Текст книги "Мировой ядерный клуб. Как спасти мир"

В течение двадцатиминутного импровизированного выступления взволнованный Юлий Борисович называл многие другие имена и обстоятельства. И в его рассказе совершенно потерялась краткая, как бы не имеющая особого значения фраза о том, что Курчатов «предложил мне возглавить непосредственно разработку ядерного оружия». Но вряд ли Игорь Васильевич поступил бы так, если бы считал, что «организационными способностями» Харитон «совершенно не обладает».

В силу своей необычайной скромности Юлий Борисович искренне культивировал как бы свою неприметность в гигантском по масштабу и ответственности деле. А многолетняя абсолютная засекреченность тематики, которой он занимался и руководил, способствовала этому. Время от времени возникала нелепая ситуация: на очередном предвыборном собрании избиратели, встречаясь с Харитоном – своим кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР (а он был депутатом непрерывно с 1950 г. по 1989 г.), трижды Героем Социалистического Труда и академиком, должны были сами догадываться, что же столь выдающееся совершил он в своей физике. Никто не имел права подсказать аудитории даже то, что все три звезды Героя были присвоены ему (как и И.В. Курчатову) в течение всего лишь пяти лет – с 1949 по 1954 г. И вряд ли кто из присутствовавших на подобном собрании мог догадаться, что некий человек, непрерывно опекающий Юлия Борисовича и следующий за ним по пятам, не какой-то там помощник, как можно было подумать, а совершенно экзотическая по тем временам фигура – вооруженный телохранитель. Так продолжалось до 1966 г.

Это сейчас известно, что Харитон был вовлечен Курчатовым в советский атомный проект с первых дней его становления. Что он, включившись в эту важнейшую для страны работу с беспредельной ответственностью и самоотверженностью, очень скоро оказался на виду у высшей кремлевской власти, которая в таком деле не простила бы даже маломальской «осечки». Его непосредственным начальником стал на долгие годы, по существу, не столько Курчатов, сколько всемогущий Л.П. Берия.

Именно Ю.Б. Харитон и его «команда» должны были венчать дело, за которым стояли усилия разоренной войной страны: будет атомная бомба у СССР или нет. Будет ликвидирована атомная монополия США или мы останемся беззащитными. Это был поистине вопрос жизни и смерти. Не случайно незадолго до первого взрыва на Семипалатинском полигоне Харитон вместе с Курчатовым в присутствии Берии «держал ответ» в Кремле перед И.В.Сталиным. Как не случайно и то, что даже холодный и жесткий Берия, прилетевший на первое атомное испытание, оказался во власти эмоционального порыва и, поздравляя с успехом, поцеловал Игоря Васильевича и Юлия Борисовича…

Груз, который вынес Ю.Б. Харитон уже в первые годы реализации советского атомного проекта, был невообразимым. Конечно, основная задача – как можно скорее создать атомное оружие – была ясна. Но сначала необходимо было собрать в едином коллективе, в одном центре профессионалов-единомышленников и обеспечить им условия жизни и работы. Надо было «на ровном месте», да еще среди лагерных подконвойных и бараков, так развернуть научные исследования и разработки, чтобы они не только сплотили и увлекли трудно подчиняющуюся единой воле команду талантов и индивидуальностей, но и скорейшим образом привели к требуемому результату. И все это – под присмотром спецслужб, в обстановке жесточайшей секретности и при постоянном диктате высоких кремлевских «опекунов». Поразительно, но в такой изматывающей, нервной атмосфере Юлий Борисович не только блестяще справился со своими задачами, но и сохранил редкое обаяние, искреннюю доброжелательность и внимание к окружающим его людям, какое бы положение они ни занимали. Этим он навсегда завоевал уважение и любовь своих сотрудников, которые почитали за честь выполнить наилучшим образом любое его поручение.

Уже на первом этапе ответственной работы его миссия оказалась столь же плодотворной, как и та, которая в США сделала легендарным научного руководителя американского атомного проекта Роберта Оппенгеймера. Характерный для того периода стиль работы Юлия Борисовича, предопределивший его уникальную долгую судьбу научного руководителя ядерного центра, удивлял его ближайших коллег.

«У меня почему-то было убеждение, что Харитон – массивный мужчина высокого роста с громким голосом, – вспоминает академик Е.А. Негин. – Все оказалось наоборот: Харитон оказался человеком невысокого роста с очень тихим голосочком… Он сохранял многие черты академического профессора, лабораторного работника. Он как-то очень быстро сужал объем рассматриваемой проблемы и получал истинное удовольствие, когда вцеплялся в какую-нибудь конкретную деталь, особенно если в этой детали были какие-то логические или иные непорядки. Тогда все раскладывалось по очень тесным, физически четким полочкам.

Меня поначалу это даже несколько злило. Мне казалось, что Харитон должен интересоваться только глобальными проблемами. Но потом я понял, что, когда делаешь одну бомбу и в работе всего один экземпляр, это, наверное, если не единственный, то один из наилучших способов работы – доходить до мельчайших деталей.

Когда мы познакомились ближе, Харитон мне как-то сказал: „А вы знаете, я первую бомбу знал наизусть“. Это меня невероятно удивило. Я переспросил: „Что, значит, знал наизусть?“– „Я все чертежи помнил так, будто они находились передо мной. Все размеры…“. Я тут же съехидничал: „И допуска?“ Он совершенно серьезно, не моргнув глазом, сказал: „Да, и допуска“ (документация на атомную бомбу включает тысячи чертежей). Все это, конечно, давало представление о памяти этого человека, но поначалу все равно казалось мне невероятным. Я всегда удивлялся, когда Харитон, не глядя на чертежи, поправлял размеры на схемах, которые рисовались на доске. Потом, когда я понял, в каких условиях тогда работали наши руководители, мне стало ясно, что это был один из способов застраховаться от всяких неожиданностей. Скажем, если Берия задавал вопросы, то сказать, что ты не знаешь, могло обойтись дорого.

И тогда, и позже в личности Юлия Борисовича меня поражали два обстоятельства. Во-первых, почти энциклопедическое знание физики. О чем бы ни приходилось с ним говорить, он очень быстро переключался с одной области физического знания на другую, и чувствовал [себя] везде абсолютно свободно. Во-вторых, поражала совершенно чудовищная работоспособность Юлия Борисовича. Он совершенно спокойно мог работать день, потом вечер, потом ночь, потом, попив чайку, утро. В это время, в 1949 г., Харитону было сорок пять лет. Худенький, но, как выяснилось, очень крепкий мужчина в самом расцвете сил. Он не курил и практически не пил. Иной раз рюмку-другую водки и больше – ни-ни, ни при каких обстоятельствах.

Харитон никогда не стеснялся задавать вопросы, если чего-то не понимал. Он потрошил человека совершенно беспощадно, пока не выяснял, что тот имел в виду. Эта невероятная дотошность тоже помогала формированию школы… Это заставляло людей быть готовыми к тому, что им может быть задан любой вопрос, если тут появился Юлий Борисович Харитон. Поэтому некоторые товарищи его просто остерегались, а в целом он содействовал тому, что люди готовились в научно-техническом плане более качественно.

Харитон так же уверенно четко разбирался в массе инженерных вопросов».

Грандиозная задача, жизненно важная для безопасности страны, была решена. На одном из приемов, уже после испытания первой советской атомной бомбы, Сталин, по свидетельству Курчатова, заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то наверно „попробовали“ бы ее на себе». Такова была цена первой звезды Героя. Она стала зеркальным знаком и той неминуемой расправы, которая ждала его вместе с Курчатовым в случае неудачи испытания 29 августа 1949 года… Хочешь мира – будь сильным. В США миссия Оппенгеймера как научного руководителя атомного проекта закончилась с созданием атомного оружия. Напротив, Харитон долгие годы продолжал возглавлять советских ядерщиков в Арзамасе-16, определяя научно-техническую политику в этой важнейшей для страны области. В течение полувека, с 1946 г. по 1992 г. он оставался их научным руководителем, хотя до 1958 г. его должность называлась «главный конструктор».

За этот период, совпавший с «холодной войной» и ядерной гонкой, в СССР были проведены сотни испытаний ядерного оружия. И большинство соответствующих зарядов и конструкций были созданы и испытаны под научным руководством Ю.Б. Харитона, при его самом активном участии. По существу, он являлся одним из главных соавторов этих разработок, хотя формально и не фиксировал свое соавторство.

Созданный Юлием Борисовичем небольшой вначале коллектив ученых-ядерщиков вырос в мощный, крупнейший в мире ядерный центр. Были заложены совершенно новые направления научных исследований и достигнуты результаты, которые до сих пор являются непревзойденными. Недаром, представляя Юлия Борисовича как кандидата на премию имени И.В. Курчатова, А.Д. Сахаров писал в Комиссию АН СССР 6 октября 1967 г.: «Я всемерно поддерживаю предложение о присуждении премии им. Курчатова академику Харитону Юлию Борисовичу. Начиная с 1943 года, Юлий Борисович Харитон наряду с И.В. Курчатовым явился одним из тех, на чьи плечи легло бремя научного руководства атомной проблемой в нашей стране. Научная эрудиция и инициатива, блестящее сочетание качеств ученого, инженера и организатора, выдающиеся человеческие качества этих двух научных руководителей явились одним из важнейших факторов успехов советской атомной физики и техники на протяжении двух десятилетий, поэтому я не знаю никого, кто был бы более, чем Юлий Борисович Харитон, достоин премии имени И.В. Курчатова».

Пожалуй, до появления атомной бомбы в истории нашего государства не было прецедента, когда положение страны в мире зависело бы именно от успехов ученых: не создай они собственное ядерное оружие, США, опираясь на безусловное военное превосходство, сохранили бы возможность проводить жесткую политику по отношению к нашей стране. Чтобы противостоять такой перспективе, советские ученые должны были сделать почти невозможное.

В дальнейшем, в годы «холодной войны», ответственность ученых-руководителей основных ветвей военно-промышленного комплекса страны возрастала еще более. И.В. Курчатов и Ю.Б. Харитон сознавали это. Занимаемые ими посты означали статус не только руководителей важнейшей научной проблемы, но и ответственных государственных деятелей. В высших эшелонах власти понимали: подобная миссия не может быть доверена представителям привычной партийно-государственной номенклатуры. Это подчеркивалось и постоянным избранием этих руководителей депутатами Верховного Совета СССР. Более того, послевоенные лидеры нашей страны до самого последнего времени видели в представителях научной элиты военно-промышленного комплекса, особенно таких, как И.В. Курчатов, Ю.Б. Харитон, М.В. Келдыш и С.П. Королев, своих единомышленников по проведению государственной политики, чьи достижения способствуют укреплению международного престижа страны и ее безопасности. Вспомним, какой фурор произвело включение Н.С.Хрущевым Курчатова в состав правительственной делегации, посетившей Великобританию с официальным визитом в 1956 г. Или с каким пафосом, под бурные аплодисменты делегатов, говорил Хрущев в отчетном докладе на XXII съезде КПСС в октябре 1961 г.: «Я вижу в зале товарищей, которые создали наши замечательные ракеты, двигатели к ним, точные приборы. Вижу и тех, которые работают над совершенствованием ядерного оружия. Мы гордимся этими товарищами, воздаем им должное, радуемся их творческим успехам, которые способствуют укреплению оборонной мощи нашей Родины, укреплению мира во всем мире». Естественно, Ю.Б. Харитона, особенно со времен Н.С.Хрущева, регулярно принимали все лидеры страны и высоко ценили его. Мы упоминали, как расчувствовался Берия, поцеловав Юлия Борисовича. Так же поступил М.С. Горбачев, завершая с ним одну из своих встреч. Власть понимала, насколько она обязана таким людям.

В годы ракетно-ядерного противостояния СССР и США сохранение мира определялось угрозой взаимного уничтожения в случае прямого военного столкновения. И каждая из сторон была жизненно заинтересована в том, чтобы потенциальный противник не достиг решающего превосходства. Ю.Б. Харитон олицетворял собой в нашей стране тот достаточно узкий круг ответственных технических специалистов, которые на своих плечах вынесли невероятную ношу. Ведь от создания первых ядерных зарядов до построения современной системы ракетно-ядерного вооружения пролегал путь длиною в три-четыре десятилетия. Юлий Борисович находился в эпицентре этих усилий. Руководители страны, министры и другие высшие должностные лица приходили и уходили, а он бессменно оставался научным руководителем главного ядерного центра страны и председателем Межведомственного научно-технического совета.

Ю.Б. Харитон, заботясь об обороноспособности страны и поощряя международные контакты между учеными, снискал огромное уважение к себе со стороны коллег. В том числе по ту сторону океана. Создатель американской водородной бомбы Эдвард Теллер писал: «Я действительно уважаю ученых, которые хорошо делали свою работу… Это, несомненно, и полностью относится к выдающимся русским ученым, таким, как Игорь Курчатов и Юлий Харитон. При существовавшем в Советском Союзе диктаторском режиме ученых часто использовали друг против друга, и во многих случаях это затрудняло отношения между ними. На меня особенно сильное впечатление произвело то, что, несмотря на эти трудности, Курчатов и Харитон добились высокого и единодушного уважения со стороны своих коллег.

В настоящее время с распадом Советского Союза и исчезновением опасного идеологического противостояния между Востоком и Западом открывается возможность для научного сотрудничества. Я полагаю, такое сотрудничество должно быть использовано во всей полноте. В рамках этого сотрудничества традиция, заложенная Курчатовым и Харитоном, будет неоценимо полезной».

Юлий Борисович вместе со своими коллегами создавал ядерное оружие – самое страшное из того, что на сегодняшний день придумало человечество. При этом он, пожалуй, как никто, прошел весь долгий и тяжелый путь. Сначала от зарождения проблемы до ее реализации, затем от истоков ядерной гонки до ее апогея в период «холодной войны». Наконец, он стал свидетелем смены приоритетов в последние годы. Это был беспрецедентный опыт, и человеческий, и научный.

На первый взгляд, в одном человеке соединилось несоединимое: высочайшая культура и покоряющая интеллигентность с одной стороны, а с другой – сознательная, самоотверженная, титаническая работа над атомной и затем над водородной бомбой, над ракетно-ядерным щитом страны. Если к этому парадоксу подходить формально, понять его будет трудно. Может показаться: куда разумнее было бы враждующим, противостоящим сторонам изначально отказаться от разработки чудовищного и разорительного по затратам оружия, чем (как выяснилось позднее), обладая этим оружием и угрожая друг другу, ставить мир перед опасностью всеобщего уничтожения. Но пути развития цивилизации подчиняются иной логике, которая определяется не туманными представлениями о будущем, а суровым накопленным опытом. Еще полвека назад мировая политика, опиравшаяся на многовековую традицию, отдавала предпочтение не столько разуму или состраданию, сколько силе, диктату и идеологическим химерам. Мировая война, смерчем охватывавшая десятки стран в самых отдаленных уголках Земли и уносившая миллионы человеческих жизней, дважды в наш век становилась катастрофической реальностью. Казалось, так будет продолжаться вечно. И только с появлением ядерного оружия мировая цивилизация пережила нечто вроде отрезвляющего шока: новая подобная война с применением такого оружия стала бы всеобщим самоубийством. Наконец, сама ядерная гонка с ее опасностями и беспримерным расточительством тоже оказалась суровым и поучительным опытом. Для человечества наступила пора остановиться и понять, что «безопасность не может быть достигнута за счет потенциального противника, а лишь сообща с ним при должном учете интересов безопасности обеих сторон». Этот, давшийся дорогой ценой принцип, воспринятый современными политиками, но которому ранее не было места в истории, разогнал тучи и, пожалуй, впервые позволил миру обрести спасительную перспективу. Так ядерное оружие из оружия сдерживания превратилось в драматическое средство постижения нового опыта, важнейшего для цивилизации на пути к ее дальнейшему развитию. При этом Юлий Борисович Харитон считал, что с исчезновением угрозы глобальных войн, ядерному оружию не останется места на Земле. Вот почему Юлий Борисович, великий гражданин и патриот России, – в числе тех выдающихся современников, гигантов XX века, кто своим подвижническим трудом защитил нашу страну от беды и превратил ее в великую державу. Оберегая мир, он внес огромный вклад, чтобы избежать самоубийственной катастрофы в будущем.

Круг людей, встречавшихся и взаимодействовавших с Юлием Борисовичем на его долгом жизненном пути, огромен. Он производил неизгладимое впечатление на всех, кто видел его впервые. Это был человек, в котором чувствовалась высокая культура во всем – от одежды до внешнего поведения. Если кому-нибудь рассказывали, как выглядит Харитон, он был потом узнаваем при первой же встрече. Безупречная аккуратность, даже элегантность выдавали в нем человека, прошедшего европейскую школу не только научную, но и поведенческую. Невольно возникало впечатление, что это человек, на которого можно возложить большое государственное дело, и он сделает его без лишней шумихи, надежно и эффективно.

Без сомнения, многие расскажут о нем в книгах и статьях. Они будут говорить о широте его взглядов и интересов, о его деликатности и уважении к людям, готовности помочь им в любую минуту. Расскажут, как он не дал сломать чью-то судьбу или спас кого-то от блюстителей «чистоты рядов по идеологическому признаку», особенно во время борьбы с космополитизмом, лысенковщиной, которая угрожала по такому же сценарию разгромом современной физике, кибернетике… Поведают о том, с каким безграничным уважением и восхищением относились к нему сотрудники. Что он был не только выдающимся экспериментатором, но и выдающимся учителем, воспитавшим несколько поколений своих последователей и учеников, а для многих стал просто родным человеком. Что он не боялся высказать властям свою точку зрения, хотя и не делал из этого общественного события. Расскажут о его нелегком детстве и трагической судьбе его родителей. Напишут о его высокой ответственной работоспособности, о его потрясающем мужестве уже на склоне лет.

Другие отметят, каким он был необыкновенным, уникальным профессионалом, чьи советы помогали избегать тупиковых ситуаций и экономили колоссальные средства и ресурсы государства. Как он в каждом человеке зарождал чувство великой ответственности даже, казалось бы, за самое неприметное дело. Как по его приглашению с радостью ехали к нему в любое время дня и ночи, чтобы обсудить возникшую проблему. И что он был не только ученым мирового класса, но и столь же великим конструктором, а его выдающийся вклад в науку и оборону страны мало с кем сопоставим. Что именно благодаря невероятной требовательности и дотошности Юлия Борисовича мы, к счастью, до сих пор не имели никаких неприятностей и срывов в столь деликатных и сложных устройствах, какими являются ядерные заряды. И как он работал сам, не щадя ни сил, ни здоровья и всегда оставаясь человеком долга, ровным и предупредительным, какие бы переживания ни терзали его душу и как бы ни были перенапряжены нервы.

Коллеги расскажут, как стал легендой его принцип «знать в десять раз больше, чем нужно для решения проблемы», о его приверженности истине и предельной ясности при анализе любого вопроса. Напомнят о его призыве не пренебрегать мелочами, за которыми может скрываться совершенно неожиданный результат. Приведут примеры, насколько он был мудр и дальновиден. И, конечно, отметят его исключительный талант организатора, позволивший в едином коллективе сначала собрать специалистов высочайшего класса, а затем дать жизнь новым институтам, научным направлениям и невиданным ранее технологиям. Благодаря этим рассказам станет особенно ясно, насколько уникальным явлением была личность Юлия Борисовича Харитона и какое огромное влияние оказала его деятельность на облик современного мира.

Это влияние простирается далеко в будущее, ибо атомная эра, которая зародилась в середине XX в., и одним из главных творцов которой он сам явился, кардинальным образом преобразила науку и технику, военные доктрины государств, всю международную жизнь, изменила философию и мировосприятие людей, придала мощный импульс развитию цивилизации.

Но, при всем величии свершенного, Юлий Борисович всегда и для всех оставался необычайно прост и доступен. Даже бремя высокой государственной ответственности и колоссальная производственная перегрузка не притупили у него непосредственный, живой интерес к науке. Входе обсуждений с ним какого-либо эксперимента или иного научного вопроса всегда чувствовалось, что он прошел классическую школу физика-экспериментатора, познавшего до тонкостей всю цепочку от идеи эксперимента до получения нового значительного результата. Харитон не только мастерски руководил созданным им необычайно пестрым и разнородным огромным коллективом, олицетворявшим многие специальности, но и поощрял неожиданные направления работ, которые, казалось, не имеют отношения к основной тематике.

Тот факт, что созданное полвека назад, в общем-то, военное конструкторское бюро превратилось в мировой первоклассный научный центр, где плодотворно и ярко могли трудиться ученые масштаба А.Д.Сахарова и Я.Б.Зельдовича, – лучший памятник Юлию Борисовичу. Как таким же памятником ему и его сподвижникам является современный, почти 100-тысячный ныне город Саров, по существу, заново заложенный и 1946 г.

Откликаясь на кончину Юлия Борисовича, Эдвард Теллер в своей телеграмме в Москву назвал его «великим человеком и великим ученым» и продолжил: «Он был выдающимся даже среди тех немногих людей, кто осознал в России на раннем этапе громадный потенциал ядерной энергии. Он внес решающий вклад в развитие термоядерных направлений, воплотив эти исследования в практические реалии полностью, оригинальным образом. Для меня была источником настоящего удовлетворения возможность встретить Харитона в 1992 г. и лучше понять… развитие новых практических направлений ядерной науки.

Харитон жил в исключительно тяжелое время. В дополнение к его гениальному новаторству он был одним из наиболее выдающихся лидеров, кто в течение всего этого ужасно трудного времени помогал своим коллегам во многом – практической помощью в поддержке их благосостояния и их безопасности. Своим поведением в период, когда правильные поступки требовали сообразительности, мужества и твердости характера, он заслужил прекрасную репутацию».

Приходят на память слова Я.Б.Зельдовича: «Я ощущаю как огромное везение в жизни, как огромное счастье свое пятидесятилетнее знакомство и дружбу с Юлием Борисовичем и особенно те двадцать лет, которые я проработал под его руководством… В трудной области, с очень дорогостоящим экспериментом Харитон почти не знает неудач и срывов. Работа рядом с ним – это огромная школа, не только научная, но и жизненная… Благородство, кристальная моральная чистота – все эти слова действительно, без преувеличения применимы к Харитону…

Добавим сюда еще верность друзьям, принципиальность, высочайшую интеллигентность Харитона. Добавим труд, тяжелый труд, которому Харитон отдает себя много лет и до сих пор, несмотря на солидный возраст… Такие люди – чистые, светлые, талантливые, доброжелательные – это огромная редкость! И можно только порадоваться тому, что „правильный человек находится на правильном месте“… тому, что Юлий Борисович в 1928 г. занялся взрывами, а в 1939 г. – делением урана».

Юлий Борисович сделал невообразимо много за свою жизнь и заслуженно был окружен почитанием и любовью. Но эти искренние чувства никогда не гипнотизировали и не расслабляли его. Он не боялся оглянуться назад, чтобы оценить пройденный путь. За год с небольшим до своей кончины он был вынужден отказаться от приглашения американских коллег посетить их и послал им приветствие. Оно завершалось словами, которые воспринимаются как его завещание, обращенное к будущему: «Сознавая свою причастность к замечательным научным и инженерным свершениям, приведшим к овладению человечеством практически неисчерпаемым источником энергии, сегодня, в более чем зрелом возрасте, я уже не уверен, что человечество дозрело до владения этой энергией. Я осознаю нашу причастность к ужасной гибели людей, к чудовищным повреждениям, наносимым природе нашего дома – Земли. Слова покаяния ничего не изменят. Дай бог, чтобы те, кто идут после нас, нашли пути, нашли в себе твердость духа и решимость, стремясь к лучшему, не натворить худшего».

© Рабинович Я.И., 2012

© ООО «Издательство Алгоритм», 2012