Текст книги "Злой город. Петрополь"

Червонец выпрыгнул из машины и встал, облокотившись о дверцу.

– Здорово, мужики! – гаркнул он. – Что стоите как на параде?

Ему никто не ответил. Из остальных машин тем временем повылезали прочие бандиты, в отличие от своего предводителя, они не улыбались и глядели на противника без напускной весёлости. Хотя, Червонцу, вероятно, и правда было весело, его ноздри раздувались в предвкушении запаха крови. Их было тридцать против жалкой горстки, выставленной Лиховым.

– Так-так, смотрю, княжичей-то поубавилось! – крикнул Червонец. – Один брат остался. – Он с наигранной озабоченностью покачал головой. – Что ж так, не уберегли-то? Плохо смотрели? А, может, я услугу тебе оказал, а Макс? Чего молчишь, язык от страха проглотил?

Максим вскинул револьвер, и этот жест послужил сигналом: его люди кинулись под прикрытие больших ящиков, ещё накануне засыпанных изнутри песком, способных служить надёжным щитом, а сверху, с крыш, на людей Червонца шквалом огня обрушились выстрелы из автоматических винтовок. Кто-то начал отстреливаться, кто-то попытался укрыться за дверцами машин, кто-то попытался бежать, но на открытой площадке они были как на ладони.

Зарычав, Червонец присел и нырнул внутрь машины, выскочил с другой стороны и схватил за воротник одного из своих подручных. Прежде, чем тот что-то сообразил, Червонец уже тащил его в сторону, прикрываясь, как щитом. Несколько раз парень дёрнулся, когда в него угодили пули, потом начал обмякать. Больше половины людей уже валялись на снегу, изрешечённые пулями. Червонец дотащил парня до угла здания, выпустил и дунул прочь.

– Тварь! – прорычал Максим и в отчаянии окинул взглядом «поле битвы».

Бежать под перекрёстным огнём означало самоубийство.

– Лёха! – Он дёрнул друга за руку. – Разруливай, – распорядился он и нырнул внутрь завода.

По коридору, в цех, к окну, которое отпиралось только изнутри, наружу. Несколько шагов вдоль стены, через туннель между домов, шириной в два шага, до железной лестницы, первая перекладина которой находилась в полуторе метрах от земли. Подпрыгнув, Максим оттолкнулся от противоположной стены, ухватился за перекладину, подтянулся и быстро полез вверх. Окно второго этажа. Он выбил его ногой, оказавшись в чьей-то спальне: молодая женщина с визгом натянула на себя одеяло так, что её супруг остался в одних кальсонах. Не сказав ни слова, Максим выбежал вон, услышав за спиной вскрик женщины: «Вова, дети!», с грохотом распахнул входную дверь, очутившись в коридоре, где с двух сторон тянулись двери в квартиры. В конце коридора светилось маленькое окошко на улицу. Защёлку заело, он отстрелил её и выбрался на внешнюю галерею с противоположной стороны здания. Через несколько секунд он спрыгнул на землю и огляделся. Он знал здесь каждое строение, каждый столб, и мог предположить, куда побежит Червонец. На свежем снегу его следы отпечатались как вырезанные.

«Разруливай!» – бросил Максим, исчезнув в дверном проёме. Лёха чертыхнулся: и как, спрашивается? Грохот вокруг стоял такой, словно началась война. Он облизнул губы, посмотрел на Голоса.

– И чего теперь?

Голос слегка пожал плечами, вложил в рот два пальца и громко и протяжно свистнул, так что Лёха от неожиданности даже вздрогнул. Стрелки на крыше прекратили пальбу, «Чёрные извозчики» тоже притихли. Голос пихнул друга в плечо и махнул в сторону машин. Лёха сдвинул на затылок шляпу и крикнул:

– Бросьте оружие, и сможете уйти!

– Так мы и поверили! – после паузы, ответил ему чей-то голос.

– Да ради Бога! – снова прокричал Лёха. – Только я считаю до двух, а потом вы трупы! Раз…

– Э, э! Хорош! – заорал всё тот же голос. – Твоя взяла, мужик.

Последовала коротенькая заминка, в продолжении которой остальные члены банды решали, поддерживают ли они крикуна, потом револьверы полетели в сторону от машин. Лёха и Голос переглянулись, Голос провёл рукой по горлу. Рыжий глотнул, на его лице отразилась неуверенность.

– Не стреляйте! – крикнул одни из «Чёрных». – Мы сдаёмся!

Голос кивнул. Рыжий утёр нос, прикусил нижнюю губу.

– Слушай, мы же… – начал он, но сам себя оборвал, на секунду опустил глаза, а затем Голос быстро и коротко свистнул три раза подряд. В ту же секунду винтовки снова ожили, взметнувшиеся к крышам крики сразу заглохли, через несколько секунд стало тихо.

Лёха повернулся, спиной привалившись к груде ящиков. Хлопнув его по плечу, Голос выпрямился и направился к машинам проверять, не осталось ли кого. Рыжий, запрокинув голову, снизу вверх посмотрел на друга, проводив его взглядом. Заключённое в ловушки из острых углов крыш, небо над ними казалось изрезанным, иссечённым и слишком низким, так что от него хотелось отодвинуться.

На снегу среди следов он увидел несколько капель крови. Максим вынул револьвер из кобуры и побежал по следу, поглядывая по сторонам. След вёл к заброшенному зданию. Он добежал до двери, замедлил шаг, рывком открыл дверь и нырнул в темноту, пробежав несколько метров, остановился, прислушиваясь к гулкой тишине пустого дома. Темнота в коридоре рассеивалась светом из маленького прямоугольного окошка над входом: проходя сквозь запылённое стекло он приобретал мягкость, и казалось, что сам воздух светится серым светом. Максим двинулся вперёд. Через несколько секунд его внимательность была вознаграждена несколькими каплями крови на дощатом полу. Итак, Червонец ранен, и он уходит вглубь здания, может быть, рассчитывая там отсидеться: без машины, без поддержки даже ему было не так просто выбраться с острова.

«Куда ты пойдёшь? Где ты станешь прятаться?»

Максим остановился, вытянул руку, уперевшись ладонью в ледяную стену, опустив голову, закрыл глаза, почувствовал холод, и тяжесть револьвера в руке. Кровь гулко стучала в висках. Он открыл глаза. Двери, коридоры, сумерки. Снова кровь на полу и мазок на стене у подножья узкой деревянной лестницы, ведущей на чердак. Максим начал подниматься вверх. Крови слишком мало, значит, ранен Червонец легко.

Ступени, конечно же, заскрипели у него под ногами. Максим поморщился: «Проклятье», – мысленно выругался он.

На чердаке Червонец, стоявший за опорным столбом, поддерживавшим крышу, оскалил в улыбке зубы, услышав этот звук.

Столб был слишком узким, чтобы спрятаться, ему приходилось стоять боком.

– И чего ты притащился сюда, а, Макс? – крикнул он из полумрака. – Да ещё без своих молодцев, как погляжу. Не боязно?

Лихов остановился. Звук голоса шёл откуда-то справа, из глубины чердака, где темнота была гуще и плотнее, и неясно было, видна ли Червонцу лестница или нет.

Максим снял плащ, отшвырнул его на ступени, и, опустившись на четвереньки, осторожно пополз вверх: его прикрывал пол, но, едва выпрямившись, он сразу станет идеальной мишенью, в то время как сам понятия не имеет, где Червонец. Наверху было светлее, чем в коридорах: конусы света падали через ряд мутных окон в крыше над лестничным люком, хотя сумерки ещё не рассеялись, для стрелка, засевшего в глубине чердака, света было достаточно.

Шагах в четырёх от выхода на чердак в крышу уходила печная труба. Представив этот короткий рывок, Максим облизнул пересохшие губы и рванулся к ней. Грохнул выстрел, раздался звон стекла – пуля ушла в слуховое окошко.

– Падаль! – раздосадовано заорал Червонец, от злости даже подпрыгнув слегка на месте.

Максим выпрямился, тяжело дыша, и встал, прижавшись спиной к трубе, быстро выглянул и тут же спрятался обратно; пуля выбила искры в том месте, где только что была его голова, но он успел заметить вспышку в глубине чердака. Он провёл ладонью по лицу, утерев проступивший над верхней губой пот.

– Эй, Макс! – снова крикнул Червонец, вытянув шею. – Не хочешь разойтись по-хорошему, а? Ты мой должник, между прочим!

Он помолчал, ожидая, что Лихов что-нибудь скажет в ответ, но Максим молчал.

– Я тебе дорогу расчистил! Без меня ты бы никогда не решился сместить брата, скажешь, нет? И где твоя благодарность? – поясничал Червонец. – Что молчишь?

В ответ прогрохотал выстрел – Максим целился на звук голоса.

– Твою!.. – вскрикнул Червонец, но второй выстрел заставил его заткнуться. Он бросился бежать вправо, матерясь и отстреливаясь.

Почувствовав, как пуля чиркнула по бедру, Максим скрылся за трубой, откинул барабан, зарядил оружие, снова высунулся и выстрелил несколько раз подряд. Червонец возник перед ним, на краткий миг они оба оказались на свету. Максим выстрелил и прыжком ушёл в сторону, упав за толстую трубу, проходившую на высоте в две ладони над полом, и выстрелил ещё дважды. Червонец с грохотом влетел за гору укрытых парусиной бочек и затаился.

Максим лежал на полу, тяжело дыша. Он снова был как на ладони, только теперь не мог даже встать, чтобы не получить пулю.

– Эй, Макс! – заорал Червонец. – Последний раз предлагаю мировую! Разойдёмся по-хорошему, и все останутся при своём.

Максим ощупал ногу в том месте, где на брюках расплывалось кровавое пятно: крови было много, но повезло отделаться царапиной, артерию не задело. Он посмотрел на гору бочек сквозь щель между полом и трубой. Пара секунд на перезарядку, и ему конец.

– Не выйдет, – крикнул Максим в ответ, торопливо перезаряжая револьвер. – Ты сдулся. Тебя больше нет. Знаешь, почему? Даже если ты убьёшь меня сейчас, все твои люди уже перебиты, а тех, что остались, добьёт Глеб. Так чего же ты молчишь? – Максим расхохотался. – Думал, твои парни могли справиться с Глебом? – Он очень медленно, чтобы избежать щелчка, взвёл курок. – А знаешь, что ещё забавно? – спросил он. – Особист тебя подставил. Он сказал нам, что ты явишься, и сказал, когда. Мы тебя ждали.

– Двуличный ублюдок! – прошипел сквозь зубы Червонец.

– Тебя не запомнят, никто даже не знает, что ты был у руля! – снова выкрикнул Максим. – У меня оружие и люди, в моих руках сила, а «Чёрные извозчики» к рассвету станут строчкой в полицейской хронике! Петрополь теперь мой!

– Ублюдок! – заорал Червонец. Его лицо перекосилось от ярости, зарычав, он выпрыгнул из-за бочек с поднятым револьвером.

Максим высунулся из-за трубы, привстав на одной руке, уже по голосу зная, куда целиться. Он нажал на спуск, услышал одновременно два выстрела, ощутил, как обожгло огнём щёку, а затем увидел, как Червонец дёрнулся всем телом и упал назад. Эхо выстрелов заметалось под крышей и исчезло.

Снова откинувшись назад, Максим несколько секунд лежал, просто глядя вверх и восстанавливая дыхание. Затем он встал, слегка прихрамывая, подошёл к упавшему, но добивать атамана «Чёрных извозчиков» не пришлось: над правой бровью у Червонца виднелось аккуратное маленькое отверстие, из которого бежала тонкая струйка крови. Широко распахнутые глаза закатились, рот застыл в оскале. Красивое лицо стало похоже на восковую, раскрашенную маску, особенно ярко горели губы: красные, словно в помаде. Червонец не шевелился.

Максим откинул барабан, зарядил револьвер, убрал его в кобуру, отошёл от тела и тяжело опустился на ящик. Некоторое время он сидел, глядя на белое лицо Червонца. Потом встал и медленно захромал к лестнице.

***

Автомобиль остановился в начале улицы, затормозив на углу. Вокруг возвышались чёрные здания, стены которых словно уродливые грибы-наросты покрывали пристройки, балконы и навесы. Карский выбрался из кабины, запрокинув голову, оглядел крыши, щетинившиеся шпилями и тонкими трубами. Улицу почти целиком занимал канал, по бокам было достаточно места для того, чтобы четверо-пятеро смогли пройти, встав в шеренгу, но захломлённость помешала бы проехать машине – улица напоминала склад. К мутной воде тут и там вели каменные ступеньки, возле них, привязанные к железным кольцам, вбитым в стенки канала, болтались лодочки, белые от снега. На первых этажах выступали лавочки, приклеившиеся к домам, под корявыми навесами на прилавках лежали ящики с рыбой. Почти все торговали рыбой, хотя попадались и прилавки, заваленные старыми вещами или плетёными ковриками. Но то в дневное время, а сейчас лавки ещё пустовали.

Пять часов утра. Слишком рано для прохожих. В некоторых окнах мерцал свет, но большинство оставались тёмными и непроницаемыми.

Павел обошёл машину, встав у задней двери, из которой один за другим выпрыгивали люди в синих мундирах.

– Вперёд! – скомандовал он. – Нужно подобраться до того, как нас заметят.

Отряд полицейских побежал вдоль канала следом за старшим лейтенантом. Дом, который был им нужен, выходил на набережную канала. Строение в четыре этажа, причём два верхних этажа надстраивались гораздо позже, и могли иметь других владельцев и даже вовсе не соединяться с нижними. К соседним домам от третьего этажа с одной стороны вёл каменный короткий мостик, под которым болталось на верёвке бельё, с другой – просто несколько приколоченных к подоконнику досок.

– Коваль, Романов, Васильев, Беляев – на крышу, – скомандовал Карский, указав на переходы. – Смирнов и Кривдин – к чёрному ходу. Осипов, Ершов, Николаев и Рачкин займите позицию снаружи. Остальные со мной.

Двое полицейских побежали в обход дома, четверо – к соседним домам. Остановившись у парадной двери, Павел ждал, пока все приготовятся.

– Павел Константинович, – подал голос один из полицейских. – А если это утка? Если наводка ложная?

– Значит, мы зря встали в такую рань, – ответил Павел.

Нет, анонимное сообщение не могло оказаться ложным. Он даже знал, кто был тем анонимом. Лихов использовал его всё это время, а сейчас он снова принимал участие в его плане, даже отдавая себе отчёт, что действует как марионетка, но проигнорировать сообщение о том, где находится убежище «Чёрных извозчиков», тоже не мог.

– Паринов, прикрываете Смолина, – распорядился Павел. – Кольцов, прошу вас. – Он сделал приглашающее движение, отступив от двери.

Парень подступил к двери с ломом, вставил между косяком и ручкой, крякнул, навалившись всем телом. Раздался громкий треск, вокруг замка вздыбились щепки, Кольцов отступил и с размаху врезал сапогом. Дверь затрещала, он навалился плечом и выбил её вовнутрь.

– Вперёд! – скомандовал Павел.

Бросив лом, Кольцов первым вломился в дом, проверил углы, встал сбоку от двери, следом за ним вошёл Карский и двинулся к коридору, держа наготове оружие. Остальные двигались следом. В передней почти ничего не было видно, запылённые окна последний раз мыли, кажется, в день постройки дома. Она служила одновременно гостиной: на низком столике под окном стояло радио похожее на маленький шкаф, с красивым, но сильно исцарапанным деревянным корпусом и треснувшим стеклом на круглой шкале волн в центре. Напротив окна стоял диван. Грязные пол и стены, на диване валялось несколько шляп и курток. Справа Павел увидел две двери, слева поворот. Прямо против двери коридор вёл в глубину дома. Старший лейтенант указал Паринову, Смолину и Гришину проверить, что за поворотом, ещё двое заняли позицию возле проёма, ведущего в коридор, Павел встал возле одной из дверей так, чтобы ручка была от него слева, кивнул Кольцову, тот взялся за ручку, распахнул дверь, Павел запрыгнул внутрь комнаты, осмотрелся – это оказалась спальня: на большой кровати куча грязных одеял, кругом мусор, бутылки и окурки. Пустая. Они перешли к следующей двери, и там картина повторилась.

– Почему никого нет? – спросил Смолин шёпотом, не обращаясь ни к кому персонально.

«Отличный вопрос, – мысленно согласился Павел. – Вот ещё на него бы кто ответил».

Дом как будто пустовал. Тишина давила на нервы, Павел не переставая прокручивал в голове разговор с Лиховым и пытался понять, была ли тому выгода подставлять его? По всему выходило, что нет, но… Карский мысленно помянул чёрта: если их ждёт засада, если он привёл своих людей на смерть, то лучше бы его пристрелили первым. Он двинулся к коридору. Дверь в конце едва различалась. В ушах у него гулко стучало, но дышалось ровно. Переглянувшись с Кольцовым, Павел кивнул, тот распахнул дверь, и он ввалился внутрь.

И опустил оружие, отступив в сторону, чтобы парни смогли увидеть то же, что и он.

По центру комнаты стоял массивный круглый стол, над которым висела люстра со стеклянными подвесками. На столе стояло штуки три пустых бутылок среди стаканов, денежных банкнот и игральных карт, брошенных прямо во время партии, несколько бутылок валялось на полу разбитыми, в лужицах вина отмокали сброшенные на полкарты, в воздухе висел сильный спиртовой дух. Пять трупов, в разных положениях, разместились по кругу: кто-то сидел, завалившись на спинку стула, другие лежали на полу рядом с опрокинутыми стульями. Карский подошёл к окну, аккуратно переступив через лужу крови, и отдёрнул шторы, чтобы впустить немного света.

– Что здесь, мать их, было?! – хрипло выговорил Кольцов.

Павел оглянулся, но ответил Паринов:

– Казнь.

Полицейские переглянулись, а Карский окинул комнату пристальным взглядом, стараясь представить, как всё было. Подойдя к столу, на котором лежало всего пять кучек карт, Павел перевернул две. «Стрит. Неплохо», – подумал он.

– Следов взлома на парадной нет, но могли войти через чёрный ход. Сходите за остальными, – велел Павел. – Осмотрите здесь всё, и нужно опросить всех соседей.

Кольцов выбежал исполнять поручение, остальные разошлись по дому. Карский перевернул карты обратно. «Значит, их застали врасплох, – Павел резко развернулся к двери. – Их было больше тех, что сидели за столом? Может, и нет». Он присел на корточки возле трупа, распластавшегося на полу: не нужно было быть доктором, чтобы понять – стреляли из ручного пулемёта. Парни даже не успели ничего предпринять, их положили на месте. Работать могли и двое – армии тут не нужно. Павел поднял глаза. «Итак, – мысленно произнёс он. – Дверь открывается, они не ожидают чужого. Двое сидят к ней лицом и видят вошедшего…» – Карский прошёл мимо трупов, оставшихся на стульях. – «В них попадает очередь, но несколько секунд парни ещё дёргаются. Стрелок направляет огонь на того, кто к нему ближе, тот, что сидел к нему спиной и успел понять меньше всех. Он умирает на месте». – Павел продолжал обходить стол по кругу. – «Двое успевают вскочить, один… – Павел наклонился к трупу, который лежал дальше от стола, с револьвером в руке, – успевает схватиться за оружие. Напавший убивает его, затем другого».

– Огонь вели короткими очередями, почти в упор, – заметил он вслух, на секунду забыв, что остался один. – Не думаю, что их было больше двух.

Карский осмотрел карманы убитых, но и так было видно, что деньги налётчики не взяли. Павел перешёл к осмотру комнаты.

Ясно, чьих это рук дело, но как «Лихие» осмелились? Да нет, не «Лихие» – Максим. «Какое к этому всему имею отношение я? – подумал Карский почти с отчаянием. – Зачем ему понадобилось приводить сюда полицию?»

Он резко открыл глаза – да, это правильный вопрос, это «брешь». Факт, который не согласуется с общей картиной. Причина, по которой Лихову потребовалась полиция здесь.

Из гостиной он вернулся в переднюю и направился к чёрному ходу, где нашёл Смирнова. Дверь была открыта, но выглядела целой.

– Когда вы вошли, она была не заперта? – спросил Павел.

Смирнов кивнул:

– Да, только прикрыта.

– Значит, её вскрыли отмычкой, а не взломали, – произнёс Павел. – Поэтому те парни до последнего продолжали игру – они ничего не слышали.

– Или знали того, кто вошёл, – прибавил Смирнов. – У него мог быть ключ.

Павел покосился на рядового, однако тот был прав – такая вероятность тоже существовала.

– Нужно разобрать замок, – сказал он. – Если его вскрывали отмычкой, внутри остались царапины.

Это было не так уж и важно, если подумать, Карский уже понимал, что дело глухое: если кто-то что-то и видел, то не расскажет. Никто не полезет в бандитскую разборку.

– Павел Константинович! – раздался из другой части дома голос Смолина.

– Да! – крикнул в ответ Павел и быстрым шагом вышел в переднюю.

– Мы кое-что нашли. – Смолин указал на спальню.

Внутри уже работали Паринов и Кривдин, разбиравшие склад оружия «Чёрных извозчиков». Оружие бандиты держали в шкафу, не пытаясь даже прятать: они чувствовали себя свободно на улицах Петрополя. «И это вина полиции», – не без горечи подумал Павел.

В шкафу лежали ружья, револьверы, ящик гранат и… две автоматические винтовки. Карский взял одну, взглянул на серийный номер и выругался, озадачив подчинённых. Сверяться с записями не было нужды, Павел и без них помнил серийные номера тех двух винтовок, что были украдены у охранников инкассаторского фургона.

– Это не всё. – Смолин открыл горловину мешка, стоявшего в углу шкафа, повернул к старшему лейтенанту, и тот увидел, что внутри лежат деньги.

«Вот же гад!» – с неожиданной для самого себя злостью подумал Павел, но запал мгновенно погас, оставив только тупое чувство отрешённости. Князь победил, причём его же руками. Нет ничего, что укажет на «Лихих», Воронин не скажет ни слова, а против «Чёрных извозчиков» теперь говорят прямые улики. Ему захотелось скорее оказаться на воздухе. Всё, что он сделал, все, кого подставил, всё, что потерял за эти несколько дней разом было перечёркнуто. Дело закрыто. Это конец партии.

– Павел Константинович? – осторожно позвал Смолин, с непониманием глядя на старшего лейтенанта. – С вами всё?..

– Всё, – отрезал Павел.

***

В разгар дня город плотно объяли белые снежные сумерки, небо казалось угрожающе низким, улица тёмной и сырой, несмотря на снег. На первых этажах под шаткими навесами стояли лавки, сколоченные из старых досок, между которых бродили закутанные в серое люди. Перед лавкой старьёвщика громоздились ящики вокруг перевёрнутой тележки без колёс, от лавки на противоположную сторону улицы тянулась толстая железная труба, наполовину врытая в брусчатку, она выходила из земли и уходила в стену дома, экипажи и машины в этом месте подпрыгивали, угрожая развалиться, но улица была так забита лотками и брошенными телегами, в ней было столько рытвин, что транспорт давно уже не ходил здесь, разве что верховые появлялись ещё.

На левой стороне улицы, на втором этаже над дверью висел ромбовидный фонарь с пурпурными стёклами, от двери вниз вела полукругом загнутая лестница с витыми перилами, напоминавшими стебли пшеницы. Над дверью размещалась вывеска «Рука Матери». Время от времени по лестнице поднимались люди, обычно одетые немного лучше тех, что болтались возле лавок снаружи. Те, что выходили, шли нетвёрдой походкой.

Но очередной посетитель, покинувший «Руку Матери» совершенно отличался от других, это была молодая стройная цыганка, высокая, с волной роскошных чёрных волос, спускавшихся из-под платка ниже талии. В длинном, приталенном пальто, отороченном по рукавам и воротнику белоснежным мехом, доходившем до колен, из-под которого выглядывал подол длинного шёлкового платья цвета свежей зелени, каблуки полусапожек с рядами пуговиц звонко застучали по камню. Девушка двинулась вдоль улицы, ловко перепрыгивая выбоины, кончики волос покачивались как маятник в такт её шагов. Затянутые в белые перчатки руки сжимали маленький клатч в цвет платья. Девушка успела порядочно удалиться от заведения. Когда она поравнялась с поворотом в переулок возле маленькой парикмахерской, из переулка протянулась рука и крепко схватила девушку за предплечье. Мужчина рывком притянул её к себе и второй рукой зажал рот, прежде чем она успела закричать. Какой-то прохожий заметил возню, но ускорил шаг.

Девушка отчаянно вырывалась, оказав неожиданно сильное и злое сопротивление. Она не кричала, прекрасно понимая, что звать на помощь бесполезно, но уже через секунду ей удалось высвободить левую руку, и она тут же впилась остро отточенными ногтями в лицо мужчины. Тот молча поймал её за запястье и выкрутил руку, вынудив девушку изогнуться и вскрикнуть. Она попыталась ударить его каблуком, но промахнулась, и тут к ним подскочил второй мужчина, который накинул ей на рот повязку и крепко затянул. Вдвоём они скрутили цыганку и потащили по переулку. Она продолжала отбиваться, но уже безуспешно. Выход из переулка перекрывала легковая машина с открытой задней дверцей. Один залез внутрь, второй пихнул туда девушку и залез сам. В машине, на короткий миг оказавшись на свободе, девушка вновь попыталась вырваться, но её прижали к спинке сидения, и один из мужчин быстро перемотал ей запястья верёвкой.

– Сядь! – рявкнул второй, схватив девушку за плечо так крепко, что у неё должны были остаться синяки. В ответ та попыталась боднуть его головой в нос. Мужчина выругался, отдёрнув голову, и тут первый сжал девушке горло и приставил к челюсти дуло револьвера.

– Хватит! – резко произнёс тот, кто сидел впереди рядом с водителем.

Возня прекратилась. Девушка сглотнула и с ненавистью посмотрела на молчаливого мужчину, державшего её, затем перевела взгляд на того, что сидел впереди.

– Если будешь кричать, если попытаешься вырваться, если сделаешь ещё что-нибудь, Рыжий тебя оглушит, ясно? – спросил парень. – Мне нужно, чтобы ты вела себя спокойно, оставаться в сознании или нет, выбор за тобой. Ты поняла?

Несколько секунд девушка с ненавистью буравила его взглядом, затем кивнула.

– Развяжите ей рот, – велел парень.

Рыжий расслабил узел, но руку убрать не успел – цыганка вцепилась ему в запястье.

– Мать твою! – заорал Рыжий, выдернув руку, на которой остались два полукруга из кровавых чёрточек. – Уймись!

Девушка уже замахнулась кулаками, но тут её снова скрутил первый, прижав так, что она уже не могла вырваться, Рыжий в это время вытащил из кармана платок и бутылочку, быстро свинтил крышку, и в салоне резко запахло больницей. Плотно закрыв бутылочку, Рыжий прижал платок к лицу девушки, и через несколько секунд она обмякла и затихла.

– Сразу надо было так сделать, – ворчливо пробормотал Лёха, пряча платок в карман.

Покосившись на друга, Максим хлопнул по плечу Воробья, сидевшего за рулём:

– Трогаем.

Если кто-то и видел, как цыганку заталкивали силком в машину, то они предпочли тут же всё забыть.

«Эмка» гнала через город. Голова девушки покоилась на коленях Лёхи, который осторожно придерживал её. Судя по выражению лица Рыжего, происходящее ему не слишком нравилось. Он не возражал, но и не пытался скрывать. Воробей целиком сосредоточился на дороге, переживая только о том, чтобы оправдать оказанное доверие Лихова. А по лицу Голоса понять что-либо как всегда было невозможно.

Они остановились на углу возле здания ржавого цвета, с большим козырьком над входом.

Голос вылез первым, Лёха помог ему вытащить бесчувственную девушку из машины. Голос поднял её на руки и понёс к задней двери гостиницы. Дверь им открыл один из «Лихих»: в узкой передней, переходящей сразу в коридор, никого не было, на лестнице, ведущей наверх, курил парень в кепке и с перебитым носом. Голос поднялся на верхний этаж, и парень подвинулся, чтобы его пропустить.

– Все на местах? – спросил Максим у того, кто открыл им дверь.

– Да.

– Хорошо. – Максим обернулся к Рыжему. – Отправляй гонца к барону, – распорядился он.

Лёха кивнул и повернулся выполнять указание, но Максим задержал его, взяв за плечо:

– Пошли Ермака, – прибавил Максим, – он говорит складно.

– Понял.

Лёха скрылся в коридоре, а Максим взбежал по лестнице наверх. Голос уже заносил девушку в номер, но Лихов сперва остановился у соседнего и отбил условный стук. Дверь открыл настороженный парень.

– Порядок? – спросил Максим. Впрочем, он и так видел, что всё идёт, как надо: парни не пили, не играли, сидели, готовые в любой момент подскочить по первому сигналу.

– Да.

Максим кивнул, закрыл дверь и вошёл в номер, приготовленный для встречи. Голос в это время связывал девушке руки за спиной, чтобы привязать к стулу

– Привяжи её к спинке кровати, – сказал Максим. – Ждать придётся долго.

Голос кивнул и перенёс цыганку на кровать.

Гостиница была дешёвой, комнаты маленькими и обставленными просто – вполне подходящее место для встречи, и хозяин охотно закрывал глаза на шум за почти символическую плату. Правда, Максим надеялся, что обойдётся без шума. Он не мог предугадать, как поведёт себя Тагар, только надеялся, что девушка послужит достаточно убедительным аргументом. Если же что-то пойдёт не так… что ж, по всей гостинице расставлены его люди.

Максим опустился на стул, поставленный напротив низкого кофейного столика. По другую сторону стоял второй, точно такой же, он был приготовлен для Тагара.

Ожидание тянулось бесконечно. Сложнее всего было перестать вести беседы в голове, отвечать самому себе на вопросы, объяснять, поддерживать бесконечный диалог. Он должен сосредоточиться на встрече с бароном, и оставить всё прочее до времени.

Наблюдавший за Максимом Голос заметил, как по лицу того пробежала дрожь. Лихов открыл портсигар, достал папиросу, чиркнул спичкой и несколько секунд смотрел, как огонёк пожирает дерево.

– Макс, – подал голос Лёха.

Лихов затушил спичку и кивнул другу – мол, слушаю.

– А что, если Тагар не согласится на наши условия?

– Не согласится? – эхом повторил Максим и усмехнулся, хмыкнув. – А куда же он денется?

– Долго что-то… – проворчал Рыжий, снова принявшись расхаживать взад-вперёд по комнате.

– Не маячь, – попросил Максим негромко.

– А если он вообще не поедет? – спросил Лёха.

– Поедет, – ответил Максим. – Он слишком любит дочь.

Голос первым встрепенулся, когда на лестнице раздались шаги. Сперва вошёл охранник, за ним цыган. В коридоре остались ещё трое «лихих».

– Не великоват ли конвой для старика? – с издёвкой спросил Тагар.

Максим улыбнулся уголками губ, в то время как взгляд его оставался серьёзным: уж на старика цыганский барон не тянул точно.

Он не видел Тагара много лет, им не приходилось сталкиваться. Мужчина вошёл без опаски, так, будто захудалая комната в дешёвом отеле была его собственным домом, и он был здесь полный хозяин. Тагар сразу обшарил комнату глазами и, увидев дочь, лежащую без сознания на кровати, побагровел от гнева.

– Что вы с ней…

– Ничего! – грубо прервал Максим. – Она просто спит, её не трогали. Сядь, нужно поговорить.

– О чём мне с тобой говорить, мальчишка? – пренебрежительно спросил цыган. – Если бы не Шанта, ты не заставил бы меня прийти сюда. Нам нечего обсуждать.

– Но ты здесь, – заметил Максим. – И твоя дочь тоже. Поэтому, думаю, нам есть, о чём поговорить. Сядь, Тагар, не мути воду раньше времени.

Барон дёрнул крыльями носа, сдерживая презрительную гримасу, глянул на дочь.

– Ты не посмеешь убить девушку, я знаю тебя, Макс.

«Я знаю тебя» – от этих слов на секунду глаза Князя вспыхнули от бешенства, однако он сдержался.

– Хочешь поспорить? – спросил Лихов.

Тагар засопел. Голос шевельнулся, или барону только показалось, но этого хватило. Мужчина едва заметно качнул головой.

– Нет, не хочу.

– Тогда садись – поговорим, – предложил Максим.