Текст книги "Сокровища Массандры"

– Принеси. Я не Соня, – пробормотала Майя, не открывая глаз.

– Ах да! Таки шо ви говорите? – вздохнул Макс и отправился в ресторан один.

Определить, в каком именно купе десятого вагона командированные отходили после возлияний, оказалось проще простого. Одна из дверей, в отличие от всех остальных, была распахнута настежь. Из купе несло смрадным букетом из сырного тлена нестираных носков, злого перегара и мерзкой домашней стряпни. Очевидно кто-то из «ботаников» развернул заботливо уложенный женой тормозок.

Преодолевая отвращение, Макс вошел в купе.

Володя валялся на нижней полке, не удосужившись снять даже ботинки, щедро осыпанные табаком из поломанных спьяну сигарет. В бороде у него застряли давешние щупальца квашеной капусты. Толстячок спал как убитый, привалившись боком к окну. Макс удивился: как это он сидит, не обращая внимания на острые ребра рамы? Изо рта толстячка свисала потухшая папироса, при этом он ухитрялся тонко, почти по-детски то ли сопеть, то ли храпеть. Между «ботаниками» на столе валялись на мятой газете огрызки хлеба, стояли три стакана в железнодорожных подстаканниках, полупустая бутыль с мутной жидкостью и нетронутая банка колы. Чемоданище занимал одну из верхних полок. На соседней примостилось всклокоченное существо, напоминающее гуманоида непонятного пола. Существо сверху что-то бормотало сквозь сон. Обитатели зловонного купе не подозревали о появлении светоча разума, явившегося вывести их из сонного царства на экскурсию по стране заблуждений.

Макс открыл теплую банку колы, сделал пару глотков, с отвращением скривил губы и вылил остатки в стакан. Туда же он щедро добавил мутной жидкости из бутылки, потом схватил Володю за плечо и размашисто тряс его, пока «ботаник» не очухался.

– Здорово, земляк! – выпалил Макс, как только Володя обрел способность видеть и слышать. – Вставай. Жрать пора!

Володя разлепил веки и замычал.

– Вставай. На вот, похмелись! – протянул Макс стакан.

Бородач ухватил подстаканник за ручку и жадно глотнул коктейль из сивухи. Выхлебав половину, он замер.

Макс попятился. Ему почудилось, что Володя выдаст сейчас фонтан с ужином вперемешку.

Между тем «ботаник» просто приходил в себя.

– Ух, здорово! – пробормотал он, поставил стакан на стол и посмотрел на гостя.

– Здорово мы вчера дали! – одобрительным тоном сказал Макс, стараясь для пущей ясности использовать слова собеседника. – Ух, а помнишь, что в ресторане творил?

– Помню… – согласился Володя. – А чего было?

– Да ничего, все нормально, проехали, – отмахнулся Макс, подогрев его страхи, усиленные жестоким похмельем. – Пошли лучше завтракать, а то угодишь вместо симпозиума в гастрологию. А это что за пассажир?

Очкарик сосредоточил взгляд на существе с верхней полки и промычал:

– Да какой-то пассажир… едет с нами… А сколько времени?

Времени было уже без малого одиннадцать, и Володя довольно легко дал себя уболтать насчет ресторана. Правда, для этого ему пришлось допить стакан коктейля и тяпнуть еще чистой сивухи.

– Это чтобы башка не треснула, – пояснил он.

– Правильно, – одобрил Макс, – давай, чтобы не треснула. А то до ресторана не дойдешь, где-нибудь в тамбуре свалишься.

«Ботаник» пребывал в той степени похмелья, когда даже самый взрослый и суровый человек становится беспомощен, как дитя, а потому старается слушаться старших – те не посоветуют ничего дурного. Они попытались растолкать толстячка, но зеленый змий так цепко зажал его в своих кольцах, что вернуть «ботаника» из царства Морфея не удалось. Затем к Володе вернулась пара десятков единиц IQ, потому как он вполне осознанно, хотя и без особого повода спросил:

– Не знаешь, там завтраки дорогие?

– Не дорогие, нормальные. – Макс легким панибратским шлепком ладони по плечу подтолкнул бородатого к двери. – Да, коллеге тоже надо что-нибудь принести, а то проснется и есть захочет. Так что возьми его бумажник.

Официантка при виде вчерашних щедрых клиентов мигом родила на лице радушную улыбку:

– Прошу вас, что закажете? – Она указала на самый опрятный столик.

Заведение пустовало, но по некоторым признакам под столами Макс понял, что гуляли здесь ночью до полной выработки батареек.

– Позавтракать. Что у вас есть? – решительно заявил от лица обоих Макс.

– Соляночка, салат «Московский» с курятиной, яичница с ветчиной, минералка и пирожки с повидлом, – с ноткой подозрительности объявила она.

– Несите, – успокоил ее насчет навара с пьяного пассажира Макс и без паузы определился: – Две солянки с яичницей. Еще один салат навынос упакуйте, туда мясного побольше. Сюда бутылочку крепленого красного и пару бокалов.

– Минуточку, – хитро улыбнулась официантка и проплыла внутрь.

Володя, пригревшись на стуле, стал клевать носом. Адская смесь сделала злое дело. Максу даже пришлось вернуть его к жизни легким толчком в бок, когда подали заказ. Бородатый заторможенно тыкал вилкой, Макс же, напротив, ел довольно споро и первым завершил завтрак, во время которого то и дело подливал вина «ботанику». К этому моменту Володя вернулся почти в то же самое состояние, в котором Макс с Майей оставили его вчера.

– Ты не торопись, земляк, – мягко сказал Макс. – Ешь как следует, чтобы желудок был в порядке. Я поесть твоему коллеге сам занесу, да заодно разбужу его.

«Ботаник» удовлетворенно кивнул головой и ничего не ответил. Жизнь снова стала для него хороша, солнышко пригревало и даже малость пекло. Тут бы упасть и расслабиться, как на пляже. До этого приятного поступка оставалось недолго.

Макс долил «ботанику» в бокал остатки вина и повертел в руках пустую бутылку, многозначительно поглядывая на официантку. Она тут же подлетела, и Макс показал на пальцах: еще одну. Официантка кинулась на кухню за добавкой, а Макс направился в свой вагон, оставив бородатого допивать и расплачиваться.

Возвратившись, Макс обнаружил в вагоне необычайно много престарелых фронтовиков. Проспавшиеся и бодрые, они сновали по коридору, прижимая к груди прозрачные папочки с фотографиями и початые бутылки коньяка. В одном из купе они устроили настоящий зал боевой славы, заправляла в котором энергичная пожилая женщина, бывшая медсестра, как Макс понял из разговоров. Когда-то девчонка в звании рядового, сейчас она живо командовала полковниками и генералами, а они, с добрыми улыбками старых волкодавов, охотно подчинялись. Макс из любопытства поглядел снимки через головы ветеранов. С фотографий на него смотрели молодые и какие-то бесконечно наивные ребята в гимнастерках, шинелях с ушанками или овчинных полушубках. Все они сражались здесь, под Курском, куда ехали на слет их уцелевшие товарищи. Со снимков пахнуло настолько чистым духом прошлого, что захотелось вывести из поезда всю нынешнюю человеческую пену: карточных шулеров и разбитных официанток, вороватых проводников и никчемных научных сотрудников, – поставить под насыпью и срезать очередью из ППШ. Макс сглотнул, протиснулся в свое купе и залез на полку. Он с легкой грустью подумал, что тоже возвращается к месту службы, и решил, что в армии было в общем-то неплохо.

Погруженный в грезы Макс не сразу заметил, что на него смотрит Майя. Лежит на полке, притаилась, как зверушка, и глядит.

– Завтрак для тебя на столе в пакете, из ресторана захватил, – лениво бросил Макс и смежил веки.

Состав раскачивался, шумел, в приоткрытое окно задувало несильным свеженьким ветерком. Если напрячь воображение, можно было представить, что лежишь под тентом на верхней палубе круизного лайнера. Зверушка спустилась с ветки и зашуршала бумагой. Так славно…

В Курске ветераны сошли, а вместе с ними и доктор-афганец. Вагон разгрузился, в нем стало легче дышать. Поезд снова набрал ход. Проспавшийся и ободрившийся Макс стоял в коридоре у окна и увлеченно смотрел на мир, щурясь от влетающего в поднятую раму ветра. От этого занятия его ничто не могло оторвать. Даже разносчик дорожной прессы, взывающий «Меняю газетки на монетки!», несколько раз шнырял мимо, но так и не смог заинтересовать завороженного открывающимися все новыми и новыми видами пассажира. За стеклом пролетали возделанные поля, заброшенные поля и леса, леса и поля. «Россия, – подумал Макс, – это много бросовой земли, на которой живет много бросового народа».

Он вышел из созерцательного транса и вернулся в купе. Майя устроилась на пустой нижней полке врача, перед уходом с военной аккуратностью сложившего в изножье подушку и одеяло, и сноровисто разгадывала кроссворд. Должно быть, обменяла монетку на газетку.

– Регалия, носимая на шее византийскими императорами. – Майя закусила нижнюю губу и впилась глазами в пустые квадратики. – Шесть букв, первая и третья «а».

– Акакия, – нашелся Макс и сам себе удивился.

– Подходит. – Майя быстро заполнила строчку. – А еще: резец скульптора, восемь букв, первая «с», четвертая «р».

– Скарпель.

– Ты какой-то не по-народному грамотный, – заметила Майя.

– Память хорошая. – Макс присел на диванчик генерала.

– А вот еще: подпись художника на картине, девять букв, третья «г», четвертая «н», восьмая «р»…

– Что у тебя за кроссворд такой исторический? – вместо ответа поинтересовался Макс.

– Какой есть. Я все знакомые слова отгадала, остались только странные какие-то.

– Охота тебе время тратить на то, что и так известно, да к тому же совершенно бесполезно?

– Ну пожалуйста, всего три слова! – заныла Майя.

– Прежде чем отгадывать весь кроссворд, задумайся, что ты будешь делать потом, – наставительно произнес Макс.

– Ты когда-нибудь в поезде трахался? На полном ходу?

– Нет, – удивился Макс.

– И я нет. Давай попробуем. Только сначала кроссворд разгадаем.

– Подпись художника – сигнатура, – сдался Макс.

Глава восьмая,
в которой влюбленная парочка попадает в незалежное иноземье и совершает романтическую прогулку

Они едва не проехали границу. После Белгорода за закрытой дверью купе стали расхаживать валютчики, ненавязчиво предлагая обменять рубли на гривны, но влюбленной парочке не было до них дела. Спохватились только, когда поезд остановился и за окном проплыло название станции «Казачья Лопань».

– Сейчас казаки войдут, а мы не одеты! – шепнул Макс.

– Ужас!

Майя сделала трагические глаза, и, беззаботно хихикая, влюбленные принялись спешно натягивать разбросанную одежду.

Вместо казаков, однако, в вагон зашла задорная молодуха в зеленой пограничной форме и стала проверять документы.

Макс не беспокоился за свою старую фанеру. Паспорт РФ, подделанный на совесть и в неспешной обстановке, был идеального качества, если только не проверять его по милицейской базе, где он давно значился как утерянный. Женщина-сержант мельком глянула на фотку и тут же вернула, больше внимания уделив иммиграционным картам. Их мошенники заполнили накануне вечером, сразу после того, как бланки раздала проводница. Вписывать данные в клеточки пришлось крошечными буковками, и Макс похвалил себя за предусмотрительно захваченный набор шариковых ручек, в котором нашлась нужная с совсем уже тонюсеньким стержнем.

– До возвращения не теряйте. Счастливого пути! – Пограничница стукнула печатью по картам и направилась в следующее купе.

– И это все? – недоуменно фыркнула Майя.

– А ты хотела, чтобы тебя обшарили с ног до головы, проказница, да еще вытряхнули чемоданы? Мы же не в Прибалтику едем, а в Крым отдыхать. У нас отношения, можно сказать, как в Евросоюзе. – Обрадованный мирным досмотром Макс растянулся на полке. По правде говоря, он все еще ждал появления шумно пыхтящей немецкой овчарки в сопровождении пары-тройки грозно сопящих автоматчиков. Как-то не верилось, что весь пограничный контроль заключается в доброжелательной и нелюбопытной женщине с печатью.

Тем не менее, когда спустя минут двадцать поезд тронулся, выяснилось, что это так. Никаких казаков и овчарок с автоматчиками не появилось. Не было их и снаружи, хотя Макс во все глаза высматривал оцепление, колючую проволоку и разные другие признаки государственной границы.

«Все, мы уже на Украине. Интересно, как там „ботаники“ поживают, не ссадили их с поезда? – подумал Макс. – Они хоть понимают, где находятся и куда едут?!»

Некоторое время его занимали мысли о положении незадачливых научных сотрудников, а потом Макс решительно выбросил их из головы. Он снова пристроился в коридоре у открытого окна, жадно впитывая красоты цветущего мира, по которому мчал его поезд.

После Казачьей Лопани все надписи, встреченные на станциях и полустанках, пошли на официальном украинском языке и ниже пояснительные – на русском. Макс немало подивился двоемыслию граждан Незалежной, возникшему в борьбе с новоязом, и впал в растерянность, углядев вокзальные часы. «Мои спешат или у них отстают?» – Макс посмотрел на циферблат своих «Касио» и спросил у проходящей кстати проводницы:

– Сколько времени?

– При въезде на территорию Украины отводим стрелки на час назад, – прощебетала девушка, совершенно не удивившись. Должно быть, этот вопрос ей задавали тысячу раз.

– Ну, ваще, суверенитет! – пробормотал Макс, послушно выставляя казенное время.

– Меняю рубли на гривны, гривны на рубли, – донеслось сквозь дорожный шум.

Макс повернул голову и увидел недалеко от себя крупного парня в клетчатой рубашке и спортивных штанах. Меняла неторопливо шел, заглядывая в купе и предлагая совершить обмен по выгодному курсу. К нему никто не стремился.

– Меняем, молодой человек? – пригласил он к сотрудничеству встреченного по пути Макса.

– Нет, спасибо, – кратко и вежливо отказался аферист.

Валютчик обратился с тем же вопросом к Майе, но та, глянув на своего спутника, отказалась.

– Как хотите, здесь самый выгодный курс. В Симферополе будет дороже, – пропел меняла, прежде чем отчалить.

– Чего ты не хочешь деревянные на хохлобаксы поменять? – напустилась она на Макса, едва валютчик скрылся в тамбуре. – Слили бы ему тонн пять, чтобы на вокзале не париться. Ночью же приедем!

– Там и ночью обменники открыты. – Макс верно угадал прелести курортного сервиса. – В поезде менять не советую. Здесь курс, конечно, выгоднее, но высок шанс получить фальшивые гривны, если меняла тебя за лоха сочтет.

– А мы так сильно на лохов похожи? – надулась Майя.

– Ну, во-первых, неизвестно, что в голове у него перемкнет, – рассудил Макс. – Во-вторых, мы хоть и ребята что надо, но здорово маскируемся.

Майя, если и заметила издевку, то виду не подала.

Минут через десять после первого менялы появился второй, толстощекий чернявый мужик с глазами навыкате. В руках он ничего не держал, но из расстегнутой сумки-кенгурухи виднелась толстая пачка дензнаков стран-соседей.

– Рубли на гривны, гривны на рубли, меняем-меняем, – монотонно бормотал он, приглядываясь к реакции пассажиров.

У ненавязчивого валютчика дела шли куда лучше, чем у его настырного коллеги. Пассажиры то ли его не боялись, то ли были настолько заворожены гипнотическим напевом, что полезли совершать сделки. Макс остался к его заклинаниям равнодушен, а вот Майя сунулась было с кошельком, пришлось вежливо оттеснить ее обратно в купе.

– Ты чего? – прошипела Майя.

– Ну-ну, знаю я тебя, обменяешь на тысячу, стибришь двадцать тысяч. Прячь тебя потом на багажной полке от разъяренных барыг, – урезонил Макс свою непоседливую подругу и, видимо, попал в яблочко, потому что Майя не нашла, что возразить.

Она вернулась на свое место, достала несессер и увлеклась маникюром, а Макс занял пост у окна.

После Харькова деревенские дома, утопающие в садах, крышами ничем не отличались от изб северо-запада России в Любцах или, скажем, в Любани, только стены у всех были кирпичные. Деревянный дом, как в Ленобласти, Макс приметил только один.

В сумерках проехали Сиваш. Залив подступил к насыпи с обеих сторон, казалось, поезд вот-вот свалится в воду и утонет вместе со всеми пассажирами. Это было страшно и весело. По вагону разносили пиво. Запотевшую бутылку «Оболони» Макс приобрел за двадцать рублей и был сильно удивлен, почему в поезде ледяное пиво ценится так дешево. Взятый на закуску лоток с парой котлет, картофельным пюре, огурцом, помидором и хлебом стоил шестьдесят рублей.

– Добро пожаловать за границу, – пробормотал Макс.

Заключительные полчаса они с Майей сидели как на иголках, сдав проводнице белье и глядя на ночной урбанистический пейзаж. В купе было темно. От возникшего дискомфорта хотелось спать. Промышленная застройка полосы отчуждения нагоняла тоску. Проходимцы молчали. Им было зябко и неуютно.

Морок закончился в полвторого ночи, когда за окном появились вокзальные здания. Макс сразу же почувствовал себя в своей тарелке, подхватил собранный багаж и понес в тамбур, где уже сгрудились выходящие в Симферополе пассажиры. Через три минуты поезд плавно остановился. Они вышли на длинный широкий перрон перед большим и красивым зданием симферопольского вокзала.

Макс вспомнил, как отправлялся на дембель из зала ожидания джанкойского вокзала, похожего на одноэтажный барак. По сравнению с ним симферопольский, недавно отремонтированный, просторный и светлый, казался дворцом. Макс и Майя сразу же заблудились в его залах и коридорах. Ночью все сидячие места оказались забиты спящими пассажирами.

– Давай сдадим вещи и погуляем по городу, – предложил Макс.

– Давай, – охотно согласилась Майя.

Камера хранения, расположенная сразу напротив перрона, мало напоминала привычные закутки. Вместо затертого локтями и сумками барьера Макс обнаружил идущую над полом ленту небольшого конвейера, на которую удобно было класть багаж. Поколебавшись, Макс оставил при себе котомку, без которой не мыслил себя на чужбине. Как бы ни хотелось ему прогуляться налегке по летнему южному городу, оказаться без носимого аварийного запаса плутовского имущества за тысячу с лишним километров от дома было страшновато.

Возле здания вокзала на них накинулась свора таксистов-частников, слетевшихся к прибытию очередной порции изголодавшихся по морю и солнцу северян.

– В Евпаторию едем?

– В Ялту, дешево?

– В Алушту, молодые люди?

– Нет-нет, спасибо, – парировал Макс. – Нам не надо ехать. Видите, мы даже без багажа.

Сраженные столь веским и новым для них аргументом, частники отступили, но тут же накинулись на жирный кусок – тучных супругов с парой пухлых детишек и тяжелыми сумками, стали предлагать избитые варианты, один выгоднее другого, и вроде бы даже уломали. Макс бросил наблюдать за ушлыми извозчиками, взял Майю под руку, и они пошли вдоль привокзальной площади, заполненной рейсовыми автобусами всех мастей, мимо работающего круглосуточно «Макдональдса», подальше от скопления людей и станционной порочной атмосферы, замешанной на сутолоке, алчности и скуке ожидания.

– Черт, заманчиво! – Макс даже прищелкнул языком. – Может быть, в самом деле махнуть куда-нибудь в Ялту или в Гурзуф? Ты была в Ялте?

– Я вообще в Крыму не бывала, я же тебе рассказывала.

– Помнишь «Ассу»? Там зимняя Ялта, пальмы, припорошенные снегом, зимний шторм…

– А помнишь, как они на фуникулере ехали и песня еще играла «Под небом голубым есть город золотой»? – Майя прильнула к его плечу.

– Помню, – задумчиво улыбнулся Макс. Вокзал остался позади, они брели по широкому проспекту, освещенному холодным светом уличных фонарей. – Там такая эстетика запустения и кокетство обнищания. Продали совкам романтику любви для бедных, иллюзию, что рай бывает в шалаше. Бывает… Ненадолго. В итоге вопрос юношеской страсти зарешал богатый папик со своими торпедами.

– А у тебя первая любовь какая была? – поспешила Майя съехать с темы кино, видя, что Макса заносит в канаву отчаянного цинизма.

– У меня хорошая была первая любовь. В школе еще, в девятом классе… Она была очень яркой, первая красавица. В Америке сделали бы королевой выпускного бала.

– А потом? – зачарованно спросила Майя.

– Потом я ушел в армию.

– Она тебя дождалась?

– Это только мать ждет вечность, – ухмыльнулся Макс. – Друзья ждут два года, девушка – год. А сержант – сорок пять секунд! – добавил он и заржал.

– Почему сорок пять? – опешила Майя.

– Потому что терпение кончается. Минуты на выполнение приказа слишком много, полминуты мало, а сорок пять секунд – в самый раз. Золотая середина, так сказать.

– А девушка, твоя первая любовь?

– Пока связист мотал катушку, студент имел его подружку, – с горечью ответил Макс. – Это про меня. Я сюда приехал из учебки связи. И с тех пор ненавижу студентов.

– И ты больше никого не любил?

– Вот гостиница. – Вместо ответа Макс ткнул пальцем в неоновую вывеску «Москва». – Давай номер снимем, а завтра с утра из камеры хранения вещи заберем и спокойно поедем. Или здесь еще на пару дней останемся. Я давно хотел Симферополь посмотреть. Бывал тут, когда служил, ненадолго заезжали, да что в армии увидишь? С тех пор мечта исследовать город осталась.

– А почему ты здесь не побывал с тех пор?

– Недосуг было. – Макс потянул на себя тугую дверь и пропустил Майю.

Они вошли в пустой вестибюль, казавшийся особенно просторным по причине ночного запустения. В углу высился штабель рулонов новенького ковролина, заботливо обернутых полиэтиленовой пленкой. Из-за стойки у дальней стены недобрым взором старой совы глядела на ночных визитеров дородная администраторша.

– Добрый вечер, – начал было Макс, – а можно…

– Мест нет, – осадила администраторша с профессиональной неприязнью к опостылевшим навязчивым попрошайкам, вечно прерывающим прострацию рабочего процесса.

– Понимаю, сезон, – одобрительно кивнул Макс. – Давайте договоримся.

– Пятьдесят долларов – и селю вас в одноместный.

– Устраивает.

– Паспорта давайте и вот, заполняйте форму.

Администраторша шлепнула на стойку гостиничный бланк. Макс, мысленно поблагодарив себя за предусмотрительность, порылся в сумке и придвинул взамен документы с вложенной пятидесятибаксовой купюрой.

– Генерал Грант опять одержал победу, – шепнул он подруге, когда они отошли к угловому диванчику со столиком, чтобы вписать липовые данные в форму гостиничной регистрации.

– Чего она такая сердитая, я не понимаю? – сказала Майя. – Мы же клиенты, доход приносим, нам радоваться должны.

– Счастливое дитя нового мира, – пробормотал Макс. – Ты попала в заповедник социализма, вот и не удивляйся установленным в нем порядкам. Это способ выживания, не более. Напускной суровостью надо держать клиентов в узде, чтобы они не рыпались, а исправно платили, сколько скажут. И суровости тем больше, чем лучше администраторы государственных гостиниц понимают мощь конкуренции частного сектора. Можно сказать, что суровость у них усиливается от отчаяния, взамен напускной любезности. Чисто совковый такой эффект.

– А разве клиенты не уйдут?

– Не уйдут, в этом-то вся соль, они тоже совки.

Они получили ключ и осмотрели номер в сопровождении хмурой дежурной по этажу.

– Провинциальный шик, – резюмировал Макс, когда работница гостиничного сервиса удалилась. – Отель класса «три красные звезды». Недешево, но сердито.

Он прошелся по номеру, заглянул в ванную комнату.

– Санузел совмещенный, да и правильно, номер-то одноместный. Нам даже оставили полотенце и туалетное мыло «Сортир фрукт», что в переводе на русский означает «Конское яблоко». – Макс осмотрел заваренный в целлофан обмылок и сплюнул в унитаз. – Предполагается, что зубная паста и щетка у нас свои. Высокая культура обслуживания! Дешевле только в Турции.

– Почему они такие злые тут? – спросила Майя. – Смотрят как на врагов. Они что, с цепи сорвались?

– Держат марку. Хуже, если они вдруг станут любезными. Значит, украли что-то, боятся и заискивают. Тем сильнее потом будет скандал, если мы им претензии предъявим.

– Как вы раньше при совке жили? – вздохнула Майя.

– Кисло, – ответил Макс.