Текст книги "Дерзкое ограбление"

103

В четверг работа полицейских усложнилась количеством мест преступления, которые нужно обследовать. Доступных экспертно-криминалистических ресурсов оказалось недостаточно.

Для начала нужно было пройти по следу грабителей в денежном хранилище в Вестберге – с крыши спуститься на балкон на пятом этаже, оттуда подняться в зал пересчета. Рано утром в среду был найден неповрежденный вертолет, а в нем – оставленное грабителями снаряжение, на котором могут быть следы ДНК. В районе обеда того же дня в урне на автобусной остановке на острове Вермдё, в паре километров от места обнаружения вертолета, нашли черную балаклаву. Все это вместе с двумя взятыми у ангара муляжами бомбы было отправлено на криминальную экспертизу.

Несмотря на все усилия, на утро четверга ни у прокуратуры, ни у уголовной полиции не было никаких сведений о том, что удалось выяснить и на что можно надеяться. Было просто поразительно, каким образом информация утекает из полицейского управления, как разлившаяся по весне река. Создавалось впечатление, что шведские СМИ идут в ногу со следствием, и к полудню Херц понял, что читать электронную версию вечерней газеты быстрее и проще, чем дожидаться внутренней почты.

Сведения были идентичными.

Утром в пятницу двадцать пятого сентября Каролин Турн вызвали на совещание в прокуратуру. Им пришлось отказаться от встреч в полицейском управлении – стены там, похоже, имеют уши. Когда Турн пришла на Флемминггатан, на месте уже были Тереза Ульссон, Берггрен и несколько других коллег. Волнение зашкаливало. Вчера в G4S были обнаружены следы крови, и не в одном месте, а в нескольких, больше всего – у взорванной защитной двери в зал пересчета. Пока компьютеры искали совпадения в большой криминальной базе данных, полицейские делали ставки.

По комнате летали имена из материалов:

– Ставлю сотку на Зорана Петровича.

– А я ставлю две! – сказал Берггрен.

– Триста пятьдесят на Мишеля Малуфа, – вступил в игру парень из группы расследования особо тяжких преступлений.

Малуф был в числе сотни имен в списке преступников, с которыми Петрович контактировал в августе.

Турн воздержалась от участия в споре: по ее мнению, работа полицейских так не делается.

Они посвятили пару минут обсуждению текущего статуса и планированию дня. Их прервал звонок телефона на столе Херца. Все замолкли и, затаив дыхание, смотрели на Херца, а тот напряженно слушал, делал записи и кивал.

Положив трубку, Херц сказал:

– Сами Фархан?

Это был вопрос.

– Сами Фархан? – переспросила Каролин Турн. – Это же средний братец.

– Ты знаешь его? – удивился Херц.

Однако о том, кто такие братья Фархан, в этой комнате не знал только Ларс Херц.

– Фархан? – подняла брови Тереза Ульссон. – Но… как он связан с Зораном Петровичем?

– Его имени нет в материалах и на пленке, – подтвердил Берггрен. – В наших списках он не числится.

– Кто такие эти Фарханы? – все еще недоумевал Херц.

– Помнишь ограбление Национального музея? – спросил Берггрен. – Когда вынесли картины? Прямо перед Рождеством пару лет назад?

– Это было дело рук Сами Фархана и его братьев. В том числе, – объяснила Турн.

– Но в этом расследовании его имя нигде не всплывает, – резонно заметил Херц.

Берггрен поднялся:

– Ладно, тогда поехали на задержание Фархана.

– Нет, – возразил Херц.

– Нет?

– Нет.

Берггрен возмутился.

– Сначала я хочу найти деньги, – пояснил Херц.

В комнате воцарилась тишина.

– Сначала отыщем деньги, а потом всех возьмем. Без денег эти чертовы репортеры нас повесят.

– Но уже слишком поздно! – заявил Берггрен.

– К сожалению, этих денег тебе уже не вернуть, Ларс, – поддержала коллегу Турн. – Соглашусь с Матсом: лучше оставить эту мысль.

– Двадцать четыре часа, – стоял на своем Херц. – Дадим себе двадцать четыре часа. Если к завтрашнему вечеру ничего не обнаружим, возьмем Фархана и Петровича вместе со всей его чертовой телефонной книгой. Идет?

– Это обещание? – спросил Берггрен.

– Да, обещаю, – заверил его Хертц.

– Я хочу задержать Петровича лично, – сказала Турн.

Все посмотрели на нее, но никто не стал задавать вопросов: все знали, что ответ будет вежливым, но далеким от правды.

104

Мишель Малуф провел всю среду в попытках вместе с Зораном Петровичем выяснить, что произошло. Как и всегда, он на время запер ярость, разочарование и изумление и мыслил четко. Кто отправил сообщение на телефон Петровича утром? Как этот кто-то мог воспользоваться его телефоном без ведома владельца? Кто сидел в лодке, и куда она уплыла? Где произошла утечка, кто их предал?

Но к вечеру выяснить так ничего и не удалось – кроме того, что, если знать номер телефона, достаточно просто сделать так, чтобы этот номер высветился на дисплее телефона Петровича. Когда Малуф узнал об этом, его свалила усталость, и он проспал всю ночь и большую часть четверга.

Проснувшись после полудня, он почувствовал себя совершенно разбитым.

Конечно, они сделали это.

Но деньги пропали.

Сами и Нурдгрен ничего не знали. В их мыслях все прошло как по маслу, а ограбление в Вестберге все еще было идеальным преступлением. Мысль о том, что придется рассказать им правду, вводила Малуфа в еще большее замешательство – тем более, он знал, что скажет Сами: он будет подозревать во всем Петровича.

Это было бы самым простым объяснением, если бы Малуф не увидел изумления в глазах югослава вчера вечером, когда тот понял, что произошло. Нет, кто бы ни предал их, он предал заодно и Петровича.

Около восьми вечера Малуф, уже не в силах выносить одиночество, позвонил Александре Свенссон. Этой ночью ему как никогда нужны полное внимание и теплая кожа нежной женщины.

Гудки шли, но Александра не отвечала. У нее никогда не было голосовой почты – сообщение не оставишь. В течение вечера Малуф безуспешно набрал ее номер еще пару раз. Может быть, с ней что-то стряслось, но у него не было сил переживать еще и по этому поводу. Все мысли были заняты деньгами, лодкой и телефонами – больше в них ничего не поместится. Малуф заснул после полуночи и ему приснилось, что он летит на малой высоте.

* * *

Первое, что сделал Малуф в пятницу, еще не встав с постели, – позвонил Александре Свенссон. Когда она не ответила и в восемь часов, он забеспокоился всерьез и решил разузнать, что произошло. Александра упоминала, что живет в районе Хаммарбю шёстад, но Малуф не помнил точного адреса – он ни разу не бывал у нее в гостях. Она же называла ему адрес? Или нет? Обычно он с первого раза запоминает такую информацию.

Выпив черный кофе, Малуф позвонил в приемную G4S и попросил секретаря соединить его с менеджером по персоналу. Ему сообщили, что Ингела Планстрём придет в офис не раньше девяти, и ровно в девять он набрал снова.

– Планстрём.

– Я звоню насчет отца Александры Свенссон, – сказал Малуф в трубку. – Нам очень нужно связаться с Александрой, но она не отвечает на мобильный. По какому адресу ее можно найти?

– Насчет отца? – в голосе сквозила тревога. – Он болен? Одну секунду… Вот. Сикла Канальгата дом шесть.

– Большое спасибо! – поблагодарил Малуф и положил трубку.

Двадцать минут спустя был уже в Хаммарбю. В подъезде дома по адресу, который ему дали по телефону, был домофон, он позвонил. Что-то зашуршало, и, не успел Малуф представиться, как дверь открылась. Малуф вошел в подъезд. В списке жителей нашлось ее имя – квартира Александры Свенссон находится на втором этаже. Малуф взбежал по лестнице и постучал.

Дверь открыла молодая женщина, которую Малуф никогда не встречал раньше, – хрупкая блондинка в джинсах и футболке.

– Ой, – удивился он, – я не знал… мне нужна Александра.

– Слушаю, – ответила женщина в дверном проеме.

– Александра Свенссон? – уточнил Малуф.

– Да, это я.

– Нет… но… мне нужна другая Александра Свенссон… Которая живет здесь.

Александра Свенссон посмотрела на него и удивленно покачала головой:

– Я живу здесь. Я – Александра Свенссон. Что вы имеете в виду?

105

В стокгольмских шхерах больше сотни тысяч островов и столько же заливов и бухт. В детстве Лена Халь проводила на острове Утё каждое лето и знала шхеры, как свои пять пальцев – каждую мель, каждый камешек. Она научилась управлять моторной лодкой, когда ей не было и десяти, а в двенадцать уже рассекала водную гладь на маленькой лодочке с подвесным мотором в пять лошадиных сил, ловя окуней в быстром течении или щуку в тростнике. Теперь же она плыла на юг, к заливу Хорсфьёрден, со скоростью тридцать узлов. Утро пятницы двадцать пятого сентября выдалось холодным, вода залива была прозрачна, как стекло. Алюминиевый корпус лодки разрезал воду, как нож мягкое масло, а волосы Лены теребил ледяной ветер. Настала осень.

Подплывая к суше, Лена притормозила и направила лодку вдоль берега. Ей была нужна одна из этих бухт, но она не помнила, какая именно – она их все время путает. Он запретил ей оставлять в бухте какой-либо ориентир. Лена достала маленький бинокль, но не успела приложить его к глазам, как увидела на суше какое-то движение.

Черный пес.

Стоит на камне, немного войдя в воду, и вглядывается вдаль. Лена развернула лодку к каменистому берегу, где ждал пес и, прищурившись, увидела на опушке еще двух собак. Значит, это место ей и нужно.

* * *

Когда Лена медленно подплыла к берегу, собаки увидели ее и – все восемь – бросились к лодке. Лена выпрыгнула из лодки и принялась выгружать мешки. Тут рядом с ней внезапно вырос старик с тростью.

– Я смотрю, компас у тебя настроен что надо, – похвалил он.

– А ты что, не знал? Каждое лето в шхерах. Не так далеко отсюда, кстати.

Он покачал головой: откуда ему знать?

В семидесятых он был сильно влюблен в женщину, которая много позже стала матерью Лены Халь. Когда биологический отец Лены лет десять назад ушел из семьи, старик посчитал своим долгом предложить посильную помощь.

На расстоянии, конечно.

А теперь пришло время ей помогать ему.

На мгновение скрывшись в тесной рубке, Лена вернулась с последним мешком и перебросила его через борт.

– Сколько здесь? – спросил старик, равнодушно разглядывая «улов».

– Понятия не имею, я не считала. Просто взяла то, что должна была взять.

– Можешь отнести мешки в лес, а я потом о них позабочусь.

Она выполнила его указания – перетаскала мешки за пять минут, при этом пару раз споткнувшись о черного пса, который все крутился под ногами.

Управившись, Лена не удержалась и спросила:

– А Мишель?

Лена будет скучать по Мишелю, она уже привыкла любить его. А вот Александру Свенссон забудет, как страшный сон.

Она на мгновение представила себе разочарование Александры во вторник, когда Лена не придет на тренировку, вопреки обычному. Никогда больше ей не придется слушать истории Александры о работе и одиночестве.

– Мишель Малуф – хороший парень, – сказал старик.

Лена улыбнулась: это правда.

– Я имела в виду деньги. Он получит что-нибудь?

– Посмотрим, как все пойдет, – уклончиво ответил старик.

Лена кивнула, не зная, правда ли он так думает или просто сказал то, что она хотела услышать. Она спустила лодку на воду и, когда та отплыла от берега, запрыгнула на борт. Отдалившись до достаточной глубины, Лена сбросила мотор.

* * *

Старику потребовался почти час на то, чтобы затащить все мешки в дом. Хотя он возил их на тачке, тропинка сплошь заросла толстыми корнями деревьев, а по сторонам лежали острые камни, грозившие проткнуть колесо. Кроме того, у него ныла спина. Собаки, всегда принимавшие все за игру, мешались под ногами, так что старику пришлось несколько раз останавливаться, чтобы прогонять их.

Хотя грибники и сборщики ягод заходили в эти места не чаще раза в год, рисковать не было необходимости – заняться сортировкой и упаковкой банкнот старик предпочел в погребе. Вытащив из мешков все купюры, он разложил их по достоинству по полиэтиленовым пакетам и сложил пакеты друг на друга в небольшие картонные коробки. Заполнив одну коробку, он тут же начинал складывать следующую. Закончив с четырьмя мешками, старик водрузил новые коробки на старые и со вздохом расправил спину: на сегодня хватит.

Пятый мешок старик оставил у входной двери, рядом с сапогами.

Уже одиннадцать: пора пить кофе. Наливая воду для кофеварки, старик заметил в кувшине трещину. Проведя по ней пальцем, он ничего не почувствовал, но все же она там была.

Старик залил воду в кофеварку и засыпал кофе в фильтр, но трещина в кувшине не отпускала его внимание. Такое случалось и раньше: пару лет назад кувшин тоже лопнул. Откуда только берутся эти трещины? Тогда он не придал этому большого значения, но кувшин разбился, а горячий кофе вылился на стол и обжег ему ногу. Придется ехать в город за новым кувшином.

Старик ненавидел ездить в город. Снова глубоко вздохнув, он решил отправиться туда на следующей неделе.

Благодарности

Прежде всего мне хотелось бы выразить большую благодарность Никласу Саломонссону. Все очень просто: без него не было бы и этой книги. Также я, конечно, хочу поблагодарить сотрудников литературного агентства «Саломонссон эйдженси», которые сопровождали этот проект от начала и до конца: я не называю здесь их имен, но никто из них не забыт. Кроме того, есть несколько человек, которые прочитали все версии рукописи. Благодаря их комментариям и советам роман стал намного лучше. За эту помощь я хочу, помимо Никласа, поблагодарить Хелену, Ульрику и Даниэля. Отдельное спасибо Луве и Ине – на всякий случай.

Моему глубокому погружению в 2009 год, в события, предшествовавшие ограблению на вертолете, с драматической развязкой той сентябрьской ночью, способствовали, помимо судебных протоколов и интервью, многие писатели и журналисты. После ограбления и впоследствии, в ходе судебных разбирательств, были опубликованы сотни статей и сделаны сотни репортажей, факты и слухи из которых помогли мне прожить события того года, будто я сам был их участником. Мне хочется особенно выделить Шведское радио – в частности, документальный подкаст об ограблении на вертолете канала P3 и его продюсера и ведущего Антона Берга, который проделал потрясающую работу: героями подкаста стали как сотрудники компании G4S, так и руководитель следственной группы Государственной уголовной полиции Ханс Кнутсен-Ёю. Отлично написанная книга Хокана Лагерса «Пилот вертолета» с множеством подробностей о той ночи так же сильно облегчила мне работу.

Но в самую первую очередь, я, конечно, хочу поблагодарить Горана Бойовича, Шарбеля Чарро, Сафу Кадхума и Микаэля Сёдерграна за часы и дни, терпеливо проведенные со мной, моим блокнотом и тысячами вопросов.