Текст книги "Казино «Руаяль»"

26. «Спи спокойно, дорогая»

Следующие два дня прошли почти так же.

На четвертый день Веспер рано утром уехала в Руайаль. Такси увезло ее, а потом привезло обратно. Она объяснила, что ей понадобилось какое-то лекарство.

Вечером девушка усиленно разыгрывала оживление. Много пила, а когда они поднялись наверх, потащила спутника в свою спальню и буквально набросилась на него. Бонд тоже был захвачен порывом страсти, но позже, когда все кончилось, Веспер горько расплакалась в подушку, и Бонд в отчаянии ушел к себе.

Он плохо спал, а на рассвете услышал, как в ее номере тихонько открылась дверь. Затем снизу донеслись какие-то приглушенные звуки. Он был уверен, что она снова прокралась к телефонной кабинке. Вскоре он опять услышал, как Веспер открывает дверь, и догадался, что Париж и на сей раз не ответил.

Это была суббота.

В воскресенье снова приехал мужчина с черной накладкой. Бонд сразу догадался о его присутствии, когда поднял голову от своей тарелки и увидел лицо Веспер. Он еще раньше передал ей свой разговор с хозяином, умолчав лишь о том, что мужчина обещал вернуться, поскольку не хотел обеспокоить ее.

В свою очередь, он сам позвонил в Париж Матису и проверил «пежо». Автомобиль был взят в аренду в респектабельной фирме около двух недель назад. Наниматель предъявил швейцарские документы на имя Адольфа Геттлера и указал номер счета в цюрихском банке.

Матис связался с полицией Швейцарии. Да, в банке есть счет на это имя. Им почти не пользовались. Герр Геттлер, судя по всему, имеет отношение к часовой промышленности. В случае конкретных обвинений против него можно провести официальное расследование.

Услышав объяснения, Веспер только пожала плечами.

На этот раз с приездом мужчины она сразу вышла из-за стола и поднялась к себе.

Бонд наконец решился. Покончив с обедом, он последовал за девушкой. Обе двери ее номера были заперты, а когда он попросил впустить его, оказалось, что Веспер сидит у окна, скрываясь за занавеской, – по-видимому наблюдая за незнакомцем.

У нее было каменное выражение лица. Бонд подвел девушку к кровати и заставил опуститься рядом с собой. Они сидели бок о бок, словно чужие люди в купе поезда.

– Веспер, – произнес наконец Бонд, сжав ее холодные руки в своих ладонях. – Так не может больше продолжаться. Довольно! Мы мучаем друг друга. Есть лишь один способ разрешить ситуацию: ты расскажешь мне обо всем. Иначе нам придется уехать. Прямо сейчас.

Девушка молчала. Ее руки в его ладонях были безжизненны и неподвижны.

– Дорогая, – снова заговорил Бонд, – ты так ничего и не скажешь? Знаешь, в то самое первое утро, вернувшись с пляжа, я собирался попросить тебя выйти за меня замуж. Разве нельзя начать все с начала? Откуда он взялся, этот кошмар, который медленно убивает нас?

Сначала Веспер безмолвствовала, потом по ее щеке медленно скатилась слеза.

– Ты правда хотел жениться на мне?

Бонд кивнул.

– О боже! – воскликнула она. – Боже! – Она повернулась к Бонду и обняла его, спрятав лицо у него на груди.

Он прижал ее к себе.

– Скажи мне, любовь моя, – взмолился он, – скажи, что тебя терзает?

Она перестала всхлипывать.

– Оставь меня ненадолго, – попросила она, и в ее голосе зазвучала незнакомая нотка. Нотка смирения. – Дай мне немного подумать. – Она сжала его лицо в своих ладонях и поцеловала, с нежностью глядя на возлюбленного. – Дорогой, я пытаюсь сделать как лучше для нас обоих. Пожалуйста, верь мне! Но все это так ужасно. Мне страшно… – Она снова всхлипнула, вцепившись в него, точно ребенок, которому приснился страшный сон.

Он утешал ее, ласково гладя по блестящим черным волосам и нежно целуя.

– А теперь уходи, – сказала она. – Мне нужно время, чтобы принять решение. Мы обязательно как-нибудь разберемся.

Веспер вытерла платочком глаза, подвела Бонда к двери, и здесь они крепко обнялись. Потом Бонд снова поцеловал ее, и она закрыла за ним дверь.

В тот вечер к ним почти вернулись беспечное веселье и задушевность первого дня. Она пребывала в возбужденном состоянии, и хотя смех ее порой звучал слишком нервно, Бонд решил ни в чем ей не перечить. Лишь в конце ужина какая-то его неосторожная реплика заставила Веспер умолкнуть.

Она накрыла его руку своей ладонью.

– Не будем сейчас ни о чем говорить, – попросила она. – Просто забудь. Все в прошлом. Я расскажу тебе утром.

Веспер посмотрела на него, и глаза ее вдруг наполнились слезами. Отыскав в сумочке платок, она прижала его к лицу.

– Налей мне еще шампанского, – попросила она Бонда и заставила себя усмехнуться. – Хочу напиться. Ты пьешь куда больше меня, так нечестно.

Они продолжали наперегонки поглощать шампанское, пока бутылка не опустела. Тогда Веспер встала, покачнулась и, схватившись за спинку стула, хихикнула:

– Вот теперь я и правда пьяна. Стыд-то какой! Прошу тебя, Джеймс, не смущайся. Мне действительно хотелось напиться – и вот пожалуйста! – Она подошла к нему сзади и взъерошила пальцами его черные волосы. – Приходи скорее наверх, – попросила она. – Я безумно хочу тебя.

С этими словами она послала ему воздушный поцелуй и удалилась.

А потом они целых два часа занимались любовью – медленно, нежно. К ним вернулось то состояние счастливой влюбленности, которое Бонд уже не надеялся обрести вновь. Разделявшие их скованность и подозрительность, казалось, бесследно исчезли; слова, которые любовники шептали друг другу, вновь были чисты и правдивы. Между ними не осталось и тени недоверия.

– А теперь иди, – приказала Веспер, когда Бонд уже почти задремал в ее объятиях.

Словно желая взять свои слова назад, она еще крепче обняла его, лепеча нежности и прижимаясь к нему всем телом.

Когда Бонд наконец встал и склонился над девушкой, чтобы поправить ей волосы и поцеловать на ночь, она протянула руку к выключателю и зажгла свет. В глубоких синих глазах Веспер стояли слезы, когда она притянула к себе его голову и осторожно поцеловала в губы. Потом она отпустила его и снова выключила свет.

– Спокойной ночи, любимый, – прошептала она.

Бонд наклонился и поцеловал ее в щеку, ощутив губами соленый вкус ее слез.

Он подошел к двери и оглянулся.

– Спи спокойно, дорогая, – промолвил он. – Не тревожься, все будет хорошо.

Он тихо закрыл за собой дверь и с тяжелым сердцем отправился в свой номер.

27. Разбитое сердце

Утром хозяин гостиницы принес ему письмо.

Мсье Версуа ворвался в комнату Бонда, держа конверт в вытянутой руке, будто тот жег ему пальцы:

– Случилось ужасное. Мадам…

Бонд мигом соскочил с постели и через ванную бросился в соседний номер, но дверь оказалась заперта. Он подергал ее, вернулся к себе в комнату и метнулся в коридор, мимо испуганно отшатнувшейся горничной.

Дверь номера Веспер была открыта. Комнату заливал солнечный свет, проникавший сквозь ставни. Из-под простыни виднелись только черные волосы девушки. Под тканью вырисовывалось прямое, застывшее, точно каменное изваяние на гробнице, тело.

Бонд упал на колени и сорвал простыню.

Веспер спит. Ну конечно, просто спит!

Ее глаза были закрыты. Дорогие черты ничуть не изменились. Она выглядела точно такой, как всегда, и все же… И все же в ее облике появилась странная безмятежность. Ни единого движения, ни пульса, ни дыхания. Да. Она не дышала.

Чуть позже вошел хозяин, тронул Бонда за плечо и указал на пустой стакан на столике возле кровати. На дне остался белый налет. Рядом лежали книжка Веспер, пачка сигарет, спичечный коробок и разные дамские мелочи – зеркальце, помада, носовой платок. А на полу валялся пустой флакончик из-под снотворного, который Бонд видел в день приезда в ванной.

Агент 007 поднялся и постарался взять себя в руки. Хозяин по-прежнему протягивал ему письмо, и он наконец взял конверт.

– Пожалуйста, поставьте в известность комиссара полиции, – велел Бонд. – Я буду в своем номере, если ему понадоблюсь. – И он с невидящим взором отправился к себе, даже не оглянувшись.

Очутившись в номере, он присел на край кровати, повернул голову к окну и стал смотреть на безмятежное море. Потом перевел взгляд и отрешенно уставился на конверт. На нем крупными округлыми буквами были выведены всего два слова: «Pour Lui»[90]90
  «Для него» (фр.).


[Закрыть].

В голове мелькнула мысль, что Веспер, вероятно, попросила разбудить ее пораньше – специально для того, чтобы не он обнаружил ее первым.

Он перевернул конверт. Еще совсем недавно ее горячий язык провел по клейкой полоске, чтобы запечатать письмо.

Бонд невольно содрогнулся и вскрыл конверт.

Письмо оказалось недлинным. Задержавшись на первых строках, он быстро пробежал глазами остальное. Дыхание с шумом вырывалось из его ноздрей.

Потом Бонд отшвырнул листок прочь от себя, точно скорпиона.

«Дорогой Джеймс, – так начиналось письмо. – Я люблю тебя всем сердцем. Надеюсь, ты тоже, читая сейчас эти строки, еще любишь меня, потому что через мгновение твое чувство умрет. Так давай же попрощаемся, дорогой, пока еще мы любим друг друга. Прощай, мой милый!

Я – агент МВД. Да, я двойной агент и сотрудничаю с русскими. Меня завербовали через год после окончания войны, и с тех пор я работала на них. У меня был роман с одним поляком, служившим в британских ВВС. К моменту встречи с тобой я все еще была с ним. Ты можешь выяснить, кто он. Он дважды награжден орденом „За боевые заслуги“, а после войны прошел подготовку у М. и был заброшен в Польшу. Его поймали, пытали и сумели многое выведать, в том числе и мое имя. Русские явились ко мне и сказали, что, если я стану работать на них, он останется жив. Он ничего об этом не знал, но ему было позволено писать мне. Письма приходили ежемесячно пятнадцатого числа. И я поняла, что ничего не сумею поделать. Мне была невыносима мысль о том, что однажды пятнадцатого числа я не получу от него письма. Это означало бы, что я убила его своими руками. Я старалась передавать им как можно меньше информации. Уверяю тебя, так и было. А потом появился ты. Я сообщила им, кого именно и под каким прикрытием направили в Руайаль. Вот почему они были в курсе еще до твоего приезда и успели установить прослушку. Ле Шифр уже был у них под подозрением, но русские не знали, какое конкретно задание тебе поручено. Им лишь было известно, что оно касается Ле Шифра. Так я им сказала.

Потом мне было велено не стоять в казино у тебя за спиной и позаботиться о том, чтобы Матис с Лейтером тоже находились подальше. В результате телохранитель Ле Шифра чуть было не прикончил тебя. Затем я должна была инсценировать похищение. Возможно, ты гадал, почему я так спокойно вела себя в ночном клубе. Меня никто не тронул бы, потому что я работаю на МВД.

Но когда я узнала, что с тобой вытворяли, пускай даже за всем стоял предатель Ле Шифр, то поняла, что больше не выдержу. К тому времени я уже почти влюбилась в тебя. Они хотели, чтобы я обыскала твои вещи, пока ты выздоравливал, но я отказалась. Меня контролировали из Парижа. Я должна была дважды в день звонить по телефонному номеру в районе Дома инвалидов. Мне угрожали, и в конце концов я поняла, что моему прежнему возлюбленному в Польше суждено умереть. В то же время они, видимо, опасались, что я проболтаюсь, и тогда меня предупредили: если выйду из повиновения, за мною явятся из Смерша. Но мне было все равно. Я безоглядно влюбилась в тебя. А потом я заметила в „Сплендиде“ человека с черной накладкой, который всюду следовал за мной. Это случилось за день до нашего приезда сюда. Я надеялась, что сумею оторваться от него. Решила так: пусть у нас с тобой случится роман, а потом я отправлюсь в Гавр и оттуда сбегу в Южную Америку. Я мечтала забеременеть от тебя и начать где-нибудь далеко новую жизнь. Но нас выследили. Тебе не ускользнуть от них.

Я знала, что нашей любви придет конец, едва я откроюсь тебе. Выбора не оставалось: либо меня, а заодно, возможно, и тебя убьют агенты Смерша, либо я сама лишу себя жизни.

Вот и все, любимый мой. Сейчас ты не в силах заставить меня молчать, не в силах запретить мне говорить о моей любви. Я сама веду с тобой мысленный диалог.

Мне почти нечего сообщить, чтобы помочь тебе. Я знаю очень немного. Парижский номер – Инвалиды-55200. В Лондоне я ни с кем из агентов не встречалась. Связь держала через продавца газет в киоске на Черинг-Кросс, 450.

Во время нашего первого ужина ты упомянул о том югославе, которого признали виновным в измене. Ты сказал: „Его закрутило в мировом водовороте“. Это и мое единственное оправдание. А еще – любовь к человеку, которого я пыталась спасти.

Уже поздно, я устала. Ты рядом, за дверью. Но я должна собраться с силами. Ты можешь спасти мне жизнь, но я больше никогда не смогу взглянуть в твои прекрасные глаза.

Любовь моя, любовь моя!

В.»

Бонд отшвырнул письмо. Машинально стиснул пальцы. Тут же резко сжал виски кулаками и вскочил. Несколько секунд глядел на безмятежное море в окне, потом громко и непристойно выругался.

Глаза наполнились слезами, но он сразу же вытер их.

Надел рубашку, брюки, с решительным неприступным видом спустился вниз и заперся в телефонной кабинке.

Заказав разговор с Лондоном, он принялся хладнокровно сопоставлять в уме факты, почерпнутые из письма Веспер. Все сходилось. Нашлось объяснение всем смутным подозрениям и странностям последних четырех недель, которые он бессознательно фиксировал, хотя разум отказывался их признавать.

Теперь он видел в Веспер только шпионку. Их любовь и его скорбь были загнаны в дальние закоулки памяти. Возможно, когда-нибудь он снова вытащит свои чувства на свет божий, бесстрастно изучит, а потом затолкает обратно вместе с прочим сентиментальным хламом, о котором благополучно забыл. В настоящий момент он помнил только о том, что она предала свое ведомство и свою страну и нанесла им немалый урон. Как профессионала сейчас его занимали лишь последствия: раскрытые легенды, над созданием которых люди работали годами; наверняка взломанные противником шифры; утечки из самого сердца того подразделения, что непосредственно занималось внедрением агентов на территорию Советского Союза.

Все рушилось. Бог знает как, но порядок должен быть восстановлен.

Бонд заскрипел зубами. Внезапно ему припомнились слова Матиса: «Вокруг полно настоящих злодеев». И еще: «А как насчет Смерша? Лично мне совсем не по душе, что эти парни разгуливают по всей Франции, убивая каждого, кто, по их мнению, является предателем по отношению к их хваленой политической системе».

Бонд горько усмехнулся: быстро же правота Матиса и несостоятельность его собственных досужих умствований получили свое подтверждение.

Пока он, Бонд, годами играл в индейцев (да, Ле Шифр подобрал безупречное определение!), настоящий враг действовал спокойно, хладнокровно, без лишнего геройства, прямо у него под боком.

Неожиданно в его воображении возникла Веспер, идущая по коридору с документами в руках. Пока он, крутой тайный агент с двойными нулями, беспечно колесил по миру, играя в индейцев, противник получал все на блюдечке с голубой каемочкой.

Бонд вонзил ногти в ладони. От стыда его прошиб холодный пот.

Что ж, еще не поздно. Вот она, главная мишень. Отныне он займется Смершем. Без Смерша, убийственного орудия возмездия, МВД – всего лишь кучка жалких продажных агентов, не хуже и не лучше, чем в любой другой разведке.

Смерш – это бич. Будь предан, служи исправно или умри. Даже не сомневайся, тебя неминуемо выследят и убьют. Такова суть всей русской машины. Она основана на страхе. Для них безопаснее идти в наступление, чем сдаться. Лучше переть прямо на врага, надеясь избежать пули. Сдайся, дрогни, предай – и пуля тебя настигнет наверняка.

Но отныне он объявляет войну той руке, что держит хлыст и пистолет. Делами разведки пусть занимаются маменькины сынки. Пускай себе шпионят вволю, пускай охотятся за шпионами. Он пойдет дальше, он выступит против той силы, которая заставляет людей становиться шпионами.

Зазвонил телефон, и Бонд снял трубку.

Он разговаривал со своим связным – единственным человеком в Лондоне, которому мог звонить из-за границы. И только в случае крайней необходимости.

Бонд тихо проговорил в трубку:

– У телефона ноль-ноль-семь. Говорю по линии открытой связи. Непредвиденное обстоятельство. Вы слышите? Немедленно передайте информацию. Тридцать-тридцать была двойным агентом. Работала на красных… Да, черт возьми, я сказал «была»! Эта сучка подохла.