Текст книги "Мировой ядерный клуб. Как спасти мир"

Глава 21
МУДРЫЙ И ВЕЛИКИЙ БОРИС ЛЬВОВИЧ ВАННИКОВ

Я вспоминаю Бориса Львовича Ванникова, руководителя ПГУ (Первого главного управления). Человек со сложными переживаниями. Накануне Великой Отечественной войны он был арестован. О том, что началась война, он узнал, когда его везли из тюрьмы на встречу со Сталиным. Накануне, по заданию вождя, сидя в тюремной камере, не имея под рукой необходимых данных, по памяти, он написал свои соображения об эвакуации военных заводов с западной границы на случай войны и размещение их на Урале и Сибири. Вскоре его доставили в Кремль.

Ванников вспоминал, что увидел записку в руках Сталина, которая была вся испещрена красным карандашом. Сталин сказал ему: «Вы во многом были правы. Мы ошиблись… Вас оклеветали… Этот план надо осуществить». «Позвольте, все знают, что я арестован и объявлен как враг народа и мои распоряжения никто выполнять не будет».

Здесь же был подписан приказ за подписью И. Сталина о невиновности Б. Ванникова и его назначение замнаркомом по боеприпасам.

Пришел в кабинет вождя Ванников в костюме каторжника, чтобы выйти наркомом вооружений в самый критический для страны период. Он считал, что судьба страны важнее его личных переживаний. Но он прекрасно осознавал, что грозит ему в случае неудачи.

В период руководства «Атомным проектом» Ванников был тяжело болен. Как вспоминает его лечащий врач – профессор А.К. Гуськова: «Самый тяжелый больной среди моих подопечных. В том поезде, где ехал Берия, я оказалась из-за Ванникова. У него только что прошел инсульт, развивалась глубочайшая сердечная недостаточность, гипертония. И страшная одышка. Если шел в тайге вдоль вагонов и махал веточкой, отгоняя комаров, то уже задыхался. Спать он мог только сидя в кресле. Естественно, лечащий врач должен был сидеть около кресла. Ночью мы много разговаривали. Он задремлет, я замолчу. Он просыпается, снова одышка. Средства тогда были примитивные. Он очень верил в пиявки. Я больше всего волновалась именно за них, чтобы они не сдохли во время этого путешествия. Это было главное лекарство для него…

Так вот, мы разговаривали обо всем. Он возвращался к съезду партии, участником которого был, за что был арестован и посажен. Я понимала, что проводники этого вагона – деятели определенного учреждения, а потому наши разговоры, наверное, записываются. Я осторожно говорила ему: „Борис Львович, вам не тяжело это вспоминать?“ Он понимал, что я оберегаю его, а потому говорит: „Мне сейчас ничего не страшно. Вот, если за мной еще раз придут, сразу умру“».

С какой теплотой и материнской заботой вспоминает лечащий врач А.К. Гуськова о своих пациентах: «Славскому и Борису Львовичу, к примеру, я обязана тем, что через два года встретилась с родными. Из Челябинска-40 меня не выпускали, мама считала, что я арестована. Она письма разные писала, требовала моего освобождения. Сестра эти письма прятала, никуда их не посылала. Вот такая ситуация!

Мы проезжаем Тагил. И меня Славский и Ванников отпускают домой на несколько часов. А ведь всякое могло случиться – Ванников был очень тяжело болен, его действительно нельзя было оставлять ни на минуту. Но они настояли, чтобы я побывала у родных, увиделась с ними… Нет, такое не забывается».

Как вспоминает Ангелина Константиновна: «Однажды остановился поезд в тайге, неподалеку от Туры. Славский предложил прогуляться вдоль вагонов. Чуть отошли в сторону и заблудились. Не можем найти дорогу назад. Кругом болото. Ефим Павлович провалился в грязь по пояс, еле-еле выбрался. Слышим выстрелы. Это нас уже ищут. Выходим к поезду. На ступеньке вагона стоит Борис Львович и кричит Славскому: „Если бы ты, старый дурак, потонул в этом болоте, я бы не огорчился, а девочку-то за что с собой потащил?!“

Они относились друг к другу с уважением. Да и ко мне тоже, хотя были намного старше.

На обратном пути поезд шел через Тагил. На вокзал пришли мои родные. Славский и Ванников вышли из вагона, познакомились с родителями. Ефим Павлович узнал, что сестра – историк и занимается Демидовскими заводами. Он сразу оживился, начал ее расспрашивать. Оказалось, что медь с Урала есть и в статуе Свободы, и в конструкции крыши Вестминстерского аббатства…

Кстати, об одной тайне этой поездки я узнала много лет спустя.

Один из проводников вагона приехал на похороны Славского. Мы вспоминали ту поездку. Ванников плохо переносил дорогу, минимальная качка, рывки и остановки – и сразу же ему становилось плохо. Но поезд шел удивительно мягко. И вот как проводник объяснил мне: „Вагон-то, конечно, был амортизирован, но еще к нему прицепили платформу с боеприпасами, и машинист об этом знал!“».

* * *

Три дня письмо главы ПГУ при Совете Министров СССР Б.Л. Ванникова лежало на столе Сталина. Все остальные документы – постановления и распоряжения Совета Министров – он, как обычно, подписывал сразу, но это письмо держал у себя. Очевидно, еще раз перепроверял все, что было в нем написано. Такое со Сталиным теперь случалось редко. Он знал, что ввести его в заблуждение никто не может, но нынешняя просьба одного из руководителей была весьма необычной.

Речь в письме шла о выделении 17 килограммов 779 граммов платины, 8 килограммов 106 граммов золота. 9 килограммов 759 граммов серебра, 12,4 грамма радия и 250 граммов палладия.

Сталина удивила точность до граммов: за нею чувствовалась как скрупулезность подсчетов, так и абсолютная надежность тех цифр, что приводят ученые.

А все эти материалы требовались для… лабораторной посуды!

Ванников объяснял ситуацию в письме так: «Необходимость выделения указанных материалов диктуется тем, что в условиях высокой радиоактивности материалов, исследуемых на предприятиях и в лабораториях Первого Главного управления, требуется высокоустойчивая против коррозии посуда, изготовленная из благородных и редких металлов (заменителей, равноценных им по свойствам коррозиеустойчивости, наша промышленность не имеет)».

24 октября 1947 г. Сталин распорядился, чтобы платина, золото, серебро и другие металлы были выделены для «Атомного проекта». Оказывается, «посуда, где варился плутоний», стоила так дорого…

Глава 22
КТО РЕШАЛ: НАДО ДОКЛАДЫВАТЬ СТАЛИНУ ИЛИ НЕТ…

Документы «Атомного проекта СССР» открывают исследователю удивительный факт, в который очень трудно поверить: оказывается, Сталин встречался сучеными – участниками Проекта всего лишь один раз! И случилось это 9 января 1947 года. Позже Берия предлагал провести аналогичные совещания и в 1948 году и в 1949-м, но Сталин неизменно отказывался.

Почти нет документов, на которых есть подпись И.В. Сталина. Особенно в «прологе к атомной бомбе», то есть до ее испытания 29 августа 1949 года. Позднее пометки на документах есть, хотя и их немного…

Однако Сталин был до деталей знаком с положением в «Атомном проекте». Его лично информировал Берия, а также сохранилось множество документов, на которых значилось: «Сов. секретно. Только лично. Экз. единств.». Большинство из них ложились на стол вождю, и написаны они были от руки.

Кстати, в тех случаях, когда появлялась надпись «Экз. единств.», машинописного текста не существовало. Это были документы высшей государственной тайны, и об их существовании знали всего несколько человек, а подчас только двое.

«Только лично. Экз. единств.» – значит, никто, кроме Л.П. Берии, не имел права знакомиться с ним. А уж тот решал: надо докладывать Сталину или нет. И почти всегда докладывал. На всякий случай…

«Сов. секретно

Только лично

Экз. единст.

Товарищу Берия Л.

Докладываем Вам, что 8 июня с.г. в 0 часов 30 минут после загрузки 32 600 кг урана (на 36 ряду рабочих блоков) в реакторе началась цепная ядерная реакция отсутствии воды в технологических каналах. Таким образом, пуск физического котла осуществлен.

В течение 8 и 9 июня произведем окончательные испытания системы управления ядерной реакцией в котле. С 10 июня будем продолжать дальнейшую загрузку урана до получения цепной ядерной реакции при наличии воды в технологических каналах.

И.В. Курчатов, Б.Г. Музруков, Е.П. Славский.

8.06.48».

Берия поставил свою подпись в правом углу документа, мол, в курсе. Сталин никак не прореагировал на пуск промышленного реактора в Челябинске-40. Очевидно, его интересовал лишь конечный результат – бомба… Но и в этом случае он никак не демонстрировал «свое присутствие». И об этом свидетельствует еще один документ, судьба которого весьма необычна.

По некоторым данным, он был найден в сейфе Сталина после его смерти. Четыре года он пролежал там, но подписан так и не был. Это Проект постановления СМ СССР «О проведении испытания атомной бомбы».

Вот некоторые фрагменты из него:

«г. Москва, Кремль 18 августа 1949 г. Совет Министров Союза ССР Сов. секретно

(Особой важности)

ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Принять к сведению сообщение начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР т. Ванникова, научного руководителя работ акад. Курчатова и главного конструктора Конструкторского бюро № 11, чл. – кор. АН СССР Харитона о том, что первый экземпляр атомной бомбы с зарядом из плутония изготовлен в соответствии с научно-техническими требованиями научного руководителя работ и главного конструктора КБ-11.

Принять предложение акад. Курчатова и чл. – кор. АН СССР Харитона о проведении испытания первого экземпляра атомной бомбы…»

Далее даются подробные характеристики заряда из плутония, описание задач эксперимента, назначение научным руководителем испытаний Курчатова, его заместителями Харитона, начальника КБ-11 Зернова (по организационным и административно-техническим вопросам) и генерал-лейтенанта Мешика (по вопросам охраны и режима).

Проект заканчивался так:

«…6. Возложить ответственность за качество всех работ по подготовке, сборке и подрыву атомной бомбы на главного конструктора КБ-11 чл. – кор. АН СССР Харитона.

7. Возложить обобщение научно-технических данных о результатах испытания атомной бомбы и представление Правительству предложений об оценке результатов испытаний атомной бомбы на научного руководителя работ акад. Курчатова и главного конструктора КБ-11 чл. – кор. АН СССР Харитона.

Поручить Специальному комитету:

а) рассмотреть и утвердить порядок и план проведения испытания,

б) определить день испытания,

в) после проведения испытания доложить Правительству о результатах испытания.

Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин».

На обороте последнего листа есть такая пометка от руки: «Исполнено в 2 экземплярах на 5 страницах каждый (на пяти стр.). Экз.№ 1 для тов. Сталина КВ., экз. № 2 для тов. Берия Л.П. Исполнял: член Спец. Комитета В. Махнев 18. VIII.49 г.»

Сталин так и не подписал это постановление, он вернул оба экземпляра и сообщил, что вопрос обсуждался на ЦК и «решения выноситься не будет». Именно так Сталин и ЦК дистанцировались от происходящего: им надлежало вершить Суд («Страшный» или «Праздничный») после проведения испытаний.

Итак, 5 марта умирает Сталин. И уже через 21 день Берия направляет записку в Президиум ЦК КПСС.

Прежде чем привести отрывок из этого документа, хочу заметить, что у нас нет оснований не доверять тем цифрам, которые в ней приведены. Думаю, что это был один из немногих случаев, когда Берия писал правду. Просто лгать ему в данном случае не требовалось: слишком многим из его окружения эти цифры были известны.

К сожалению, в наше время некоторые так называемые «историки» пытаются представить совсем иные данные – они слишком легко, на мой взгляд, приписывают в ту или иную сторону тысячи и даже миллионы, не помышляя о том, что идет речь о человеческих судьбах. Пишет об этом автор Владимир Губарев.

Итак, Берия пишет 26 марта 1953 года: «В настоящее время в ИТЛ, тюрьмах и колониях содержится 2 526 402 человека заключенных, из них осужденных на срок до 5 лет – 590 000 человек, от 5 до 10 лет – 1 216 000 человек, от 10 до 20 лет – 573 000 человек и свыше 20 лет – 188 000 человек. Из общего числа заключенных особо опасных государственных преступников (шпионы, диверсанты, террористы, троцкисты, эсеры, националисты и др.), содержащиеся в особых лагерях МВД СССР, составляло всего 221 435 человек. Содержание большого количества заключенных в лагерях, тюрьмах и колониях, среди которых имеется значительная часть осужденных за преступления, не представляющие серьезные опасности для общества, в том числе женщин, подростков, престарелых и больных людей, не вызываются государственной необходимостью»).

Совсем недавно, всего пять-шесть лет назад, Берия убеждал Сталина в ином: тогда ему заключенных не хватало, чтобы строить закрытые города. Но теперь атомная и водородная бомбы стали реальностью, и такого огромного количества заключенных Атомному проекту уже не требовалось. И Берия предложил выпустить большинство из осужденных.

С ним не согласились. Под амнистию попало на треть меньше, чем он предлагал. Как ни странно, в Президиуме ЦК опасались, что резко повысится популярность Берии, а у Хрущева и Маленкова были совсем иные планы.

26 июня Берия был арестован. Процесс постепенного освобождения спецпоселенцев начался лишь с 5 июля. Теперь уже лавры «освободителей» достались другим.

По всему ГУЛАГу прокатилась волна забастовок, бунтов, митингов, протестов. Во-первых, осуществление амнистии затягивалось, а во-вторых, под нее попадали далеко не все категории заключенных. Освобождали уголовников, а политические оставались в лагерях. Власти перепугались: вместо благодарных людей, появлялась армия недовольных.

В Красногорском ИТЛ на конец 1954 года число заключенных снизилось вдвое, их осталось 6450 человек. В 2002 году в 51 – м квартале Лесного сносились старые дома. В одном из них была найдена записка. Это было послание из прошлого:

«5 апреля 1953 г. На этом доме работали заключенные из бригады 39, бригадир Кадыкин Г.И. Когда строился этот город, на этом месте был только лес, и руками заключенных здесь построен город. Заключенные получили амнистию и отбывали там последние дни своего тяжелого срока. Пройдут десятилетия или столетия и тогда вспомнят о нас и знайте, что здесь строили 1000 заключенных».

После освобождения некоторые остались в Лесном – им просто некуда и уже не к кому было ехать. Они и сейчас живут здесь: обзавелись семьями, детьми и внуками. Но вспоминать о своем лагерном прошлом не любят – постарались забыть эту страшную странцу своей биографии. Может быть, они и правы.

Глава 23
НЕВОСПОЛНИМЫЕ ЖЕРТВЫ АТОМНОГО ОРУЖИЯ

Что знала эта огромная масса атомостроя о радиации, облучении и ее последствиях? – да абсолютно ничего. Вредное воздействие радиации в те годы недооценивалось, о ее генетическом и канцерогенном действии почти ничего не знали. Долгосрочный эффект радиации также не был известен. Не были известны и симптомы так называемой лучевой болезни. Даже после того, когда заработал промышленный реактор и радиохимический завод, дозиметрический контроль работ практически отсутствовал. Никто не знал, какое облучение приняли на себя рабочие и инженеры. Респираторы – «лепестки» для защиты легких от радиоактивной пыли появились лишь в 1952 г. Специальное Положение о контроле состояния здоровья работников комбината было введено с большим опозданием лишь в 1949 г., после нескольких случаев летального облучения. Переоблучению подвергались все: и заключенные, и штатские работники, и крупные начальники.

В период пуска и первых недель работы реактора было множество небольших аварий и проблем, устранение которых без соответствующих защитных средств заведомо означало получение смертельных доз облучения. Очень большое число случаев переоблучения персонала происходило и на радиохимическом заводе по выделению плутония. По официальным данным, за период становления производства плутония на комбинате профессиональное лучевое заболевание диагностировано у 2089 рабочих. Однако какая-либо статистика относительно радиационных проблем у штатного персонала не велась далее, а что говорить о заключенных и военных строителях, если данные полностью отсутствуют.

Пострадали не только участники атомостроя, но и жители близлежащих деревень вдоль реки Теча, в которую сбрасывали жидкие отходы радиохимического завода. Это близлежащее деревенское население стало осознавать страшную угрозу для своего здоровья только тогда, когда началось массовое заболевание лучевой болезнью. Из-за загрязнения реки Теча и прибрежной территории радиационному воздействию подверглись 124 тысячи человек, проживающих в пойме реки на территории Челябинской и Курганской областей. Большие дозы облучения (до 170 бэр) получили 28 тысяч человек. Зарегистрировано 935 случаев лучевой болезнью. Отселено около 8000 жителей из 21 населенного пункта. Отселение этого мизерного количества жителей проводилось только в 1955 г. Дело в том, что все эти десятки тысяч жителей деревень в пойме реки Теча продолжали использовать речную воду для бытовых целей, питья, скота, полива огородов и др. хозяйственных потребностей. Здоровье местного населения приносилось в жертву секретности испытаниям. Миллионы людей стали подопытными кроликами, и естественно, многие из них поплатились жизнью.

Когда в январе 1949 г. произошла крупнейшая авария или, как ее называют ученые, «радиационная катастрофа» в Челябинске-40, о которой правительственные круги умалчивали до 1995 г., и сколько эта трагедия забрала человеческих жертв, история умалчивает и поныне. Как считают ученые, не исключено, что у ликвидаторов этой аварии число жертв было выше, чем у ликвидаторов чернобыльской аварии.

Первый промышленный реактор, который строился под руководством самого Курчатова, в который было загружено около 150 тонн урана, с большим трудом добытого из различных урановых рудников, как в стране, так и за ее пределами, на который возлагали ученые-атомщики большие надежды, был введен в «критическое» состояние 8 июня и доведен до проектной мощности в 100 тысяч киловатт 22 июня 1948 г. Его конструкция весьма сложная, а если учесть, что достаточного опыта в эксплуатации такого вида сооружения у Курчатова и его коллег не было, все это практически делалось впервые, и при определенной спешке. Через 5 месяцев эксплуатации реактора стало очевидным, что работу на нем продолжать нельзя. Это была не локальная, а общая авария. 20 января 1949 г. реактор был остановлен. Информация об этом была доведена до Сталина. Ликвидировать аварию без переоблучения участников и извлечения блоков было нельзя. Понимал это и Курчатов. Предстоял выбор – либо сберечь людей, либо спасти урановую загрузку и сократить потери в наработке плутония. В этой критической ситуации руководством ПГУ и научным руководителем было принято совместное решение Берии, Б.Л. Ванникова, начальника Первого Главного Управления (ПГУ), его заместителя А.П. Завенягина и И.В.Курчатова. Весь командный состав атомостроя находились постоянно на объекте, руководили всей этой весьма сложной и смертельно опасной для здоровья людей работой! Берия как главный ответственный получал регулярно доклады о ходе ликвидации аварии и обеспечивал срочное изготовление новых алюминиевых труб через министерство авиационной промышленности.

Вся работа по извлечению из реактора 39 000 урановых блоков – 150 тонн урановой начинки – заняла 34 дня. В записанных воспоминаниях Ефима Павловича Славского, бывшего в те годы (1949) главным инженером аварийного реактора, а в последующем руководившего много лет всей атомной промышленностью СССР, знаменитым «Средмашем», опубликованных частью в 1997 г. (через несколько лет после смерти Славского в 1991 г.), сказано следующее о мужестве тех, кто первыми шагнули в атомное пекло. Курчатов в этой операции принял личное участие, так как только он в то время знал, по каким признакам нужно было проводить дефектацию блоков. Только у него был опыт работы с экспериментальным реактором в Лаборатории № 2 в Москве. Славский свидетельствует: «Никакие слова не могли в тот момент заменить силу личного примера. И Курчатов первым шагнул в ядерное пекло, в полностью загазованный радионуклидами центральный зал аварийного реактора. Возглавил операцию разгрузки поврежденных каналов и дефектацию выгружаемых урановых блоков путем личного поштучного их осмотра. Об опасности тогда никто не думал: мы просто ничего не знали, а Игорь Васильевич знал, но не отступил перед грозной силой атома… Ликвидация аварии оказалась для него роковой, стала жесткой платой за нашу атомную бомбу… Еще хорошо, что он переборкой блоков занимался не до конца; если бы досидел тогда в зале до финиша – мы бы его тогда и потеряли!..».

И все же с того что записано из воспоминаний Славского, остается неясным, сколько времени в общем работал в этом аду, в центральном зале реактора Курчатов, а ведь напряженная работа проводилась круглосуточно, каждая смена работала по 6 часов. Слишком велика была радиационная опасность.

Как свидетельствует непосредственный участник этих роковых событий Славский, для Курчатова эта работа по ликвидации аварии стала роковой. Он получил лучевое поражение средней тяжести, которое не обязательно ведет к развитию рака, оно довольно быстро поражает весь организм и вызывает преждевременное «радиационное» старение. В первые недели после такого сильного радиационного облучения повреждается в основном иммунная система (костный мозг) и функции кишечника. Сколько времени этот отчаянный ученый, смелый новатор, шагнувший в радиационный ад навстречу смерти, болел, сказать трудно, но для него эти дни стали роковыми. Дело в том, что авторами, которые писали о жизненном пути ученого, его сложной биографии с трагическим концом, события начала января 1949 г. вообще не излагаются. Об авариях промышленного реактора сообщается закодированной фразой: «Не всегда и не все шло гладко, как это вообще бывает в новом деле». Нет никаких сомнений, что именно переоблучения, которых было несколько, резко сократили жизнь Курчатова. Уже в 50-е годы он сильно и быстро физически ослаб, часто болел и умер в 1960 г. в возрасте 57 лет. Такая же судьба постигла тех, кто рядом с Курчатовым в эти роковые дни трудился рядом. Генерал МВД Авраамий Завенягин, заместитель Берии, осуществлявший в период аварии контроль за работой заключенных, тоже переоблучился и нанес непоправимый ущерб своему здоровью. Он умер в возрасте 55 лет. Пострадал профессор Борис Александрович Никитин, руководитель пуска радиохимического завода, также принимавший участие в «дефектации» урановых блоков. Дефектные блоки поступали именно в руководимый им сектор. У него развилась более острая форма лучевой болезни, перешедшей в хроническую, от которой он умер в 1952 г. в возрасте 46 лет. Известны и другие случаи, связанные с переоблучением и преждевременной смертью ученых и инженеров, участников ликвидации этой трагической аварии.

Но как, когда и где болели и умирали те тысячи заключенных, которые также посменно проводили разгрузку поврежденных блоков и разборку 39 тысяч элементов этой 150-тонной загрузки урана от начала и до конца, об этой пятинедельной круглосуточной непрерывной работе никто не сообщает. Да попробуй разберись с каждым участником ликвидации аварии, а их ведь, после того когда они положенный срок отбыли, их засылают в Магадан на золотые прииски, в отдаленные места проживания, чтобы не с кем было общаться и вести разговор о новостройках страны, где и когда создавался оборонный щит страны. Эти места были строго засекречены.

Таким образом, главную роль в быстроте практического решения всех проблем в форме реакторов, заводов, полигонов и всей инфраструктуры играл, безусловно, ГУЛАГ, уникальный гигантский резерв высокомобильной и, по существу, рабской, но квалифицированной рабочей силы. Возникает вопрос: оправдывает ли это существование ГУЛАГа? Конечно, нет! Если бы сталинская политическая и экономическая модель государства могла обходиться без ГУЛАГа и других систем принудительного труда, то Советскому Союзу не были б столь срочно нужны атомные и водородные бомбы. Сталинский террор сталинский ГУЛАГ сами по себе рождали страх и были угрозой всему остальному миру.

А что знает наша современная молодежь об этих отчаянных мужественных героях, которых страна наградила самыми высокими правительственными наградами, ведь не каждому было дано, чтобы на его груди красовались три Золотые Звезды Героя. Почему до сих пор нет в Москве достойного музея, где бы был показан весь титанический труд этих безмолвных тружеников ГУЛАГов, на чьих костях был построен весь атомоград и не только, какие лишения им суждено было перетерпеть во имя достижения цели коммунистических диктаторов. Кто должен воздать вечную славу безымянным героям? Настало время открыть архивы, в школьных программах и учебниках ввести раздел о строителях атомного комплекса, подрастающее поколение людей должны знать, пусть горькую, но правду об их соотечественниках.