Текст книги "Мировой ядерный клуб. Как спасти мир"

Взаимоотношения между Ванниковым и грозным «патроном» складывались по-разному. Случалось, что заместитель мог со всей силой ударить кулаком по столу, швырнуть стулом. А что касается ненормативной лексики, то они оба были непревзойденными мастерами в этом деле.

К созданию атомной бомб были привлечены лучшие ученые страны, на строительство новых заводов, лабораторий, научно-исследовательских институтов выделялись неограниченные денежные средства. Заместителем Ванникова в научно-техническом совете был талантливый физик И. Курчатов.

Город, в котором жили и работали атомщики Б. Ванников, И. Курчатов, Я. Зельдович, Ю. Харитон, находился на особом положении. Даже в документах для узкого круга ему постоянно меняют название: приволжская контора Главгорстроя, КБ-11, объект 550, Центр-300, Кремлев, «Арзамас-16»… В служебной переписке Харитона никто не называет Харитоном, фигурирует некто Булыев. У Харитона есть специальный вагон, в котором он ездит в Москву на испытания и т. п.; всегда и всюду его сопровождают два охранника…

Все причастные к созданию атомного оружия, прежде чем получить «допуск», проходили тщательнейшую проверку. Но как же получилось, что главным научным руководителем сверхсекретного «Арзамаса-16» становится человек с безнадежно испорченной (с точки зрения любого правоверного кадровика) анкетой? Смотрите: евреи, отец и мать – в эмиграции, причем отец не сам уехал, а выслан из Советской России в 1922 г. на знаменитом «философском» пароходе, сестра побывала в немецкой оккупации; родственники жены – в ГУЛАГе.

Объяснение есть. Юлий Харитон являл собой уникальное сочетание: выдающийся ученый, блестящий организатор, безукоризненно честный человек. А главное, Сталин, который постоянно держал атомную программу в поле своего зрения, мог себе позволить то, что строго запрещал другим (например, обращать внимание на человека, а не на его анкету).

Стоит заметить, что в конце 40-х – начале 50-х годов в стране раскручиваются политические кампании по борьбе с космополитизмом, низкопоклонством перед Западом и т. п. Цель: на волне истерии антисемитизма убедить население страны в том, что во всех бедах виноваты лица «плохой национальности». Однако в «среднемашевской империи» «засоренность кадров по национальному вопросу», пользуясь терминологией тех лет, никого не волнует, бурные собрания с разоблачениями и покаяниями здесь не проходят.

Боялся ли Харитон? Наверняка. Как и другие «арзамасцы» – владельцы самых благополучных анкет.

Директива Сталина обязывала ПГУ обеспечить создание атомных бомб, урановой и плутониевой, в 1948 г.

Иногда пишут о частых встречах Сталина с Курчатовым, в действительности Курчатова приглашали к Сталину только два раза, 25 января 1946 г. и 9 января 1947 г. После первой встречи, вернувшись в институт, Курчатов записал свои впечатления от встречи и беседе со Сталиным. Эти записи хранились в сейфе Курчатова и были пару лет тому опубликованы. По характеру записи видно, что Курчатов был в кабинете Сталина в первый раз. Приведем здесь отрывок этой записи, датированной днем встречи: «Во взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь…

По отношению к ученым т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и помочь им в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела, например, за решение нашей проблемы. Он сказал, что наши ученые очень скромны, и они никогда не замечают, что живут плохо, – это уже плохо, и хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы (несколько тысяч?) человек жило на славу, свои дачи, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина…

Надо также всемерно использовать Германию, в которой есть и люди, и оборудование, и опыт, и заводы. Товарищ Сталин интересовался работой немецких ученых, той пользой, которую они нам принесли…

Затем был задан вопрос об Иоффе, Алиханове, Капице и Вавилове и целесообразности работы Капицы.

Было выражено мнение, на кого они работают и на что направлена их деятельность – на благо Родине или нет.

Было предложено написать о мероприятиях, которые были бы необходимы, чтобы ускорить работу, все, что нужно. Кого бы из ученых следовало еще привлечь к работе.

Обстановка кабинета указывает на оригинальность ее хозяина. Печи изразцовые, прекрасный портрет Ильича и портреты полководцев».

Вторая встреча Сталина с Курчатовым 9 января 1947 г. была частью совещания по атомным проблемам, которое продолжалось почти три часа. Вместе с Курчатовым к Сталину были приглашены Харитон, Кикоин и Арцимович, научные руководители уже возникших к этому времени атомградов. На совещании присутствовали Молотов, Берия, Маленков, Вознесенский и Первухин, а также член Спецкомитета Ванников, Завенягин и Махнеев. Присутствовал и генерал-майор НКВД А.Н. Комаровский, начальник Главпромстроя ПГУ – атомного ГУЛАГа. Никто из присутствующих на совещании не оставил никаких заметок. Режим секретности запрещал делать записи, о чем велся разговор на таких встречах. Лишь через много лет из воспоминаний одного из сотрудников М.Г. Первухина стало известно, что Курчатов доложил на этой встрече об успешном пуске в декабре 1946 г. в Лаборатории № 2 первого в Европе экспериментального физического реактора. «Сталин с большим пристрастием расспрашивал И.В. Курчатова и других о значении этого события. Убедившись в достоверности наших сообщений и соображений, он предложил этот факт держать в самом строгом секрете…».

В СССР мобилизация ученых для той или иной государственно важной задачи было делом более простым. Подпись Сталина была равносильно закону и для Академии наук. К середине 1948 г. Зельдович, так же как и Теллер, не мог доказать, что термоядерная реакция в жидкой дейтерии, помещенном в особую «трубу», будет самопроизвольной. Нужны были новые подходы и новые идеи. Это требовало нового пополнения ученых, с неординарным мышлением, которые могли б внести свежую струю в решении назревших вопросов. Встретившись с определенными трудностями, руководитель проекта Курчатов решил включить в разработку идей водородной бобы группу Тамма, в то время наиболее авторитетного в СССР физика-теоретика. Один из молодых научных сотрудников Тамма, Андрей Дмитриевич Сахаров, которому тогда было 27 лет, в своих «Воспоминаниях» описывает это важное в его жизни, как и других его соратников по науке ученых как решался этот весьма неординарный вопрос:

«В последних числах июня 1948 г. Игорь Евгеньевич Тамм с таинственным видом попросил остаться после семинара меня и другого своего ученика, Семена Захаровича Беленького… Когда все вышли, он плотно закрыл дверь и сделал ошеломившее нас сообщение. В ФИАНе по постановлению Совета Министров и ЦК КПСС создается исследовательская группа. Он назначен руководителем группы, мы оба – ее члены. Задача группы – теоретические и расчетные работы с целью выяснения возможности создания водородной бомбы». Третьим участником группы был ученик Тамма Виталий Лазаревич Гинзбург. Вскоре к новому теоретическому коллективу были подсоединены еще несколько молодых физиков. Отказов от участия в исследованиях не было. Многие из них остро нуждались в том, чтобы на скудную зарплату прокормить себя, а у большинства из них уже были семьи. Ученые с перспективой в то время сильно нуждались и имели плохие жилищные условия. В то время существовало положение для тех, кто был включен в атомный проект, сопровождаемое допуском к сверхсекретным работам, оформлялось по всем инстанциям и было связано с новыми высокими окладами, новым статусом и предоставлением хороших квартир в Москве. Получившие эти элитные квартиры тогда еще не знали, что по практике, введенной НКВД еще с 1943 г., все такие квартиры оборудовались «оперативной техникой прослушивания». Анализом подслушиваемых разговоров атомщиков занимался по распоряжению Берии отдел НКВД «С», которым руководил генерал Павел Судоплатов. Главные проблемы у органов госбезопасности по материалам прослушивания квартир возникли при расшифровках разговоров Льва Ландау, который до конца своих дней не подозревал о том, что каждое его слово записывается на пленку. Он нередко называл государственный строй в СССР «фашизмом» и жаловался на то, что он сам низведен до уровня «ученого раба». Но никаких «утечек» секретной информации не было зафиксировано. Это в какой-то мере спасло ученых от ареста.

После успешного взрыва атомной бомбы в Арзамасе ходила мрачная шутка – будто бы Берия решил раздавать награды по такому принципу: кому в случае неудачи был уготовлен расстрел, присваивать звание Героя, кому грозили 25 лет лагерей, – давать орден Ленина. И т. д. – по нисходящей. Потому-де и получил тогда Юлий Харитон свою первую Золотую Звезду.

Воспоминания непосредственных участников атомного проекта свидетельствуют: его руководители – Ванников, Курчатов, Харитон, Сахаров, Зельдович и др. – прекрасно понимали, что страх не сделает человека умнее, не пробудит в нем жажду творчества. И поэтому на режимных строго охраняемых объектах они стремились создать атмосферу творчества, интеллектуальной свободы.

Когда в конце 40-х годов правоверные марксисты, воодушевленные «победой» над генетикой и кибернетикой, стали подбираться к фундаментальной физике, Харитон поведал Берии о том, что готовящийся разгром квантовой механики и теории относительности нанесет урон атомной программе. Говорят, что реакция всесильного Лаврентия Павловича была такой: «Мы не позволим этим засранцам мешать делу», – и вопрос был закрыт.

Вскоре программа была блестяще выполнена: американцы перестали быть монополистами в области атомного оружия.

За организацию и выполнение атомного проекта Б.Л. Ванников был награжден второй Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. Как уже упоминалось, он стал первым дважды Героем Социалистического Труда. Это было в 1949 г. в разгар борьбы с «космополитами», когда тысячи евреев уже находились в тюрьмах и лагерях.

Работы в области атомного оружия естественным путем перешли к оружию ядерному, где шло постоянное соперничество с теми же американцами. И «ядерным проектом» тоже руководил Борис Ванников, и, как знаем, успешно: Советский Союз стал обладателем водородной бомбы, что, как считалось тогда, сдерживало агрессивные планы империалистов.

С узурпаторской политикой Берии никак не мог примириться выдающийся ученый-физик П.Л. Капица. Из всех советских академиков Сталин лучше всего знал именно Капицу, причем не по личным встречам, а по регулярным письмам, которые Капица отправлял Сталину с середины 30-х годов и которые затрагивали очень широкий круг вопросов. П.Л. Капица был первым советским ученым, которому еще до окончания войны 30 апреля 1945 г. было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Группа ученых, которым предстояло решить проблему по созданию водородной бомбы, руководствовались директивой Сталина и Берии полностью копировать американский проект плутониевой бомбы, почти все детали и конкретное их описание с соответствующими характеристиками были получены советской разведкой от Клауса Фукса и Бруно Понтекорво, работавших в Лос-Аламосе. В то же время Капица, в отличие от Курчатова, Харитона, Зельдовича и других его ближайших сотрудников, не был допущен к изучению, анализу и оценке огромного количества документов о создании в США атомной бомбы, а затем и водородной поступивших в НКВД разведывательных материалов. Это создавало неизбежный конфликт между Капицей и Курчатовым, а также и другими членами Спецкомитета. Капица в своей работе исходил из предпосылки о том, что многие проблемы, например в области разделения изотопов урана, нужно сначала решить как научные. Курчатов, Берия и другие, однако, знали, что эти проблемы уже решены и задача состоит лишь в проверке и уточнении данных полученных по линии разведки из США. Всех этих тонкостей не знал Капица. И эти неурядицы сумбурно отражались на поведении широко известного ученого, который не мог мириться с таким дискриминационным положением. Узурпаторским отношением к нему, академику со стороны Берии. Никто из ученых физиков, которые входили в созданный Специальный Комитет по атомной энергии, возглавлявшейся Берией и наделенный чрезвычайными полномочиями, не могли себе позволить целенаправленной критики в адрес главного стража страны. Капица через секретную экспедицию Кремля 3 октября 1945 г. отправил Сталину письмо с осторожной критикой Берии и с «просьбой об его освобождении от всех назначений по СНК, кроме моей работы в Академии наук». Никаких последствий это письмо не имело, и Капицу продолжали приглашать на заседания Специального Комитета по атомной энергии. 25 ноября этого же года Капица посылает Сталину очередное весьма аргументированное письмо. Он обращается к Сталину как равный к равному, как лидер науки к лидеру государства. В своем письме он обосновывает некомпетентность высокопоставленных государственных чиновников, как простых исполнителей заданий, что они по-настоящему проблем атомной промышленности не понимают. Особенно автор письма разоблачает бездарность Берии. «У него дирижерская палочка в руках… но дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берии слабо… Берия… нужно работать, а черкать карандашом по проектам постановлений в председательском кресле – это еще не значит руководить проблемой… У меня с Берия совсем ничего не получается. Его отношения к ученым мне не по нутру». Такого рода писем Сталин не получал ни от кого. К тому же Сталин прекрасно знал, что Берия не ангел и что критика в письме Капицы вполне объективна. Никто другой не смог бы ввести Сталина в курс дел с такой прямотой. В этом письме Капица уже без намеков заявил о том, что он хочет уйти из всех атомных комитетов и советов: «… Быть слепым исполнителем я не могу, так как уже вырос из этого положения».

Через две недели Капица был формально освобожден от работы по атомной бомбе, но до поры и времени оставлен на всех своих академических должностях. Сталин умел держать своих противников на «крючке».

Берия был очень злопамятным и самолюбивым человеком. Знал он о себе мнение ведущего ученого страны, но и понимая, что арест и изоляция Капицы не в его деловых интересах. Ведь вся работа советской разведки по атомной, а потом и по водородной бомбе была основана на добровольном сотрудничестве с некоторыми американскими и британскими учеными и являлась результатом их крайне положительного отношения к СССР и персонально к Сталину. Арест Капицы, имевшего огромный моральный и научный авторитет среди физиков всего мира, мог дискредитировать советское руководство и отразиться на эффективности разведки. Эти и ряд других обстоятельств тормозили расправу над человеком, крупнейшим ученым с мировым именем, но до определенного времени. Еще не настало время расплаты за свое высокомерие…

Уход Капицы из атомного проекта был, по-видимому, облегчением для Курчатова. Ему теперь было легче исполнять роль «сверхгения», быстро решающего многие сложные проблемы атомной физики без сложных уравнений и расчетов и даже без экспериментов. Капицу на определенное время оставили в покое, было без него много важных неотложных проблем, которые требовали немедленного кардинального решения. А Капица тем временем продолжал регулярно писать письма Сталину. 4 апреля 1946 г. Сталин впервые за много лет ответил сразу на несколько писем Капицы.

«Тов. Капица!

Все ваши письма получил. В письмах много поучительного – думаю как-нибудь встретиться с Вами и побеседовать о них. Что касается книги Л. Гумилевского „Русские инженеры“, то она очень интересна и будет издана в скором времени.

И. Сталин».

Казалось бы, что Капица благополучно вышел из атомного содружества и можно забыть о мелких неурядицах и оставить в покое ученого. Но это не в сталинских традициях. Неожиданно, 17 августа 1946 г., Сталин подписал решение Совета Министров об освобождении академика П.Л. Капицы со всех государственных и научных постов. Директором Института физических проблем, созданного Капицей, был назначен сотрудник Курчатова, член-корреспондент АН СССР Анатолий Петрович Александров. Это решение было подтверждено 20 сентября 1946 г. президиумом АН СССР. Капица, искавший справедливость и добропорядочность в научном мире, человек всю свою сознательную жизнь, посвятивший служению Отчизне, впал в опалу. Опала Капицы продолжалась без малого 9 лет и закончилась лишь после того, как все основные проблемы в разработке термоядерного оружия были успешно решены. Но ученый не терял надежды, что правда должна восторжествовать, после тяжело пережитой служебной «драмы» Капица смог вернуться к своим традиционным исследованиям после смерти Сталина, и его научные, глубоко аргументированные открытия были удостоены Нобелевской премии. В Стране Советов даже одаренному ученому трудно было доказать, что ты Слон, а не Моська, которая лает на слона. Этого никак не мог осознать великий ученый с мировым именем и заслуженной всенародной славой как в стране, так и далеко за ее пределами. Он же в свое время резко выступил против лженауки сталинского ставленника Лысенко, доказывая несостоятельность его теории. Все это было «учтено» великим ученым, преобразователем природы, кормчим Страны Советов – Иосифом Сталиным. Ведь многие крупные ученые, биологи, генетики и селекционеры, выступавшие с критикой Лысенко, были арестованы в 1937–1939 гг. и погибли в лагерях и тюрьмах (академики Г.К. Майстер, А.И. Муралов, Н.М. Тулайков, профессора ГА Левитский, Г.Д. Карпетченко, Л.И. Говоров, Н.В. Ковалев и многие другие). Был арестован в 1940 г. и академик Николай Иванович Вавилов. Чудом после всех возражений, четко и аргументировано высказанных Сталину, а тот очень не любил выслушивать критические замечания и советы посторонних, пусть даже академиков, но не поднялась рука палача на жизнь выдающегося ученого, посчитал достаточным его унизить, но это не сломало воли П.Л. Капицы.

Проблемы атомной, как и водородной бомбы, решались в основном физиками из научной школы академика Абрама Федоровича Иоффе, создавшего Ленинградский физико-технический институт. Это были в основном физики-экспериментаторы, а не теоретики. Но даже для начальных разработок водородной бомбы были нужны главным образом физики-теоретики и высоко эрудированные математики. Это направление было представлено московскими школами: Игоря Тамма, возглавлявшего теоретический отдел Физического института Академии наук (ФИАН), Льва Ландау, руководившего теоретическим отделом Института физических проблем (ИФП), Якова Зельдовича, самого молодого из теоретиков, заведовавшего теоретическим отделом Института химической физики (ИХФ). Лучшие математические работы в этот период в Институте прикладной математики АН СССР, руководителем которого был академик Мстислав Всеволодович Келдыш. Несколько авторитетных математических школ базировались в Московском и Ленинградском университетах, а до войны – и в Харькове. В 1946 и 1947 гг. эти научные центры и немалое число других специальным постановлением Совета Министров СССР, подписываемыми Сталиным, были вовлечены в проект создания термоядерного оружия и переходили на режим строгой секретности. Общая координация всех усилий этих научных центров лежала на плечах Курчатова. Однако, в этот период Курчатов был не только руководитель огромного атомного проекта, но и непосредственный исполнитель особенно в 1948 и в 1949 гг. Он был столь сильно привязан к созданию промышленного реактора и производству плутония для первой отечественной атомной бомбы в атомоградах, созданных в Челябинской и Свердловской областях, что центр всей этой работы по водородной бомбе переместился в секретный атомный город в Горьковской области, на границе с Мордовией, известный как КБ-11, а позже как Арзамас-16. Научным руководителем этого атомного центра был тогда также малоизвестный Юлий Борисович Харитон. В 1947 г. в КБ-11 был переведен Яков Зельдович. К 1948 г., несмотря на большой объем проведенных расчетов и теоретических исследований, никакого рабочего конструктивного решения водородной бомбы в СССР еще не было. Как сейчас известно, не было его и в США. Дело в том, что при сложившихся обстоятельствах советская разведка не имела достоверных «источников» в группе Теллера, где были сконцентрированы ведущие американские ученые по созданию водородной бомбы. Основной информатор, который поставлял советской разведке данные о ходе работы группы ученых по созданию водородной бомбы в 1946 г. Клаус Фукс вместе с группой английских ученых вернулся в Англию и возобновил свою работу в британском атомном центре в Харуэлле. Он возобновил связи с советской разведкой, но был оторван от основного американского атомного центра, которым руководил Теллер, где шла напряженная работы по созданию водородной бомбы[6]6
  Клаус Фукс был арестован в Англии в январе 1950 г.


[Закрыть]. При создавшихся условиях советская разведка не могла следить за судьбой проекта водородной бомбы в США. Американским ученым, занятым проблемами создания смертоносного ядерного оружия, необходимы были точные математические расчеты, для этого лаборатория в Лос-Аламосе заказала новые, более сложные компьютеры со специальными программами именно для тех расчетов, которые были необходимы Теллеру. Для ответа на многие сложные вопросы нужно было ждать появления новых суперкомпьютеров. Американская система не позволяла Теллеру принудительно привлекать к расчетам математиков из ведущих университетов страны.

Долгожданные компьютеры новой конструкции были получены исследователями в Лос-Аламосе примерно к середине 1949 г., сразу ускорили работу американских физиков в создании водородной бомбы. Теллер был убежден, что физические принципы термоядерного оружия настолько сложны и математические вычисления, необходимые для создания рабочей конструкции, настолько грандиозны по объему, что их реализация возможна только в США.

Эдвард Теллер как теоретический первооткрыватель водородной бомбы значительно переоценивал собственный научный потенциал. Он не был физиком широкого кругозора, с опытом работ в нескольких областях. Но он обладал талантом лоббирования политиков. Он дискредитировал себя среди американских физиков своими выступлениями и резкими обвинениями против широко авторитетного и весьма уважаемого в американских кругах Роберта Оппенгеймера, бывшего руководителя Манхэттенского проекта, «отца» атомной бомбы, на особом «политическом» суде, на котором Оппенгеймер обвинялся в нелояльности. В результате позорного суда, получившего мировую огласку, Оппенгеймер был лишен допуска к секретным работам. Дело в том, что Оппенгеймер был противником создания водородной бомбы. Теллер сумел убедить американскую администрацию в том, что советские физики если и смогут создать атомную бомбу, хотя и не скоро, то никогда не смогут создать водородную бомбу. Он был убежден, что физические принципы термоядерного оружия настолько сложны и математические вычисления, необходимые для создания рабочей конструкции, настолько грандиозны по объему, что их реализация возможна только в США. В этом отношении, однако, Теллер ошибся. В СССР после заявления Трумэна от 31 января 1950 г. о том, что научная разработка в области создания водородной бомбы происходит успешно и что проект создания получит необходимую финансовую и организационную поддержку, советские ученые быстрее американских поняли основную суть проблемы, и их работы и были переведены из стадии теоретического изучения возможностей в стадию практической реализации. Но все работы пошли не в направлении идей Теллера, так как проверивший их Зельдович прекратил работу по этой модели раньше, чем сам Теллер. Уже с конца 1949 г. все усилия советских физиков, занятых в программе водородной бомбы, были сосредоточены на реализации модели водородной бомбы Сахарова – Гинзбурга.

Огромное сомнение Теллера не имело никаких реальных оснований. Очень многие советские физики, занятые в проекте водородной бомбы, даже молодые, были намного выше его по таланту и по общему научному кругозору. Игорь Тамм, наиболее крупный советский физик-теоретик, имел более широкий, чем Теллер, опыт исследований, захватывавший не только ядерную физику, но и термодинамику, квантовую механику, физическую оптику и другие. Значительно превосходил Теллера по своей эрудиции, выдающемуся таланту и Лев Ландау. Он в 14 лет поступает в Бакинский университет, уже владея в совершенстве дифференцированием и интегрированием. Завершив университетское образование в Ленинграде, он работал аспирантом у академика А.Ф. Иоффе, а затем уезжает за границу, работает в Дании под руководством всемирно известного физика Нильса Бора и принимает непосредственно участие в его научных разработках.

В 1932 г. Ландау переехал из Ленинграда, где был научным сотрудником Ленинградского физико-технического института, в Харьков, в новый научный центр – Украинский физико-технический институт (УФТИ), созданный академиком А.Ф. Иоффе. Здесь Ландау организует теоретический отдел. После приезда Ландау в Харьков УФТИ стали одним из мировых центров физической науки. При институте начал издаваться «Физический журнал Советского Союза», который приобрел мировую известность.

Одновременно Ландау руководил кафедрой теоретической физики в Механико-машиностроительном институте, а затем заведовал кафедрой экспериментальной физики в Харьковском университете.

В 1937 г. Ландау переехал в Москву к всемирно известному ученому П.Л. Капице, который спас ему жизнь, когда в 1938 г. Ландау был арестован органами НКВД как «враг народа». Петр Леонидович Капица лично обратился к Сталину и взял Ландау на поруки. С этого времени за ученым была установлена тщательная слежка органами с фиксацией всех встреч и бесед ученого. И только в 1990 г., через много лет после его смерти, Ландау был реабилитирован. В Москве Ландау организовал еженедельный семинар, на который приезжали ученые со всего Советского Союза.

Ландау предсказал существование нейтронных звезд (так называемых пульсаров), создал теорию состояния сверхпроводиков, разработал теорию сверхтекучести жидкого гелия, теорию двухкомпонентного нейтрино. Принял активное участие в создании атомного и водородного оборонного щита страны совместно с Сахаровым, Харитоном, Зельдовичем, Курчатовым.

В 1946 г. Ландау был избран действительным членом Академии наук СССР, позднее награжден орденами СССР (в том числе двумя орденами Ленина) и удостоен звания Героя Социалистического Труда. Трижды ему присуждалась Государственная премия, а в 1962 г. – Ленинская премия. Он был избран членом датской и нидерландской академий наук, иностранным членом Британского Королевского общества. В 1960 г. Ландау избран в Национальную академию наук США и в Американскую академию наук и искусств, получил премию Ф. Лондона (США) и медаль им. Макеа Планки (ФРГ). В 1962 г. ему присуждена Нобелевская премия по физике. Л.Д.Ландау любил повторять: «Ввиду краткости жизни мы не можем позволить себе заниматься вопросами, не обещающими новых результатов». И действительно, в его научном наследии практически нет устаревших или ошибочных работ. Вся его жизнь была посвящена науке.

Молодой Яков Зельдович обладал более глубоким математическим умом и большим кругозором, чем Теллер. Именно поэтому он и без сверхкомпьютеров раньше, чем сам Теллер, убедился в бесперспективности классической модели водородной бомбы. По свидетельству Сахарова, Тамм уже в 1948 г., когда его отдел был включен в разработку проблемы, относился к модели Теллера крайне скептически и ориентировал свою группу на попытки найти новые решения проблемы.

Сахаров и Гинзбург очень быстро, уже к концу 1948 г., разработали новую идею водородной бомбы, которая сразу была признана полностью обоснованной и осуществимой. Эта модель, которая подробно никогда не раскрывалась, продолжает и поныне оставляться засекреченной. Преимущество их обоснования состояло в том, что размеры такой бомбы были небольшими, и можно было проводить испытание именно бомбы, а не промежуточных более крупных систем.

Решение об отправке группы Тамма в Арзамас-16 оформлялось как Постановление Совета Министров и подписывалось Сталиным. Но, несмотря на столь авторитетную подпись, наиболее важный сотрудник группы, Виталий Гинзбург, заместитель Тамма по теоретическому отделу и один из основных соавторов всего проекта «слойки», не получил от органов госбезопасности разрешения на выезд в столь секретный объект. Гинзбург был старше и опытнее Сахарова. В отличие от беспартийного Сахарова Гинзбург был членом ВКП(б). Однако жена Гинзбурга, Нина, в это время находилась в политической ссылке. В 1945 г., когда она была еще студенткой Московского университета, ее арестовали вместе с группой студентов по обвинению в «контрреволюционной деятельности». После 9 месяцев тюрьмы ее как ненадежного элемента отправили в отдаленные края и она смогла вернуться в Москву только после смерти Сталина в 1953 г. Поэтому крупнейший ученый, гордость советской науки был признан неблагонадежным. Это избавило его от славы быть вместе с Сахаровым «отцом» первой советской водородной бомбы, но, в общем, пошло ему на пользу. Он продолжал работать в ФИА. Не очень успешно. В 1956 г. он был избран действительным членом АН СССР. Тамм и Сахаров, приезжая в Москву, продолжали советоваться с Гинзбургом, часто поручали ему некоторые расчеты, которые он выполнял с максимальной точностью. В 2011 году нобелевского лауреата Гинзбурга не стало.

Хотя Зельдович раньше, чем Теллер, понял невозможность первого варианта «двухступенчатой» водородной бомбы, теоретическая работа над вариантами этой модели продолжалась. Задача состояла в том, чтобы найти такой механизм сжатия дейтерия и трития или дейтерия и лития, который обеспечивал бы не сотни тысяч, а миллионы атмосфер. Возникла идея о том, что такое давление можно обеспечить сходящимися в одной точке мощными лазерными лучами. В США Теллеру подсказал нужную идею Станислав Улам, талантливый физик, эмигрировавший в США из Польши. Поэтому первая американская водородная бомба получила название «модель Улама – Теллера». Испытание пока еще не бомбы, а специального устройства происходило в большой спешке и было произведено 1 ноября 1952 г. на небольшом атолле в южной части Тихого океана. Испытание прошло успешно. Атолл был полностью разрушен, и покрытый водой кратер от взрыва превысил милю в диаметре. Измерения показали, что сила взрыва равнялась 10 мегатоннам ТНТ. Это превышало мощность атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму, в 1000 раз. Результаты этого взрыва, объявленные американским правительством, вызвали в остальном мире шок и острую критику. Было очевидно, что столь фантастически мощная бомба не может быть использована против военных объектов. Она не могла быть оружием войны. Это было огромной силы оружие геноцида и политического шантажа.