Текст книги "Остановись, мгновенье, ты ужасно"

Глава 15

Из ворот управления уголовного розыска Алла Чикина вышла с нехорошим чувством. Хотя за те трое суток, которые она провела в одиночной камере, ее никто не беспокоил, не вызывал на допросы, она знала, что пока не закончится следствие, ей еще не один раз придется встретиться с майором Тумановым. Одно дело, когда б эти встречи проходили у нее дома. Там и обстановка другая, можно чувствовать себя раскованной. Да и как говорится, родные стены помогают. И другое дело, когда она находится тут. Ограничение свободы не только унижает человеческое достоинство. Оно давит на психику невидимым прессом. И Алла отчетливо ощущала, что еще немного и она бы сошла с ума в этой одиночке. Не понимала, как люди могут сидеть там годами и при этом не свихнуться. Она бы так не смогла.

Потом мысли ее вернулись к работе. Две недели, которые она брала в счет отпуска на похороны мужа и последующую реабилитацию, истекали ровно сегодня. Завтра ей надо выходить. И Алла подумала о том, как все-таки хорошо, что ее отпустили, и теперь не придется объясняться в поликлинике перед главным врачом.

Придя домой, она разделась и первым делом пошла в ванну и часа два отмокала в мыльной пене, вытравливая из своего тела вонь камеры. А потом завалилась на кровать, укуталась одеялом и проспала до утра, даже не поужинав.

На другой день она как обычно вышла на работу, но не в поликлинику, а в терапевтическое отделение, где пришлось подменять внезапно заболевшего врача. Весь день прошел в суете. Слишком много больных поступило за последние сутки. Это раздражало Аллу. И она вдруг заметила за собой одно качество, которого не замечала раньше: ей захотелось поменять профессию. За те трое суток, которые она просидела в одиночной камере, в ее душе случился перелом. Она переосмыслила свою жизнь и решила, что больше не хочет лечить людей. Почему она должна кому-то помогать? Разве ей кто-то помогает? По воле судьбы она попала в нехорошую историю. Погиб ее муж. Ему никто не помог. И ей не помогает. Ото всего этого было чертовски плохо.

Она чувствовала неприязнь к людям. Ей хотелось, чтобы все они почувствовали то же, что чувствовала она. Чувствовали не только физическую боль, но и душевную. Видя страдания больных, перенесших операции, она только радовалась их мучениям, забыв, что когда-то давала клятву Гиппократа помогать. Но теперь ей плевать на клятву. Плевать на все. Ее мир разрушился. Пусть рушится и их мир. И почему она должна кого спасать?

С такими мыслями ей вдруг сделалось страшно. И в конце рабочего дня, она зашла в кабинет главного врача и положила на стол заявление об уходе. И ушла.

Подходя к подъезду, увидела соседку. Эта старая карга, была большой любительницей поболтать. Она и сейчас, заметив Аллу, притопила так, словно торопилась на пожар.

Алла сделала вид, будто очень спешит. Не хотелось лишних расспросов. Начнется как всегда, банально, про жизнь, а закончится вопросом, какого цвета трусики одеты на ней сегодня.

Бросив неприязненный взгляд на соседку, Алла торопливо вошла в подъезд. Стук ее каблучков приглушенным эхом разносился по этажам. До лестницы не менее шести метров. Это расстояние она сейчас пройдет быстрее обычного. Потом также быстро поднимется по лестнице. Пенсионерка соседка за ней не угонится. Отстанет. И Алла избавит себя от ее ненужных вопросов.

Она уже почти подбежала к лестнице, как вдруг из темноты, из-под лестницы навстречу ей вышел Рустам Мамедов, цепко схватив ее за руку. Не трудно было догадаться, кого он тут поджидал.

Алла даже не успела ойкнуть, как он затащил ее в темноту.

– Ты с ума сошел. Там идет моя соседка. Я сейчас закричу, и она увидит тебя, – попыталась Алла пригрозить, но, кажется, угроза ее не подействовала на Мамедова.

Рустам тихонько засмеялся. Резким движением достал из кармана нож и поднес его лезвие к шее Аллы, чуть уколов. Другой рукой схватил ее за правую грудь, больно сжав ее.

Алла едва слышно застонала. А он шепнул ей на ухо, когда хлопнула подъездная дверь:

– Ну что же ты не кричишь? Давай? Попробуй?

Алла терпела боль. Слышала шаги соседки. Вот та подошла к лестнице, почему-то остановилась, точно прислушиваясь. Постояла, потом неторопливо стала подниматься наверх. И шаги ее стали удаляться.

– Отпусти. Мне больно, – тихо проговорила Алла, задирая голову вверх, чтобы не порезаться об острый конец лезвия. – Что тебе надо?

Мамедов улыбнулся.

– Можешь считать, что я по тебе соскучился, – сказал он и убрал нож в карман брюк и отпустил грудь.

Алла одернула смятую на груди с правой стороны кофточку, сказала не слишком любезно:

– Если соскучился, то мог зайти домой, как нормальный человек, а не прятаться тут в грязи.

Он перестал улыбаться. Посмотрел на нее, грозно сдвинув брови.

– Ты знаешь, почему погиб Пшеянц? – вдруг спросил он.

Алла слегка вздрогнула, потому что не раз задавала себе этот вопрос. Он не был ее любовником. Какие чувства можно питать к насильнику? Но смерть его, пугала Аллу. А еще, она догадывалась, кто убил Пшеянца.

Стараясь не выдать страха, она сказала:

– А зачем мне это знать. Кажется, он был твоим другом. Ты и знай.

Но Мамедова такой ответ не удовлетворил, и он сказал:

– Он был хитреньким, таким же, как ты. Но в отличие от тебя, он стал мне не нужен.

– А я, значит, нужна? Так? – спросила Алла. – Можно узнать, зачем?

Мамедов обхватил ее обеими руками за талию, притянул к себе.

– Женщина всегда может пригодиться мужчине хотя бы для этого, – сказал он и вдруг резко развернул Аллу к себе спиной.

– Рустам… Рустам, погоди. Не надо здесь, – зашептала Алла, возбуждаясь от его прикосновений. Одиночество, проведенное в камере, обострило в ней сексуальные чувства. Иногда ей начинало казаться, что еще немного, и она набросится на кого-нибудь из дежуривших охранников, выступив в роли насильницы. А сегодня, осматривая в палате молодого мужчину, после операции, она призналась себе, что не столько осматривает его заживающий шов, сколько то, что у него находится между ног.

– Пойдем ко мне.

– Молчи и не мешай, – упрямо произнес Рустам, задирая Алле юбку и стаскивая колготки вместе с трусиками.

Алла прислонилась к стене, опасаясь, что их возню кто-нибудь услышит, и заглянет сюда, тогда не оберешься позора. Нет лучшей темы для сплетен и пересудов, чем о порочной женщине, недавно схоронившей мужа.

Закрыв глаза, она постаралась забыть обо всем. Пусть все катится к черту, и пусть ей хоть немного будет хорошо. Она чувствовала, как Мамедов стал пристраиваться к ней, и его упругий член сначала заскользил по промежности, а потом ворвался в ее нутро, вызывая неудержимую дрожь и безумную страсть одновременно. И она чтобы не закричать от удовольствия, до крови прикусила себе губу.

Чтобы не упасть, она прислонилась спиной к стене, совсем не думая о том, что испачкает свою новую кофту. Дрожали ноги. Дрожали руки. Сумочка, которую она носила на плече, валялась на полу под ногами.

Мамедов поднял ее, замотал ремешок на свою руку.

Алла еще не отошла от кайфа, когда он сказал ей:

– Пойдем.

Она открыла глаза, уставилась на него.

– Куда ты меня зовешь?

Он кивнул на дверь запасного выхода.

– Ты пойдешь со мной, – сказал он голосом, возражать которому женщина не смеет. И все-таки, Алла возразила, помотав головой:

– Нет. Я не пойду с тобой. Я хочу домой. Мне надо в ванну.

Он схватил ее за горло, прижав спиной к стене так, что у Аллы между лопаток что-то хрустнуло.

– Курва долбанная. Делай, что я тебе говорю, или я сейчас выну из тебя кишки, – он ударил ногой по двери, и та раскрылась. Недалеко от дома Алла увидела стоящую в кустах машину.

Вытолкнув Аллу на улицу, он схватил ее за руку и повел к этой машине. И Алла чувствовала себя овечкой, которую скоро принесут в жертву.

Глава 16

Федор Туманов, Грек и Ваняшин сидели вокруг стола заваленного бумагами, когда дверь вдруг открылась, и, пригнув голову, чтобы не удариться об косяк, в кабинет вошел полковник Васильков.

Взяв свободный стул, который был таким старым, что, заскрипел, Васильков сел на него, положив локти на стол, как это обычно делал в своем кабинете. Но сейчас в облике полковника отсутствовала начальственная строгость. Выглядел он так, как может выглядеть старый учитель, уставший от шкодливых учеников. Даже голос его звучал без нажима.

– Федор Николаич, ну что там у вас по Чикиной? – спросил «батяня».

Туманов понял, что Василькову уже известно о похищении. Поэтому решил избавить себя от подробных изъяснений в деталях, как это произошло, сказал только:

– Предпринимаем меры к ее розыску. Но, увы, – развел руками Туманов, – пока никаких результатов.

Васильков понимающе кивнул. А Грек с Ваняшиным заметили, что, разговаривая с Тумановым, полковник старался не смотреть ему в глаза. Как видно, он тоже испытывал некоторую вину за происшедшее. Ведь Туманов не хотел выпускать Чикину, но Васильков настоял. И вот чем все обернулось.

– Есть версии, кто похитил Чикину и с какой целью? – спросил Васильков, и операм показалось, что ничего другое, кроме похищения этой симпатичной дамочки теперь «батяню» просто не интересует.

– Думаю, к похищению причастен Мамедов, – сказал Федор.

Васильков поднял глаза, посмотрел на Туманова, как бы потребовав подробно обосновать эту версию. Но у Федора никаких обоснований не было, это было всего лишь догадкой майора, и потому он признался:

– Пока доказательств этому нет у меня. Но они будут, – твердо пообещал майор, потом вернулся ко второй части «батяниного» вопроса: – Что касается цели похищения, она пока нам тоже не ясна. Хотя, конечно, что-то за всем этим, безусловно, кроется. С чего бы, казалось, вдруг потребовалось похищать Чикину.

– А если с целью сокрытия трупа? Отвезти ее куда-нибудь подальше и грохнуть. А труп спрятать, чтобы не нашли, – вдруг решил высказаться Грек, и оробел, когда Васильков взглянул на него, сказав:

– Грек, неужели ты до сих пор не понял, с кем имеешь дело? Если вспомнить, какие зверства он творил у себя в Чечне, то не сложно понять, что такой человек, как Мамедов, мог бы прикончить Чикину у дверей ее собственной квартиры. А то и прямо на улице на глазах у толпы.

Федор промолчал, не хотелось с полковником соглашаться, или возражать. Васильков, будучи в должности начальника отдела, превратился в теоретика, а они, в отличие от него – практики. Хотя для пользы дела полезно и то, и другое.

Когда Васильков ушел, Ваняшин сказал призадумавшись:

– Интересно, чего это полковник так печется о Чикиной? Не понятно.

Грек посмотрел на Ваняшина, как на младенца.

– Чего ж тут, Леша, не понятного? Может он пялил ее. Чувствуется наш «батяня» такой же кобель, как и ты. Не одну юбку не пропустит, – проговорил на это Грек, и тут же получил от майора Туманова замечание, заставившее на время отвлечься от дурных мыслей.

– Хватит, Грек, болтать чего не надо. Лучше скажи, адрес лейтенанта Осипова установили?

Грек улыбнулся такому вопросу майора и поспешил тут же ответить:

– Пустяковое дело. Ну посидели мы полдня с Алешей, – глянул капитан на Ваняшина, привирая, потому что за компьютером пришлось сидеть одному Ваняшину. Грек в это время, как всегда, бегал за пивком. – Покопались, отыскали номер его домашнего телефона и адресок. – Причем, говорил капитан об этом так, словно вся нагрузка по такой рутинной работе лежала именно на нем.

Но Туманов, зная, способность Грека врать, похвалил обоих.

– Молодцы, – сказал он и тут же спросил: – Ну и чего там?

Грек сделал важное лицо, окрыленный похвалой майора и сказал:

– Проживает Осипов на улице Разина, в однокомнатной квартире. Звонит в основном бабам. Или они ему. Но вот вчера вечером, наши ребята записали один разговор, – Грек достал из кармана аудиокассету. Достал с гардероба старый магнитофон, вставил в него кассету и нажал клавишу, тем самым, включив его.

Сначала послышалось шипение пленки, которое продолжалось едва ли не с полминуты и уже стало Туманова утомлять. И заметив это, Грек, поднял палец, предупредив:

– Один момент, Николаич.

И тут же, словно подчинившись его воли, динамик магнитофона простужено захрипел, и послышались телефонные звонки.

Их было несколько, прежде, чем трубку подняли и сонный голос не очень приветливо произнес:

– Да, я слушаю?

– Это говорит Осипов, – пояснил Грек, хотя Туманов с Ваняшиным и без его пояснений узнали голос фсбэшника. А вот кому принадлежит другой голос, Грек не знал, поэтому сразу замолчал.

– Я тебя не разбудил? – спросил звонивший. Голос его звучал спокойно, как у человека привыкшего держать себя в рамках дозволенного и не позволявшего отступать от этого правила даже в разговоре с кем бы то ни было.

Услышав этот голос, как показалось операм, Осипов оживился, и произнес бодро:

– Нет, нет. Я еще не ложился. Сидел, смотрел телевизор.

Лейтенант явно врал, и звонивший, кажется, догадался об этом. Точно Федор ручаться не мог, но ему показалось, что звонивший Осипову, слегка улыбнулся. По крайней мере, голос зазвучал как будто бы веселее:

– Работенка есть для тебя…

– Надеюсь не очень сложная? – в шутку спросил Осипов, еще больше развеселив звонившего.

– Не любите вы, молодые, работать. Не любите, – последовало нарекание в адрес Осипова. Лейтенант хотел что-то сказать в свое оправдание, но позвонивший ему не дал.

– Ладно. Это я так. В общем-то, дело пустяковое. Завтра в шесть тебе надо быть возле автозаправки на пятидесятом километре Нижегородского шоссе. Туда подъедет серая «Волга», «двадцать четверка». Запомни номер, – требовательно произнес звонивший, назвав номер.

В этом он мог не сомневаться. Номер той «Волжанки» запомнил не только Осипов, но и оперативники, прослушивающие телефон лейтенанта ФСБ.

– Запомнил? – спросил звонивший.

Кажется, Осипов с присущей ему самоуверенностью, усмехнулся.

– Без вопросов. И что я должен сделать дальше?

Голос звонившего, по-прежнему, зазвучал веселее:

– Дальше все очень просто. Ты с водителем «Волги» поменяешься машинами. Он пересядет на твою, а ты поедешь на его «Волге». Если гаишники тормознут, покажешь свое удостоверение. Ну, а когда въедете в Москву, тебе позвонят по сотовому и скажут, куда дальше подъехать. Понял?

Кажется, звонивший опасался, что их могут послушать, или у него были другие причины не называть конечный пункт, куда лейтенант Осипов должен подъехать. Возможно, осторожность – была одной из его привычек. Но как раз о том, что больше всего интересовало оперов, он умолчал.

У Грека глаза загорелись, когда он слушал эту запись. Недосказанность звонившего отразилась в его горящих глазах, и они, утратив интерес, стали тухнуть.

– Вот гад, не сказал, куда надо эту колымагу перегнать, – вздохнул Сан Саныч Грек, вынимая кассету из магнитофона.

Федор Туманов глянул на часы.

Время, было, начало пятого.

– Так, не мешало бы узнать, где сейчас находится Осипов, – проговорил Туманов. Грех хмыкнул, сделав такое лицо, как будто узнать о таком пустяке, для него нет ничего проще. Достал из кармана старого, затертого на боках и спине пиджака, трубку сотового. Но прежде, чем позвонить, сказал с легкой завистью:

– А где ему еще быть, как не дома. Ведь сегодня же воскресенье. Этот молокосос как белый человек отдыхает. Это мы, как негры. Правда, Леха? – обратился он к Ваняшину за поддержкой. И Ваняшин поддержал:

– Это точно, Сан Саныч.

Федор вздохнул, глянув на Грека, потом на Ваняшина и сказал:

– Вообще-то, приказа нет, чтобы вы сегодня работали. Так что можете оба идти. Но если остаетесь, то сопли не распускайте. Не мы одни пашем, вон и начальник наш, полковник Васильков, вышел на работу. Раз надо, значит надо. Вот раскрутим это дело, потом будем отдыхать. – Прозвучало многообещающе.

Лейтенант Ваняшин видя, что майор готов обидеться на них, сказал:

– Да ладно тебе, Николаич. Это мы с Греком так. Правда, Грек?

Грек хотел сказать, что их работа, разительно отличается от работы полковника Василькова, который предпочитает не вылезать из кабинета, в то время как они, протирают подошвы ботинок до дыр. И по поводу обещанного Тумановым отдыха, у капитана нашлось бы что сказать, потому что стоит им раскрутить это дело, как тут же появится другое. И так без конца. Но усатый Грек решил не накалять обстановку и согласился с Ваняшиным, сказав:

– Правда. Ну чего ты в самом деле? Сейчас я позвоню Сокольскому. Он приглядывает за квартирой Осипова. И мы узнаем, где он.

Туманов едва сдержал нахлынувшее возмущение.

– Этот увалень. Он упустил Чикину. То же самое будет и с Осиповым.

– Не будет, – заверил Грек. – Мы с Лешкой хорошенько побеседовали с нашим толстяком…

– Вправили мозги, – подсказал Ваняшин, улыбнувшись.

Грек кивнул согласно и добавил:

– А потом, ты же сам знаешь, людей катастрофически не хватает.

С этим Федор не мог не согласиться. Людей действительно не хватало, потому и приходилось вкалывать без выходных. И сменив гнев на милость, майор сказал:

– Ладно. Будь, по-вашему. Но смотрите, – не упустил пригрозить он. – Если что, головой мне за этого толстяка ответите.

Грек скрестил руки на груди.

– Николаич, ты ж меня знаешь. Уж если я… – Он не договорил.

Поглядев на трубку сотового, которую Грек держал в руке, майор Туманов сказал:

– Саня, нам необходимо узнать, где сейчас находится Осипов. Звони.

Грек кивнул и набрал номер сотового практиканта Сокольского. Задал ему вопрос, который волновал Федора Туманова. А, получив ответ, не замедлил сказать майору:

– Все пучком, Николаич. Осипов сейчас – дома. Его красный «Ауди» стоит возле подъезда.

Федора такой ответ вполне удовлетворил.

– Передай толстяку, пусть продолжает наблюдать. Если Осипов куда поедет, пусть едет за ним, но обязательно нам позвонит.

Грек передал все слово в слово, и, отключив телефон, сказал:

– Порядочек. Этот вопрос у нас под контролем. Остается…

Что оставалось не под контролем, Сан Саныч договаривать не стал. Слишком уж много было всего, что не под контролем у оперов. Времени не хватит перечислять. И он уставился на Туманова, чтобы тот определил главное.

Ваняшин тоже смотрел на майора, ожидая услышать от него, что им делать дальше. И Федор, посмотрев на Грека с Ваняшиным, сказал:

– Значит так, бойцы. Сейчас мы с вами поедем на пятидесятый километр Нижегородского шоссе, и там будем ждать эту серую «Волгу». Видно в ней запрятан очень ценный груз, раз проявлена такая забота, чтобы лейтенант ФСБ гнал ее в столицу.

– Наверняка, – охотно согласился Грек.

Ваняшин поддержал сказанное Тумановым своим молчанием.

– Задача наша такая: проследить за этой «Волгой» до конечного пункта. Если потребуется вмешаться, вмешаемся, – сказал Федор.

Ваняшин сжал здоровенный кулачище и махнул им перед лицом Грека, сказав:

– Элементарно.

Грек отшатнулся назад, едва не упав со стула, и завопил на Ваняшина:

– Поосторожней, Алеша, махай своими ручонками. У тебя кулаки как кувалды. Такой кулак рядом с головой просвистит и уже сотрясение будет. Вот наградил Бог внешними данными. Рост два метра, а как все остальное? – с подкольчиком спросил Грек, указав взглядом лейтенанту Ваняшину на пах. Думал, сконфузить его.

Но Ваняшин не сконфузился, привычный к подковыркам наставника.

– С этим у меня все в порядке. Не то, что у тебя, – сказал он в ответ.

Грек взвился, едва не наскочив на приятеля Леху с кулакми.

– Ты, гад, на что намекаешь? Говори при Николаиче. У меня от друзей секретов нет, – заорал он.

Ваняшин ухмыльнулся.

– Еще бы. Какой же это секрет? Если от тебя бабы шарахаются.

– Ну ты… Да знаешь ли ты, салажонок, какие у меня были женщины? – Грек горделиво ударил себя в грудь.

Ваняшин махнул рукой и отвернулся. Но заведенный Грек на этом не успокоился. Обежал вокруг стола, чтобы видеть наглую морду лейтенанта.

– Молчишь? – накинулся он на Ваняшина.

– Да знаю я, какие тебе нравятся. Толстозадые. Жопы вот с этот стол Николаича, – растопырил Ваняшин руки, пытаясь обхватить ими громоздкий стол майора.

Майорский стол был таких внушительных размеров, что даже самому Греку стало не по себе от сравнения его с женщинами, любовницами. Но уступать салаге лейтенанту, было не в его правилах. И он с гордостью заключил:

– Только настоящий мужчина может иметь таких женщин. В свое время…

Ваняшин ехидно усмехнулся, видя, что Грек пыхтит, а толку нету.

– Ушло твое время, недомерок.

У Грека чуть глаза не вылезли на лоб от такого оскорбления.

– Это кто тут недомерок? Да во мне метр семьдесят. И ты всего на голову выше меня. Понял?

– Зато, на какую голову, – Ваняшин показал на свою голову, которая в сравнение с головой Грека, казалась просто огромной. И это еще больше заело усатого капитана. Сейчас он казался маленьким щенком, которому не терпится куснуть огромного пса. Окончательно добил Ваняшин Грека тем, что сказал:

– Знаешь, Сан Саныч, хоть ты и потомок греков, но нет в тебе породы.

Такое снести и промолчать, Грек тем более не смог. Зло, сверкая черными глазенками, он зашевелил усами и проговорил с обидой:

– Да если хочешь знать, настоящий мужчина отличается не ростом, а умением расположить женщину к себе. – Грек хотел еще что-то добавить, но вдруг лежащий в его кармане мобильник, дал знать о себе мелодичной трелью.

Грек поднес трубку к уху, прокричав:

– Да? Я слушаю?..

Звонил практикант лейтенант Сокольский.

– Осипов вышел из дома и садится в машину, – сказал Грек майору Туманову, убрав мобильник обратно в карман.

Федор посмотрел на часы.

Время было половина пятого. И Туманов задумчиво хмыкнул, размышляя над этим.

– Туда ему ехать еще рановато, а вот нам самый раз. Берем стволы и в путь, – сказал он Ваняшину с Греком.

Майор первым подошел к сейфу, открыл свою ячейку, достал пистолет и оперативную кобуру. Одел кобуру под пиджак, вложил в нее свой пистолет. Запасную обойму сунул в левый боковой карман пиджака. Так делал всегда, или почти всегда. В случаи надобности, обойму доставал левой рукой, пистолет при этом оставался в правой, и на то, чтобы поменять пустую обойму на полную, уходило не меньше трех секунд. Иногда именно эти три, четыре секунды выручали, когда приходилось стрелять по преступникам.

Ваняшин стоял за Тумановым, но из уважения, уступил очередь Греку, пропустив его вперед себя к сейфу.

Открыв свою ячейку, где лежал пистолет с запасной обоймой, Грек не обнаружил там кобуры. Вспомнил, что кобура осталась у него дома. Достал пистолет, повертел его в руках, прикидывая, куда его лучше положить. И не нашел ничего лучшего, как сунуть его в карман брюк.

Наблюдавший за тем, с какой небрежностью капитан обращается с оружием, Туманов не упустил предупредить:

– Смотри, не потеряй ствол.

– Николаич, ну что я маленький, – обиделся Грек за предупреждение.