Текст книги "Война не Мир"

В субботу, воскресенье и еще какой-то национальный выходной, который случился вслед за уикендом, я пила пиво на роллердроме, не вынимая из сумки роликов. Потом я стреляла там же в детский пейнт-болл.

После праздников издателю была подана малява на стилистшу. На двух листах подробно описывалось, как сотрудница редакции сорвала съемку колготок на кабачках. Стилистшу без разборок уволили. Мы не поняли. Маляву издателю писал арт-директор, и мы узнали о ней, когда фиг – насос. Арт-директор утешил: со съемками будем справляться своими силами.

После обеда меня пригласили сниматься в соседний женский журнал. Там делали статью про что-то модное, и я подошла под размер. Должно быть, анорексия.

Вещи и девушек к вечеру собрали в студии. Приглашенная визажистка долго набирала кисточками схожие оттенки в миллионе палеток и украшала мазками мое лицо, пока остальных наряжали. Украшенная я помогала расправлять на столах в фотостудии маечки, бусики, трусики и прочую белиберду. Работая, фотограф спросил:

– У вас этот парень, арт-директор совсем больной, да?

Когда для корректуры были готовы новые тексты, корректор с маленьким опытом работы в издательском бизнесе начала откровенно высказываться. По ее некомпетентному мнению правки главреда делали мои статьи смесью французского с нижегородским. Боюсь даже догадываться, какой из наречий был чьим. По аське я написала корректору, чтобы лучше держала свое творческое раздражение при себе, пока никто не обиделся.

На следующий день к нам в редакцию прислали родственника одного из издателей. Это был молодой парень, похожий на рязанца, как скрипка на позвоночник, ― юные щеки, русые кудри, голубой взгляд, в общем, полный имиджевый набор. У него нужно было взять интервью про клинику для лечения наркоманов ― в клинике изобрели и практиковали новый метод лечения, эффективнее многих на очень много процентов. Трудотерапия на свежем воздухе, или что-то такое (хотя мне казалось, что этот метод довольно старый). На наркомана парень никак не походил. Мы уселись в кофейне без диктофона. Парень очень медленно говорил. К середине он вдруг оговорился:

– Просто надо, чтобы про нас узнали. Мы пустуем. Алкоголиками забиты все клиники, а наркоманов почти не осталось…

Статью про уникальный метод лечения наркомании я даже не успела начать. Издатель, родственник рязанца, уволился, и необходимость в пиаре пустующей клинки отпала.

Как я брала у себя интервью

Корр.: Скажите, в каком состоянии ваши творческие планы?

Я: Иди наф.

Корр.: Что ж, можно только позавидовать. В 199-лохматом году вы начинали печатать роман, он уже вышел из-под подушки?

Я: Понимаете, все журналисты все время что-то печатают. То о том, то об этом… Но ― о том, что можно, печатать не хочется. А о том, чего нельзя… В общем, иди наф.

Корр.: Супер! Ну а как ваша мечта о бойфренде-миллионере?

Я: О! Об этом уже написали.

Корр.: Похвально. А как вы относитесь к современной ситуации?

Я: Наф-наф.

Журнал, где я работала несколько лет назад, как раз когда самолеты врезались в башни, неожиданно заказал мне статью. Кататься на роликах меня почему-то тошнило, и от не фика делать в субботу я придумала несколько занятных тем для разных журналов.

Одну из тем мне подкинул Дима, чучельник. Тема называлась «Кабинет ужасов». Среди близких Диминых друзей был заслуженный доктор-практик, коллега Огаркова (вдохновителя знаменитой газеты Спид-Инфо). К доктору-практику обращались состоятельные мужчины с сексуальными страхами. Доктор им помогал. Сидя в своем кабинете, доктор слушал и слушал трагические истории о том, как взрослые мужчины боятся секса и женщин, анализировал, записывал и искал корни проблем, чтобы помочь. Но в один прекрасный момент он так запомогался, что заразился. Он заразился от пациентов сексуальными страхами и начал испытывать самые радикальные фобии, одну за другой, с нарастающей силой. Сидя в своем кабинете ужасов, где стены были пропитаны страхом и от историй болезней тянулись мистические флюиды, доктор боролся с собой, потел, анализировал, но от этого становилось только хуже. Когда темнело, он начинал думать о том, что его подружка тоже однажды посреди оргазма вдруг достанет из-за спины плоскогубцы или гаечный ключ, или ткнет ему в пах маникюрной пилкой. Доктор понимал, что это нелепо, но ничего не мог предпринять. Обращаться со своей проблемой к коллегам он стеснялся.

Мне очень хотелось написать о Кабинете Ужасов. Секс, страх и заразные болезни ― увлекательный материал.

Придумав еще несколько не таких увлекательных тем, я написала список и разослала предложение по журналам. Первым ответил журнал, где я работала, когда самолеты врезались в башни.

Главняком в том журнале к тому времени уже работал незнакомый мне парень. Прежний ― легенда мужского глянца ― ушел. Насколько я помню, сначала у него поехала крыша (что нормально для легенды, но плохо для главнюка), потом он поругался с издателем и гордо свалил к конкурентам, похерив контракт. Был скандал, но все утряслось.

Новый главнюк, похоже, знал, что я работала с прежним легендарным составом журнала. Возможно, он думал, что я буду выпендриваться. Ответив на мое предложение, он написал, что подумает, и думал больше недели. Наконец, он выбрал из списка тем, как мне и хотелось, самую забойную ― про мужского доктора, «Кабинет ужасов». Главнюк выбрал лучшую тему ― правда, с поправкой.

Объясняя суть своего заказа, он написал:

«Наш читатель не падок до материалов об извращенцах».

Честно сказать, я так и не догадалась, кого он имел в виду: докторов, которые помогают людям, людей, которые обращаются к докторам или журналистов, которые обо всем этом пишут. Цитирую дальше:

«Нам интересней было бы почитать о самой профессии, ― писал главнюк, ― где готовят врачей-сексологов, какие экзамены надо сдавать в институт и какими качествами должен обладать человек, чтобы стать хорошим специалистом»…

И спросила кроха, ― подумала я… Прочитав письмо с этим заказом, я долго зырила в потолок и соображала, куда меня пошлет доктор ужасов, когда я опишу ему тему.

Через полчаса, сильно сомневаясь, я все-таки позвонила доктору в кабинет. Новую трактовку темы доктор комментировать отказался. Он сказал, что у него мало времени. Потом он посоветовал посоветовать моему главнюку купить книжку «Куда пойти учиться» и фигачить по ней все статьи. Затем коллега Огаркова начал торопливо прощаться и объяснил, что к нему везут директора холдинга, у которого от стягивания швов после операции по удлинению полового члена, пенис опять стал маленьким.

– Написать об этом не хочешь? Могу фотографии дать. До и после.

Я попросила приберечь ксерокопии, лучше цветные.

Пошарив минуту-другую в Интернете, по поиску «сексолог, образование» я нашла телефон какого-то медицинского института. По своему названию ВУЗ, который я нашла, как раз проходил под новую тему статьи в качестве источника информации ― в названии было что-то про психов и патологии. Я тут же придумала заголовок для материала: «Лагаешь? Иди в сексологи». По идее, лучше, конечно, «к» сексологу, но нельзя, потому что статья не про болезни, а про профессию. Пенисы холдингам на лекциях по сексологии точно не удлиняют.

Куда пойти учиться, так куда пойти учиться. В институте со страшным названием мне нашли преподавателя, которому, как мне объяснили, я могу задать все вопросы ― он самый опытный. Через час я выехала на интервью. В пробках я чуть-чуть поспала. Чертов институт построили на таких куличах, что страшно было подумать о бедных студентах и первой паре.

В приемной опытного преподавателя, куда я, наконец, добралась, чтобы взять, наконец, интервью, меня продержали 20 минут. Со стен приемной отваливалась побелка, напротив допотопного кресла для посетителей стоял кривой таз, с потолка в него что-то капало. Я натянула наушники, врубила Лакримозу и попыталась опять уснуть. Один глаз я на всякий случай оставила приоткрытым, и так спала, пока под вокалы готики, минут через 7, наконец, бесшумно не отворилась давно не мытая дверь кабинета, где сидел мой эксперт, и на отставший от пола линолеум не выплыл эффектный дядя ― прямо из старинного фильма про угонщика ретровых автомобилей Деточкина. Сдернув наушники, я улыбнулась.

Преподаватель это был или практикующий доктор, но он как близнец походил на позднего Смоктуновского. Нет, он не просто походил, он был ожившим Смоктуновским: тот же возраст и тот же хабитус. Если бы доктору было лет 10, я бы решила, что он ― инкарнация не так давно умершего артиста.

– Девушка какая, ― удивленно пробормотал Деточкин и пригласил меня в кабинет.

Мы уселись.

– Ну-с! ― сказал Деточкин, водружая локти на стол и подпирая подбородок длинными пальцами. От его подбадривающей улыбки, я было забыла, кто у кого берет интервью.

Сосредоточившись и наскоро обрисовав для доктора тему, я вывалила на стол диктофон. Вместе с диктофоном из моей сумки на стол вывалились ай-под, ай-фон, наладонник, брикберри и горсть флешек. Доктор прерывисто вздохнул.

– Ну, расскажите же о себе! ― воскликнул он и, не мигая уставился на рассыпанные по облупившемуся столу игрушки. Я попыталась собрать барахло обратно, но доктор буркнул «Ничего, ничего, пусть лежит» и осторожно протянул руку к компьютеру.

– Там игра есть, в шарики, показать? ― ляпнула я. Дядя отдернул руку. Когда эта фиговина попадалась на глаза детям, первым делом они спрашивали, какие есть проги. Я пожала плечами.

Взгляд Деточкина из теплого превратился в слегка отстраненный. Доктор вскинул подбородок и снова пригласил меня рассказать о себе. И тут я сообразила, что у меня с собой нет ни визитки, ни журнала для презентации, то есть, о себе, как просит доктор, придется, и в самом деле рассказывать ― потому что показать о себе мне нечего. Стряхнув дрему, я начала:

– Наше с вами интервью появится в глянцевом журнале, для мужчин… С картинками… наш тираж…

– Да не хочу я знать ни о каком вашем тираже, ― вдруг капризно перебил меня Деточкин, ― о чем вы там пишите?

Я задумалась. Я работаю в журналах давно, но, сколько себя помню, никогда не читаю ничего дальше обложки.

– Ну… интересные статьи… о здоровье, и еще… эти, про секс, ― начала объяснять я, беззвучно чертыхаясь и мысленно закидывая себя осиновыми кольями за то, что вышла из дома без нового номера. Свежий номер журнала на интервью ― это как букварь для первоклассника ― профессиональная этика. Даешь человеку журнал, где через месяц, как он знает, появится его фотография, и спокойно ждешь, когда он сделает вид, что все понял.

– Про секс… ― повторил Деточкин и вскочил из-за стола. Возможно, я не должна была произносит при нем слово «секс». Доктор забегал по кабинету, а я следила за ним глазами, ― вы сами-то понимаете, о чем пишите?

Я не успела ответить ни «да», ни «нет». Деточкин подскочил к шкафу и выдернул с полки толстую книгу.

– О сексе, ― передразнил он и швырнул книгу на стол, ― вот. Это я написал. О сексе.

Я мысленно закатила глаза. В реале я, конечно, изобразила на лице священный трепет и провела по потертой обложке книжки дрожащими пальцами. Небось, переложение камасутры? С картинками… Я хищно улыбнулась. Говорят, некоторые мужчины любят наблюдать за женщинами, которые любят секс. Это их расслабляет. Однако, Деточкин не расслабился.

Полыхая щеками и разлохматившись, он начал ожесточенно метать на стол брошюры, монографии, газеты, выкинул еще пару потрепанных книг. Передо мной образовалась большая гора. Стол напомнил мне генеральную уборку или переезд.

– Вот, это все о сексе! ― доктор нервно потер руки (на мой взгляд, потирание рук в сочетании с повторением слова «секс» ― плохой признак, и я напряглась), ― все моё! Вы, милочка, хотя бы названия того, что я написал, слышали?

Я подумала, что с меня достаточно названия его института, и честно ответила:

– Да.

Деточкин торжественно смахнул челку с лица.

– Вы все врете.

Тема интервью начала меня доставать. И что мне оставалось делать?

– ОК, ― я кивнула на все обвинения Деточкина и предложила, ― проще пареной репы. Я собираю манатки и ухожу.

Я начала сгребать со стола и пихать в сумку свои игрушки. Ай-под затерялся среди книг. Кто знал, что Смоктуновский и во втором рождении большая звезда? Выковыряв из-под макулатуры свой музыкальный дивайс с четырьмя песнями Лакримозы, я протянула для прощания руку. Для темы «Куда пойти учиться» мне не нужен звезда. Мне нужен простой и скучный, и лучше бесполый сексолог, который расскажет, как это занимательно ― изучать стадии метастаза и зубрить наизусть имена бактерий, вызывающих простатит. Деточкин сказал:

– Вы даже не потрудились узнать, у кого идете брать интервью.

Он сунул руки в карманы своей вязаной кофты и смотрел на меня исподлобья, как упертый подросток. Я вздохнула и решила начистоту. Рассказать о себе, рассекретив название журнала, для которого я пришла брать интервью, я все равно не успела, так что ничью репутацию я не испорчу, даже если залезу на стол и станцую джигу на медицинской энциклопедии. Я сказала:

– Мое дерьмовое время журналиста стоит дороже, чем весь ваш научный шкаф. Вы тоже не удосужились узнать, кто к вам придет. Так что мы квиты.

Я настойчивей протянула для прощания руку. Деточкин как-то нелепо дернулся в сторону, будто я собиралась его стукнуть.

– Посидите тут, ― торопливо сказал он, ― почитайте, я только чаю хлебну.

Он сунул в мою протянутую руку очередную книгу, схватил пакетик с мятым курабье со стола и стремглав вынесся из кабинета.

Я опустилась на стул. Я спросила себя, стоит ли опять достать из сумки диктофон или не стоит? Честно говоря, мне уже было комфортно от мысли уйти. Мне было уже даже радостно, что ничего не выйдет: статья не напишется и читатели, которым плевать на извращенцев, так и не узнают, сколько стоит сдать экзамены, чтобы научиться извращенцев лечить.

Я покачала головой и раскрыла книгу Деточкина про секс. Я начала читать. Через минуту глубокомысленных усилий ― моя первая минута чтения закончилась примерно на второй запятой от начала ― я поняла, что легче подготовиться к интервью с тем бровастым математиком, который отказался принять премию Филдса и удрал от академиков в тундру. На 70% книга Деточкина о сексе состояла из терминов, на остальные 30 ― из сложно-подчинительных союзов. Одно предложение мне все-таки удалось разобрать: «Если вы думаете, что секс ― это что-то волнующее, чем занимаются без штанов, вы глубоко ошибаетесь» (я передаю только смысл высказывания, на самом деле, предложение было в три раза длинней).

Я хихикнула. Смысл впечатлил меня до глубины. Раскопав в сумке наладонник, я залезла в Интернет и нашла онлайновый толковый словарь. Есть у меня страсть смеяться над толковыми словарями ― чаще всего оказывается, что точные определения слов превращают общепринятые истины в полный абсурд. Я загрузила словарь и набрала слово «секс». Словарь выдал определение: «Секс ― это все, что относится к половым отношениям». Зачот. Чтобы разобраться-таки, какие именно типы отношений относятся к сексу, остается понять, что значит «половой». Листаем, смотрим: «Половой ― см. Пол». «Пол ― каждый из противоположных разрядов живых организмов».

Кому не смешно, пусть прочтет еще раз. Кому все равно не смешно, объясняю: исходя из дефениции слова «пол», половыми отношениями, то есть, сексом, надо считать ВСЕ, чем, к примеру, я, как живой организм, занимаюсь с существами противоположного пола ― то есть, с мужчинами. НЕ сексом, следовательно, будет все, чем я могу заниматься с женщинами. Похоже, что в глобальном половом смысле я не могу иметь секса разве что с комарами: как известно, кусаются только самки, а самки одного со мной пола (то есть, не противоположны). Что до мужчин, то они и тут умудряются вступать в половую связь (не кусаясь, так хотя бы жужжа и летая вокруг меня).

Через пять минут здорового хихиканья мне отчаянно захотелось взять у Деточкина интервью ― о теории секса, противоположных разрядах и альтернативном взгляде на половой вопрос. На мой взгляд, самые нужные люди для интервью, это те, у кого есть мнение класса премиум (то есть, мнение, которое еще не успели обсудить и выдать за свое каждый охранник и секретарша, не масс-маркет). Если понятие премиум-класса есть в мире шмоток, услуг и даже сетевого маркетинга, почему его не может быть в мире идей?.. Брать интервью премиум класса легко. Поскольку ни один журналист от масс-медиа не может быть в теме премиум-класса, которое по определению доступно только высшему классу живых организмов, то журналисту как служителю масс остается только внимать, записывать и удивляться. Засада с такими интервью только одна ― в отечественных масс-медиа они, как правило, никому не нужны.

Немного подумав, я оторвала от наладонника телефон и позвонила в первую пришедшую на ум Евро-клинику, чтобы найти запасного источника информации для массовой темы «Куда пойти учиться». Девушка в регистратуре тут же записала меня на прием по интимным вопросам на последний приемный час. Приглушив голос, я попросила девушку найти для меня самого никакого, нейтрального в смысле пола врача. Сначала я хотела попросить самого преданного профессии сексолога. Но потом подумала, что преданный професии и не сексуальный, если говорить о мужчинах, ― это одно и то же…

– Ну, вы понимаете? ― требовательно спросила я, ― если я приду на прием и увижу Бреда Пита в белом халате, у нас ничего не получится.

– Кнешно-кнешно! ― скороговоркой заверила девушка.

Пусть она запишет меня в коллекцию чокнутых пациенток.

Вернувшись, Деточкин моментально начал давать интервью.

– Только вы не включайте свои репортерские приборы, ― попросил он, ― все, что я вам расскажу, не должно выйти за рамки этого кабинета.

Я радостно кивнула. Что мы радио Америки под одеялом не слушали и не умеем хранить секреты? Хотя, если рассуждать экономически, есть нечто странное в журналисте, который обещает никому ничего не рассказывать. Но я уже не думала, что мое время стоит дороже его книжных шкафов. И потом, даже если я что-нибудь когда-нибудь расскажу, есть нечто странное в том, чтобы верить в интервью, не подтвержденное диктофонной записью, так что ни Деточкин, ни я ничего не теряем.

– Так что же такое секс? ― спросила я, сложив руки на животе.

– Милочка, а вам уже не интересно узнать про экзамены на сексолога? ― Деточкин лукаво фыркнул, ― знаете, журналисты с такими вопросами припираются пачками. Последний раз были с телевидения. Я же первый сексопатолог в стране, в смысле, мы ― первый выпуск. Нас было 12.

– О! ― сказала я, ― поэма…

– Но я не отвечаю на вопросы кому попало. Когда вы там в коридоре сидели, я подумал, фу, прислали!..

Я смутилась. Кто их знает. Про психологов я уже давно не думаю, что они великие ведуны человеческих душ. Терапевты хотя бы берут у тебя мочу. Сексологи ― а вдруг эти доктора реально видят тебя насквозь? Деточкин кокетливо улыбнулся.

– Вот например. Присылают ко мне одну барышню. Подлечиться я кого попало тоже не принимаю ― только по рекомендации от своих.

– Закрытый клуб?

Деточкин гордо выпятил грудь. Вообще, все реакции как-то отражались на нем, как действительность в телевизоре ― моментально и бурно. Если есть клиповое сознание, то это ― клиповое собрание молекул.

– Я не буду говорить ее имени, но барышня притащила с собой любовника. «Доктор, ― спросила она, ― сколько раз в неделю положено трахаться?».

У меня отвисла челюсть.

– В каком это было веке? ― спросила я.

– В новом, в новом, ― уточнил Деточкин.

– Так все же знают, что в неделю положено… три!

Деточкин прыснул.

– Э! Милочка, ― он приподнялся и достал с полки Энциклопедию, ― это все я придумал.

Я схватила огромный старый том Энциклопедии. На справочники моего интеллекта всегда хватало.

– Что вы придумали? ― шурша страницами, спросила я.

– Открывай на букву «С», ― посоветовал Деточкин. Он как-то сам собой перешел на «ты».

– Секс придумали? ― спросила я, торопливо разыскивая страницу.

– Секс, секс…

– Ну и кто вас просил?

Деточкин захихикал.

– Меня просил один из официальных составителей этой энциклопедии. Его фамилия указана на эрзаце, тогда он был замом Министра. За каждую статью в эту энциклопедию я, как автор, получал почтовый перевод, деньги по почте. В графе «цель перевода» на бланке для отправки денег, министерство писало: «гонорар, услуга: половой акт». Представь, как меня любили почтовые работницы!

От восхищения я хватаюсь за живот.

– А это вы писали статью на «И»?

– Извращения? ― Деточкин махнул рукой, ― да, она все равно под «П».

– Боже мой!

Деточкин вдруг стал моим любимым сексопатологом.

– Ну и вот. В этой статье о половом акте я сначала написал то, что знал: «По времени половое сношение занимает до 40 минут». Я закончил и отправил статью, и жду гонорара. Звонит мне министр. «Это что такое ты написал, голубчик!». «А что?». Я аж испугался за свой гонорар. «А то! Час сношаться, где ты такое видел? Моя секретарша прочитала и… Голубчик, восстанови ты мою личную жизнь!».

Я поднимаю брови.

– Как так?

– А так. Я интересуюсь у министра «сколько надо?» и, в соответствии с его ответом и мужскими возможностями, переписываю кусок статьи в энциклопедию, которую будет потом читать вся страна: «норма полового сношения ― от нескольких сек. до нескольких мин.»… Министр был счастлив.

Я непроизвольно делаю круглые глаза и машинально говорю «блин». Улыбаясь, Деточкин прижимает палец к губам типа «тихо».

– Гонорар заплатили?

– Заплатили, заплатили… Еще бы за ту помощь советскому человеку мне бы не заплатили!.. Так вот. Барышня, которая недавно пришла ко мне со своим несчастным любовником, узнать, сколько раз надо в неделю… На энциклопедии мы, как просвещенные читатели, уже не равняемся.

– И правильно делаем.

– И правильно делаем. Кто-то сам под одеялом просек, что маловато будет, кому-то объяснили… сексологи… Но нормы, нормы-то мы по-прежнему не знаем!!! Разброд и шатания. Представляешь себе, как мучительно? Барышня где-то слышала, что надо заниматься пять раз в неделю, а любовник выдает один. Большая проблема. Не знаю, наверное, я те секунды в энциклопедии по гроб жизни расхлебывать буду. Вот, приходит она ко мне и задает свой насущный вопрос: сколько в неделю?.. Понимаешь, ей хочется точно знать. На счетах. Удовольствие, оно же тогда правильное, когда кем-то установлена норма, и все по правилам… Сами кайфовать мы не можем. Нам всегда кто-то объясняет, что считать приятным, что нет… Посмотрел я на нее, на ее мужика, и говорю: «40».

– Ой-о! ― я невольно краснею, ― в неделю?

Деточкин хитро жмурится.

– Тебе не нравится, а дама вся засветилась.

– Спорю, она светилась еще больше, когда ее любовник начал хлестать виагру…

Деточкин заерзал и схватил бумажку. Вместо обычных разноцветных бумажек для записей в коробочке на его столе стояли нарезанные рецепты. На обороте порезанного рецепта Деточкин записал: «40:0» и протянул мне.

– Продула, Ямайка. Ничего я ему не выписывал… Здесь главное, чтобы человек знал, что границы бесконечны ― как в ту, так и в другую сторону, главное свобода… Я знаю одну прекрасную пару, где норма раз в год, и у них все нормально, никаких шуток. Ты спрашивала, что такое секс, ― нахмурившись, Деточкин порылся в одной из своих брошюр, перегнул ее пополам и сунул мне под нос.

На странице брошюры шел длинный список ничем не связанных существительных и глаголов. Мне захотелось выполнить детское задание «вычеркни лишнее». Деточкин ткнул карандашом в пункт «танцы». Потом графитовый кончик его карандаша соскользнул на «беседы», «подарки», «прикосновения» и «прогулки вдвоем».

– Это все ― он, милочка, ― секс.

Я печально вздохнула. Нет у меня никакого секса, кроме интервью. Деточкин вздрогнул. Наверное, в моих глазах все еще рушатся нью-йоркские башни, и это заметно со стороны. Надо потренироваться перед зеркалом быстро изображать выражение «все зашибись»! Никаких половых претензий к товарищу Ладену…

– Вот для этого я и придумал систему, по которой можно определить, сколько твой партнер будет трахаться после свадьбы, ― осторожно проговорил сексолог, наклонил голову и посмотрел на меня как бы со стороны.

Да тут я, тут.

– Смс-ки можно включить в этот список? ― с опозданием проявляя интерес, спросила я.

– Нужно. И кофе в постель.

Ладно, завтра же займусь самоудовлетворением.

– А что за система?

Деточкин перестал хлопать глазами и оживился.

– По внешним признакам я научился определять, насколько человек сексуален. Ну, проще говоря, сколько раз ему надо.

Я опять покраснела. Деточкин захохотал и показал на меня пальцем.

– Боишься, что вычислю?

Я криво улыбнулась. Налево пойдешь, к хорошему специалисту попадешь …

– Нет, я серьезно! ― воскликнул Деточкин, ― сексуальность ― важно! С ее помощью можно управлять целой системой. Она же влияет не только на рождаемость и количество удовольствия.

– А на что?

– Ну, например.

Я уже привыкла к тому, что он говорит «например» и на несколько секунд замолкает.

– Ну, к примеру, меня приглашали читать лекции в военную академию…

– Шпионам что ли?

Он посмотрел на меня удивленно:

– А шут их знает. Может, ты и права. Там все было так секретно. Дежурный водил меня в туалет и стоял за дверью кабинки. Вот те крест!

Полагаю, что крест ― это для драматизма. Вместо того, чтобы перекреститься, Деточкин три раза тьфукнул через плечо.

– Вместо фамилий студентов для учета успеваемости мне выдавали список номерочков. Но не важно. Как-то в перерыве между занятиями, я сидел со своим дежурным под деревом, в тенечке. Мимо бежал строй курсантов ― все одинаковые, в трениках и кофтах, таких, под горло. Я заметил одного курсанта и толкаю дежурного: ты, говорю, можешь его фамилию не называть, но у вас с ним большие проблемы. Дежурный очень удивился и спрашивает: какие?.. С территории, говорю, сбегает, дисциплину нарушает. О! говорит дежурный. Доктор, но как вам удалось об этом узнать?

Деточкин улыбается. Я, сочувствуя его счастью, тоже. Деточкин продолжает:

– А это и есть моя система ― как узнать (и, собственно, что делать дальше). Я дежурному, конечно, ничего не стал объяснять. Но начальство потом попросило меня составить рекомендации, характеристики и разработать индивидуальный подход к каждому студенту.

Я уважительно киваю. Доктор мог бы продаться в какую-нибудь разведку. Действительно, сексуальность влияет на все… Бен Ладен (или кто там еще взорвал американские башни) этого не учитывал. Горячих восточных женщин от горячих восточных мужчин спасало два средства ― Коран и паранджа. Возможно, Ладен думал, что если люди ближе к северу ничего такого не носят, и ни во что такое не верят, а наоборот, ходят практически голые, то трахаются все время, как кролики. С высоты его культуры это, должно быть, вполне логично и, глядя на весь этот разврат, он просто боялся, что белых скоро станет угрожающе много. По статистике, дети почти всегда придерживаются той религии, которую исповедовали их родители. Следовательно, чем продуктивнее развратные белые, тем меньше будущего остается у паранджи…

– Да, ― продолжает Деточкин, ― теперь ты понимаешь, для чего на самом деле нужен сексолог.

Я снова киваю и думаю об очередной большой иллюзии, по которой загоняется человечество ― то запрещая секс, как вселенское зло, то ломясь в платные кабинеты врачей, потому что 3 раза в неделю ― мало.

– Кстати, за границей такой специальности нет.

– Да?

– Точно. Мы ― эксклюзив. Западные коллеги приезжают специально пройти курс, чтобы потом вешать дипломы у себя в кабинете.

– А что, у нас на сексологов больше спрос?

Странно, секса в стране не было, а доктор по нему был. Деточкин говорит: «Ха».

– Одна дама вернулась из Испании. Профессорша, между прочим. Она сходила там на стриптиз и является ко мне в стрессе. У испанцев, жалуется, всю ночь стоит.

Я в изумлении замираю. Деточкин выдерживает паузу и спрашивает:

– Ты костюмчики стриптизеров видела?

Сообразив в чем дело, я прыскаю. Деточкин вдруг становится серьезным.

– Я вот вообще, сколько лет работаю, столько не понимаю, что все так озабочены этими фрикциями, эрекциями, оргазмами… Проблем мало?.. ― он смотрит на меня с сомнением, ― ты сейчас подумаешь, что, если я не озабочен, то у меня не стоит!

Я не выдерживаю и, глядя, как он стал похож на большого мальчика, неприкрыто весело ржу. Потом говорю:

– Так и подумаю!

Деточкин тоже смеется. У него великолепные зубы.

– Вот и я о том же: чуть что сразу все полагают, что ты давно не трахался.

Мы задумчиво улыбаемся каждый о своем, потом Деточкин начинает рассказывать, что же такое его профессия. Он говорит об отличницах, которых принуждают к сексуальным услугам за красный диплом, и о сопливых прихожанках, нарвавшихся на растлителей батюшек и о том, как им не верят родители, и о женщинах в возрасте, которые позволяют любовникам мучить свои тела… Но всех реально черпанувших личностей к Деточкину приводят друзья, потому что знают, что он не станет искать слова помощи в энциклопедических мантрах.

– А по рекламе об услугах сексолога, к тебе обычно приходит молодая помощница директора и спрашивает: «Доктор, мы съездили с шефом в командировку. Но во вторую шеф меня не взял и не прибавил зарплату, как обещал. Что я не так сделала?». Она почему-то думает, что сексолог ― это такой покровитель оргазмирующих, которому нужно поставить свечку, чтобы стать половым гигантом и леди Эротика всех времен. И она хочет, чтобы я научил ее правильно делать минет.

Деточкин трагично поднимает и опускает ресницы. А мне, как почему-то повелось с мемуаров художника, лезет в голову Средняя Азия. Не вся, конечно, а только финальные дни…

…Одним блаженным нежным утром, которые обычно наступали в Мертвой Долине после густых и тихих ночей, мне нужно было лететь в Россию на занятия. Закончились мои первые вузовские каникулы. Чтобы проводить меня в аэропорт, за нами заехал на машине наш друг. За окном разливалось солнце. Я летела в зиму, и мне не хотелось лететь. Вдруг вслед за нашим другом, который приехал за мной на машине, к нам в квартиру забежал его брат и, запыхавшись, сказал моей маме:

– Лопухова. Военное положение, бери паспорт.

Мама села на мой чемодан.

Я была, видимо, девочка с поздним развитием. Мы молча погрузились и молча поехали, но мне не было страшно. Войну я видела в кино и читала по книжкам. От документального приложения к Молодой Гвардии про зверства фашистов над комсомольцами, которое нас заставили прочитать, как я помню, тошнило весь класс, половина слегла с болезнями. Но печатную действительность, пусть даже документальную, я никак не переносила на настоящую. Может, в прошлой жизни я была Шекспиром (надеюсь, настоящим, а не поддельным) и с тех пор смотрела на мир слегка из-за кулис. «Вся жизнь ― игра» я, должно быть, сказала в сезон падения цен на билеты, только чтобы поднять интерес к подмосткам.