Текст книги "Мировой ядерный клуб. Как спасти мир"

Глава 13
ЗВЕЗДА ЮЛИЯ ХАРИТОНА

В ряду ученых, оказавших заметное влияние на развитие нашей науки, по праву находится академик Юлий Борисович Харитон. О нем уже шла речь в главе 3 нашего повествования. Однако мы еще раз вернемся к этой личности.

В тридцатые годы XX столетия он стоял у истоков ядерной физики – науки, ставшей важной составляющей нашего беспокойного столетия. Десятилетие спустя Харитон стал ключевой фигурой программы создания советского ядерного оружия – одного из самых масштабных проектов двадцатого века. Не каждому дано понять, как могло случиться, что ученый-еврей Ю.Б. Харитон пятьдесят лет стоял во главе крупнейшего ядерного центра Советского Союза, оказывая мощное влияние на развитие атомной отрасли страны.

Петербургский интеллигент, скромный незаметный человек, чьи вежливые просьбы действовали на сотрудников безотказно и чьи поручения выполнять считалось честью. Талантливый физик, чьи первые научные работы признаны классическими, отказавшийся от личной исследовательской работы ради большого дела, которому была отдана вся жизнь, ум и огромный талант. Его недаром назвали «человек столетия Юлий Борисович Харитон».

К тихому голосу этого человека прислушивались все советские лидеры – от Иосифа Сталина до Михаила Горбачева. К голосу его творений не нужно было прислушиваться – отзвуки взрывов на советских ядерных полигонах громким эхом откликались во всем мире.

«Отец» американской атомной бомбы Юлиус Роберт Оппенгеймер, увидев первый в истории атомный взрыв, процитировал строчку из древнеиндийского эпоса: «Я становлюсь Смертью, Потрясателем миров». А что чувствовал Юлий Харитон? Как он воспринимал этот мир, столь сильно изменившийся благодаря его усилиям? Чувство ответственности за свершенное не оставляло его до последних дней его жизни, и как древнее пророчество, как завещание потомкам, звучат его слова: «Стремясь к лучшему, не натворить худшего…».

Кем был академик Харитон для советского атомного проекта? Чем стало ядерное оружие для Юлия Борисовича Харитона и его коллег? Какую роль сыграли А.Ф. Иоффе, И.В. Курчатов, И.К. Кикоин, Я.Б. Зельдович, Б.Л. Ванников, А.Д. Сахаров в истории создания оборонного ядерного щита Советского Союза. Как отнеслись руководители партии и правительства к ученым-физикам за созданный оборонный щит страны Советов…

Начавшаяся «холодная война» в любой момент могла перерасти в «горячую». Монопольное владение США атомным оружием представляло большую угрозу для нашей страны. Поэтому-то в Советском Союзе еще в годы Великой Отечественной войны также были развернуты работы по созданию ядерной технологии и атомной промышленности. И уже в августе 1949 г. с монопольным обладанием США атомным оружием было покончено. Великий физик Альберт Эйнштейн справедливо заметил, что «открытие деления урана угрожает цивилизации и людям не более, чем изобретение спички. Дальнейшее развитие человечества завесит от его моральных устоев, а не от уровня технических достижений».

Создание и разработка советской ядерной технологии и промышленности было делом всего народа. Но особенно важную роль сыграли ученые, возглавлявшие разработку научных и технических принципов и проблем. И рядом с легендарным именем Игоря Васильевича Курчатова мы по праву называем имя другого ученого – трижды Героя Социалистического Труда Юлия Борисовича Харитона. Его заслуги высоко оценило советское правительство. Кроме трех Золотых Звезд Героя, ему были присуждены Ленинская и три Государственные премии.

В своем письме в Мемориальный комитет Р. Оппенгеймера сам Юлий Борисович Харитон писал: «К сожалению, мне известно не очень многое о личности Роберта Оппенгеймера, но то, что известно, заставляет относиться к нему с глубоким уважением. Читая о его жизни, я обратил внимание на несколько забавных совпадений в наших биографиях. Юлиус Роберт Оппенгеймер (его первое имя совпадаем с моим первым) родился в том же 1904 г., что и я. Его мать, как и моя, имела отношение к искусству и, по-видимому, привила ему интерес к музыке, живописи и поэзии. В 1926 г. Оппенгеймер ненадолго оказался в Кембридже в лаборатории Резерфорда, где я работал с 1926 по 1928 г. К сожалению, я не запомнил его». И дальше Ю.Б. Харитон повествует о своем творческом пути: «После двухлетней стажировки в Кембридже под руководством Резерфорда и Чедвика я работал до Второй мировой войны в Санкт-Петербурге, тогдашнем Ленинграде, в институте профессора Абрама Иоффе, в лаборатории будущего нобелевского лауреата Николая Семенова. После появления в 1938 г. известных статей Гана и Штрассмана, Мейтнер и Фриша в 1939–1940 гг. вместе с блестящим физиком Яковом Зельдовичем, тогда двадцатипятилетним юношей, мы рассчитали цепную реакцию деления ядер урана и опубликовали результаты наших исследований в 1939 и 1940 гг. Во время войны я занимался разработкой боевых взрывчатых веществ. А в 1943 г. я был приглашен профессором Игорем Курчатовым, которого хорошо знал по Петербургскому институту, участвовать в атомном проекте, руководителем которого в то время был назначен Курчатов». И дальше продолжает Юлий Борисович рассказ о том, что в ходе этой работы он был назначен главным конструктором проектируемого изделия; о том, что в дальнейшем, после первых испытаний советских атомных бомб, в течение многих лет был научным руководителем «нашего Лос-Аламоса»– Института экспериментальной физики в закрытом городе Арзамас-16, где продолжает работать и сейчас.

Гигантские проекты были успешно и поразительно быстро реализованы в первую очередь потому, что их руководители и многочисленные участники были людьми высокой квалификации и общей культуры. Без этого необходимого условия не могла бы реализоваться ни одна самая совершенная научная идея. Истоки этой культуры по обе стороны океана были одними и теми же – я имею в виду европейскую научную физическую школу. Мировой фронт исследований в области атомного ядра связан в первую очередь с именами Резерфорда, Бора и Ферми. Созданные ими научные школы и коллективы явились интернациональной кузницей для одаренной молодежи разных стран.

В довоенные годы советские физики посещали лучшие, самые престижные европейские лаборатории. Так, Петр Капица, Кирилл Синельников и Юлий Харитон оказались в лаборатории Эрнеста Резерфорда, Игорь Тамм – в институте Пауля Эренфеста, Лев Ландау – в институте Нильса Бора.

А вот знали ли в Советском Союзе о том, какие исследования проводились учеными-физиками Германии по созданию атомного оружия? Да, знали, но далеко не все. Более осведомленной была американская разведка, которая опасалась услышать грохот германской атомной бомбы, испытать ее мощь на себе. Американская «миссия Алсос» добилась впечатляющих успехов. Разыскав немецких физиков-атомщиков и интернировав их, американцы убедились в несостоятельности и слабости германского атомного проекта. Они опередили советскую миссию и сумели прибрать к своим рукам немецких специалистов-атомщиков.

Как вспоминает тот же Ю.Б. Харитон о том, как ему пришлось участвовать в составе делегации советского атомного проекта, которая 2 мая 1945 г. совместно с профессором Исааком Кикоином, переодетые наспех в военную форму, со знаком различия полковников, прилетели в Берлин в день его капитуляции, когда там еще не утихли выстрелы. И вот через несколько дней им удалось разыскать некое учреждение гитлеровского рейха, в котором хранилась огромная картотека самых разнообразных материальных ценностей, вывезенных Германией из оккупированных ею в годы войны стран. Там обнаружились и сведения об уране, к сожалению, без указания мест его хранения.

Как вспоминал Юлий Борисович Харитон: «В конце концов, после длительных поисков и расспросов, с помощью нескольких немецких ученых и антифашистов, при поддержке советского военного командования, мы разыскали на территории скромного кожевенного завода бочки с окисью урана. Разумеется, весь запас был реквизирован и отправлен в СССР. Позже Игорь Васильевич Курчатов сказал мне, что, по его мнению, эта находка сэкономила нам, примерно, год работы».

В последнее время в печати широко обсуждается вопрос о роли разведки в создании советского атомного оружия. Не вдаваясь в подробности, которые, наверное, многим из вас известны по многочисленным публикациям, необходимо быть объективным, что, несомненно, поступавшая разведывательная информация способствовала ускорению работ советских атомщиков. Эта информация сыграла важную, но вспомогательную роль, поскольку у советских ученых существовал собственный альтернативный проект создания атомной бомбы, успешно реализованный примерно через два года после первого испытания.

Сознавая свою причастность к замечательным научным и инженерным совершениям, приведшим к овладению человечеством практически неисчерпаемым источником энергии, сегодня, в более чем зрелом возрасте, ведущие ученые-атомщики совсем не уверены, что человечество дозрело до владения этой энергией.

Глава 14
ОБ УЧАСТИИ НЕМЕЦКИХ УЧЕНЫХ В СОВЕТСКОМ АТОМНОМ ПРОЕКТЕ

Домыслов, легенд и мифов об участии немецких специалистов в «Атомном проекте СССР» столь много, что создается впечатление, будто именно они сыграли решающую роль в создании у нас атомного оружия.

Это не так. Но и преуменьшать их вклад в развитие атомной промышленности в СССР не следует: он весьма значителен. Не случайно, что после испытания первой атомной бомбы доктор Н.В. Риль стал Героем Социалистическою Труда. Вместе с Курчатовым, Зельдовичем, Харитоном и другими советскими учеными и специалистами. Многие инженеры и ученые из Германии были награждены орденами и Государственными премиями.

В разрушенной войной Европе специальные команды – американские и наши – искали уран, с которым работали немцы. Кое-что досталось нам, но большую часть янки увезли к себе; в том числе и тот уран, что находился в нашей зоне оккупации. Американцы просто захватили «желтый порошок», погрузили на автомашины и исчезли. Наша группа физиков опоздала всего на пару дней, им доложили, что американской армии очень нужны были красители, ну а как отказать в такой мелочи союзникам?!

Итак, в какой же степени «Атомный проект СССР» говорил по-немецки?

Из «Отчета о состоянии работ по проблеме использования атомной энергии за 1945–1946 годы», направленного И.В.Сталину:

«Большая часть крупных ученых-физиков при нашем вступлении в Германию выехала в Западную зону Германии, где и находится до сих пор.

Однако некоторые ученые первой величины и большая группа профессорского и докторского состава осталась в нашей зоне, равно как и значительная часть оборудования научных физических учреждений…»

По мере продвижения советских армий по территории Германии службами Берия было выявлено значительное количество немецких специалистов по атомной тематике.

Ситуация в Германии была очень тяжелой. А потому некоторые немецкие ученые, получив приглашение поработать в Советском Союзе, с радостью согласились. Среди них были профессор Герц и конструктор Арденне, физики Стенбек и Тиссен, профессора Фольмер, Доппель, Позе и другие.

Среди военнопленных также оказалось немало специалистов, связанных в прошлом с ядерной физикой и радиохимией. Некоторые из них предпочли работать «на воле». Впрочем, контроль был достаточно жесток: об этом позаботился сам Л.П. Берия. Еще в августе 1946 года он отдал четкое распоряжение: «…иметь в виду необходимость установления регулярного контроля за выполнением немцами заданий (как по качеству, так и по срокам). Лица, успешно выполняющие задания, должны представляться к премиям, а лица не работающие, манкирующие работой, должны быть изъяты из институтов и направлены в лагеря».

В ноябре 1945 г. в составе НКВД СССР было создано 9-е управление НКВД СССР для руководства работой, по использованию немецких специалистов.

В своем отчете Сталину 23.12.46 г. Курчатов сообщал, что всего в 9-м Управлении МВД СССР работает 257 немецких специалистов. Из них 122 доставлены из Германии, а 135 из лагерей для военнопленных: на заводе № 12 (директор докт. Риль) в Ногинске – 14; в Институте «Г» (директор проф. Герц) в Сухуми – 96; в Институте «А» (директор Арденне) в Сухуми – 106; в Лаборатории «В» (проф. Позе) в г. Обнинске – 30.

Вместе с немецкими специалистами из Германии было вывезено все научное оборудования их лабораторий.

Немецкие специалисты были обеспечены всеми условиями для работы, но, учетом особой секретности работ, они были изолированы от общения с внешним миром.

Среди прибывших из Германии специалистов были ученые физики с мировыми именами: Карл-Фридрих Вайсе, Эрнст Рексер, Вернер Чулиус, Хельмут Шефферс, Ханс-Юрген фон Эрцен, Карл Ренкер, Вольфганг Буркхардт и др.

В Обнинске немецкие ученые (а также немецкие военнопленные и советские заключенные), под руководством профессора Хайнца Позе создали Лабораторию «В» и в 1946–1950 годах превратили этот город в Атомный Наукоград.

Исследования, проведенные ими, внесли огромный вклад в создание советской атомной бомбы в 1949 году.

Инструкции своего шефа 9-е Управление МВД СССР, в распоряжении которого находились немецкие специалисты, выполняло последовательно и четко, а потому немногие вернулись в лагеря, предпочитая работать с полной отдачей сил. И это сыграло свою роль.

Документы «Атомного проекта СССР» дают возможность точно знать, чем именно занимаются специалисты из Германии. В частности, те материалы, которые легли на стол И.В. Сталину. Естественно, обманывать его не могли…

В декабре 1947 года «Отчет» за подписью И.В. Курчатова, Б.Л. Ванникова и М.Г. Первухина, в котором анализировалось состояние всей атомной проблемы в СССР, содержит раздел, посвященный и немцам. «Отчет» был сделан в одном экземпляре, по распоряжению Л.П. Берии он никому не посылался – знакомился с ним лишь Сталин. Хотя гриф, как обычно, стоял «Сов. секретно (Особая папка)», некоторые слова вписывались от руки – не только «уран», «плутоний», номера предприятий, но и «немцы» и их фамилии. Сталин внимательно следил за соблюдением секретности, и Берия это отлично знал.

Итак, строки из «Отчета»:

«Всего в 9-м Управлении МВД СССР и Первом главном управлении при Совете Министров работает 257 немецких специалистов, из них научных сотрудников – 64, инженеров – 48, научно-вспомогательного персонала – 53 и квалифицированных мастеров и рабочих – 92.

Из числа немцев приглашены из Германии 122 и отобраны из лагерей для военнопленных 135 человек.

Немецкие специалисты размещены в следующих учреждениях и предприятиях:

в Институте „А“ (директор Арденне) в Сухуми 106 специалистов, в т. ч. 51 научный работник и инженер;

в Институте „Г“ (директор профессор Герц) в Сухуми – 96 специалистов, в т. ч. 26 научных работников и инженеров;

в Лаборатории „В“ (научный руководитель профессор Позе), в 110 км от Москвы по Варшавскому шоссе – 30 специалистов, в т. ч. 13 научных работников и инженеров;

в Научно-исследовательском институте № 9 Первого главного управления при Совете Министров – 5 научных работников, немцев;

на заводе № 12 в Ногинске размещена и работает группа доктора Риля в составе 14 человек, из них 12 научных работников и инженеров;

в Московском институте азота Министерства химической промышленности работает доктор Бевилогуа и доктор Хейландт».

Наиболее крупный немецкий ученый, специалист по металлургии урана Николаус Риль (Николай Васильевич Риль), добровольно согласился работать на Советский Союз и переехал вместе с семьей в Ногинск.

Он родился в 1901 г. в Петербурге. В 1919 г. выехал в Германию и, после окончания в Германии университета, работал в научно-исследовательском институте фирмы Ауэр в качестве научного сотрудника, начальника отдела и директора.

По заданию 9-го управления НКВД, доктор Риль со своими сотрудниками в очень короткий срок разработал проект реорганизации завода № 12 в Ногинске на производство металлического урана мощностью до 10 тонн в год с использованием оборудования, вывезенного из Германии.

Еще в фашистской Германии он занимался ураном, который доставлялся из Бельгии. Именно ту технологию доктор Риль использовал для получения металлического урана на заводе в Электростали. Восстановление урана из солей проводилось с помощью чистого кальция. В результате получался порошок металлического урана.

Под руководством доктора Риля его сотрудники вели интенсивные работы по совершенствованию методов получения металлического урана и осуществляли проектирование и строительство цехов завода, позволивших выйти на выпуск свыше 200 т. металлического урана в год.

Доктор Риль пользовался полным доверием руководителей «Атомного проекта». Доктор Риль хорошо говорил по-русски, и многие, кто с ним работал, даже не догадывались, что он немец. Согласился работать в СССР сразу же, как только ему это предложили. Под руководством доктора Риля были отработаны первые технологии получения металлического урана – сначала «немецкая», потом «американская», и, наконец, «отечественная». Документы свидетельствуют: «Сейчас производство урана через четырехфтористую соль быстро увеличивается, и в настоящее время цеха основного завода переходят на работу полностью по этому методу.

Эта работа в химической части в основном была сделана работниками доктора Риля, а в металлургической части – в основном советскими специалистами завода № 12».

Вскоре доктору Рилю и его группе было поручено еще одно специальное задание:

«В связи с завершением основных работ по разработке технологии получения урана и приближающимся пуском уран-графитового котла и диффузионного завода доктору Рилю дано задание начать разработку процесса получения чистых плутония и урана-235, а также процесса регенерации металлического урана, отработанного в котле уран-графит».

Пожалуй, именно группа доктора Риля была ближе всего к центру «Атомного проекта», остальные немецкие ученые и специалисты находились как бы на его периферии.

Учитывая громадную важность работ Николауса Риля для атомного проекта, он получил звание Героя Социалистического Труда и, по распоряжению Сталина, ему была построена дача в Жуковке.

Позже, в 1955 году он уехал в Германию и стал профессором Мюнхенского университета.

Весьма значительным событием для советского атомного проекта было согласие знаменитого немецкого физика, лауреата Нобелевской премии Густава Герца переехать работать в Советский Союз.

9-е управление НКВД доверило ему возглавить работы по советскому атомному проекту в институте «Г», который был расположен вблизи Сухуми в санатории «Агудзеры», в бывших пышных имениях великого князя Александра Михайловича и миллионера Смецкого.

Как крупнейшему специалисту по разделению изотопов с помощью газовой диффузии, Густаву Герцу была поставлена задача повторить опыт американских ядерщиков, которые по такому принципу получили уран-235 и создали первые американский атомные бомбы.

Возглавив коллектив сотрудников института из 173 человек, из которых 96 были немецкие специалисты, профессор Герц разработал ряд способов разделения изотопов, в частности, и классический метод разделения изотопов при помощи газовой диффузии, легшей в основу диффузионных заводов, выстроенных в Америке и строящихся у нас.

В 1955 году он вернулся в Германию, стал профессором Лейпцигского университета им. Карла Маркса и директором Физического института.

По соседству с институтом «Г» в Сухуми располагалась еще одна «атомная шарашка»– институт «А» 9-го управления НКВД. Он находился в бывшем санатории «Синоп».

Руководство коллективом института «А» в составе 187 сотрудников, в числе которых, 106 человек были немецкие специалисты, было доверено немецкому барону Манфреду фон Арденне. Перед сотрудниками института стояли задачи:

а) по созданию электромагнитных методов разделения изотопов урана и масс-спектрометрии тяжелых атомов;

б) работа над усовершенствованием электронных микроскопов и участие в организации их серийного производства.

В рамках решения поставленных задач были созданы первые центрифуги под руководством доктора Стейнбека. Но и над диффузным методом немецкие ученые работали весьма интенсивно. Профессор Тиссен (мировой авторитет в данной области) создает сверхтонкие диафрагмы для газодиффузионных установок разделения изотопов.

Многие немецкие специалисты были награждены наградами СССР или большими денежными премиями. Среди немецких ученых, привлеченных к работам над атомным проектом в СССР, Манфред фон Арденне поставил своеобразный рекорд, получив за свои работы две Сталинские премии.

Институт «А», возглавляемый профессором Арденне, расположился в бывшем санатории «Синоп» в Сухуми. Корпуса лечебницы были срочно переоборудованы в научные лаборатории. Он был неплохо оснащен. Основная задача: электромагнитный метод разделения изотопов. Первые центрифуги были сделаны здесь под руководством доктора Стейнбека.

Он убеждал, что этот метод разделения изотопов урана гораздо эффективней, чем диффузионный.

Впрочем, и в этом направлении немецкие ученые работали весьма интенсивно. Главное: это создание диафрагм для диффузионных установок. Бесспорным авторитетом в этой области был профессор Тиссен.

Институт «Г», возглавляемый нобелевским лауреатом профессором Герцем, также занимался разделением изотопов с помощью газовой диффузии. Именно по этому принципу действовали заводы в США, на которых был получен уран-235 для первых атомных бомб.

Сотрудники института «Г» заняли санаторий «Агудзеры». Им предстояло рассчитать работу, а затем и подтвердить экспериментально, каскада диффузионных машин. Это было необходимо для завода, который строился на Урале.

Профессор Позе возглавлял Лабораторию «В».

Здесь разрабатывался котел с обогащенным ураном, а также теория ядерных процессов.

В знаменитом нынче Плутониевом институте – НИИ-9, созданном в 1945 году для разработки технологий получения чистого урана, плутония и урана-235, действовала лаборатория, где работали немецкие специалисты. Возглавлял ее профессор Фольмер. Его исследования легли в основу проекта завода для производства тяжелой воды.

В «Девятке» работал и профессор Доппель со своими сотрудниками. Еще в Германии, во время войны он участвовал в конструировании котла «уран – тяжелая вода», который создавал Гейзенберг. Профессор Доппель предложил создать аппаратуру и приборы для измерения кинетики взрыва атомной бомбы. Его идеи тут же были поддержаны, и в НИИ-9 для него была оборудована специальная лаборатория.

Рядом с немецкими специалистами во всех институтах и лабораториях работали советские ученые и инженеры. Перед ними стояло две задачи: во-первых, «помогать» немецким коллегам, а во-вторых, перенять их опыт создания приборов и аппаратуры, которые так не хватало на наших предприятиях и в конструкторских бюро.

Постепенно немецкие ученые «выводились» из работ по созданию атомного оружия. Для многих из них испытание первой советской атомной бомбы стало столь же неожиданным, как в 1945 году бомбардировка Хиросимы.

25 лет никто из немецких специалистов не имел права говорить о своем участии в «Атомном проекте СССР». Каждый из них подписывал соответствующую бумагу и давал «честное слово». Из СССР они уезжали в ГДР, а оттуда перебирались в Западную Германию. Подавляющее большинство из них сдержали свое слово: они не упоминали о своем участии в создании советской атомной бомбы.

А профессору Рилю по распоряжению И.В. Сталина была построена дача в Жуковке. Рядом такие же дачи получили ученые-атомщики. Рассказывают, что перед отъездом в Германию Герой Социалистического Труда П.В. Риль продал свою дачу Мстиславу Ростроновичу, и именно на ней писал свой «Архипелаг ГУЛАГ» Александр Солженицын. В его эпопее немало страниц посвящено «Атомному проекту СССР». Все в этом мире имеет начало, но никогда не кончается…