Текст книги "Мировой ядерный клуб. Как спасти мир"

Глава 20
ЯКОВ ЗЕЛЬДОВИЧ. ПУТЬ К ВЕРШИНАМ СЛАВЫ

Так уж случилось, что никаких «научных» генов в крови этого ребенка не было. Однако, родившись 8 марта 1914 г., маленький Яша сделал праздничный подарок не только своей маме, литератору-переводчику Анне Петровне, и отцу, минскому адвокату Борису Наумовичу Зельдовичу, но и всему миру. В школу способный мальчишка пошел сразу в третий класс. Интерес проявлял только к математике и физике, хотя его бьющей через край энергии и любознательности с лихвой хватило бы и на остальные предметы. Вследствие всего этого систематического образования Яков так и не получил. Последний звонок юный Зельдович услышал уже в Ленинграде, куда из Минска переехали его родители.

Свой путь в жизнь будущая знаменитость решила начать с должности лаборанта Института механической обработки полезных ископаемых. Вовсе не учтя при этом, что директор этого заведения, уже тогда широко известный А.Ф. Иоффе, на дух не переносил строптивых и самоуверенных «вундеркиндов». В результате, вдоволь насмотревшись на постоянно витавшего в эмпиреях молодого сотрудника, директор обменял его на какой-то нужный институту… масляный насос. Яшу это не огорчило: буквально через несколько дней он уже работал лаборантом Института химической физики (ИХФИЗ) и одновременно поступил на заочное отделение физмата Ленинградского университета. Но через несколько месяцев оставляет в деканате заявление об отчислении по собственному желанию и опять же в ранге заочника начинает посещать лекции физмата Политехнического университета. И вновь ненадолго. В результате диплома о высшем образовании Яков Зельдович так и не получил. Зато, работая в институте, начал интенсивно «самообучаться», занимаясь только тем, что его интересовало, – физикой, химией и иностранными языками. Атак как любознательности парню было не занимать, то он еще и мучил институтских специалистов своими бесчисленными вопросами, а также фантастическими идеями, коих продуцировал великое множество. Чем настолько заинтересовал институтское руководство, что даже без диплома об окончании вуза был зачислен в аспирантуру.

Спустя некоторое время ИХФИЗ был объединен с другими научными центрами, руководителем вновь созданного Физического института (ФТИ) был назначен… Абрам Федорович Иоффе. Тот самый, который однажды обменял Зельдовича на насос. Яков не на шутку встревожился. Однако теперь Иоффе повел себя совершенно иначе. Ознакомившись с работами своего недавнего «крестника», маститый ученый пригласил совершенно обалдевшего от этого известия аспиранта Зельдовича в свою научно-исследовательскую группу. И не ошибся: уже в 1936 г. Яков защитил кандидатскую, а через три года – докторскую диссертацию. Спустя много лет «недоучка» Яков Зельдович, он же трижды Герой Социалистического Труда и академик, скажет: «Да будут благословенны те времена, когда ВАК давала разрешения на защиту ученых степеней лицам, не имеющим высшего образования!»

1932 год был знаменательным для мировой науки: известный английский физик Джеймс Чедвик открыл нейтрон. Нарождается физика нейтронов – пока еще мало кому понятная, но уже ощутимо значимая и грозная ядерная физика. ФТИ не остается в стороне: через некоторое время Яков Зельдович совместно со своим учителем и другом Юлием Борисовичем Харитоном дает «наш ответ англичанам»– разрабатывает крайне необходимую для применения ядерной энергии теорию цепных ядерных реакций. Невероятно, но факт: в то время когда ведущие физики Великобритании, США и Германии при полной поддержке своих правительств усиленно занимались ядерными, в том числе военными исследованиями, надменно косное кремлевское руководство считало подобную работу своих исследователей второразрядной, «неплановой». А потому Зельдович с Харитоном трудились на этом «фронте», так сказать, на общественных началах, не получая за это ни гроша. Более того, когда для продолжения ядерных исследований ученым понадобилось 500 рублей, им было отказано. И все же талантливый научный дуэт продолжил работу, выдав «на-гора» сразу же ставшие фундаментальными теорию распространения пламени и теорию горения газовых смесей. Поверить в значимость этих открытий высокие чиновники от науки тогда не захотели…

Трудно сказать, знали ли в Кремле это утверждение гениального Луи Пастора. И все же, когда летом 1941 г., сминая оборонительные рубежи Красной Армии, танковые колонны Гитлера устремились в глубь страны, а ФТИ из Ленинграда был срочно переведен в Казань, Сталин и Ворошилов наконец-то спохватились обратились за помощью к своим ученым. Перед институтом была поставлена задача – в кратчайший срок создать ракетное оружие. Решение ее Иоффе поручает Зельдовичу. И «недоучка» вновь оказывается на высоте: откорректировав теорию горения пороха и точно рассчитав внутреннюю баллистику ракетного снаряда, Яков Борисович дает оборонной промышленности возможность начать массовое производство мин для грозных «катюш». И уже 14 июля 1941 г. под Оршей батарея капитана Ивана Флерова обрушивает на гитлеровцев уничтожающий шквал залпового ракетного огня этих установок. Как подтверждают историки, вклад «катюш» в окончательную победу над гитлеровской армией был огромен. Что же до работавших на фюрера крупных немецких военных специалистов и ученых, то им так и не удалось разгадать тайну «снарядов Зельдовича».

Понятно, что Яков Борисович Зельдович был строго засекречен. Таковым он оставался и тогда, когда после победного мая 1945-го его лабораторию перевели в Москву под общее начало знаменитого Курчатова, а затем – в город Сарнов (сверхсекретный «Арзамас-16»), где были собраны лучшие физики страны. Время это было для Союза непростым – после произведенных Соединенными Штатами ядерных взрывов в Хиросиме и Нагасаки конфронтация стала угрожающей. Над СССР нависла угроза превентивного ядерного удара со стороны США. В этой ситуации Москва срочно начала готовить собственный ядерный проект.

По приказу всемогущего Л.П. Берии, руководители этого проекта, ученые были разделены на группы с условными названиями «Израиль» и «Египет», от которых требовалось срочно начать параллельную работу по изготовлению атомного оружия. Непосредственное руководство обоими коллективами было поручено Курчатову. Зельдович оказался в «Израиле», в котором значились также Ю.Харитон, Л. Ландау, А. Сахаров, Е. Гинзбург и ряд других выдающихся физиков. Не менее талантливыми были и другие архитекторы будущего оружия: В. Турбинер (корпус бомбы), В. Цукерман и Л. Альтшуллер (исследование процессов взрывных зарядов), А. Гельфанд (математическое обеспечение проекта). В свою очередь, «Египет», работающий в секретном сухумском КБ под руководством А. Забабахина, был усилен немецкими физиками-атомщиками, доставленными из разгромленной Германии. Спешили все: в США советским ученым противостоял мощный проект «Манхэттен», где работали уже создавшие атомную бомбу Р. Оппенгеймер, Э. Теллер и другие знаменитости из разных стран мира. К тому же, по данным советской агентуры, американцы начинали работу и над водородным оружием. В 1949 г. не без помощи разведки и шпионов (К. Фукс, Г. Голд, супруги Розенберги и др.), переправивших в СССР, множество важнейших чертежей и расчетов, «отряд Курчатова» создал советскую «сдерживающую» атомную бомбу. Личный вклад Зельдовича в это грозное «произведение» трудно переоценить, равно как и его огромные заслуги в создании очередного детища советской военной науки – водородного оружия (1953). Но даже находясь в зените (пусть и засекреченной) славы, знаменитый ученый всегда с уважением говорил о своих учителях Игоре Курчатове и Юлии Харитоне.

* * *

О том, как под неослабленным контролем НКВД находились ведущие ученые атомного проекта, говорят архивные документы. «Допускать ли Якова Зельдовича к бомбе?» Вопрос звучит смешно, потому что группа Я.Б. Зельдовича разрабатывала конструкцию первой атомной бомбы, именно за нее будущий трижды Герой Социалистического Труда получил первую Золотую Звезду. Тем не менее в апреле 1948 года уполномоченному Совета Министров СССР А. Бабкину было поручено проверить всех сотрудников Института химической физики АН СССР «на благонадежность», а именно в этом институте числились и Харитон, и Щелкин, и Зельдович, и многие другие ученые, которые выполняли «специальные работы по тематике Первого главного управления».

Уполномоченный Бабкин начал знакомиться с личными делами сотрудников, и тут же был потрясен своим открытием. «При проверке выяснилась засоренность и концентрация большого количества лиц, скомпрометированных в политическом отношении»[10]10
  Губарев Владимир. Секретный атом. Москва. «Алгоритм», 2006. с. 310–311.


[Закрыть].

15 научных сотрудников, по мнению Бабкина, представляют особую опасность. Среди них – «Зельдович Яков Борисович, 1914 г. рождения, начальник теоретического отдела. Родители его матери и сестра матери живут в Париже. Сестра отца, Фрумкина P.H., в 1936 г. арестована. В настоящее время Зельдович категорически отказался работать в институте и добился зачисления в штат лаборатории Ю. Харитона. Допуск 1515/8068 от 18 июля 1946 года».

Уполномоченный СМ СССР был глубоко убежден, что им найдено «гнездо потенциальных шпионов и предателей», так как у них была не только «сомнительная» национальность, но и глубокие связи на Западе.

В своем отчете о результатах проверки «наверх», а точнее, традиционном для того времени доносе тов. Бабкин не может удержаться, чтобы не высказать свое мнение о руководителях института, хотя ему было поручено проверить только рядовых сотрудников: «Кроме перечисленных лиц, как Вам известно, в институте работают заведующими лабораториями Лейпунский Овсей Ильич, имеющий в Америке родных отца. Брат Лейпунского был арестован органами НКВД, бывший активный троцкист, осужденный в 1936 году и прибывший из заключения в 1943 году».

Проверяющий А.Н. Бабкин глубоко убежден, что им раскрыта преступная группа, и, конечно же, допускать к секретным работам никого нельзя… Он не сомневается, что будут приняты какие-то срочные меры против этих научных сотрудников, просит об этом его информировать.

Однако ничего не происходит. Но донесение Бабкина подшито «В дело». Оно только будет храниться в документах «Атомного проекта СССР» более полвека. Ни Зельдович, ни Лейпунский, ни их коллеги по институту так и не узнают об этом письме, которое могло сыграть свою роковую роль, если бы в августе 1949 года испытания первой атомной бомбы закончились неудачей.

Впрочем, Яков Борисович Зельдович прекрасно понимал, какую цену ему приходиться платить за свою причастность к «Атомному проекту». И, прежде всего, это было испытание молчанием.

А по сути «беспокойного» академика Я. Б. Зельдовича среди всех участников «Атомного проекта» называли самым «нестандартным» ученым, доставляющим хлопоты всем властям от Сталина до Горбачева. Что поделаешь? Видно так ему на роду суждено, а от судьбы не уйдешь? Терпи и делай добротно свое дело, коль хочешь быть достойным имени ученого.

Его участие в создании атомного оружия отражалось на его груди. Изредка он надевал все свои награды. Специально, чтобы шокировать окружающих! И было отчего. На его пиджаке сияло три Звезды Героя Социалистического Труда, медаль лауреата Ленинской премии и три – Государственной. А орденов – не счесть. Впрочем, некоторые из них сам Яков Борисович забывал, куда именно положил… Однако он неизменно подчеркивал, что не прочь получить очередную награду, если уж заслужил…

Была весьма забавная ситуация с присуждением второй Ленинской премии Я.Б. Зельдовичу. Это личное дело остается в архивах «Атомного проекта СССР» одной из самых загадочных. И самому Н.С. Хрущеву пришлось вмешаться в конфликт, который возник из-за неясной позиции самого Зельдовича.

А дело складывалось так. Как известно, Ленинская премия присуждалась только один раз. Однако в списке соискателей ее в 1959 году вновь появились знакомые фамилии: Харитон, Сахаров и Зельдович. Было создано принципиально новое «изделие», и именно эти трое ученых (плюс еще трое ученых из Арзамаса-16) были среди ее основных создателей. Харитон и Сахаров попросили убрать их из списка, так как раньше уже получили Ленинские премии, а Зельдович этого делать не стал. Комитет по Ленинским премиям исключил Зельдовича из авторского коллектива, мотивируя тем, что второй раз нельзя присуждать эту премию. Яков Борисович возмутился таким решением: по какому праву «его лишают той работы, которую он сделал?» Заслужил своим честным трудом высокую награду, будьте добры вручите с почестями, не волыньте и не хитрите. К тому же к Ленинской премии полагался солидный денежный куш!

С иронией Владимир Губарев в своей книге «Секретный атом»: «Кто мог обижать такого ученого, как Зельдович?! Кто посмел шутить и выкручивать руки именитому ученому? Министр Е.П. Славский и И.В.Курчатов решили не ссориться с Зельдовичем и заявили президенту Академии наук и председателю Комитета по премиям А.Н. Несмеянову, что Ленинская премия академику Я.Б.Зельдовичу может быть присуждена второй раз „в порядке исключения“».

Теперь уже в тупиковой ситуации оказался президент АН СССР. Впрочем, Александр Николаевич раздумывал недолго: он тут же обратился к М.А. Суслову, который по линии ЦК партии курировал Академию, мол «возможно ли сделать исключение с Ленинской премией для академика Зельдовича»?

Теперь уже партийная машина закрутилась со всей своей мощью! Отдел науки ЦК подготовил ряд документов, в которых утверждалось, что Я.Б. Зельдович щедро отмечен государственными наградами и что «в целях повышения значения и авторитета Ленинских премий не следует создавать прецедента в повторном присуждении Ленинской премии одному и тому же лицу». Все секретари ЦК согласились с мнением Отдела науки, но решающее слово было за Н.С.Хрущевым. Говорят, что он лично позвонил Якову Борисовичу, разговаривал о разных проблемах, а затем упомянул и о «второй» Ленинской премии. В конце концов, Зельдович был удовлетворен, а потом не раз с улыбкой рассказывал о том, что «сам себя лишил еще одной премии».

Однако злоключения власти с Зельдовичем на этом не закончились. В ЦК партии не забыли о строптивом ученом и при каждом удобном случае старались «уколоть» его. Теперь пришла очередь М.С.Горбачеву, который в 1990 году был секретарем ЦК и курировал Академию наук. В 1979 году Я.Б.Зельдовича избирают иностранным членом Академии наук США и Лондонского Королевского общества. Мировая знаменитость, можно гордиться таким ученым, но только не в Советском Союзе. В ЦК партии посчитали, что ученый не должен принимать эти звания, так как «на фоне оголтелой антисоветской кампании, поддерживаемой руководством АН США, эти предложения вызывают сомнения». Такая резолюция принадлежит «мудрейшему лидеру» М.С.Горбачеву. Советский Союз начал войну в Афганистане, весь мир осуждал ее, и ЦК партии пытался любыми способами защититься от мирового общественного мнения.

Однако было уже поздно что-то предпринимать против Якова Борисовича Зельдовича и против его коллег в США и Англии. Президент Академии наук А.П.Александров в Институте прикладной математики имени М.В. Келдыша вручил Зельдовичу диплом Лондонского Королевского общества и значок Национальной Академии наук США.

В ЦК партии знали об этом, но что-то изменить уже не могли. Просто не успели наложить свое табу, и это повторялось в истории с именитыми учеными неоднократно. Вспомним историю травли академика Сахарова, грубое вмешательство власти и партии в науку и судьбу многотысячной армии ученых, лишенных возможности раскрыть свои таланты… В данном случае решающую роль в судьбе Я.Б.Зельдовича сыграл огромный авторитет президента АН СССР А.П.Александрова и, наконец, личная дружба с Л.И. Брежневым, – все это помогало Анатолию Петровичу Александрову принимать верные решения и делало его самым независимым от власти президентом за всю историю Академии.

Тернистым был путь выдающегося ученого с мировым именем, но вопреки всем преградам Яков Борисович Зельдович оставался в ореоле славы и почета не только в Союзе, но далеко за его пределами…

Любопытная деталь: всячески заботясь об укреплении обороноспособности своей страны и будучи несомненным патриотом, Зельдович так и не вступил в партию. Более того, явно сторонился политики, к чему призывал и А.Д. Сахарова. Кремль и Лубянка молча терпели это: главный теоретик советского термоядерного оружия академик Зельдович был им все-таки важнее, чем еще одна «галочка» в очередном партийном наборе.

После 20 лет напряженной работы на «оборонку» Зельдовича наконец-то отпустили «на волю». И Яков Борисович с головой окунулся в давно полюбившуюся ему астрономию. Непосвященному человеку практически невозможно представить себе сложность и значимость решенных им проблем. Ограничимся лишь некоторыми. «Новоявленный астроном показал, что источниками энергии квазаров (внегалактических „маяков Вселенной“) являются особые диски, расположенные вокруг имеющихся в самой галактике (по А. Эйнштейну) огромных пустот („черных дыр“), способных при вращении испускать электромагнитные волны. Вместе с Р. Сюняевым Зельдович разработал и необходимую для понимания проблем расширения Вселенной теорию „горячей“ плазмы. А затем установил, что возникающие при образовании галактик плотные плоские образования (теория „блинов“) являются скоплением тех же самых галактик. Когда эти и некоторые другие астрофизические работы Зельдовича стали известны на Западе, тамошние астрономы не могли поверить, что в большинстве своем они созданы одним человеком: „Зельдович – это коллективный автор, псевдоним крупного научного коллектива“. И были поражены, узнав истину. После чего директор Европейского космического агентства Р. Боннэ почтительно назвал Зельдовича „гигантом современной астрономии“.

Открытия Зельдовича следовали одно за другим. Сегодня можно смело утверждать, что своим прогрессом современная астрономия обязана разработанной им теории крупномасштабной структуры Вселенной.

„Познание – одна из форм аскетизма“. С этим утверждением Ницше Зельдович был категорически не согласен и наглядно доказывал это», – написал В. Борисевич в своем материале об академике. Вечный искатель и труженик, он любил жизнь во всех ее проявлениях: с удовольствием садился за баранку «Волги» (подарок правительства) и «Победы» (личный подарок Сталина), как заправский байкер гонял по Арзамасу на любимом мотоцикле. Да и на крутых институтских лестницах за ним тоже было не угнаться. «Наш всегда молодой профессор!» – восторгались своим шефом его сотрудники.

И он был действительно молод душой и сердцем. Подтянутый, остроумный, Яков Борисович всегда пользовался успехом у женщин, и нередко (чего греха таить) отвечал им взаимностью. Так, еще будучи женатым (его супруга скончалась в 1976 г.), академик неожиданно влюбился в молоденькую машинистку. А через короткое время – в расконвоированную «политическую» заключенную – художницу Шурочку Ширяеву, расписывающую в «Арзамасе-16» театр, а заодно и потолки в квартирах чекистской охраны. Чтобы облегчить положение любимой, Яков Борисович забирает ее, уже беременную, в «членохранилище» (коттеджи, в которых жили действительные члены и членкоры Академии наук). Однако, несмотря на его заступничество, чекисты в наказание выслали женщину в Магадан, где она родила от Зельдовича дочь. Всего же детей у Якова Борисовича было пятеро, причем от разных женщин. Однако всех их – законных и незаконных – он постоянно содержал и, как вспоминал в своих мемуарах А.Д.Сахаров, мечтал когда-нибудь собрать вместе. «Высокое» начальство старалось «не замечать» амурных вольностей Зельдовича – ведь заменить его не мог никто.

И еще: отнюдь не «забронзовевший» знаменитый ученый очень любил веселиться, был организатором и заводилой многих праздничных вечеров и сам очень любил розыгрыши. Так, в июне 1958 г., когда его избрали действительным членом Академии наук, коллеги и друзья в честь этого события организовали дружеский «мальчишник», на котором преподнесли виновнику торжества шапочку с надписью «Академия наук» и… плавки с надписью «Действительный член». Зельдович хохотал до слез, а потом и сам веселил собравшихся, назначив себя самого тамадой праздничной вечеринки.

* * *

Яков Зельдович… Для тех, кто помнит его и советскую эпоху, он – лауреат Ленинской и многих Государственных премий, многократный орденоносец, один из 16 трижды Герой Социалистического Труда, еще при жизни удостоенный бронзового бюста, автор монографий и учебников, создатель нескольких научных школ. Для остального мира – почетный член Королевского астрономического общества Великобритании, Национальной академии наук США и десятков других академий, первый президент Международного астрономического союза и т. д. Впрочем, все эти награды и звания когда-нибудь забудутся. Забудется и поставленный Якову Борисовичу прижизненный бронзовый памятник. Но останутся человеческая память, а также названные его именем астероид и малая планета. Останется памятник, на все времена поставленный ему Наукой. Честь, оказанная немногим. Таков был трудный тернистый путь выдающегося ученого с мировым именем и немеркнущей славой.