула у него мысль. – Всегда казался старым, но не разбитым. Интересно, отец сейчас был бы таким же? Они ведь одногодки». Попытался представить Линда и отца мальчишками, но ничего не вышло. В шестнадцать лет Линд уже убивал, это Максим знал точно, а отец? Линду всегда нравилось оружие, умный был парень, из хорошей семьи, но нервный. Он собирался стать конструктором, вот только не вышло: как рассказывала Рада, однажды ночью в маленькой комнате было слишком много людей, опиума и водки. Что-то пошло не так. Обычное дело. Каторгу заменили больницей благодаря родительским деньгам и специфическому авторитету «Лихих». Из больницы Линд вышел нескоро.

– Как дела с поставкой? – спросил Максим. – Всё улажено?

– Да. – Линд поднял голову и потёр красные слезящиеся веки. – Сегодня в полночь встреча в Гавани. Глебу не скажешь?

– Нет. – Максим убрал документы в кожаную папку. – Глеб сейчас не при делах.

Выбрав в пепельнице окурок подлиннее, Линд принялся шарить по подоконнику в поисках спичек, нашёл, попытался запалить одну, тщетно чиркая по отсыревшему боку коробка. Потом до него дошёл смысл сказанного.

– Погоди, ты о чём? – он уставился на Максима так, будто впервые видел. – Что ты хочешь сказать? Что ты сделал? – прибавил он, и в голосе старика промелькнул страх.

С полминуты Максим смотрел на Линда без выражения, глаза его сделались совсем чёрными в полумраке, на бледном лице они казались старику неживым взглядом старого портрета, который следит за тобой, пока ты ходишь по чердаку в поисках какого-нибудь хлама. Затем Максим усмехнулся, подошёл, чиркнул зажигалкой и протянул огонёк.

– Ничего. Ночью Глеба ранили в Воздушном порту. Он сейчас на квартире у Матвея.

– Он в порядке? – потрясённо спросил Линд, так и не прикурив.

Максим захлопнул зажигалку и отошёл, пожав плечами.

– Матвей говорит, жить будет.

Привалившись боком к подоконнику, старик мял пальцами окурок и молчал. Максим отошёл обратно к столу. Ему не нравилось в доме Линда, слишком похожем на крысиную нору, и не нравилось, что пришлось посвятить старика в дело с чертежами, но Линд был единственным, кто мог помочь разобраться в них.

– И что теперь? – спросил Линд.

– Глеб прав: дальше прятать голову в песок нельзя, – ответил Максим. – Всё просто: либо ты творишь свою реальность, либо кто-то творит её за тебя, и тогда уж не жалуйся. Рада боится начинать войну, но война и не прекращалась.

– Надеюсь, ты понимаешь, – спросил Линд, избегая смотреть на Максима, – что твоего бата я поддержал, потому что хотел избежать междуусобиц среди «Лихих»?

– Да, конечно.

Максим хотел прибавить что-то ещё, но не стал. «В кого он такой скрытный? – устало подумал Линд. – Слова лишнего не вытянешь. Что на уме у этого мальчишки, сам чёрт не разберёт».

– Мне нужно идти, – произнёс Максим.

– Погоди, что там с заводом и кротом?

Максим покачал головой:

– Пока что ничего. Ник хотел встретиться вечером, после одиннадцати, в «Форватере». Говорит, у него есть какие-то догадки.

– А чего тогда семейный совет не собрать?

– Сказал, что сперва хочет со мной обсудить.

– Глеб бы…

– Глеб сейчас ничего не может, – перебил Максим. Чтобы как-то смягчить резкость тона, он добавил уже тише: – Нас кто-то подставил на верфи. Может, тот же, кто сдал «Чёрным» план завода. Если Ник что-то накопал, сейчас как раз самое время.

Линд смял так и не зажжённый окурок в пепельнице, провёл шершавой ладонью по лицу, по шее и спрятал лицо в ладонях.

– Не так уж много людей знало о деле, – задумчиво сказал Максим, глядя на старика сверху вниз. – Я найду того, кто виноват.

Линд поднял глаза на парня.

– Семья важнее всего, да? – произнёс тот.

***

Вечерело, узкий проспект, которому больше подошёл бы статус улицы, заполнил поток людей и экипажей. В окнах «Деймоса» зажгли огни, и витражи вспыхнули рубиновым, жёлтым и изумрудным светом. Перед кассовой будкой толпился народ. В толпе шныряли продавцы карамельных яблок и леденцовых петухов, под козырьком, возле витого столбика старик в лохмотьях зябко дышал на покрасневшие пальцы и потряхивал перед собой железным стаканчиком. Несколько подростков в куцых казённых курточках пытались уговорить симпатичную молодую пару купить им билеты на представление. Шум улицы, толпы, резкие гудки машин, пытающихся объехать встрявший экипаж… Анна уже понемногу привыкала к суматошности города, пожалуй, что ей даже нравилось: в противовес спокойной и чопорной обстановке университета, тишине недружелюбного дома опекуна, где сохранялось постоянное ощущение необходимости спрятаться. Петрополь не церемонился с чувствами своих обитателей.

– Я ещё никогда не бывала в таком театре, – призналась Анна.

Протянув в окошко несколько монет, она получила кусочек картона, на котором было отпечатано «Фокусница и Огонь», а ниже время сеанса и бледный рисунок двух масок – улыбающейся и плачущей.

– А я стараюсь не пропускать ни одной премьеры! – откликнулась Тома. Она стояла сбоку, пока её ухажёр покупал билеты, сияющая, словно собралась на настоящий праздник.

– Этот спектакль у них в постоянном репертуаре, – поделилась Тома. – Я на нём уже раз сто была, все реплики наизусть знаю, но до сих пор не наскучило! Он про фокусницу, выступавшую в цирке, которая показывала трюки с огнём. Огонь оборачивался человеком, когда они оставались наедине, а на сцене они вместе выполнял такое, что не мог сделать ни один фокусник. А потом он приревновал её к гимнасту и обжог ей лицо, чтобы никто не польстился на неё.

– Очень драматично, – согласилась Анна.

– Не заскучали? – Улыбаясь, к ним подошёл Ян. – Идёмте занимать места? Представление скоро начнётся.

Он подставил локоть, и Тома с удовольствием повисла на нём. Глядя на эту пару, Анна со стыдом поймала себя на неодобрительных мыслях: у неё не было никакого права осуждать ни Тому, которой хотелось хоть немного побыть обычной девушкой, не получающей оплату за свидания, ни мужчину, который не сделал ничего предосудительного. Вспомнив, для чего её вообще взяли, Анна спросила:

– Так чем вы занимаетесь, Ян Иннокентьевич?

– Я журналист, – ответил мужчина. – Может быть, вы читали мои статьи? Фокин, «Вестник Петрополя»

– Боюсь, что нет, – развела руками Анна. – Я в городе совсем недавно.

– Значит, вы не следите за новостями? Сейчас в прессе шумиха вокруг очень громкого дела об ограблении инкассаторской машины, все только об этом и говорят. Я написал несколько статей, смею надеяться, весьма и весьма…

– А, да, конечно, слышала, – соврала Анна.

– А полиция уже кого-то арестовала? – спросила Тома.

– Ещё нет, – важно ответил Ян, – но в деле есть подвижки: подозревают «Чёрных извозчиков».

– Я слышала, они схлестнулись с «Лихими» на Ямском, – заметила Тома. – Одна моя знакомая рассказала, что у «Извозчиков» сменился главный, вот они и осмелели, он ведь совсем без башни.

– Сменился глава? – заинтересованно переспросил Ян. – А откуда ваша подруга знает?

– Она… ну… – Тома провела рукой по лицу, замялась, пытаясь придумать ответ. – Она живёт в том районе, и… она знает кого-то из их банды, да. – Тома даже улыбнулась от облегчения, что удалось придумать правдоподобный ответ. Иметь среди знакомых кого-то, связанного с бандами, тоже мало хорошего, но всё равно лучше, чем признаваться, что водишь дружбу со шлюхами.

– Думаю, полиция этого ещё не знает, – прошептал себе под нос Ян. – А кто встал во главе?

– Какой-то молодой парень, не знаю точно, – отозвалась Тома. – Кличка у него ещё такая странная… – Тома принялась щёлкать пальцами, вспоминая. – Дайте подумать. Червонец! Вот.

– Не слышал, – признался Ян. – Но информация полезная, очень. – Журналист взглянул на девушку с удвоенным интересом. – Слушай, а, может, вы ещё что-то знаете?

– Любишь сплетни? – улыбнулась Тома, игриво толкнув мужчину в плечо.

Перешучиваясь, они вошли в холл театра. Спектакль должен был вот-вот начаться, зрители торопились в зал занять места, взволнованно переговаривались в предвкушении представления. Маленький холл ярко освещали пятигранные лампы с разноцветными стёклами, наполнявшие помещение почти мистическим светом. По резным деревянным перекрытиям скользили тени, собиравшиеся по углам как живые мистические сущности, настраивая зрителей на мрачность предстоящего зрелища. В толпе Анна заметила нескольких человек в чёрных масках, постаравшихся одеться непримечательно, но всё равно выделявшихся элегантностью и дороговизной платья. Анна прекрасно разбиралась в дорогих тканях, а уж отличить купленную в магазине одежду от пошитой на заказ было нетрудно. «Инкогнито» посещали театры ужасов с той же целью, что и все – пощекотать нервы, но в среде состоятельных людей подобное увлечение считалось вульгарным и не поощрялось. «Что влечёт сюда людей? – подумала вдруг Анна, разглядывая пёструю толпу. – Почему нас привлекают ужасы? Неужели не хватает в реальности страхов?» Потом она подумала о журналисте и о том, что он сказал о шумихе: казалось бы, какое людям дело до того, что кто-то у кого-то украл деньги? Ведь эти деньги не их, и даже не их знакомых. Причина та же: пощекотать нервы, поволноваться, читая о том, как полиция разыскивает преступников. «Мы живём в спокойное время, – подумала Анна. – Война закончилась давно, новое поколение её почти не застало. Нам не хватает впечатлений, и мы ищем их там, где можем найти. Наверное, человеку просто необходимо время от времени пугать себя, чтобы почувствовать лучше, иначе рутина просто сожрёт тебя целиком».

В толпе возникло встречное движение: к выходу пробиралась девушка, и длинное, узкое перо её шляпки раскачивалось из стороны в сторону от быстрого шага, кланяясь всем присутствующим. Эффектность и, главное, не терпящий возражения взгляд расчищали красавице дорогу не хуже личного сопровождения. Следом за ней бежал мужчина с очень бледным и несчастным лицом. Он пытался уговаривать и что-то лепетал, но слова получилось разобрать только тогда, когда парочка оказалась поблизости.

– Душа моя, вы же нас всех убиваете! – патетично воскликнул мужчина. – За пять минут до спектакля! И это тогда, когда нам так нужны деньги!

– Нет уж, увольте, Валерий Дементьевич, я…

– И не подумаю! – Мужчина категорично прочертил в воздухе указательным пальцем линию. – На следующей неделе этот страшный человек придёт за платой, мы не можем сейчас вернуть деньги за билеты, только потому, что…

– Я о том вам и твержу! – воскликнула девушка, развернувшись к мужчине лицом, да так неожиданно, что он чуть не налетел на неё. – Невозможно же работать в таких условиях: приходят, угрожают… Нет, не уговаривайте. Мне уже пообещали место в «Лицедее». Да и надоело играть самоубийц и экзальтированных особ.

– Неужели вы думаете, что «Лицедей» также не платит каким-нибудь «Лихим», как и мы?

– Во всяком случае, это не затрагивает артистов, – безапиляционно отрезала девушка, развернулась на каблуках и зашагала к выходу, оставив мужчину стоять посреди холла как потерянного сенбернара. Толпа в холле к этому времени уже поредела, из зала доносился гомон, смех – зрители ожидали начала представления, которому, похоже, уже не дано было состояться.

Заметив, что за ним наблюдают, мужчина слегка развёл руками.

– Что теперь будет?

Девушки смотрели на него сочувственно, но вряд ли мужчина ожидал слов утешения. Качая головой, он побрёл к залу, и тут Ян вдруг деликатно загородил ему дорогу, взяв за локоть.

– Простите, правильно ли я понял, что вы директор театра, а особа, столь эффектно упорхнувшая отсюда, ваша актриса?

– Деньги за билеты будут возвращены, не беспокойтесь, – пробормотал мужчина.

– Значит, дублёрши у неё не было, – довольно кивнул журналист. – Утешьтесь: вот эта юная дама может вам помочь.

– Кто? – распахнул глаза директор, с надеждой воззрившись на девушек.

– Я? – ошарашенно переспросила Тома, потому что Ян смотрел именно на неё.

– Точно! – поддержала Анна. – Ты же только что говорила, что знаешь весь спектакль наизусть!

– Да, но… Я никогда не играла на сцене… – прошептала Тома, заметно стушевавшись.

Приобняв подругу за плечи (чтобы не позволить ей сбежать, поскольку Тома уже начала пятиться к выходу), Анна постаралась успокаивающе улыбнуться.

– У тебя талант от природы, я же видела.

– Что ты видела? – вяло огрызнулась Тома.

– Как ты держалась, когда танцевала, – ничуть не смутившись, ответила Анна. – Ты умеешь перевоплощаться, у тебя получится.

– Остальные актёры помогут! – заверил директор. Он был рад согласиться на что угодно, лишь бы не пришлось отменять спектакль. – Подыграют, вы не переживайте!

Тома всё ещё колебалась, на её лице читались страх и неуверенность, и жгучее желание согласиться, оказаться под огнями сцены, в костюме, превратиться во что-то другое, хотя бы на пару часов жизни.

Взглянув поочерёдно на Яна и Анну, Тома кивнула.

– Хорошо.

– Тогда скорее в гримёрку! – воскликнул директор. – Живо, живо, спектакль начинается!

Втроём они почти силком потащили девушку из холла. Тома не упиралась, но решительности ей недоставало, её лицо всё ещё отражало неуверенность, Анна, да и директор театра, видимо, чувствовали, что в любой момент она может отказаться, потому директор спешил, не давал ни минуты на остановку.

– Вот! У вас три минуты! – заявил он опешившей гримёрше, втолкнув Тому в маленькую комнатку с зеркалом, заставленную вешалками, пестревшими костюмами. Тома успела оглянуться, бросив растерянный взгляд на друзей, и дверь захлопнулась.

– Так, а вы в зал, дорогие мои, спектакль скоро начнётся! – объявил директор.

В зале свет уже погасили, над рядами кресел шелестел взволнованный ропот: зрители переживали, что спектакль задерживается и гадали, в чём причина.

– Давай, смелее, – шептала Анна, гипнотизируя сцену, будто пытаясь заговорить подругу. Ян сидел, наклонившись вперёд и сложив руки на коленях, как школьник, на лице его читалось предвкушение, глаза были широко раскрыты, уголки губ ползли вверх – ну точно ребёнок, впервые попавший в цирк!

А затем перед сценой ярко вспыхнула, рассыпав фейерверк искр, хлопушка, и в зелёном дыме возник актёр в ярко-алом костюме. Шоу начиналось.

***

Возмущённо вспыхнув, огонёк на кончике длинной спички сразу поугас, пальцы в белой перчатке поднесли его к сигарете, вставленной в длинный тонкий мундштук, и стройная, на грани болезненной худобы, женщина с волной каштановых волос, в струящемся платье цвета слоновой кости, выдохнула сизоватое колечко дыма, склонила голову на бок и кокетливо повела глазами в сторону Павла, на миг прикрыв посеребрённые веки. Павел кашлянул, прикрылся крошечной чашечкой, хотя кофе там уже не оставалось, и отвернулся к сцене, на которой артисты разыгрывали весёлую интермедию. В вечер пятницы варьете «Святой Джо» было переполнено, горели все огни, золотые многоярусные люстры под потолком, похожие на торты, полыхали как крошечные солнца, блестел натёртый паркет, ослепительно вспыхивали искры на гранях бокалов и зубчиках вилок. Над круглыми столиками, покрытыми белыми скатертями, висело облако сигарного дыма, мужчины уже начинали ослаблять галстуки, а женщины хохотали всё громче. Место пользовалось популярностью, каждый вечер неизменно собирая полный зал. Многие посетители спускались сюда после спектакля, из Палас-театра, находившегося на втором этаже здания, или из ресторана, располагавшегося на первом этаже. Варьете открыли прямо в подвале, обустроив его с ослепительным блеском, в стиле лучших заведений города, и оно быстро приобрело славу. Артисты петропольских театров каждую ночь разыгрывали на маленькой сцене небольшие забавные сценки, а в промежутках оркестр играл джаз. Провести здесь вечер в своё удовольствие мог кто угодно: ни дресс-кода, ни необходимости заранее заказывать столик, однако цена за удовольствие была такова, что все нежелательные посетители отсеивались ещё до того, как попасть сюда. Павел уже полчаса цедил чашечку кофе, чувствуя себя до крайности неловко, но ничего не мог поделать.

– Ещё кофе? – участливо спросила миловидная официантка, наклонившись над столиком. – Или чего-нибудь покрепче?

На ней было блестящее светло-зелёное платье до колен с почти неприличным вырезом, а лоб перехватывал широкий ремешок с тонким чёрным пером, точно так же были одеты все официантки.

– Спасибо, кофе достаточно крепкий, – улыбнулся Павел. – Ещё чашечку и счёт, если можно.

Девушка улыбнулась в ответ, и даже чуть зарделась, хотя, кажется, в таком месте и в таком наряде ко всему должна была бы быть привычна. Забрав пустую чашку, она ушла в зал, обходить столики. С сожалением подумав, что за две чашки кофе здесь он мог бы купить две полные коробочки в бакалейной лавке, Павел мельком глянул на сцену, так как зал разразился очередной волной смеха, и опять обратил взгляд на дверь. Как раз в этот момент в проходе появилась маленькая фигура в чёрном пиджаке и в шляпе, нелепо возвышающейся над головой подобно башне. Привстав, Павел махнул рукой. Заметив следователя, Барвинок оглянулся на дверь, будто готовый передумать и сбежать, но, всё-таки, решительно наклонил лоб и вошёл в зал.

– Садитесь, Агафон Германович, – пригласил Павел, когда банковский служащий встал возле его столика.

Шутки не последовало, Барвинок выглядел издёрганным, на грани срыва. Плюхнувшись на стул, он вынул из внутреннего кармана пиджака платок и обтёр вспотевшее лицо.