Текст книги "Россия и современный мир №1 / 2015"

Казалось, что в чисто военном отношении ситуация медленно выравнивалась. Это было связано с увеличением оснащенности армии простыми видами вооружений. Однако качественного обновления экономики не происходило. Кроме того, состояние инфраструктуры грозило срывом поставок не только гражданского, но и военного назначения. Этой опасности не замечали, а потому к концу 1916 г. в верхах появилось убеждение, что Россия может вести наступательные действия.

И сегодня некоторым кажется, что Россия была в двух шагах от победы. На деле боеспособность армии зависела не только от ее «духа», о чем твердили российские «патриоты», но и от способности быстро обновлять военную технику. Не учитывалось также, что «военное оснащение в гораздо большей степени, чем раньше, опиралось на всеобщую готовность рабочих поставлять энергию для бесперебойного снабжения войск». Впрочем, мало кто понимал тогда это в полном объеме и в других странах137137
  Юнгер Э. Указ. соч. – С. 239–240.


[Закрыть]. Другое дело, что наличие гибкой экономики помогало своевременно исправлять положение.

В 1916 г., который для русских армий считался успешным, на русском театре военных действий с начала «Брусиловского» наступления в конце мая и до конца года потери Германии и Австро-Венгрии составили: убитых – 73 916, раненых и контуженных – 412 014, пропавших без вести – 415 894, всего – 911 842 человека. За это же время Россия потеряла: убитыми – 262 764, ранеными и контуженными – 1 562 890, пропавшими без вести – 214 607, а всего – 2 040 261 человек138138
  Нелипович С.Г. Брусиловский прорыв. Наступление Юго-Западного фронта в кампанию 1916. – М., 2006. – С. 45.


[Закрыть].

В российских верхах не замечали, что империи выгоднее обороняться, ибо она по-прежнему не располагает новейшими наступательными видами вооружений. Не замечали и особенно опасного в условиях тотальной войны разрыва между индустриальным и аграрным секторами экономики. Бюрократы как всегда упивались магией валовых показателей, «ведомственное мышление» противостояло системной оценке ситуации. Еще в 1915 г. либеральные авторы писали, что «главное и наиболее существенное условие экономического прогресса заключается в установлении возможности подымать технику и развивать культуру среди населения…»139139
  Фридман М.И. Война и государственное хозяйство России // Вопросы мировой войны. – С. 397.


[Закрыть]. Бюрократия этого не замечала. А тем временем народ устал от тягот войны и окончательно разуверился во власти.

Программа «спасения страны от экономической катастрофы», выдвинутая большевиками после взятия власти, была, в сущности, доведением до логического конца «модернизационных» планов, высказанных их противниками. Национализация ряда отраслей промышленности, принудительное синдицирование предприятий, контроль государства над промышленностью и банками – все это, так или иначе, предлагалось ранее. Большевики следовали за императивами своей эпохи. И эта утопия также обернулась большой кровью.

Человеку свойственно самообольщаться. «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья век», – восклицал когда-то А.С. Пушкин. Почти за 40 лет до Первой мировой войны Ф.М. Достоевский предупреждал, что «буржуазный долгий мир… в конце концов всегда почти зарождает сам потребность войны из-за новых рынков, нужных эксплуататорам… – словом из-за причин, не оправдываемых даже потребностью самосохранения…»140140
  Достоевский Ф.М. Указ. соч. – С. 102.


[Закрыть]. Россия, последовав за «буржуазным миром», обрекла себя на революцию. Последнюю можно рассматривать как самую большую человеческую иллюзию, порожденную мировой войной.

Литература

1. Барышников М.Н. Деловой мир дореволюционной России: Индивиды, организации, институты. – СПб.: «Книжный дом», 2006. – 412 с.

2. Дмитриев И.С. Бензольное кольцо Российской империи. Создание коксобензольной промышленности на Юге России в годы Первой мировой войны. – СПб.: Изд-во СПбИИ РАН; «Нестор-История», 2005. – 61 с.

3. Игнатьев А.А. Роковые дни. 50 лет в строю. – М.: Вече, 2013. – 494 с.

4. Ипатьев В.Н., Фокин Л.Ф. Химический комитет при Главном артиллерийском управлении и его деятельность для развития отечественной химической промышленности. Ч. 1. – Пг.: Науч. хим.-техн. изд-во, 1921. – 79 с.

5. Озеров И.Х. На Новый путь! К экономическому освобождению России. – М.: Богуславский, 1915. – 336 с.

6. Островский А.В. Зерновое производство Европейской России в конце XIX – начале ХХ в. – СПб.: Полторак, 2013. – 414 с.

7. Маевский И.В. Экономика русской промышленности в условиях Первой мировой войны. – М.: Дело, 2003. – 392 с.

8. Марков О.Д. Русская армия 1914–1917 гг. – СПб.: Галея Принт, 2001. – 122 с.

9. Наука, техника и общество России и Германии во время Первой мировой войны / Отв. ред. Э.И. Колчинский и Д. Байрау. – СПб.: Нестор-История, 2007. – 502 с.

10. Нелипович С.Г. Брусиловский прорыв. Наступление Юго-Западного фронта в кампанию 1916. – М.: Цейхгауз, 2006. – 47 с.

11. Никонов В.А. Крушение России. 1917. – М.: АСТ, Астрель, Харвест, 2011. – 550 с.

12. Первая мировая война: Взгляд спустя столетие. Материалы Международной конференции «Первая мировая война и современный мир». 26–27 мая 2010 г., Москва. – М.: Изд-во МНЭПУ, 2011. – 559 с.

13. Поликарпов В.В. От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале ХХ века. – М.: Индрик, 2008. – 552 с.

14. Прокопович С.Н. Война и народное хозяйство. – М.: Дело, 1917. – 214 с.

15. Россия и Великая война. Опыт и перспективы осмысления роли Первой мировой войны в России и за рубежом. Материалы конференции. Москва, 8 декабря 2010 г. – М.: Издательство Московского университета, 2011. – 205 с.

16. Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны (1914–1917). – М.: Наука, 1973. – 239 с.

17. Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи. 1923–1933. – М.: Изд. группа «Скимен», 2008. – 362 с.

В.М. Шевырин

Шевырин Виктор Михайлович – кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН.

В статье рассматриваются взаимоотношения власти и общественных организаций, оставивших наиболее заметный след в истории Первой мировой войны, – Всероссийского земского союза (ВЗС) и Всероссийского союза городов (ВСГ), созданных в июле-августе 1914 г. Историография вопроса освещается в моем обзоре и в недавно вышедшей монографии А.С. Тумановой [29; 30].

«Грандиознейший ВЗС»141141
  ОР РГБ. Ф. 436. К. 11. Ед. хр. 1. Л. 9.


[Закрыть], «государство в государстве» сыграл особенно большую роль в военных усилиях страны в 1914–1917 гг. Его 75 санитарных поездов перевозили больных и раненых в тыл (2,5 млн человек). Уже в 1915 г. он развернул широкую сеть тыловых госпиталей, содержал 3 тыс. лазаретов, располагая 200 тыс. коек. Оказывалась всесторонняя помощь увечным воинам и нуждавшимся в спецлечении. ВЗС первым принял на себя заботу о беженцах, хлынувших в глубь страны (2,7 млн к лету 1916 г.), создавая питательные пункты, отряды проводников, пункты регистрации, приюты для детей и т.д.; принимал пожертвования и распределял их и прежде всего – в действующую армию; отправлял посылки и письма военнопленным. Учреждениями ВЗС закупались различные товары, продовольствие, сырье, медикаменты, в том числе и за границей. Склады имели товаров на 2 тыс. наименований. ВЗС участвовал в снабжении армии бельем, теплой одеждой и обувью и пр.

На фронте действовали многочисленные учреждения ВЗС: передовые отряды, дезинфекционные и дезинсекционные камеры, строительные отряды, заводы и мастерские, бани, прачечные, чайные и др. – 146 видов различных предприятий. ВЗС и ВСГ создали и содержали на фронте 2/3 всех медико-санитарных учреждений. Работа ВЗС была интенсивной и многогранной [32]. Помощник председателя комитета ВЗС Северного фронта С.Е. Трубецкой писал, что работать приходилось с утра и до позднего вечера и безо всяких праздников («по воскресеньям мы работали, как в будни») [28, с. 125].

В 1916 и 1917 гг. численность ВЗС составляла более 200 тыс. (к середине сентября 1917 г. – 232 тыс., из них – 175 тыс. в центральных и местных организациях ВЗС, причем 45 тыс. – женщины)142142
  РГВИА. Ф. 12593. Оп. 1. Д. 438. Л. 14 об.


[Закрыть]. К концу 1916 г. общее число учреждений Земского союза достигло 7728 (учреждений ГК – 174; учреждений губернских комитетов – 3454; фронтовых комитетов – 4100). «Общие размеры дотаций казны земствам и ВЗС за 38 месяцев войны составляли не менее 1,5–2 млрд руб. И эти данные еще не учитывают всего роста Земского союза» [19, с. 266–268].

Немалую лепту в военные усилия страны внес и ВСГ. К сентябрю 1917 г. в ВСГ входило 630 городов – около 75% всего числа городов России того времени. На сентябрь 1917 г. в нем насчитывалась 81 тыс. человек. Через госпитали Союза с начала войны до января 1916 г. прошли 1 млн 260 тыс. раненых. В его госпиталях лечились 18,5 тыс. человек с инфекционными заболеваниями. Под флагом Союза на фронтах работало 68 врачебно-питательных и санитарно-технических отрядов; он содержал 247 лечебных заведений с койками, 270 амбулаторий, зубоврачебных и рентгеновских кабинетов. К осени 1916 г. число коек на учете Союза городов было 200 тыс. – в 3 раза больше, чем предполагалось военным ведомством.

Чрезвычайно важную роль в деле помощи больным и раненым воинам сыграло городское самоуправление Москвы. Во время больших сражений в Москву прибывало более 20 поездов в день (с 10 тыс. раненых). Москва открыла 1075 госпиталей. Она спасла страну и от эпидемий, заслонила ее внутренние районы. 60% эвакуационного потока шло через Москву. Поступали тысячи больных тифом, оспой, холерой и т.д. (45 тыс. лечились в спецгоспиталях).

ВСГ громко забил тревогу, когда началось «великое народное бедствие» – беженство. ВСГ сформировал несколько отрядов проводников. Они обслужили 1 тыс. поездов и до 1 млн беженцев. Московский железнодорожный узел иногда был забит составами с беженцами (до 800 вагонов в день). Около 150 тыс. беженцев осели в Москве, десятки тысяч – в Подмосковье. Городское самоуправление и ВСГ приняли их, устраивая их быт [33].

ВСГ заботился и об увечных воинах, о военнопленных. За рубеж были посланы сотни тысяч писем, посылок для военнопленных, запросов о них. В Москве открылась специальная хлебопекарня для выпечки сухарей для военнопленных. До 1 октября 1916 г. было отправлено в Германию до 110 вагонов сухарей.

На фронтах Союз городов имел 388 питательных пунктов, столовых и чайных, на которых было выдано 50¹/₃ млн обедов и 80 млн порций чая. В больших цифрах выражалась и санитарная помощь ВСГ на фронтах.

Деятели ВСГ считали, что работа на фронте была исключительно живой и благодарной. Именно здесь чувствовалось слияние общественной работы с действующей армией. Все необходимое для лазаретов, транспортов, бань часто производилось на месте, создавались заводы – мыловаренные, кожевенные, по производству бараков. Заводились свои мельницы, хлебопекарни, мастерские. Открывались лавочки, чайные и т.п. Но главное – помощь больным и раненым воинам. И это была самоотверженная работа. Нередко учреждения ВСГ уходили последними, за ними взрывали мосты. Наград сотрудникам ВСГ не полагалось: Главный Комитет ВСГ принял специальное решение о том, чтобы не ходатайствовать перед военным командованием о наградах. В ВСГ многие учреждения работали «на энтузиазме» – без зарплаты, например сотрудники питательных пунктов практически все работали безвозмездно.

Много сделал для армии и Земгор (Объединенный главный по снабжению армии комитет Всероссийского Земского и Городского союзов, созданный в июле 1915 г.) [31].

ВЗС и другие общественные организации способствовали тому, что Русская армия, выдержав три года тяжелейшей войны и не раз выручив союзников по Антанте из серьезных ситуаций, внесла свой существенный вклад в их победу. 22 января 1917 г. в английской газете «Morning Post» (в статье «Русский земский союз») утверждалось: «Ни у нас, ни во Франции нет такой организации, созданной для борьбы с внезапным грозным нашествием, которая превосходила бы русский Союз земств. Заслуги, которыми русская мощь обязана Союзу, неисчислимы» [32, с. 334].

Генерал Н.Н. Головин писал, что польза от «напряженной самодеятельности общественных кругов была очень велика» [5, с. 168–169].

«Располагая громадными средствами, опираясь на грандиозный аппарат земских и своих специалистов, ВЗС (в пределах поставленной перед ним задачи) пользовался громадным фактическим влиянием в стране. Организация помощи больным и раненым воинам в годы Первой мировой войны своей главной тяжестью легла именно на союзы земств и городов». С тяжелыми последствиями мировой войны смогла эффективно «бороться только организованная самодеятельность населения» [1, с. 142].

Разумеется, такая огромная работа на нужды фронта не была бы возможной, не будь тесного сотрудничества между этими общественными организациями и государственными учреждениями, с властью. Первый историограф союзов М.Д. Загряцков уже в 1915 г. называл их «интереснейшими социальными организациями», имеющими чрезвычайно важное значение, так как они являлись «признанным центром общественной самодеятельности», группирующим около себя живые общественные силы, и единственной формой, в которой «допускается деятельное участие русского общества, как такового, в переживаемых великих событиях» [7, с. 7, 23].

Но в России дело обстояло так, что их практическая работа в силу общественного характера союзов и самодержавного характера власти вызывала коллизии. Историков всегда более привлекала не столько эта работа союзов, сколько их оппозиционная деятельность: осенью 1915 г. «союзы оказались во главе оппозиционного движения прогрессивной общественности» [6, с. 48].

И с давних пор в литературе ведется полемика о характере либеральной оппозиции царизму. Одни историки определяют ее как «штурм власти», другие – как «борьбу за власть», третьи констатируют активное участие союзов «в общественно-политической жизни предфевральской России». Есть и точка зрения на либеральную оппозицию как весьма умеренную по своему характеру. При этом исследователи расходятся во мнениях о влиянии социально-политического и партийного состава союзов на оппозиционные выступления ВЗС и ВСГ. Некоторые авторы полагают, что главную роль в ВЗС играли октябристы, а в ВСГ – кадеты. ВСГ «являлся чисто кадетским “детищем”». С ними не соглашаются те, кто утверждает, что союзы были созданы цензовой общественностью без прямого участия этих партий. Бытует и представление о «широком сотрудничестве самых различных социальных слоев города и общественно-политических сил», обеспечивших социальную базу для активного участия ВСГ в общественно-политической жизни страны.

Исторический парадокс, однако, состоит в том, что хотя кадеты и октябристы действительно возглавляли ВСГ и ВЗС, – ни партия народной свободы, ни партия октябристов не руководили этими союзами. По крайней мере это вполне очевидно в первый год войны.

Видный деятель ВСГ, член ЦК кадетской партии Н.И. Астров утверждал: «Мы никогда не проводили в Союзе какие-либо политические программы той или иной политической партии. Мы были свободны от директив партий. Таково было молчаливое соглашение между нами, участниками в работах Союза и партиями, к которым мы принадлежали. В наших ответственных “политических выступлениях” мы выражали настроения тех общественных кругов, которые объединял Союз городов, и формулировали эти настроения… Политика съездов Союза городов не была самодовлеющей политикой. Она была производной их работы и отнюдь не была осуществлением какой-либо заранее составленной политической программы»143143
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 42, 54.


[Закрыть].

Тогда в составе городских дум прогрессивно-либеральные элементы были в меньшинстве. Однако условия времени, опасность, нависшая над страной, производили свое действие, и недавние консерваторы и ретрограды примыкали к либерально и демократически настроенному меньшинству.

О том же свидетельствует один из руководителей ВЗС С.А. Котляревский, считавший, что «было бы совсем неправильно» приписывать Земскому союзу «определенно партийную физиономию». Те уполномоченные губернских земских собраний, которые составляют высший орган ВЗС, принадлежат «к более или менее различным политическим оттенкам», но это не нарушает единство их взглядов на задачи и формы помощи армии, как и на условия организации тыла [10, с. 40].

Доминировали в союзах либералы – к.-д., прогрессисты, октябристы. «Партийность», при нацеленности ВЗС и ВСГ на практическую работу, не играла существенной роли ни при их создании, ни в начале деятельности союзов. «Патриотический подъем и возвышенное настроение вылились у тех общественных деятелей, которые по тем или иным причинам не пошли на фронт, в стремлении к объединению для помощи больным и раненым воинам» [36, с. 298].

Либералы с энтузиазмом подхватили слова царского манифеста о забвении внутренних распрей и об укреплении единения царя с его народом. Кадетская «Речь» заверяла власть в искреннем желании общественности всеми силами содействовать общенациональной цели. Один из столпов российского либерализма С.Н. Булгаков писал, что «наконец наступило для России спасительное единение царской власти и народа» [30, с. 34].

В отечественной историографии многие десятилетия это «единение» в начале войны рассматривали как шовинистический угар, охвативший страну, не подверженным которому, с «ясной» головой, оказался лишь рабочий класс. Теперь положение в исторической литературе иное: патриотизм россиян всех национальностей получил в ней постоянную «прописку». Известный лозунг «Все для фронта! Все для победы!» был самым популярным лозунгом ВЗС и ВСГ. В эпоху мировых войн, как отмечает Е.С. Сенявская, вопрос нередко стоял уже «о самом существовании государства и даже жизни его народа [25, с. 366].

Создатели общественных организаций, будучи весьма образованными людьми, осознавали это особенно остро. Для русского общества поддержка правительства, «единение» с властью, патриотизм – были в XX в. новым явлением, – в пору «японской войны пораженческие настроения в либеральной среде были весьма сильны и даже такой умеренный либерал, как В.А. Маклаков, тогда секретарь «Беседы», говорил, что поражение на Дальнем Востоке заставят царизм пойти на уступки144144
  ГИМ ОПИ. Ф. 31. Д. 242.


[Закрыть].

В 1914 г. положение было иным. Многие отчетливо сознавали, что ни Красный Крест, ни военное ведомство не вполне подготовлены для обслуживания предстоящего колоссального количества раненых и больных. Последнее обстоятельство во многом и объясняет ту легкость, с какой правительство согласилось с учреждением ВЗС и ВСГ. Это была реакция со стороны высших представителей власти на первых порах: «Слишком серьезными казались надвигавшиеся события… Да и взаимоотношения власти и общества изменились» [19, с. 255]. Представители власти тоже были захвачены патриотической эйфорией первых дней войны. Кроме того, были и «некоторые общие предпосылки, которые – и психологически, и по существу – влияли на правительственную работу, особенно вначале: “…война неизбежно должна быть краткой… Гипноз краткости налагал на работу всего государственного аппарата и на общественные настроения определенный оттенок”» [36, с. 267–268].

«Единение» было на волне патриотического воодушевления. Но оно изначально таило в себе семена грядущей борьбы и конфронтации власти и общества. Слишком по-разному понималось «единение» создателями союзов и «исторической властью», «высочайшим соизволением» давшей этим организациям путевку в жизнь. Несмотря на патриотическую эйфорию, власть строго блюла свои жизненные принципы с первого дня существования общественных организаций: срок их деятельности был отмерен временем войны. И самой работе организаций ставились узкие пределы: только помощь больным и раненым воинам и только в тылу. Смелость, с которой она одобрила инициативу создания союзов, объясняется и тем, что весь предшествующий опыт ее общения с местными самоуправлениями был на ее стороне, – она всегда держала их под контролем. Кроме того, она поверила общественности, заявившей, что откладывает счеты с властью до конца войны. Это была большая иллюзия власти, уже потому, что сама она считала себя свободной от всяких обязательств, а призыв царя к единению, прозвучавший в манифесте 20 июля 1914 г. был, в сущности, лишь призывом к смирению верноподданных. «Единение» с высоты престола виделось как забвение прошлого лишь со стороны общества.

Со своей стороны и деятели союзов, искренне желавшие полного единения с властью, впали в иллюзию, полагая, что власть на период войны прекратит свою борьбу с обществом, даст ему возможность нестесненной работы для армии, для победы. Но у них была и «голубая мечта»: возникшие союзы вывести на более широкое поле деятельности, чем только помощь раненым, и сохранить эти организации и в послевоенное время, придав им гражданское назначение. Так, например, приехавшие в Москву на съезд будущего ВСГ городские головы с большим единодушием «высказались за желательность и даже необходимость существования такого союза как постоянного института» [27, с. 535–536].

Это была хотя и «умозрительная самодеятельность», но уже нарушение царского табу. Так, за флером патриотизма угадывался уже потенциальный конфликт. Впрочем, в либеральной среде были деятели, с самого начала не верившие в искренность расположения власти к инициативам общественности. Бывший городской голова Москвы В.М. Голицын писал в своем дневнике, что правительство «снова поднимет гонения»145145
  ОР РГБ. Ф.75. П.31. Л. 122 об.


[Закрыть]. М.Д. Загряцков подчеркивал общественное начало союзов: «Общественное и политическое значение Земского и Городского союзов не подлежит сомнению: под влиянием тяжелых ударов судьбы общественная мобилизация осуществила идеал объединенного земства, к которому русские органы самоуправления стремились систематически и непрерывно в течение 50 лет» [30, с. 34].

Он писал, что ему приходилось наблюдать работу местных земцев на деле, и «всегда прежде всего бросается в глаза чрезвычайная сила притяжения к ним окружного населения. В Московском уезде, например, эти местные комитеты объединили и представителей интеллигенции, и фабрикантов, и крестьян, и рабочих. В момент национального подъема ослабли националистические и сословные чувства. Так, в Скадовске, одном из небольших курортов Черноморского побережья, комитет общеземского союза состоял под председательством жены местного землевладельца, бывшего предводителя дворянства и члена Госуд. совета, из врача и его жены, окончившей Высшие женские курсы, 17 крестьян и пяти евреев-торговцев» [7, с. 16–17]. В союзах активно работали и женщины. П.Н. Милюков говорил о «строго деловой земской организации кн. Львова» [11, с. 180].

П.Б. Струве и год спустя полагал, что для главноуполномоченного ВЗС Г.Е. Львова партийные догматы и шаблоны не имеют никакого значения. Член ЦК кадетской партии Д.И. Шаховской на заседании ЦК 25 августа 1914 г. отмечал, что «высшие заправилы опасаются засилья к.-д. и боятся допускать их к делу». Тогда же, в августе 1914 г. А.И. Шингарев, коллега Д.И. Шаховского и земский деятель, фаталистски говорил, что «единственное, что сейчас остается, – практическая черная работа… Надо совсем бросить разговоры о возможности политической работы». О необходимости «самой черной работы», вторя ему, заявляла и А.В. Тыркова, ибо «здесь жизнь, на всякие же партийные съезды будут являться пять человек». Более того, кадеты признали желательным «усилить всячески практическую работу в общественных организациях» [21, с. 364, 366, 367, 374].

В Городском союзе партийные знамена были свернуты. Возглавлявший Городской союз М.В. Челноков даже опубликовал в прессе письмо, в котором отказывался от партийно-политической деятельности. Кадетский «Олимп» вынужден был считаться с тем, что «созданы огромные организации, земские и городские, в состав которых вошли десятки тысяч лучших работников» [21, с. 408, 433].

Союз «свободно, по указанию требований своего опыта, строил свою конституцию, что… обеспечивало правильность его органического развития» [13, c. IV]. Руководящие органы союзов наполняла в основном цензовая общественность, – это были «издержки» Земского положения 1864 и Городового положения 1892. Состав съездов ВЗС определялся губернскими земскими собраниями, а съездов ВСГ во многом – составом городских дум. Но все-таки в своей организации союзы (и прежде всего ВСГ) не были связаны жесткими рамками, и это дало им возможность приглашать к работе, не стесняясь ограничениями этих Положений и не считаясь с установленным для самоуправлений цензом, тех людей, которые могли быть полезны для дела, приводить быстро в исполнение свои решения. Эти свобода действий и свобода выбора во многом и определили успех практической работы ВЗС и ВСГ.

Деятели союзов с головой ушли в эту работу, начав ее с энтузиазмом на высокой патриотической волне. Тогда они действительно стремились «к единению» с властью, отложив в сторону партийно-политическую деятельность. Либеральные партии в начале войны как бы впали в политический анабиоз. Да и по организационной слабости они, особенно еще ранее расколовшаяся на три части партия октябристов, не могли руководить союзами. И позже ВЗС и ВСГ были политически относительно самостоятельными. По ряду вопросов они весьма критически относились к тактике и кадетов, и Прогрессивного блока, и даже Государственной думы, хотя в целом проводили либеральный курс и в основном разделяли программу Прогрессивного блока. Глава ВЗС Г.Е. Львов еще и в марте 1916 г. дистанцировался от открытой политической борьбы. Он говорил: «Мы не занимаемся политической борьбой… Наша политика творится самым фактом нашей работы, имеющей государственное значение…»146146
  РГВИА. Ф. 12564. Оп. 1. Д. 9. Л. 182.


[Закрыть].

Лидер ВСГ М.В. Челноков, характеризуя взаимоотношения Союза с властью в первый год войны, говорил: «Особенно дорого, ценно для нас – это отношение к нам военного ведомства. И отрадно сказать, что работа нашего Союза отмечена высоким порывом помочь воинам всегда и везде, особенно в высших представителях ведомства, встречает правильную оценку, откровенную поддержку и искреннее желание помочь. То же можно сказать и о высшем правительстве. В этом деле оно стало на правильный путь доверия и взаимодействия с общественными силами и, думаю, результат не заставит разочароваться в таком отношении к обществу»147147
  РГВИА. Ф. 12593. Оп. 1. Д. 4. Л. 105.


[Закрыть].

Но Челноков больше выдавал желаемое за действительное, – уже тогда отношения союзов и власти не были столь безоблачными. В противовес своему лидеру Н.И. Астров утверждал, что «со стороны представителей власти отношения остаются старые, привычные, назовем их скромно “недоброжелательными”» [9, с. 7].

Многие городские головы, в том числе и городской голова Петрограда, приходили в отчаяние от явного нерасположения властей к городскому самоуправлению: «Никто помочь не хочет – ни министерства, враждебно относящиеся к “самоуправлениям” и желающие их провала, ни военные власти, предъявляющие только требования и не ударяющие палец о палец там, где нужно поддержать» [27, с. 673].

Правительство явно не учло уроков прошлого. Как писал А.А. Брусилов, вновь был выдвинут старый лозунг: «Держи и не пущай!», а все осталось по-старому. Что посеяли, то и пожали!» [4, с. 246].

Контраст с тем единением, которое наблюдалось в начале войны, был очевиден.

«Эта вторая война, – вспоминал А.Ф. Керенский, – предоставила царю уникальную возможность протянуть народу руку дружбы, тем самым обеспечить победу в войне и укрепить монархию на многие годы вперед» [24, с. 28]. По сути, о том же говорилось на заседании ЦК кадетской партии уже в ноябре 1914 г., когда констатировались колоссальные изменения в настроениях страны со времени исторического заседания Госдумы 26 июля. Тогда имели право говорить о единстве страны, так как оно действительно существовало. Готовясь к жертвам, страна напряженно чего-то ждала от власти. Особенные ожидания связывались с приездом царя в Москву. Но время уходило и ничто во внутреннем курсе политики не изменялось. С тех пор настроение стало падать и кое-где сменилось уже громадным разочарованием. Здесь же указывалось, что недовольство в стране растет в геометрической прогрессии [21, с. 426, 428]. Таким образом, уже в конце 1914 г. волна патриотического подъема в стране явно шла на спад.

Рассматривая любое проявление общественной инициативы как подрывную акцию, правительство сделало все возможное, чтобы в зародыше подавить целый ряд заслуживающих внимания устремлений, включая предложения ВЗС и ВСГ по повышению боеспособности через мобилизацию промышленности, оказание помощи беженцам и реорганизацию системы здравоохранения. Сама по себе такая политика царского правительства не была бы гибельной, если хотя бы некоторые из принимаемых им мер были успешными. Однако когда ужасные провалы на фронте и явные просчеты в управлении тылом стали широко известны, правительство попало под огонь критики.

В такой обстановке начала сказываться и оппозиционность союзов, но вовне она проявлялась поначалу неуверенно и робко, скорее союзы шли по инерции патриотического единения. Как считал А.Н. Яхонтов, «за первые месяцы войны, при господствовавших настроениях, союзы не позволяли себе вызывающих выступлений…» [36, с. 302]. И это не было тактикой общественных организаций. Астров откровенно писал, что русское прогрессивное общество с началом войны прекратило политическую борьбу и «устремилось на помощь власти в организации победы»148148
  РГВИА. Ф. 12593. Оп. 1. Д. 16. Л. 26.


[Закрыть].

Тяжелейшие поражения Русской армии в Карпатах и стремительный откат войск из Галиции, «великое отступление» вызвали потрясение, шок в стране. Всплеск негодования в обществе был беспрецедентным. Никто не ожидал такой катастрофы. Многим грезился триумф русского оружия, победное шествие на Берлин и лавры страны-победительницы. Вместо этого «Галицийский апокалипсис», кошмар тысяч убитых, раненых, попавших в плен, нескончаемый поток беженцев, растекшийся по всей стране, новые мобилизации запасных, прогрессирующая дороговизна, ухудшение качества жизни. Поползли слухи об измене, о «темных силах», свивших гнездо чуть ли не в царских чертогах. Общественность встрепенулась, сбросила оцепенение «единения с властью». Она открыто ставила в вину «приказному строю» неготовность армии к большой войне и прежде всего катастрофическую нехватку вооружения и снарядный голод, сыгравшие ключевую роль в поражении российских войск.

Огонь критики сосредоточился на правительстве и особенно на военном министре В.А. Сухомлинове. Но общественность не довольствовалась только критикой, – она отозвалась и организационно. Прошли съезды ВСГ, ВЗС, Военно-промышленных комитетов (ВПК). Наиболее характерна для всех съездов речь при открытии съезда ВЗС 5 июня 1915 г. его главноуполномоченного кн. Львова. Князь обрисовал ту огромную работу, которую провел ВЗС за десять месяцев своего существования. На фронтах, говорил Львов, «мы слились… с жизнью армии». И он вопрошал своих единомышленников о том, идет ли работа гладко «в отрадном, бодрящем единении» в тылу? – «Каждый из нас прекрасно сознает, – что нет». Он напоминал о тех трениях, преодолеть которые стоило союзу громадных усилий. ВЗС заполнил ту область, которая была абсолютно пуста. Когда это делалось – власти приветствовали, но когда была создана эвакуационная организация, то на каждом шагу она стала встречать препятствия. Печальная история произошла и с работами Союза в области заразных болезней. Он мог создать стройную организацию, но это не осуществилось. Сверху проведена в жизнь идея разъединения сил. И в результате борьба с инфекционными заболеваниями в стране не организована должным образом. Вспыхивают эпидемические заболевания.