Текст книги "Сокровища Массандры"

Глава девятая,
в которой кто-то теряет, кто-то находит, а Макс берет свое и попутно чужое

Последние гривны ушли на дорогу до Симферополя, и денег не осталось вовсе: полученные за фальшивую цепь цыганские доллары тоже оказались фальшивыми. Проклиная свое лоховство, Макс метался от обменника к обменнику, рассчитывая на нерадивую кассиршу, но девочки в пунктах были ушлые и давали мошеннику от ворот поворот. Из третьего пункта Макс вышел с твердым убеждением втюхать подделку в частном порядке.

Майю пришлось бросить на произвол судьбы в зале ожидания. В рюкзаке и бауле были аккуратно разложены кляссеры, золото и пять бутылок французского вина, обернутых в грязную одежду.

Стиснув лямку брезентовой котомки, словно ремень автомата, Макс остановился посреди улицы. Надо было куда-то идти и кому-то впарить липовые баксы, но в зоне видимости подходящей жертвы не находилось. «Пока я тут торможу, Майя сбежит с золотом! – Стоя под полуденным солнцем, Макс обливался ледяным потом. – Снимется, загонит в скупке пару ложек, уедет в Феодосию и там сядет на поезд. Стоп! А почему я-то не могу ложки в ломбард сдать? Совсем извилины на курорте выпрямились!»

Он побежал, прямо-таки полетел на крыльях недоверия и мнительности на вокзал. Майя ждала там, где ее оставили, беспокойно крутя головой. Макса она заметила почти сразу и уставилась полным надежды взглядом, мол, ну как, порядочек? Верещагин послал в ответ обнадеживающую улыбку, подошел, взял рюкзак.

– Пойдем, дорогая. – Не тратя лишних слов, он увлек за собой подругу.

– Кассы в другую сторону, – напомнила Майя.

– Нам сначала в ломбард.

Подруга закручинилась, когда Макс ознакомил ее с диспозицией.

– Надеть нечего, есть нечего, и полные сумки сокровищ – это попадос. Значит, надо загнать ложки. Сейчас поймаем тачку, найдем ломбард. Сдавать будешь ты – женщинам доверия больше. Возьми новый паспорт, который не палили нигде. Если что, выкинем. Границу будешь пересекать по старому паспорту, который в иммиграционном листке указан, а сейчас пойдем отберем товар на продажу.

В тихом дворике они заняли пустую скамейку и стали копаться в бауле, бережно выворачивая его золотые потроха. Выбрали три чайные ложки. Выручки за них с лихвой должно было хватить на обратный путь. Прикрыв ладошкой, Майя шустро спрятала их в сумочку. Почему-то ее била дрожь. Воровку давно так не колбасило, и это был дурной признак.

– Ты совершаешь законную сделку, – Макс заметил ее волнение и постарался успокоить. – Обедневшая девушка принесла остатки фамильных ценностей, чтобы купить хлеба. Ничего криминального в этом нет.

– Только у девушки российское гражданство и петербургская прописка.

– На такие мелочи в скупке внимания не обращают. – Макс вложил в голос как можно больше тепла и уверенности. – У барыг свои интересы. Им что надо? Нажиться. Остальное ехало-болело. Они ради этого точку и открыли, а не для помощи обедневшим дворянам. Рискну предположить, что, по южной беспечности, они прямо там анашой барыжат или даже винтом и вкусным герасимом.

– Я готова, пойдем. – Майя нервно улыбнулась и встала со скамейки.

На улице Гагарина Макс поймал машину, идущую в центр.

– Шеф, нам в ломбард нужно, – без экивоков заявил Макс, узрев за рулем потрепанной «Волги» пожилого насупленного мужика.

– В ломбард – тридцать гривен, – установил цену таксист-мизантроп.

– Там расплатимся, – сказал Макс. – Девушка сходит, я в машине посижу.

Водила кивнул.

Верещагин забросил поклажу на заднее сиденье, чтобы в случае чего ее можно было схватить и дать деру, сам расположился впереди. Бомбила ткнул рукоятку переключения передач, скрежетнули шестерни, «Волга» взвыла и отчалила от тротуара. Ехали недолго.

– Вот ломбард. – Таксист с заметным интересом посмотрел на Макса и указал на вывеску.

– Я сейчас, – пискнула Майя, открыла дверцу и зацокала каблучками к ломбарду.

– Последние сережки закладывает, чтобы вернуться, – сообщил водителю Макс, хотя тот не спрашивал.

– Приезжие? – поинтересовался шофер.

– Из Витебска, – сказал Макс.

– Я вижу, что не загорели.

– А вроде старались.

– Вроде… В роте, – непонятно к чему буркнул таксист.

Майю ждали десять минут. Она выпорхнула из скупки с видом человека, сделавшего общественно полезное дело.

– Все нормально? – осведомился Макс.

– Да, милый.

– Тогда на вокзал.

Таксист тронул машину. Проехали, развернулись.

– Ой, это не вы колечко потеряли? – Майя нагнулась и подняла выкатившийся из-под сиденья перстень-печатку. – Смотри, милый.

– Ого, – повертел в руках находку Макс.

– Ну-ка, – оживился водила. – Дай глянуть.

– Кто-то обронил. Пассажир, наверное, – щебетала Майя с заднего сиденья.

– Знаю, чей это перстень, – заявил водитель. – Это кума моего. А он-то искал.

– Ага, – скептично хмыкнул Макс. – Пьяного небось подвозил. Ого, проба!

«Волга» приткнулась к тротуару.

– Говорю, друга моего перстень. Дай сюда!

Водила развернулся всей тушей к Максу и попытался отобрать гайку, но ловкий мошенник стремительно отвел руку, и лапа жадного таксиста схватила пустоту.

– Ты чего, дядя, уху ел в атаке? – возмутился Макс. – Чего на людей кидаешься? Никак грабил кого-то в тачке, да? Небось пьяного шмонал, а он проснулся, когда ты у него гайку с пальца намыливал, вот ты и скинул ее под сиденье.

Водила замер, испуганно вытаращился на наглеца и сдулся.

***

Сам того не зная, Макс угодил в болевую точку, как удачно попадает боксер, роняя на пол противника.

Иван Михайлович Пидоренко прожил жизнь тяжелую и опасную. Тяжелой она была по причине фамилии, за которую его прочно задразнили в школе, а потом гнобили в армии, что сделало Пидоренко мнительным и нелюдимым. Опасной она стала после службы, когда Иван устроился в таксопарк и принялся обирать захмелевших клиентов.

Однажды декабрьской ночью Пидоренко ангажировали ехать в Белогорск. Возвращаясь, он подхватил на окраине пассажира. Подгулявший интеллигент в дорогом драповом пальто и каракулевой шапке пирожком желал в Симферополь. Иван Михайлович потребовал показать деньги, есть ли, хватит ли расплатиться по счетчику. Интеллигент раскрыл портмоне и махнул фиолетовым веером четвертаков. Сердце таксера бешено застучало. «Не меньше тысячи», – сообразил он.

Ночь была темная, трасса была пустая. «Кусок, – думал Пидоренко. – Целый кусок!» Проехав Цветочное, он покрутил рулем, завилял и съехал на обочину.

– Колесо прокололи.

Пидоренко вылез и открыл багажник. Достал домкрат, монтировку.

– Слышь, друг, – обратился он к пассажиру. – Пособи, а то до утра валандаться будем.

Интеллигент охотно присоединился к настоящей мужской работе.

– Вот здесь подержи.

Пидоренко приладил домкрат у задней арки, указал, как именно надо удерживать шаткий инструмент обеими руками, а, когда интеллигент опустился на корточки и занялся делом, таксист поднял с головы шапку-пирожок и со всей силы треснул по темечку монтировкой.

Шапка, бумажник и часы перешли в собственность водителя, а пассажир откочевал в сугроб за шеренгу пирамидальных тополей.

В бумажнике оказалось тысяча двадцать семь рублей и немного мелочи. В милицию никто не заявил. Слухов о трупе возле Цветочного тоже не появилось, из чего Пидоренко сделал вывод, что ночь была не слишком морозная, а удар не слишком сильный, но удачный, раз память напрочь отшибло.

Больше Иван Михайлович грабежами не занимался, хотя не упускал случая пошарить по карманам впавших в алкогольное беспамятство пассажиров.

Своих клиентов Пидоренко не жалел и особенно не любил приезжих.

***

Макс пристально смотрел на водилу недобрым взглядом.

– Остынь, дядя, – осадил он. – Не умеешь воровать, умей делиться. Гайку нашли мы, значит, половина наша. Давай в ломбард свезем и деньги попилим?

Он взвесил печатку в руке.

– Граммов десять, пятьсот восемьдесят третья проба, – присмотрелся он к клейму. – Давай мы у тебя ее купим по сто пятьдесят гривен за грамм? Бабки пополам, тебе причитается семьсот пятьдесят гривен.

– Хлопец, давай я у тебя ее куплю. – Водила зашарил по карманам, выгребая выручку. Набралось почти триста гривен. Должно быть, бомбил всю ночь. – Вот. Ща домой заедем, я наберу.

– Да мне без разницы, – уступил Макс. – До вокзала нас потом докинь бесплатно.

– Договор!

Таксист завел тачку и мигом домчал до проспекта Кирова. Вытащил ключ, рысцой потрусил к подъезду.

– Без лоха жизнь плоха, – тоном утомленного демиурга констатировал Макс, откидываясь на подголовник.

Водитель принес деньги, пересчитал, обменял на печатку. Сделка свершилась.

– Теперь на вокзал, – напомнил Макс.

– Точно десять грамм? – Таксист вертел в руках перстень. Разглядывал пробу. Наконец надел на палец и повернул ключ. Насупленность его сгинула без следа.

– Десять. Может, чуть больше. В конце концов, это халява. Расценки на золото ты сам знаешь, – лениво ответил мошенник. Он аккуратно сложил деньги и спрятал пачечку в нагрудный карман.

Цены таксист знал. По его прикидкам, гайка стоила две тысячи гривен. Он высадил ушлую парочку на Привокзальной площади и, когда они отошли, плюнул им вслед.

– Вот теперь надо ныкаться, пока терпила не обнаружил, что мы ему рандоль впарили. – Макс лицемерно вздохнул. – Цепура ушла, гайка ушла, с этими скупщиками совсем без украшений остался. Все хотят на рубль пятаков, ослы.

Жулики нырнули под хладные своды вокзала и поспешили к кассе.

– Два до Санкт-Петербурга на завтра, какие есть? – выпалил Макс, когда дошла очередь.

– Что вы, молодой человек. – Кассирша едва сдержала смех. Постучала по клавиатуре.

Дата повергла Макса в отчаяние.

«Через пять дней! – ужаснулся Макс. – Мы запалимся по-любому».

– Я заплачу… сколько нужно, – доверительным тоном пробормотал он, наклонившись к самому окошку.

– Молодой человек, – укоризненно сказала кассирша. – На завтра билетов нет. Если нужно срочно, подойдите перед отправлением поезда, может быть, кто-то сдаст.

– Спасибо. – Макс потерялся. – Я подумаю.

Они отошли от кассы, волоча поклажу.

– Билеты до Петербурга? Могу помочь.

Щуплый армянин вырос словно из-под земли.

– Два на завтра, на одиннадцать тридцать семь, – сказал Макс.

– На завтра очень сложно достать. Тройной тариф, – заявил посредник.

– Годится.

Мошенник, у которого земля под ногами горела, был готов на все.

– Давайте документы.

Армянин забрал паспорта и юркнул в толпу, за которой виднелись двери служебного входа.

Мимо прошли скучающие менты, мазнув аферистов поганым цепким взглядом. Майя поежилась, Макс равнодушно отвернулся.

Армянин вернулся, бодро помахивая билетами. Отошли в угол.

– Плацкарт, зато рядом. Вот, смотрите дату.

Сделка потянула на тысячу сто гривен, но она того стоила.

– Куда теперь? – спросила Майя, когда армянин растворился среди жаждущих уехать. – В гостиницу?

Макс припомнил «Москву», Анатолия из Норильска и перцовку по жаре. Белого колдуна в парке.

– Нет! – Его передернуло. – К дьяволу этот город.

Он впрягся в рюкзак, подцепил баул и двинулся к выходу.

Частники ловили клиентов на прежнем месте:

– В Ялту едем?

– В Алушту, дешево, молодые люди?

– В Севастополь, сто долларов, больше никого не берем, – жестко предложил Макс, глядя в глаза самому наглому.

Шоферюга отвел взгляд.

– Едем, – засуетился он. – Прошу в автомобиль.

– Ты чего, Никитин? – зашипела Майя. – Завтра в одиннадцать надо быть здесь.

– Вот завтра и будем, – отрезал Макс. – А сейчас едем.

Он направился к радушно открытым дверям такси. Майя поплелась сзади.

Всю дорогу до Севастополя Макс проспал. Взял и вырубился, прислонясь к правой двери. Добудились его только в городе, когда надо было определяться с конечной остановкой.

Заселились в гостиницу «Севастополь». Свободные номера нашлись без проблем. Город сразу показался Максу легким, в нем не было давящей ауры Симферополя, а может быть, просто осталось превратное впечатление от похождений в отеле «Москва» и общения с белым старцем.

Майя категорически отказалась покидать номер и оставлять без присмотра драгоценные пожитки. Гулять пришлось отправиться без нее. Макс не опасался бегства подруги, и не потому, что носил билеты в кармане, – он видел ее беспомощность и полную неспособность к самостоятельному действию. Сокровища выпили из нее силу. Доселе Макс никогда не имел такой кучи золота и не знал, на что оно способно.

Из гостиницы на проспекте Нахимова Макс пошел к центру и свернул на Большую Морскую, привлеченный чисто питерским названием. Однако ничего знакомого Максу не встретилось. Дома были совершенно не ленинградскими, а классическими южными, белыми, с колоннами и веселенькими деревцами под голубым небом. Севастополь был совершенно не похож на Петербург, и Большая Морская вывела не к Исаакию, а на площадь Ушакова. Бюст адмирала на коренастой стеле выглядел провинциально уютным. От площади вели улицы двух классиков – Гоголя и Ленина. Поглазев на здание Матросского клуба, Макс решил направиться к морю и выбрал классика марксизма-ленинизма. Он свернул на Троллейбусный спуск и пошагал вниз, монотонно отмеряя ногами километры дороги.

Вскоре Макс учуял запах свободы – запах йода и соли; даже смачный автомобильный выхлоп не всегда мог его заглушить. Дорога огибала бухту. Макс вышел за обочину и долго стоял, любуясь закатным зеркалом водной глади. Ему было хорошо и спокойно. Так приятно не было за весь период крымской жизни. «Наверное, оттого, что все дела сделаны», – подумал Макс и пошагал дальше.

Он оставил за спиной Южную бухту и поднялся в парк. Он долго бродил по аллеям, глазел на пушки разных веков, приглядывался к потенциальным терпилам. На Малаховом кургане бойкие лоточники продавали целительные брошюрки Геннадия Малахова. Их охотно брали туристы. «Чистая работа, – пустил слюни Макс. – Огромные тиражи, и притом совершенно легально. Вот он, высокий класс!»

– Сколько стоит? – указал он на книжицу с интригующим названием «Очищение организма методом онанизма».

– Десять хривен. – Лоточник, парень не старше двадцати пяти, больше напоминал гоп-стопщика или наркомана, чем степенного книгопродавца. Очевидно, прибыл на сезон подработать.

– Да, я возьму, – рассеянно закивал Макс. Он пошарил в карманах, извлек две стодолларовые бумажки и некоторое время с удивлением таращился на них. – Вот, блин, гривны закончились. Разменяешь сотку?

– По пять с полтиной за доллар, – предложил ушлый лоточник.

– Годится.

Макс пожал плечами с видом человека, для которого пятьдесят гривен не сумма, и протянул банкноту парню. Тот мельком заценил купюру, торопливо, пока лох не передумал, сунул в карман и отсчитал деньги. Макс приобрел брошюру, скрылся от жертвы в потоке отдыхающих, спустился к зонтикам летнего кафе. Хотелось пива и пообщаться. Обзаведясь первым, Макс скользнул взглядом по отдыхающим и понял, что ему свезло и со вторым.

– Здорово, земляк. – Он присел за столик к скучающему «ботанику» Володе, который давился пенным напитком в компании трех пустых и одной початой кружки.

– Здра… здорово, – прочухался Володя. – Мы знакомы?

– В поезде вместе ехали, я вас еще в вагоне-ресторане поил. – Макс догадался, что пробухавшие всю дорогу научные сотрудники ничего не помнят, оно и не удивительно – алкогольная амнезия вещь коварная.

– Ресторане?..

«Ботаник» попытался собрать мысли в кучку, но они опять расползлись, как прыткие улитки в руках садовода-эстонца.

– В ресторане, – подтвердил Макс.

Володя призадумался и стимулировал мыслительный процесс парой смачных глотков.

– С тобой еще приятель был толстенький такой, в очках, – ввел Макс пароль в разум «ботаника».

Володя напряг свои телячьи мозги. Макс почти слышал, как в них со скрипом вращаются заржавевшие от дешевого портвейна шестеренки. Наконец чело «ботаника» прояснилось. На нем только что надпись «Accepted»[2]2
  «Принято» (англ.) – программное сообщение о принятии пароля.


[Закрыть] не зажглась, хотя незримо, конечно, возникла.

– Да, помню, – протянул он. – У нас еще все командировочные пропали, суточные… В Севастополе занимать пришлось, хорошо, коллеги выручили.

– Так деньги скрал тот мутный пассажир! Помнишь, с вами в купе ехала обезьяна какая-то?

– А, ну да! – «ботаник» от души хлебнул, пиво потекло по бороде.

Володя определенно был болен верой в людей. Таких Макс лечил, как мог, но полностью исцелял редко, уж слишком недуг был пагубный.

– Наверняка он, сразу мне не понравился. Бутыль сивухи какой-то приволок, типа самогон. Я тебе потом говорил, предупреждал, а ты не внял, орал только в ресторане: «Еще красненького!» Помнишь?

– Да. Помню. Сивуха. – Мысли «ботаника» витали где-то высоко-высоко – то ли в абстрактном мире чистой математики, то ли в глубинах времени, протягивая щупальца к позабытому образу обезьяноподобного попутчика. – Помню. Да.

– Ты чего, так и пробухал здесь всю командировку? – мошенник перевел разговор на другую, менее опасную для себя и более близкую для Володи тему.

– Было такое, – расплылась в блаженной улыбке бородатая рожа научного сотрудника. – Тут же вина крымские. Пиво, опять же, доброе.

– А портвешок? Портвешок местный пробовал?

– Знамо дело, нажористый! – «Ботаник» заметно поплыл, так ему захорошело.

Макс понял, что сыт беседой с научной интеллигенцией, и одним махом допил свое пиво.

– Ты так совсем кони двинешь. Бухаешь каждый день. Наверное, вся печень шлаками забита. Тебе надо организм почистить, на вот, почитай на досуге, тут полный комплекс целебных мер, – придвинул Макс брошюрку Володе, улыбнулся на прощанье, резво поднялся и устремился по холмистому городу в обратный путь.

После заправки шлось бодро и весело. Ноги, привычные к кизилташским кручам, легко несли по асфальту. Макс домчал до площади Нахимова, подивился на величественный памятник адмиралу, спустился на Графскую пристань.

Темнело. По набережной гуляли толпы с умиротворенными лицами. Возле лотков с сувенирами нерестились лохи. У края пляжа за дневную выручку дрались музыканты, из перевернутого футляра тусклыми брызгами разлетелись монетки. Волны с шипением набегали на берег, а ветер гнал им навстречу бумажки с портретами мудрых и великих князей. Макс повернулся к морю задом и побрел в гостиницу.

Вечер кончился.

***

Поезд остановился в Казачьей Лопани на пограничный контроль. Майя и Макс лежали на верхних полках плацкарта и с тревогой смотрели друг другу в глаза. Они держали наготове фальшивые паспорта с вложенными миграционными листками. На душе было кисло.

По вагону прошли двое мужчин в зеленых мундирах. При виде погранцов у Макса захолонуло сердце. И хотя баул и рюкзак с сокровищами надежно укрылись в дорожных рундуках под нижними диванами, жуликов грыз червь сомнения, и не без основания – поклажу стали шмонать.

– Раскройте, пожалуйста, сумку, – донеслось из-за перегородки.

Контролеров Макс не любил и давно перестал их бояться, но сейчас страх вернулся. Мошенник почуял, что полненькая полярная лисичка по имени песец незаметно подкралась к нему вплотную и вот-вот прыгнет на грудь.

– Спасибо, теперь вашу, – вежливо предложил в соседнем купе погранец.

С другой стороны прохода вышла тетка-пограничница. Майя протянула ей ксиву. Тетка сверила записи в миграционной карте с паспортными данными, забрала листок, вернула документ. Погранцы закончили шмонать купе и переместились за спину тетке, с профессиональным интересом вглядываясь в лица новых жертв.

Макс выждал, когда пассажиры с нижних полок предъявят свои паспортины, и с ленивым достоинством пресыщенного отдыхом туриста протянул фанеру.

– Оп, извините!

Паспорт выскользнул из пальцев и брякнулся на пол.

Пограничница нагнулась. Нижние пассажиры услужливо ринулись ей помогать, возникла сутолока. Наконец документ был поднят, изучен, миграционный листок изъят.

Погранцам наскучило ждать, и они переместились в следующее купе.

– Откройте, пожалуйста, ваш рюкзак…

Поезд простоял в Казачьей Лопани сорок минут.

Погранцы шмонать Макса и Майю не вернулись.

Когда состав тронулся, Макс с облегчением вытянулся на полке и перевел стрелку на час вперед.

– Добро пожаловать на родину, – сказал он и посмотрел на подругу.

Лицо Майи блестело от слез. Она улыбалась.

Глава призовая,
в которой новый год знаменует начало новой жизни

Новый 2007 год принес новое счастье, какого у Макса и Майи еще не было.

Утром 1 января голый Макс сидел на кровати и смотрел по телевизору клип группы «Помойка» о печальной судьбе робота. Когда андроид с атомной бомбой в электромеханических потрохах оставил в гримерке труп певицы и поднялся на сцену, скрипнула дверь ванной комнаты. Вошла встревоженная подруга, закутанная в шелковый халат. Публика в зале восторженно аплодировала взобравшемуся на огромный глобус заминированному роботу в красном платье мертвой актрисы. Робот запел.

Майя присела рядышком, край кровати прогнулся. Макс покачнулся, но от телевизора не оторвался. Робот пел, оркестр играл. Майя напряженно молчала.

Атомная бомба в оперном театре взорвалась.

Клип закончился.

– Я беременна, – сказала Майя.