Текст книги "Голубь с зеленым горошком"

Что касается плавания… Буквально перед знакомством с Хеленой Вольфганг ударился в романтизм. Не в эпоху, а в принципе. Он бредил идеей о морском путешествии и даже написал сценарий фильма о нем. Вряд ли он тогда подозревал, что станет главным действующим лицом чужого кино.

* * *

Я чувствую, как теплые пальцы Дженнаро вырисовывают воображаемый маршрут, лавируя между веснушками на моем плече.

– Мадемуазель…

– Я слышала… Садимся…

– Удалось поспать?

– Нет, не совсем…

Я оставляю в покое иллюминатор и оборачиваюсь к своему другу.

– Что вы на меня так смотрите?

«Откуда ты знаешь Вельтракки?» – Вопрос своевременно застыл между слегка пропускающей воздух щербинкой в зубах.

– Синьор Инганнаморте… Я могу вас о чем-то спросить?

– Попробуйте.

– Мне вот интересно… а на каком боку обычно засыпаете вы?

Когда эта милая ахинея пришла мне в голову, я даже плюс-минус не предполагала, как скоро выясню правду на практике.

Brisa Maracuja

Украдена из замка-музея Шарлоттенбург в Берлине 3 сентября 1989 года. Вор выдал себя за инвалида и вывез полотно, спрятав его под пледом.

Текущий статус: судьба картины остается неизвестной.

Во время перелета Лиссабон – Мадейра сон все-таки взял надо мной вверх. Пробуждение произошло довольно спонтанно: мне показалось, что кто-то без особых церемоний подвесил меня головой вниз. Этим «кем-то» оказался уже знакомый мне бешеный ветер и пилот, который отчаянно пытался посадить едва поддающуюся управлению тяжеловесную птицу. Фактически касаясь крылом поверхности океана, самолет дрожал, подвывал и подыгрывал своему сопернику, не всегда попадая в правильный ритм.

– Это первая попытка сесть? – сонно спросила я.

– Третья, но сядем. Самый экстремальный момент вы проспали.

– Да? – Досадный факт меня разочаровал.

– Да. Ваш металлический чемоданчик свалился с полки и чуть не убил одного из наших соседей.

– Надо же… Этот несчастный мог бы получить премию Дарвина за самую нелепую смерть.

– Мог бы, – улыбнулся Дженнаро.

– Вы бы на меня злились?

– За что?

– Ну, если бы мой чемодан немножко навредил пассажиру по нелепой случайности?

– Ну что вы, мадемуазель… Конечно, это доставило бы нам впоследствии определенные хлопоты, но я бы даже не стал вас будить.

– Почему?

– Потому что мне нравится смотреть, как вы спите.

– Только не говорите, что я по-детски пускаю слюну во сне и вас это забавляет…

– По-моему, с этим у вас проблем нет.

Дженнаро почему-то окинул взглядом приобретенные в Париже джинсы.

– Вы почему на джинсы посмотрели?

– Потому что вы полтора часа проспали, положив мне голову на колени.

– Нет… Не может быть.

– Почему не может?

– Потому что я так делала во сне лишь однажды. Очень-очень давно. Но… – Я вовремя осеклась.

– Но?..

– Но я доверяла тому человеку больше, чем себе.

– Возможно, вы доверяете и мне тоже. На бессознательном уровне.

– Разве что на бессознательном. – Учитывая игру английских слов, реплика прозвучала как-то двусмысленно. – В любом случае, прошу прощения за доставленное неудобство во время полета. Пошловато, наверное, смотрелось.

– Как раз напротив. Это было настолько трогательно, что все, включая меня, боялись вас разбудить. Пришлось вас осторожно поднять и пристегнуть перед посадкой.

– Спасибо…

– И, мадемуазель… Когда вы спите, вас хочется защитить.

– От злого пакостного мира? – рассмеялась я.

– От него. От вас. И от меня.

Его слова настолько соответствовали моей интуиции, что добавить было нечего.

* * *

Самым большим преимуществом скромного, но уютно обустроенного мадейрского терминала являлись панорамные окна с видом на океан. Его можно было рассмотреть и днем, и ночью: прибывшие впервые гости острова зачарованно щелкали смартфонами и профессиональными фотокамерами в надежде запечатлеть пик одурманивающего организм счастья. Обогнав слегка заспанных пассажиров, мы вышли на пропитанный зноем воздух, где нас поджидал шофер в машине с надписью «Choupana Hills Resort&Spa»:

– Почему «Choupana Hills»? – удивилась я. – Вам надоело жить в «Reid’s»?

– Я живу и там, и там. Просто сегодня мне хочется тишины. И выспаться.

– Я помню, как Франгиция донимала вас на пляже вопросами, зачем вам апартаменты в двух отелях, если один из них – без океана и находится на вершине высоченного холма.

– Вы хотите последовать примеру нашей общей знакомой и задать мне тот же вопрос?

– Нет. Нисколько. Тем более что вам хочется тишины.

– Мадемуазель, в отличие от Франгиции, вам я отвечу.

– Это не обязательно, – произнесла я, усаживаясь на заднее сиденье.

– «Choupana Hills» может дать то, что не способен дать даже «Reid’s».

– И что же это?

– Одиночество.

– Понимаю.

– Не понимаете, – парировал он после того, как назвал водителю адрес моей квартиры. – Что вы можете знать об одиночестве, мадемуазель?

– Поверьте, синьор Инганнаморте, я могу о нем рассказывать от Санта-Круз до самого Фуншала. Сколько там нам ехать? Двадцать километров? Двадцать пять?

– Не столь важно. Готов услышать вашу версию.

– Да что я могу о нем знать? Говорят, что оно бывает желанным и вынужденным, необходимым и ненавистным, сладким, как мякоть созревшей маракуйи, и горьким, как дешевый индийский кофе. Говорят, что за ним можно лететь на край света, но от него не спасут ни самые отдаленные континенты, ни кипящие от разврата и веселья оживленные города, ни Диснейленд для взрослых, ни дорогие игрушки, ни безлимитные карты American Express. Говорят, что одиночество всегда любит нас сильнее, чем мы его, что любовь эта равна одержимости, что оно никогда не оставляет в покое. Ехидно наблюдает за тем, как нам обрезают пуповину после первого крика, и синхронно вздыхает, осознавая, что нам наступает конец. Иногда оно доводит людей до отчаяния и безрассудства, заставляет выть, скулить и стонать на подогнувшихся коленях. Но по жизни составляя нам компанию, одиночество никогда не шепнет: «Я с тобой». Оно с нами и со всеми, оно друг и враг – спутник без паспорта, которому не нужен шенген или американская виза. Его пропускают на любых контролях и воспевают на всех языках мира, его уважают и боятся, любят и проклинают, потому что оно всегда выходит победителем из игры. Говорят, что за него можно отдать все, что одиночество – неотъемлемая часть свободы, что зачастую это осознанный выбор то ли умных, то ли пресыщенных людей, но… Сколько бы ни было у нас родственников, друзей и любимых, как бы мы ни окружали себя людьми, на какие бы наркотики ни подсели – оно не уйдет, не сдастся и не отступит. Одиночество стреляет до последнего патрона, и даже если обойма в какой-то момент опустеет, оно найдет способ пополнить запасы. Говорят, что можно распахнуть дверь пентхауза в Вегасе, ошалеть от вида из окна, упасть на кровать кинг-сайз и все же заплакать по двум причинам: тебе шикарно одной, но ты никому не можешь об этом рассказать. Потому что тебе шикарно и одиноко. А можно в компании опустошать магазины в итальянской столице и получать всевозможные материальные блага, мечтая лишь о том, чтобы остаться наедине с собой. Чтобы никто не доставал тебя. Говорят, что временами становится больно в районе солнечного сплетения, хотя для болезненных ощущений нет никаких медицинских обоснований, что выпрыгнувшие из окна или перерезавшие вены люди – слабаки. Нет, они не слабаки. Просто одиночество победило. Конечно, я ничего об этом не знаю, синьор Инганнаморте.

– Мадемуазель, вы меня обманули. – Дженнаро пристально смотрел на мелькающие островные огни, постоянно утопающие в тоннелях. – Вы сказали, что ваши познания в области одиночества не меньше, чем расстояние от Санта-Круз до Фуншала. Мы проехали всего три километра под взлетной полосой. Поэтично, но не очень убедительно.

– Так мы все это время ехали под сваями взлетной полосы?

От неожиданности я проглотила «поэтично, но не очень убедительно».

– Да. Если нам повезет и ветер наконец угомонится, я как-нибудь покажу вам, в чем заключается особенность этого аэропорта. А когда был самый одинокий момент?

– Мне кажется, что всегда. Всегда был самый одинокий момент.

– А если подумать?

– Зачем вам это?

– Я спрошу еще раз: когда был самый одинокий момент?

– Я не знаю… Наверное, в реанимации, когда я понимала, что умираю, нажимала на кнопку, звала на помощь, но никто не подходил. Мне казалось, что это длилось часами. Если одиночество можно любить в такие секунды, то беспомощность – нет. Беспомощность разъедает до такой степени, что ты начинаешь жалеть себя, а это худшее, что есть в мире. Хуже любой физической боли.

– И что потом?

– А потом жалость перерастает в отвращение к себе. А отвращение к себе – это почти дно.

– Если отвращение – это почти дно, то где же, по-вашему, дно?

– Дно там, где безразличие по отношению к себе. Отвращение – это все-таки еще эмоции. Оно может перерасти в злость, а злость заставляет терпеть и бороться. С собой в том числе. Злость заставляет не звать на помощь, целясь пальцем в спасительную кнопку, а подняться самой.

Воспользовавшись возникшей в разговоре паузой, водитель обратился по-португальски к Дженнаро, который утвердительно кивнул в ответ на какое-то предложение.

– Мы на секунду заедем на заправку прежде, чем отвезти вас домой. Вы не против, мадемуазель?

– Нет. А что на заправке?

– Круглосуточный магазин, где можно купить «Brisa Maracuja».

– Это что такое?

– Это напиток, который отсутствует в мини-баре моего дома на «Choupana Hills».

– Расскажите, что за напиток?

– Нет. Дам попробовать. Он убивает одиночество, – подмигнул мой товарищ.

– Знаете, синьор Инганнаморте, отвечаю на ваши вопросы с запредельной честностью и, без всякий сомнений, добровольно. В моем рукаве остается все меньше и меньше тузов, а ваши вечно белоснежные или вилибрикеновские рубашки скрывают огромное количество джокеров. Но поверьте, настанет тот день, когда джокеры превратятся в пустышки.

– Мадемуазель, – Дженнаро очень серьезно на меня посмотрел, – после такого обескураживающего заявления я просто обязан открыть вам дверь. Не шевелитесь.

Прикрыв лицо руками, я, смеясь, терпеливо поджидала, когда водитель найдет место на паркинге оранжевой заправки, каждый квадратный метр которой был заставлен автомобилями, несмотря на позднее время суток. Такова уж правда жизни: если тебе повезло оказаться на скрытом в Атлантическом океане острове, то стоит учитывать тот факт, что рынок бензина и дизельного топлива в таких местах достаточно лимитирован.

– Позвольте вашу руку, – Дженнаро произнес это таким официальным тоном, словно вел меня на «Бал четырех искусств» в Париже.

– Вам нравится наша игра, да? – уточнила я, протягивая ему раскрытую ладонь.

– Очень. А вам?

– Пугает и затягивает одновременно. – Я рассмеялась.

– И меня затягивает. Прошу, мадемуазель.

Он вежливо пропустил меня вперед перед автоматически распахнувшейся дверью в ярко освещенный магазин.

Последующая сцена происходила в непревзойденном стиле синьора Инганнаморте: бесшумно приоткрыв дверь холодильника, он достал зеленоватую пластиковую бутылочку и вручил мне ее со словами «Try it»[82]82
  Попробуй это (англ.).


[Закрыть] на глазах у растерянного кассира-португальца, по всей видимости, привыкшего к тому, что клиент сначала платит и только затем использует товар по назначению. Я сделала один-единственный глоток, который привел меня к мысли, что фреши, кола, фанта, спрайт и весь лимонад мира – всего лишь пыль на обложке глубочайшей книги, потому что есть «Brisa Passion Fruit», а есть все остальное. Маракуйа приятно щекотала язык и небо, которые синхронно требовали «еще». И еще. И еще.

– И?.. – Дженнаро смотрел на меня, как на забавную картину в парижском д’Орсэ.

– Это вкусно до слез!

– Дайте нам, пожалуйста, все, что у вас есть, – попросил он продавца. – Только со вкусом passion fruit.

– У нас осталось примерно шесть упаковок, – прикинул в уме юный португалец.

– Нас устраивает. Я прав, мадемуазель?

– Да! Да! Да!

* * *

Когда машина медленно спускалась по узенькому переулку Santa Clara и я вполне отчетливо могла различить вдалеке силуэт двухэтажного дома Жоржа, Дженнаро неожиданно задал вопрос, который ввел меня в определенное замешательство:

– Мадемуазель, скажите, вам комфортно жить в квартире, которую вы снимаете?

– Вы хотите, чтобы я переехала к вам? Я очень быстро соберу вещи.

Порой мне катастрофически недоставало серьезности.

– Нет. Точнее… мне бы наверняка было очень весело, но этот вариант я не рассматривал. – На какую-то секунду мне показалось, что мой покровитель мысленно подбирает слова. – Я задаю вопрос по другой причине. Если вам не очень комфортно в плане инфраструктуры, вы можете переехать в «Reid’s» или любой другой отель, который вам по душе.

Я понимала, что он хочет этим сказать и почему с такой осторожностью проговаривает вслух свое предложение.

– Синьор Инганнаморте, послушайте… Я ценю все, что вы для меня делаете, ценю время, проведенное с вами, и вашу своеобразную заботу. Мне приятно то, что вы очень тактично предложили оплатить мою максимально комфортную жизнь на острове, но поверьте: я влюблена в свою квартиру, и она меня более чем устраивает. У вас будет возможность в этом убедиться.

– Хотите приготовить ужин?

– Я не рассматривала вариант, чтобы мы умерли в один день, толком не успев познать друг друга. Впрочем, вам уже достаточно многое обо мне известно. А вот мне о вас… Хотите, приготовлю ужин?

– После вашего «умерли в один день»? – Он слегка нахмурил лоб. – Да, хочу.

– Тогда вы точно ничего не боитесь в жизни. Вы, правда, хотите?

– Правда. Я очень этого хочу, мадемуазель.

– Даже если я испорчу все продукты и в итоге накормлю нас размороженными в микроволновке куриными наггетсами?

Я одарила его своим самым невинным взглядом, на который только было способно мое актерское мастерство.

– Даже так.

– Но почему? – На моем лице засияла украшенная счастьем улыбка.

– Потому что я никогда и никем так не дорожил. Я вообще никогда никем не дорожил, – с расстановкой произнес Дженнаро. – Ладно. Давайте я помогу вам с «Brisa» и посмотрю, где мне предстоит ужинать в ближайшем будущем.

Пока водитель, включив аварийку, выгружал из багажника упаковки райского напитка, я подрагивающими пальцами теребила ручку алюминиевого чемодана и раз за разом повторяла про себя услышанные минуту назад слова. Дороже них в моей жизни ничего не было.

* * *

В том, что Дженнаро понравится квартира, сомнений не возникало. Она просто не могла не понравиться, как и огромный дорогой пакет, который мы обнаружили на пороге перед дверью. Чистые полотенца и бесподобный букет стрелиций – маленький комплимент от человека с большим сердцем.

«Огромное спасибо, Жорж», – подумала я, с ужасом представив, какое количество звонков и сообщений ожидает меня после включения бездыханного на протяжении всего парижского уик-энда айфона.

Пока Дженнаро с нескрываемым одобрением осматривал мои апартаменты, я избавила телефон от режима «в полете», тем самым обрушив на успевший отдохнуть дисплей пару сотен входящих сообщений. Курьер Энди плакался, что скучает, немец Себ все выходные умолял не заселяться в пещеру, чушь, ерунда, скука, снова чушь, пропущенные вызовы от Джорджа и родителей, sms от Жоржа на английском, sms на португальском… Стоп. Что еще за sms на португальском с десятком каких-то бомб, бокалов и флажков? Оторвавшись от экрана, я увидела, что Дженнаро стоит возле стеклянного стола и, задумавшись, смотрит на книжку «The History of Modern Art».

«Конечно, это был ты. Ты мне ее вернул в Женеве. А теперь ты ходишь по моей квартирке на удивительном острове», – пробежала приятная мысль.

– Хотите взглянуть на террасу? Она небольшая, но там потрясающе тихо. И вид замечательный. И запах манго доносится из сада.

– С удовольствием.

Так мы и простояли на этом балконе: в абсолютной умиротворяющей тишине, потягивая «Brisa Maracuja» из стаканов причудливой формы. Вполне вероятно, что в тот момент мы были похожи на благополучную и очень счастливую пару: он значительно старше, она моложе, у них свой уютный домик, красивый экзотический сад и, возможно, когда-нибудь родится ребенок. Симпатичная стереотипная картинка, кардинально отличающаяся от действительности. Вряд ли кому-нибудь пришло в голову бы, что на самом деле он снимает дом и апартаменты в двух роскошных отелях, ее случайно занесло на остров в надежде хоть на месяц сбежать от призраков прошлого, оба они только что вернулись из Парижа, попивают лучший безалкогольный напиток, а объединяет их то, что они, не задумываясь, сравняют с землей любого, кто посягнет на их свободу, личное пространство и до недавних пор колоссальную любовь к одиночеству.

– О чем думаете, мадемуазель?

– О том, что мы со стороны сейчас напоминаем скучноватую семейку, а на самом деле нам очень весело, потому что для семьи мы вообще не созданы, – выпалила я на одном дыхании. – А вы о чем? Что вы смеетесь?

– Я думаю о том, что за всю жизнь я не смеялся так много, как за неделю нашего знакомства. И о том, что это не совсем честно: со своего небольшого балкона вы можете увидеть мой дом, а вот с огромной террасы своего дома я не могу видеть вашу квартиру.

– Как это? Я могу отсюда увидеть ваш дом? Вы серьезно?

– А как вы думаете, на что вы смотрите каждое утро, держа в руках чашку кофе и пуская кольца дыма?

– На это, – я обвела рукой нависшую над городом гору, украшенную мириадой ярких огоньков. – И на стадион на самой вершине. И на фантастической красоты домики слева от него.

– Одним словом, вы смотрите на «Choupana Hills».

– Так это он и есть? А какой из этих домов ваш? Признавайтесь! – тараторила я по-английски. – Обещаю, что не буду просить вас помигать мне светом, если вдруг в очередной раз не смогу уснуть.

– Вы уже обещали Святой Магдалене войти в церковь только со своим мужем, а час назад вернулись со мной из Парижа, – хохотал Дженнаро. – А теперь с вашего позволения…

– …Вам пора, знаю.

– Спасибо за «Brisa» и не только. Вы правы: квартира отличная. Я могу быть спокоен, что просыпаетесь вы в хороших условиях.

– Плохие никогда не были моим коньком. – Это признание сопроводилось новым взрывом общего смеха. – Точно не скажете, какой из домиков ваш?

– Мадемуазель, мы обязательно съездим на «Choupana Hills» – там есть, на что посмотреть, – сказал он, открывая входную дверь.

Какое все-таки счастье, что мы не можем видеть собственное будущее. Если бы в ту минуту, когда Дженнаро обнимал меня на прощание, мне показали, в каком виде перед моими глазами предстанет «Choupana Hills», я бы заплакала. А затем закричала от дробящей тело боли. И наверное, снова заплакала.

* * *

Оставшись наедине с собой, я с удовольствием выкурила пару сигарет, наспех распаковала чемодан и забросила вещи в барабан стиральной машинки. Прежде чем разобраться, какое из португальских названий разнообразных программ соответствует бережной стирке, я решила сполоснуть стаканы из-под «Brisa», но это оказалось сложнее, чем я думала. В кране что-то активно забулькало и забурлило, одинокая капля упала в раковину и на этом, в общем-то, все и закончилось. Если посуда могла подождать до утра, то естественное желание сходить в душ после двух перелетов вынуждало написать Жоржу. Часы показывали начало второго ночи, но счастья попытать стоило. В первую очередь я поблагодарила Жоржинио за цветы и оказанное внимание, обтекаемо попросила прощения за временное отсутствие связи и в конце концов поинтересовалась, нормально ли для Мадейры полное отсутствие воды.

Как и свойственно большинству мужчин, Жорж сразу сосредоточился на ключевом вопросе моего сообщения в фейсбуке и перешел к делу: «Нет! Конечно же нет! На Мадейре всегда есть вода. Я сейчас позвоню в мэрию». Я на минутку представила, как бы протекала аналогичная ситуация в Украине: в час тридцать пять ночи я звоню в мэрию из-за отсутствия воды в кране, и это в порядке вещей. Наша последующая переписка с владельцем квартиры свелась к тому, что с водоснабжением на острове все прекрасно, никаких поломок и проблем не возникало, мои соседи готовы прямо сейчас поливать пальмовые деревья из шланга – другими словами, вода есть у всех жителей Фуншала, кроме меня. Используя метод дедукции, мы пришли к выводу, что стоит спуститься на первый этаж и проверить, в какую сторону повернуты ручки, отвечающие за подачу воды. Оснащенная мобильным телефоном, в коротких пижамных шортах и расшнурованных кроссовках, я сбежала по деревянной лестнице и четко последовала инструкциям Жоржа: открыть дубовый шкафчик, обнаружить два крана с цифрами «1» и «2» и… После «и» я читать не стала, а просто сделала фото и отправила товарищу по переписке с вопросом: «Так?». Логика подсказывала, что не так, потому что краны, контролирующие воду на первом и втором этажах, были повернуты в разные стороны. Я крутанула свой в обратную и, окрыленная надеждой, понеслась по ступенькам вверх. К моему огромному разочарованию, результат был со знаком минус. Жорж подытожил мои старания сообщением «Shit happens. Especially during the night. May I come to your place right now?» О том, что «херня случается и особенно по ночам», я знала не понаслышке, но согласиться с тем, чтобы человек, которого я безмерно уважала, садился в машину и ехал ко мне в два часа ночи… Я умоляла Жоржа отложить решение проблемы до утра, но он был а) мужчиной и б) португальцем. Через десять минут раздался звук щелкнувшего замка, сопровождавшийся шагами, хлопаньем дверцы и движением воды по трубам. Кран молниеносно вздернулся вверх, и внушительный напор воды обрушился на липковатые стаканы из-под «Brisa». Я слышала, как Жорж поднимается по лестнице и громко хохочет, прокручивала варианты, что могла сделать не так, но… Что я могла сделать не так, если до отлета в Париж все было в полном порядке, а последние два дня я попросту отсутствовала?

Остановившись на бордовом коврике у распахнутой настежь двери, Жорж виновато на меня посмотрел. Чувство такта и хорошие манеры превалировали в этом человеке до такой степени, что он без разрешения не смел переступить порог собственной квартиры. Трогательный и прикольный – таким он показался мне в тот момент. Я привыкла видеть его в дорогих рубашках, джинсах и костюмах, и вдруг этот элегантный мужчина стоит передо мной в растянутых домашних шортах и до слез смешной футболке с инопланетными монстрами…

– Жорж… – смеясь, я с трудом выдавливала из себя английские слова. – Прости меня. Как ты вернул воду? И почему ты застыл на пороге?

– Джулия, на тебе такая красивая футболка… с Микки-Маусом… И эти шорты тебе очень идут. – Жорж начал с португальских комплиментов.

– Заходи уже! И чувствуй себя, как дома, – я задыхалась от смеха.

– Можно?

– Ну, что за вопросы? Мне очень стыдно, что тебе пришлось подниматься среди ночи. Что случилось с этой дурацкой водой?

– Сегодня в квартире этажом ниже, – Жорж мягко приземлился в принадлежащее ему кресло, – женщина, которая работает на мою семью уже много лет, делала уборку. Я попросил ее перекрыть воду на первом этаже, потому что временно не собираюсь сдавать квартиру. Хочу перекрасить мебель. Если коротко, то воду она перекрыла правильно за исключением одного «но»: парень, который устанавливал противопожарные значки, перепутал нумерацию в шкафчике: «1» – второй этаж, «2» – первый.

– Кажется, начинаю понимать: женщина по ошибке перекрыла воду в моей квартире, а пятнадцать минут назад я проделала тот же номер, полагаясь на логичное расположение цифр?

– Да, ты просто перекрыла воду в пустующей квартире на первом этаже. Джулиния, прости за неудобства.

– Ты шутишь? Из-за меня ты переполошил мэрию, соседей и примчался сюда среди ночи.

– Думаю, это к лучшему. По крайней мере, мне выпал шанс лично пригласить тебя на день рождения.

– Whaaaaat?[83]83
  Что? (Англ.)


[Закрыть] – вырвалось у меня.

– Ты не получила позавчерашнего сообщения?

– Получила португальский текст. Значки: флаг, бокал, бомбы, гранаты, игральные карты…

– Постараюсь объяснить: я не хотел праздновать день рождения в этом году. Из-за смерти отца. Мне пришлось переехать в огромный пустой дом, чтобы поддержать маму. Она болезненно переживает утрату. Между нами, мне тоже очень тяжело, но есть друзья и есть ты. Моя поддержка. Я знаю, что жизнь продолжается, поэтому вечеринка состоится. Закрытая и тематическая. Семьдесят человек. Я поручил организацию достойным людям, которые устраивают лучшие праздники на Мадейре.

– Жорж, я не знаю, чем я заслужила… Спасибо…

– Португальский текст – официальное приглашение. Мне пришлось отправить его тебе со своего телефона, потому что ребята не могли сделать рассылку на украинский номер. В коде скрыта тематика и дресс-код.

– О нет… Мы будем пить мартини под британским флагом, играть в покер, а затем нас взорвут? Я не очень дружу со значками.

– Ты умная девочка. Догадаешься.

– Жорж, сделай скидку на то, что я иностранный гость и просто назови тему вечеринки.

«Сделай скидку на то, что я до умопомрачения влюбилась в вашего хладнокровного мецената и не могу думать ни о ком и ни о чем другом в принципе. Мозг сдался. Сердце победило. Тотальное фиаско. Да здравствует, Мадейра! Какой там код? Господи, прошу и воспеваю, если Португалия сейчас находится в области твоего внимания, сконцентрируйся, пожалуйста, на мне и помоги подключить энную долю разума».

– Nope[84]84
  Нет (англ.).


[Закрыть], – улыбнулся Жорж.

– Ладно, нет так нет. Сама расшифрую. Лучше скажи, что тебе подарить.

– Джулия. – Улыбка моментально испарилась с красивого мужского лица. – Если ты потратишь хотя бы евро на какой-то подарок, я разозлюсь. И поверь, в моем состоянии это легко. Хочешь сделать мне подарок? Разгадай код, приди на вечеринку и поцелуй меня в обе щеки. Я обещаю, что сделаю все для того, чтобы ты чувствовала себя комфортно.

– Судя по всему, мне в одиночку придется разбираться не только с шифром, но и с подарком, – я наигранно вздохнула.

– Я тебя предупредил насчет подарка.

– А я тебя услышала и хочу сказать, что мне не понятен твой подход. Почему я не могу купить тебе презент ко дню рождения?

– Потому что я не хочу доставлять тебе неудобства. Не хочу, чтобы ты напрягалась, понимаешь? Любое мероприятие должно быть в удовольствие, а не в тягость. Дошло до того, что я долго спорил с организаторами по поводу выбранной ими темы и пытался им объяснить, что не все из приглашенных людей могут быть готовы к дресс-коду. Но они все-таки меня переубедили.

– И правильно сделали, – резюмировала я, с легким волнением подумывая о поисках специфического наряда. – Вечеринка послезавтра, да?

– Да. Нам пришлось в последний момент изменить место проведения. Все должно было происходить на закрытой вилле с шикарным видом и рестораном, но ее владелец некорректно себя повел.

– В каком смысле?

– Он решил удвоить заранее утвержденную цену. У нас так не принято: если пожали руки, значит, вопрос решен. Дело принципа. Мы перенесли мероприятие в джаз-клуб «Scat»: обрыв, океан, закат – все будет красиво.

– Даже не сомневаюсь. Знаешь, Жорж, я тобой восхищаюсь. Восхищаюсь тем, что у тебя хватило сил и мужества устроить праздник после пережитого горя. Я всегда закрывалась в подобных случаях и никого к себе не подпускала.

– Тебе так было легче?

– Скажем так, комфортнее.

– Я никому об этом не говорил, но после дня рождения я запланировал небольшое путешествие в Италию вместе с мамой. Хочу ее отвлечь.

– Сменить обстановку – отличная идея. Куда именно в Италию?

– Рим и Венеция. Никогда там не был.

– Тебе понравится. Великолепная кухня, большое количество красивых людей, город бесконечного величия. Люблю Рим. А вот в Венеции будь осторожен с голубями, потому что они в буквальном смысле претворяют в жизнь фразу «shit happens»[85]85
  Дерьмо случается (англ.).


[Закрыть].

– С тобой постоянно хочется смеяться!

«За всю жизнь я не смеялся так много, как за неделю нашего знакомства», – вспомнились мне слова Дженнаро, и я рассеянно заулыбалась.

– Джулия, – от Жоржа, видимо, не укрылась моя секундная отрешенность, – не буду злоупотреблять твоим гостеприимством. Тебе, как и мне, нужно отдыхать.

– Да, отдохнуть бы не помешало. Ты прав.

Простившись со своим приятелем, я приняла долгожданный душ и, забравшись в постель, уставилась на значки в сообщении: британский флаг, карты, бокал на тонкой ножке, взрывное устройство. Черт возьми, ну что за шпионские игры? Айфон нервно завибрировал в руках и на экране замелькал текст от Жоржа: «Ты специально перекрыла воду, чтобы я приехал в два часа ночи и сошел с ума от запаха твоих духов? Пришли мне название».

Ну что ж… подыграем.

«I will send you the name of the parfumes if you give me the clue, Jorginho»[86]86
  Я пришлю тебе название духов, если ты дашь мне подсказку, Жоржинио (англ.).


[Закрыть].

«Ralph Fiennes is the clue»[87]87
  Ральф Файнс – подсказка (англ.).


[Закрыть].

«Obrigada! Chic by Jimmie Choo is the name. Sleep well»[88]88
  Спасибо! (Порт.) Название – Chic by Jimmie Choo. Хороших снов! (Англ.)


[Закрыть].

Итак, Ральф Файнс должен был мне чем-то помочь. Перечислив в уме такие фильмы, как «Английский пациент», «Чтец», «Залечь на дно в Брюгге» и «Список Шиндлера», я решила не заниматься самоистязанием и обратилась к фильмографии актера в Википедии. Граната в сочетании с алкоголем не вписывалась в волшебные миры Гарри Поттера и злодея Волан-де-Морта, а вот бондиане соответствовала вполне. Мозаика сложилась, и загадка была разгадана: британский флаг – разведка, бокал – мартини с водкой или что там предпочитал бессмертный агент 007, карты – казино, ну а с бомбами и так все предельно ясно. Ошиблась я лишь в названии вечеринки, хотя между координатами «Skyfall» и «Casino Royale» не было такой уж ощутимой разницы и на основной концепт это никак не влияло. Факты были налицо: мне предстоит изображать девушку Бонда, а шкаф с подходящими для данного образа нарядами находился на расстоянии нескольких тысяч миль от меня. Если коротко, то я пропала и спасения ждать неоткуда. Проще было бы раздобыть наряд куртизанки или страдающего бешенством мадейрского зайца.

Если бы на месте Жоржа был кто-нибудь другой, я бы обратила в свою пользу дар к сочинительству, озвучила пару-тройку серьезных предлогов и просто-напросто никуда не пошла. Но это был Жорж. И он недавно потерял самого родного человека.