Текст книги "Дерзкое ограбление"

43

Никлас Нурдгрен сидел на табурете у рабочего стола в своей мастерской и никак не мог сосредоточиться. Из гостиной за стеной доносились новости, и вместо того, чтобы спаивать половинки телефона, он слушал серьезный голос ведущей, сообщающей о смерти американского актера Патрика Суэйзи.

Он не боялся, что Анника раскроет его. Между их мирами – обычным и криминальным – проходила лишь тонкая стена, но и ее было достаточно. Анника никогда не зайдет в его комнату без стука, а если такая мысль и взбредет ей в голову, она не поймет, что он делает, не распознает взрывчатку, которой он набивает мобильные телефоны.

Сколько раз она ставила ему ультиматум, что уйдет, если он еще хоть раз нарушит свое обещание, что их отношения не выдержат еще одного срока. Иногда – особенно в последнее время – ему казалось, что она просто ищет предлог бросить его.

Однако Нурдгрену мешал сосредоточиться отнюдь не страх потерять Аннику.

В какой-то момент он все же отложил паяльник и подошел к окну. Телевизионная вышка на той стороне пролива неизменно мерцала. Он так и стоял, глядя в темное небо, потерявшись в нем на мгновение. С того момента, как вертолет приземлится на крышу, до взлета должно пройти не больше пятнадцати минут – именно столько времени потребуется ответственным за безопасность в G4S и полиции на то, чтобы мобилизоваться и принять меры. Учитывая, как там рядом полицейский участок, он бы предпочел уложиться в десять минут. Выбраться из вертолета, разбить стеклянную крышу, установить лестницы и влезть в здание займет минуты две-три, не меньше. Взорвать дверь безопасности – тоже не меньше двух-трех минут. На то, чтобы наполнить мешки деньгами, тоже уйдет две-три минуты, и столько же – на обратный путь с деньгами на крышу. Время вышло.

У них нет права на промедление: нужно работать быстро и слаженно, без неожиданностей. Что может задержать их дольше всего – это если сотрудники зала пересчета станут наводить панику. Лучше всего, конечно, если там никого не будет, когда они взорвут дверь, но на это рассчитывать не приходится. Значит, в десять минут они не уложатся. Конечно, можно собрать их всех и заставить вести себя тихо. Это не составит никакой трудности, но займет много времени.

Телевизионная вышка продолжала мерцать.

Большой лайнер с цветными огоньками выходил из пролива в Балтийское море. И все же, время – это второй вопрос. Его волновало не это.

Нурдгрен вернулся к столу и снова взялся за дело: нужно подготовить четыре бомбы – две они заложат на вертолетной базе на Вермдё, а еще две – на всякий случай. Хотя вероятность того, что у полиции Стокгольма будет второй вертолет из Гётеборга – невелика, нужно взять пару лишних бомб на этот случай. Но стоило Нурдгрену навести кончик паяльника на металл, чтобы соединить половинки корпуса, как он понял, почему сомневается.

По плану они должны заложить бомбы в полицейский вертолет, а потом – по дороге в Вестбергу – взорвать его.

А что, если в кабине будет пилот?

Что, если в ангаре будет персонал?

Тогда то, что было призвано предотвратить преследование, превратится в кровавое убийство?

Удостовериться в обратном невозможно. Из гостиной звучала песня «The Time of My Life[7]7
  «Время моей жизни».


[Закрыть]» из фильма «Грязные танцы» – саундтрек к жизни Патрика Суэйзи, если отмотать обратно его карьеру.

Нурдгрен кивнул самому себе: в документальном фильме о его жизни никто не скажет, что он кого-то убил. Эту черту он ни за что не перейдет – да, он преступник, грабитель, но не убийца. Он взглянул на свои изощренные бомбы.

44

Спортивная площадка Юртхагена начиналась сразу за резервуаром для газа в скрытом от глаз районе, прилегающем к Эстермальму и Лидингё, возведенном здесь когда-то для рабочих газораспределительного предприятия. Узнав об этом месте благодаря футболу, Малуф тут же разглядел все преимущества этого места для встреч, которые должны остаться в тайне. Хотя здесь даже было метро, люди заглядывали сюда редко. Футбольное поле служило тренировочной площадкой команде Юргордена, но в час ночи оно пустовало.

По пути к месту встречи Малуф сделал четыре пересадки, прежде чем успокоился и осмелился сесть в поезд до Рупстена.

Выйдя из метро, он обратил внимание, как быстро светлые летние ночи сменились осенней темнотой. Несмотря на то, что деревья еще не сбросили листву, а на газоне зеленела трава, заставляя поверить, что лето еще в самом разгаре, вечерами наступала совсем не летняя темень. Уже скоро нужно будет снова доставать перчатки и шапку.

Или, может быть, уехать на полгодика в Таиланд? Если все выгорит, можно будет задуматься об этом всерьез, да и Александра Свенссон наверняка не откажется присоединиться.

Малуф пересек парковку и пошел к лесу вдоль забора, ограждающего поле. Примерно посередине в заборе была дырка, которую не заделывали уже лет десять. Оттянув сетку и сев на корточки, он пролез на поле и спрятался в тени раздевалок, прямо у входа.

Пять минут спустя на улице Артемисгатан показался Сами Фархан. Малуф приметил его издалека и негромко крикнул. Повторив путь приятеля, Сами влез в дырку в заборе.

– Скажи, что все улажено?

Малуф узнал этот голос – настороженный и возбужденный.

– Мне плевать на то, как все будет, давайте начинать. Я больше не могу ждать.

– Дождемся Никке.

Из длинных теней леса появился Нурдгрен. Уловив движение раньше, чем заметил человека, Малуф подпрыгнул от неожиданности.

– Прости, не хотел тебя испугать, – сказал Нурдгрен. – Я пришел пораньше, хотел убедиться, что за вами нет слежки.

Малуф кивнул: ему всегда нравилась скрупулезность Нурдгрена. А Сами вспылил:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Осторожность превыше всего.

Они пошли к северному концу поля, к улице Гасверксвеген. Вокруг шелестел густой лес, на них была темная одежда, говорили шепотом: если не подойти вплотную, обнаружить их невозможно.

– Не понимаю, почему нужно всегда встречаться на футбольном поле? – проворчал Сами, показывая на открытую мрачную площадку.

Малуф рассмеялся:

– Футбол – командный вид спорта, Сами. Поиграем?

Они остановились на линии ворот. Малуф почувствовал, что эту прохладную звездную ночь он запомнит надолго. Настало время принимать решение.

– У нас есть пилот, – сказал он.

Чувство облегчения затмило чувство радости, Сами даже сделал пируэт.

– Наконец-то! Начинаем!

Малуф рассказал им все, что знал об американце – о его квалификации, об отзывах о нем, и добавил:

– Но за Зораном хвост. Не за мной, и не по ошибке. За ним установили круглосуточное наблюдение, везде – в его квартире, в ресторанах, даже в машине.

От этих слов радость немного сдулась.

– Все понятно, – сказал Сами. – Значит, они подозревают твоего дружка? В чем? А мы тут причем? А? Ни при чем!

– Остынь, – проворчал Нурдгрен.

– Но я серьезно! – не унимался Сами. – Это его дело.

– Точно, точно, – согласился Малуф. – Но… Зоран все знает. Он… с нами.

– Ну конечно, – Сами уже не мог стоять на месте, – но ведь он не планировал с нами все до мелочей. Понимаешь, о чем я? Слежка за ним может быть связана с чем угодно. Мы несколько месяцев пахали как проклятые. А он… наделал кучу всего другого. Понимаешь? У него свои дела, у нас свои.

– Он мог сказать что-то, что они услышали? – спросил Нурдгрен.

Они должны набраться решимости и прояснить этот вопрос. То, что за Петровичем установили такую серьезную слежку, возможно, связано с чем-то другим. А может быть, полиция за эти недели пронюхала что-то о Вестберге?

Малуф покачал головой:

– Не волнуйтесь. Он никогда не называет имен. Никогда не говорит что-то, что…

– Но почему за ним следят? – спросил Нурдгрен. – Это очень странно.

Малуф не нашел, что ответить.

– Никто не мог на нас донести, ведь никто ничего не знает, – заверил их Сами. – Никто. Только мы четверо. Но мы это мы.

– Теперь еще пилот, – вставил Малуф, – Зорану пришлось ему рассказать, времени совсем не осталось.

– А когда он узнал об этом? – спросил Сами, – Вчера? Пару дней назад? Он точно не доносил.

Малуф снова покачал головой: он знает не больше, чем то, что уже рассказал.

– Ну что, пойдем на это дело? – спросил он со своей обычной спокойной улыбкой, которую было невозможно правильно истолковать.

Друзья не ответили. Лицо Нурдгрена скрывалось в черной тени от козырька кепки. Сами ковырял газон носком ботинка, думая о своих братьях и вложивших деньги знакомых. Но в первую очередь он думал о Карин с мальчишками. Он не хочет, чтобы они росли с папой, которого не бывает по ночам, с папой, время от времени промышляющим темными мелкими делишками, с папой, которого они стыдятся, которого они никогда не узнают полностью. Он должен это сделать.

– Что ты хочешь сказать? Конечно, пойдем!

За этими словами последовала долгая тишина.

– Это звучит странно, согласен, – сказал Нурдгрен, когда Малуф не ответил. – Мы должны угнать вертолет и полететь к хранилищу, в двух шагах от которого – полицейский участок. Спуститься по лестницам, взорвать двери и совершить крупнейшее ограбление в истории. И мы знаем, что у полиции вдруг появились неограниченные ресурсы, и что они прослушивали Петровича, когда мы обговаривали детали.

– Это дело, о котором будут говорить все, – пытался убедить друзей Сами. – Понимаете? Весь мир!

– Точно, точно, – сказал Малуф. – По крайней мере, вся Швеция.

– Я вам гарантирую: даже больше, чем Швеция.

Сами возвел руки к небу, как будто слава об их подвиге достигнет других галактик.

– Но стоит ли идти на такой риск? – поинтересовался Нурдгрен.

Снова молчание. В этот раз его нарушил Сами.

– Говорю вам: мы сделаем это. Что скажешь, Мишель? Ты в игре?

Малуф коротко рассмеялся, глядя, как Сами с улыбкой потирает ноги в ожидании ответа. Он думал о месяцах планирования, о своей темной квартире в Фиттье, где повсюду раскиданы чертежи, и об Александре. Ждет ли его жизнь с ней? Достаточно ли будет этих денег? В голове крутился вопрос: если этих денег мало, сколько тогда достаточно? Его серьезное лицо расплылось в широкой улыбке.

– Конечно. Да, конечно. Я в игре. Начинаем.

– Ладно, – вздохнул Нурдгрен. – Я с вами.

45

Прокурор Ларс Херц и руководитель следственной группы Каролин Турн со вчерашнего вечера сидели в ее темно-синем «Вольво», припаркованном между двумя бесколесными корпусами машин у шиномонтажной мастерской. Херц был невероятно возбужден – он впервые принимает участие в такой крупной операции. По лбу густым туманом расстелилась светлая челка. В салоне стоял сильный запах средства после бритья Берггрена. У Херца он навсегда будет ассоциироваться с этой ночью.

Комиссар Матс Берггрен устроился сзади так, чтобы в лобовое стекло было видно дорогу. Это напомнило ему дорожные путешествия с родителями по Европе. Долго еще?

На шутку отреагировали по-разному: Турн вежливо улыбнулась: ее в детстве никогда не брали в путешествия, и ждать от родителей такого удовольствия было не только бессмысленным, но и странным. Херц же покраснел: он был бы не прочь завести детей с Каролин.

С того самого момента, как она несколько недель назад впервые вошла в его кабинет, прокурору было сложно смотреть ей в глаза без смущения. Наверное, его привлекало в ней твердое нежелание идти на компромисс ради того, чтобы кому-то угодить. Привлекало и смущало.

Они ждали в темноте. Четырнадцатое сентября пару часов назад перешло в пятнадцатое. Возбуждение, которое они испытывали, выезжая в Бромму, уже улеглось, но минуты по-прежнему тянулись бесконечно. Турн дышала тяжело, но размеренно. Она пару раз погружалась в свой микросон – в общей сложности не больше, чем на десять минут. Турн опустила окно со своей стороны, чтобы стекла снова не запотели. Тишину нарушали только цикады. Тучи, затянувшие небо час назад, теперь процеживали лунный свет узкими полосками.

– Два часа, – сообщил Берггрен.

– Совершенно верно, Матс, – ответила Турн.

– Мы сидим тут уже три часа.

Турн промолчала: математические способности коллеги не впечатлили ее.

В первый час они шепотом вели не самый увлеченный разговор о последних внутренних исследованиях организации работы правоохранительных органов. Несколько дней назад в полицейском управлении представили результаты этих исследований, и Турн с Берггреном посчитали, что им будет полезно послушать. К Херцу, конечно, это не относилось: он работал в прокуратуре, и у него не было однозначного мнения относительно того, где начинается и заканчивается зона ответственности полиции. У Берггрена же сложилась своя точка зрения на этот счет, и он спешил поделиться ей с коллегами. Турн знала, что все выводы из этих исследований будут разбиты в пух и прах, поэтому слушала в полуха. Затем воцарилась тишина.

Вчера утром Турн решила разместить большую часть оперативной группы у «Панаксии» в Бромме. Впрочем, той части отряда Карлбринка, которая ждала в темноте у G4S, все равно хватит, чтобы остановить небольшую армию.

У Турн на коленях лежали две рации – одна для связи с Карлбринком, другая – для взаимодействия с командованием в Вестберге. Впрочем, обе до сих пор лежали без дела. Минуты текли неохотно.

Здание «Панаксии» возвышается над прилегающими строениями темным прямоугольным силуэтом. Нанятый в связи с переездом персонал покинул здание около часа назад, проработав с утра до самой полуночи.

Когда автобусы с персоналом отъехали, Турн облегченно выдохнула: деньги это здорово, но деньги это лишь цветные картинки на бумаге, которые можно поменять на ценные вещи, услуги и удовольствия. А людей ни на что не поменяешь. Каролин больше всего опасалась того, что грабители возьмут заложников, и бойцы под руководством бездушного Карлбринка не смогут выйти из этой ситуации правильно. С отъездом персонала эта опасность исчезла.

* * *

В половине одиннадцатого, перед тем как Карлбринк с бойцами выехали на место, Турн и Берггрен заехали в Сольну посовещаться с командиром.

Двое сотрудников уголовной полиции наблюдали за приготовлениями элитного отряда. Количество оружия, щитов и защитного оборудования, которое отправлялось в микроавтобусы, поражало. В арсенал вошла даже пара гранатометов: вдруг придется открывать огонь по вертолету.

– Как будто в Израиль вернулись, – пробормотала Турн себе под нос.

– Я там ни разу не был, – простодушно отозвался Берггрен.

Перед тем как они с Берггреном вернулись в город, Турн дала Карлбринку большую фору, сделав крюк, чтобы забрать из прокуратуры Херца, и только потом направившись к Бромме.

Турн обнаружила эту парковку у шиноремонтной мастерской в ходе рекогносцировки в воскресенье.

Берггрен вдруг вздрогнул:

– Что это было?

Они замерли и навострили уши. Даже цикады смолкли. Спустя минуту все расслабились – ложная тревога.

– Все же поразительно, что Карлбринк разрешает своим бойцам носить оружие, – прошептал Берггрен. – Я думал, мы все время будем слышать шорох их прикладов.

– А где бойцы? – спросил Херц.

Турн махнула в сторону заднего бокового окна, и прокурору показалось, что он видит силуэты автобусов.

– Сколько их?

– Не знаю точно. Около двадцати?

– Я тоже не знаю, – отозвался с заднего сиденья Берггрен. – Целая маленькая армия. Они в этих микроавтобусах – как сельди в бочке.

– Зато так спать удобнее, правда? – пошутил Херц.

Представив мускулистых полицейских, храпящих друг у друга на плече, Берггрен хихикнул. Турн одернула коллегу.

– Ты что, боишься, они услышат меня с вертолета? – разозлился он.

– Мы же не знаем, как они появятся – на вертолете или на машине. Может быть, на вертолете они полетят обратно.

Берггрен хотел было возразить, но промолчал.

На самом деле они знают совсем мало, почти ничего. Вот почему они сейчас сидят в этой машине и ждут, когда начнется крупнейшее ограбление в истории Швеции. Но время шло, и Матс Берггрен все больше нервничал.

– Так интересно, Ларс, – сказал он прокурору, – наконец увидеть, как выглядит настоящая работа полицейских, правда?

Херц коротко рассмеялся, и разговор сошел на нет. Херц с Берггреном задремали, а Турн продолжила всматриваться в темноту.

* * *

В три часа ночи в Сольне поднялся в воздух полицейский вертолет. Как и оперативная группа, полицейский вертолет был задействован в операции. Вместо того, чтобы дать пилотам поспать в ближайшей казарме, было принято решение, что вертолет будет взлетать каждый час на протяжении всей ночи. Так он не только поможет обнаружить преступников, но и быстрее вступит в игру, когда придет его время.

Было много споров относительно того, не лучше ли поставить вертолет в аэропорту Броммы, чтобы быстрее добраться до «Панаксии», но в конце концов отказались от этой затеи. За стоянку вертолета руководство затребовало такую сумму, от которой у государственных служащих волосы встали дыбом. Тем более, между Сольной и аэропортом – три-четыре минуты полета, не больше.

Они договорились, что вертолет не будет подлетать близко к Бромме, пока его не вызовут. Не хотелось спугнуть грабителей раньше времени.

– Теперь точно что-то было! – возбужденно, но тихо произнес Берггрен. Подозрительный звук доносился как будто у самой машины.

– Слышали? – тон голоса Берггрена повысился до фальцета. Турн думала, что Берггрен спит – впрочем, она тоже явно услышала этот звук, это не галлюцинация. В траве явно что-то копошилось. Турн посмотрела на часы: пять минут пятого.

– Это где-то совсем рядом. Позвоним Карлбринку? – прошептал Берггрен.

Турн кивнула. Она не знала, где именно Карлбринк расположил своих солдат, но, возможно, вдоль дороги никого нет. Комиссар беззвучно подняла стекло, взяла одну из раций и нажала кнопку.

– Мы что-то слышим.

– Понял, – немедленно последовал ответ, а за ним – тишина.

Турн медленно положила рацию на колени и снова опустила стекло. Все трое прислушались. Херц и Берггрен кивнули почти одновременно: снаружи явно кто-то есть.

Движение. Тишина. Движение. Тишина. Кто-то движется прямо к ним.

– Они что, убегают? – прошептал Херц. Наблюдение было правильным: звук отдалялся от «Панаксии».

– Но это невозможно, – так же тихо ответил Берггрен. – Карлбринк окружил здание. Никто же не мог незаметно войти туда и уже выйти?

Спустя пару секунд они увидели собаку.

Большая и черная – посмесь нескольких пород – и без ошейника. На худом теле выделялись ребра: она наверняка очень голодная.

– Всем оставаться на местах! – скомандовала Турн для порядка: вдруг Берггрену взбредет в голову выйти из машины.

Турн снова включила рацию.

– Ложная тревога.

На том конце что-то затрещало, что Турн восприняла, как подтверждение.

Они поняли, что никакого ограбления не будет, только когда Берггрен объявил, что уже пятнадцать минут седьмого и дело идет к рассвету.

Это что, шутка?

– Сербы говорили, что грабители полетят ночью, – сказал Берггрен. – В таком случае, уже слишком поздно.

Турн что-то пробормотала себе под нос. Все тело затекло от долгого сидения в машине, во рту пересохло.

– Единственно, мне страшно, что Карлбринк, раз не удалось оторваться на преступниках, теперь выместит свое разочарование на нас, – продолжил Берггрен, выдержав недолгую паузу.

Херц на переднем сиденье спал так глубоко, а дыхание его было таким спокойным, что Турн с Берггреном не хотели его будить. По какой-то причине грабители изменили планы. Турн вздрогнула: на колене завибрировала одна из раций.

Все-таки Вестберга? Грабители нацелились на G4S?

Однако на другом конце была не Вестберга. Это до нее пытался дозвониться Карлбринк.

– Ничего. И в Вестберге тихо. А у вас?

– Ничего, – ответила Турн, уже зная, что это конец.

Она подумала о Терезе Ульссон и о министре иностранных дел, а потом обо всех, кто был задействован в этом деле – об операторах, которым пришлось слушать сотни часов пустой болтовни Зорана Петровича. И вздохнула.

Неужели виноваты утечки из полицейского управления? Это было не исключено: порой эти утечки сопоставимы с дельтой китайской реки. Или грабители догадались, что это ловушка, и потому отменили план? Или же план в последнюю секунду разошелся по швам? С таким количеством соучастников может случиться все что угодно.

В половину седьмого сомнений у Турн не оставалось. Сама она отправить Карлбринка домой не могла и набрала своей начальнице.

– Привет, это Каролин. Ничего не будет.

После стольких часов шепота было непривычно снова говорить нормальным голосом. На пассажирском сиденье проснулся Херц. Пока Турн молча слушала начальницу, Берггрен и Херц уставились на нее с вопросительными взглядами. Закончив разговор, Турн завела машину:

– Карлбринка отправят домой. А вертолет вернется в Мюттинге. Политики заявят, что с помощью сербских коллег шведской полиции удалось предотвратить одно из крупнейших ограблений в истории.

– Мы что, предотвратили ограбление? – не понял спросонья Херц.

– А ты как думаешь, Ларс? – спросила Турн. – Как ты думаешь?