Текст книги "Россия и современный мир №1 / 2015"

Львов признавал, что дело ведется Союзом на народные деньги, которые отпускает ему правительство. Вместе с тем он отметил те затруднения, с которыми сопряжено их получение. Требования Совета министров, обусловливавшие отпуск средств, постоянно повышались. В результате ассигнования шли крайне медленно, и работа ВЗС проходит в ненормальных условиях.

В заключительной части речи Львова сочетались традиционная верноподданность и поднимающаяся оппозиционность общественности: «Предлагаю вам, господа уполномоченные земств, в эти трудные минуты засвидетельствовать Государю Императору нашу беспредельную преданность и искреннюю готовность отдать все свои силы на служение армии для доведения войны до полного одоления врага, и выразив непоколебимую уверенность в торжестве русского оружия, высказать единодушное убеждение земской России, что объединение правительственных и общественных сил, столь необходимое в настоящую минуту, требует немедленного созыва Государственной думы»149149
  РГВИА. Ф. 12564. Оп. 1. Д. 7. Л. 41–45.


[Закрыть].

Переход союзов от «священного единения» с властью к «патриотической тревоге» летом 1915 г. (на волне которой был создан в июле Земгор и резко возросли масштабы работы тыловых и фронтовых учреждений ВЗС и ВСГ), был обусловлен не только поражениями на театре военных действий, но и обострением проблем внутренней жизни в стране, вызывавшими массовое недовольство населения и, конечно, теми препятствиями, которые ставило правительство практической работе Союзов в центре и на местах.

П.И. Корженевский, уполномоченный комитета Юго-Западного фронта, присутствуя на заседаниях комитета, «уловил звучавшую в комитете ноту недовольства. Это было особенно разительно здесь, среди людей, далеко не экстремистов, среди самых верхов комитета, этих крупных помещиков, предводителей дворянства, даже старых чиновников. Замечательно было сочетание недовольства и дела. Оно было именно деловым недовольством, недовольством творца на злостное препятствие в деле, которому отдавались всей душой, всем помышлением… Но, действительно, все начинания, вся деятельность комитета постепенно упиралась в тупик тупой бюрократии и заржавленного старого военного механизма…»150150
  РО РГБ Ф. 436. К. 11. Ед. хр. 1. Л. 34–35.


[Закрыть].

Бюрократия стремилась, начиная уже со времени Н.А. Маклакова, и это признавал Б.В. Штюрмер, по возможности «сузить предназначение» и деятельность союзов151151
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 2б. Л. 221–223.


[Закрыть].

27 февраля 1915 г. состоялось заседание Совета министров, практически посвященное деятельности союзов. Застрельщиком похода против ВЗС выступил генерал В.И. Покатило, недовольный национальным составом организаций Земского союза в Ростове-на-Дону и якобы пропагандой левых взглядов «революционной рвани». На заседании Совета министров он говорил, что «одно сплошное фарисейство – весь этот союз… Власть уходит из рук, идет издевательство над властью». При всем при том он признавал, что «по внешности все хорошо, т.е. практическая работа шла нормально» [26, с. 139, 141].

И это все говорил наказной атаман Войска Донского, еще четыре месяца назад заявлявший в телеграмме в ГК ВЗС: «Счастлив, что вверенная мне область примкнула к руководимому вами святому делу»152152
  РГВИА. Ф. 12564. Оп. 1. Д. 5. Л. 1.


[Закрыть].

Но важнее, конечно, реакция на ВЗС министров Российской империи. Н.А. Маклаков был последовательнее всех в неприятии Союза: «Смотрю на вопрос шире. Дело в союзе стоит неблагополучно. Хотел уточнить его положение, не допуская государства в государстве – на это союзу бескорыстная работа прав не создаст. Вся Россия сталкивается с союзом. Кампания во многих случаях темная… Государство не может дольше молчать. Иначе власть растворится в чем-то ей заведомо враждебном… Порядок в руках власти губернаторской, и он отвечает за все. Как же допускать рядом с ним обособленные организации» [26, с. 140].

Общий тон заседания Совета министров был обличительный по отношению к ВЗС. Разрешение деятельности союза – ошибка, за которую «расплачиваемся и еще будем». Но запрещать его «через семь месяцев – поздно» [26, с. 140, 142].

Н.А. Маклаков уже второй раз резко ставил вопрос об общественных организациях на заседании Совета министров. Первый раз он это сделал еще 25 ноября 1914 г. Обсуждалась его записка, составленная им 18 ноября того же года. В записке указывалось, что оба эти союза (ВЗС и ВСГ. – В. Ш.) «не мирятся с временным характером своей деятельности и определенно готовятся к той работе по переустройству общественной жизни, очередь которой должна наступить, по их мнению, после благополучного окончания войны. …За неизбежность уклонения в сторону политики, если не в настоящем, то в последующее и, несомненно, недалекое время, подчеркивалось в меморандуме Маклакова, говорит, между прочим, самый состав главных деятелей союзов, в большинстве принадлежащих к нашим оппозиционным партиям». Маклаков заявил себя решительным сторонником наделения правительственной власти правом влиять на личный состав местных отделений обоих союзов. Однако это предложение не встретило сочувствия у его коллег. Маклаков считал также необходимым и определить срок упразднения союзов примерно в полгода со времени прекращения деятельности открытых ими санитарных учреждений [26, с. 390–391].

В своей практической работе союзы пересекали незримую границу, отделяющую общественную деятельность от административной, что вызывало раздражение власти и ответную реакцию союзов. ВСГ был не только организацией по исполнению технических задач, он был и оставался общественной организацией, откликавшейся на все наиболее острые моменты жизни страны. Занимаясь хозяйственной работой, он приобретал право, как казалось Астрову, говорить. Со словами призыва и предупреждения он «обращался к власти и стране, голос его слышали и страна, и власть. Сочувствие страны было вне сомнения. Но власть не скрывала своего враждебного отношения к союзам и не останавливалась перед резкими мероприятиями, знаменовавшим старую тенденцию борьбы с русской общественностью»153153
  ГА РФ. Ф.5913. Оп. 1. Д. 82. Л. 225.


[Закрыть].

Правительственная власть всячески тормозила и урезала ассигнования на беженцев, эпидемические заболевания, увечных воинов. В некоторых местах ассигнования городских дум в средства союза опротестовывались губернаторами как расходы, не предусмотренные законом.

Деятельность ВСГ, например, встречала в Томске и других сибирских городах большие препятствия со стороны местной администрации, которая не разрешала «учреждение местных комитетов союза, ссылаясь на неполучение надлежащих инструкций от центральной власти»154154
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 13–13 об.


[Закрыть].

Сотрудничество власти и общества, все более омрачалось тяжелыми поражениями на фронте, ростом тягот военного времени, разрухой, дороговизной, продовольственным кризисом. Разногласия власти и общественных организаций и по конкретным, практическим вопросам, и вопросам политическим приобретали все более острый характер, обусловив полную трансформацию их политических взаимоотношений, вплоть до запрета властью съездов организаций и ее стремления свернуть их практическую деятельность. Общественные же организации эволюционировали в своей оппозиционности до требования об «ответственном министерстве».

18 августа 1915 г. Московская городская дума, где «верховодили» Челноков и Астров, послали телеграмму царю, в которой подчеркивалось, что «основой достижения победы является единение народного представительства со страной. Стоящие ныне перед страной задачи требуют создания правительства, сильного доверием общества и единодушного. Во главе его должно быть поставлено лицо, которому верит страна» [15; 16].

Николай II отвечал уклончиво и «безлико». Но в тексте явно читалось «нет» ходатайству гласных думы: «Вполне разделяю мысль, что теперь, когда все силы должны быть направлены к одной цели – одолению врага, особенно необходимо единение царя и его правительства с народом» [15, с. 101].

Между тем общественное возбуждение нарастало. Характеризуя атмосферу экономического совещания 11–13 июля 1915 г., Астров вспоминал, что уже тогда «раздавались речи, полные неистовой злобы, ненависти и угроз. Это были речи “революционного подполья”, которое в лице представителей больничных касс и рабочих организаций оказались на совещании. Тут прозвучали впервые пораженческие ноты». Однако все эти возгласы ненависти потонули в общем одушевленном желании найти условия, необходимые для победы. В резолюциях совещания выражалось настоятельное пожелание «единения всех сил страны» в работе по защите государства. «На этом совещании, – писал Астров, – впервые было высказано.., что страна может победить только при условии, если власть будет в руках “правительства, пользующегося доверием страны”. Что это было? Агитация? Бунт? Или созревшее убеждение, которое вскоре стало убеждением всей России. Убеждение, выраженное в совершенно лояльной форме… Это был отклик общества на обнаруженный обман. Ведь в феврале 1915 г. года военный министр заявил в Государственной думе, что армия обеспечена боевым снаряжением и что к марту снарядов и ружей будет в изобилии. А между тем именно недостаток снарядов и вооружения уничтожил все успехи русской армии на юго-западном фронте и вызвал отход армии из Галиции. В этом постановлении экономического совещания Союза городов правые круги усмотрели опасное политическое выступление. С нашей же точки зрения, это было лишь предупреждение и предостережение, к сожалению оставшееся гласом вопиющего в пустыне»155155
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 27.


[Закрыть].

Астров и в эмиграции полагал, что тогда «была еще возможность предотвратить грозу»156156
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 17.


[Закрыть]. Но большой уверенности у него в этом все же не чувствовалось157157
  Там же. – Л. 78.


[Закрыть]. Как образно писал С.Е. Трубецкой, «власти следовало проявить умеренный либерализм и крепко взять поводья в руки…» [28, с. 147].

Однако общественность добивалась некоторых уступок от «старой власти». Начали функционировать ВПК, Земгор, расширялась деятельность ВЗС и ВСГ, представители общественности работали в Особых совещаниях, «пунктиром», но все же работала, собиралась Дума по указу царя и он сам 9 февраля 1916 г. посетил Государственную думу (единственный раз за все время существования законодательных палат). Возник Прогрессивный блок, «уходили» наиболее одиозные министры, по сути была отменена росчерком пера министра внутренних дел в августе 1915 г. черта оседлости и т.д. То есть сотрудничество было не только практического, но и политического свойства, хотя это сотрудничество в борьбе и именно эта борьба в условиях растущего недовольства в стране во всех слоях населения и побуждала царизм к уступкам.

Ц. Хасегава пишет, что деятельность Николая II во время войны была искусным маневрированием между «крайностями»: правыми, домогавшимися резкого ужесточения правительственного курса, и либералами, выступавшими за «министерство доверия». Но вместо того чтобы сформировать летом 1915 г. «министерство доверия» (это легко было бы сделать, заменив Горемыкина Кривошеиным), царь уволил «мятежных» министров, принял на себя командование армией, а практически развязал руки камарилье. Поэтому его маневрирования, принесшие ему небольшие, тактические успехи, только усугубляли «кризис верхов», что в конце концов обернулось низвержением монархии [38, с. 576].

Но это было «маневрирование» во имя сохранения режима самодержавной власти. Режим показал свою неэффективность в войне. Уже в 1915 г. некоторые деятели союзов считали, что «главная беда в Николае II… Страна в таком положении победить не может…» [22, с. 153–154].

И предвидели возможность его низвержения. Впрочем, С.Ю. Витте, В.О. Ключевский, Н.А. Бердяев и другие российские «нострадамусы» прорицали это задолго до войны. Зная царя, Н.А. Маклаков говорил: «Погибнуть с этим человеком можно, а спасти его нельзя» [2, с. 121].

Теперь и в российской историографии высказывается мнение, что романовская империя потерпела крушение прежде всего «из-за личностного фактора», – неспособности Николая II «адекватно среагировать на вызовы времени и вывести страну из кризисной ситуации» [35, с. 372, 374].

Царь не «прихлопнул» союзы, несмотря на постоянное давление правых партий и камарильи, потому что нуждался в их хозяйственной деятельности из-за слабости экономики, неповоротливости бюрократического аппарата, а также учитывая общественное мнение страны и необходимость финансовой, экономической и военной помощи союзников по Антанте.

Император и все рыцари старого строя надеялись взять реванш после войны. А.Н. Яхонтов писал, что вопрос о «захватываемой союзами политической роли и несоответствующих временному учреждению функциях подлежал разбору после войны… В нормальной обстановке отпадут основания для дальнейшего их существования». Поэтому-то пожелания общественности не остались без ответа [36, с. 302].

Но Яхонтов сам себе противоречил, когда, с одной стороны, указывал, что союзы стремились обходиться «без какого-либо сотрудничества с “бюрократическими установлениями”», а с другой – писал о том, что множество разнообразных поручений возлагалось на них не только в тылу, но и на фронте. Союзы имели возможность обслуживать санитарные и эвакуационные дела в небывалом размахе и… всестороннее, чем Красный Крест и тем более военно-санитарные ведомства… Устраивались подвижные парикмахерские, переносные бани, дешевые лавочки, доступные библиотеки, всевозможные увеселения для солдат и др. День за днем повсюду складывалось впечатление, что под союзною опекой «хорошо, удобно, сытно, а у казенных чиновников – “мерзость запустения”. Такие впечатления распространялись не только среди раненых и больных, но и в окопах, и среди отводимых на отдых воинских частей, и в массе населения» [36, с. 300].

Несмотря на то что эти записи были сделаны Яхонтовым спустя многие годы после Первой мировой войны, в них и ныне чувствуется негодование старого монархиста по поводу военных властей, как бы протежирующих Союзу: «Фронтовые высшие власти, – отмечал он, – не только не препятствовали чрезмерному росту популярности Земгора, а напротив, покровительствовали ему» [там же].

В.А. Оболенский, долгое время работавший во фронтовом комитете и хорошо знавший обстановку «изнутри», отмечая, что правительство чинило «всяческие препятствия работе общества на пользу армии», подчеркивал: «Если тем не менее дело общественных организаций продолжало расти и развиваться, то только благодаря тому, что армия ими дорожила, а верховный главнокомандующий Николай Николаевич им покровительствовал» [12, с. 498].

Союзы участвовали в создании ЦК общественных организаций по продовольственному делу, их представители привлекались к работе в Особых совещаниях по продовольствию, топливу, перевозкам и обороне. Роль представителей союзов в Особых совещаниях в ту пору, когда во главе военного министерства стоял прислушивавшийся к голосу либеральной общественности генерал А.А. Поливанов, была весьма заметной. Поливанов стремился наладить работу своего министерства [17; 18]. Вся ее деятельность в совещаниях была «проникнута ярким сознанием государственной роли союзов». Представители союзов стремились к развитию промышленных организаций и к возможному сокращению заграничных заказов не только по валютным, финансовым соображениям, но и, прежде всего, с точки зрения широкого экономического будущего России [8, с. 73–74].

В министерских кругах отношение к союзам и их съездам было недоверчиво-тревожным. Министр Кривошеин, заигрывавший с либералами, тем не менее чувствовал, что при уступках у него уже есть опасный соперник – князь Львов. «Сей князь чуть ли не председателем какого-то правительства делается. На фронте только о нем и говорят… Надо с этим или покончить или отдать ему в руки всю власть… Если нельзя отнимать у земского Союза захваченное им до сих пор, то, во всяком случае, не надо расширять его функции дальше». Проницательность Кривошеина тут сказалась: князь Львов уже стоял за думским блоком [11, с. 187–188]. Но и не всем либералам нравился стремительный рост популярности Земского союза и его лидера. Служащий канцелярии Государственной думы, один из руководителей Земского союза, Г.А. Алексеев отмечал, что «Родзянко очень не любит и боится нашего Союза, в особенности же его пугает тот колоссальный престиж, которым пользуется наш князь. Сейчас князь Львов – некоронованный король всех общественных организаций. Родзянко же сам хочет играть первую скрипку, поэтому он везде и всюду интригует против нас. Но …его попытки подкопаться под нас кончаются полным фиаско» [20, с. 433]. Депутат Думы октябрист кн. С.С. Волконский находил, что «Родзянко глуп. Куда его еще в министры совать? Но еще хуже, если попадет в премьеры кн. Львов. Это бездарный и дурной человек. А между тем “Биржевые Ведомости” изо дня в день муссируют его кандидатуру» [20, с. 447].

В такой атмосфере даже «англоману» – министру иностранных дел Сазонову казалось, что «члены Думы плюс съезды Земский и Городской объявят себя Учредительным собранием» [26, с. 261].

Тогда же на заседании Совета министров 2 сентября 1915 г. коллеги Сазонова реагировали на съезды союзов весьма резко. Н.Б. Щербатов заявил: «Земский и Городской союзы… являются колоссальной правительственной ошибкой. Нельзя было допускать подобные организации без устава и определения границ их деятельности. Из благотворительного начинания они превратились в огромные учреждения с самыми разнообразными функциями, во многих случаях чисто государственного характера, и заменяют собою правительственные учреждения. Все это делается захватным путем при покровительстве военных властей… В действительности же они являются сосредоточием помимо уклоняющихся от фронта оппозиционных элементов и разных господ с политическим прошлым. Закрыть эти учреждения в настоящее время невозможно прежде всего потому, что они работают на армию. Да и с политической точки зрения такая мера породила бы крупные осложнения. Следовательно, приходится терпеть их как факт…» Горемыкин хотел положить предел прениям. Но министры вновь и вновь высказывали сомнения в необходимости закрытия съезда. Горемыкин распалился: «Разогнать». Щербатов спросил: «А неприкосновенность?» Председатель Совета министров пошел на попятный: «Заявить о незаконности и пусть себе болтают». Смущало всех одно, и это выразил Кривошеин, бросив министру внутренних дел: «Механизм в ваших руках оппозиционен, а тут еще и внутренние и внешние события грозны» [26, с. 261–263].

В придворных кругах было сильное течение в пользу запрещения московских съездов. Александра Фёдоровна 2 сентября писала Николаю II, что эти съезды «вызовут только большие смуты» и поэтому их «необходимо решительно запретить» [14, с. 248]. Но министр внутренних дел несколько успокоил царицу, сказав ей, что если съезды «вынесут глупые резолюции, то их не разрешат к напечатанию и таким образом никакой беды не выйдет» [14, с. 268].

Состоявшийся съезд ВЗС принял резолюцию о необходимости для победы взаимодействия общественных и правительственных сил, скорейшего возобновления занятий Государственной думы, которая «одна может дать незыблемую опору сильной власти». Съезд также решил признать желательным совместное с ВСГ представление депутации императору из шести человек, трех избранных съездом ВЗС (Львов, Маслов, Каменский) и трех – съездом ВСГ (Рябушинский, Астров, Челноков). Не все члены ВСГ признавали целесообразность этого решения, считая его бесполезным, а некоторые даже унизительным. «Лично я, – продолжал Астров, избранный съездом Союза городов в состав делегации, – был уверен, что делегация не будет принята царем, однако, мне казалось, что этот акт должен быть совершен для того, чтобы была внесена возможная ясность в положение, чтобы мы или укрепили свои надежды и с новой силой и напряжением вели свою работу во взаимодействии с властью, или… оставили бы несбыточные надежды и искали бы выхода сами, быть может, из положения, которое еще не было безвыходным»158158
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 28.


[Закрыть].

Текст предполагавшегося обращения главы делегации кн. Львова и текст меморандума, который предполагалось оставить императору после аудиенции, были составлены при участии членов делегации и некоторых выдающихся юристов и государствоведов: В.А. Маклакова, Ф.Ф. Кокошкина, С.А. Котляревского. Основная мысль обращения была в том, что власть должна быть в руках лиц, сильных доверием страны. «Правительство поставило Россию над страшной бездной. В ваших руках ее спасти»159159
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 28; РГВИА. Ф. 12564. Оп. 1. Д. 8. Л. 209 об.


[Закрыть].

Львов просил министра внутренних дел Щербатова передать императору, что решением непосредственно обратиться к монарху съезды исполняли свой гражданский долг и веление совести; и что русский народ глубоко верит в действительное единение с царем и отказ его Величества принять представителей земств и городов России «может быть принят как разрыв царя с народом»160160
  РГВИА. Ф. 12564. Оп. 1. Л. 229 об.


[Закрыть].

Либеральные министры (Кривошеин, Самарин, Сазонов) в Ставке царя убеждали его пойти «навстречу общественным устремлениям». Монарх выслушал министров и глухим, недовольным голосом сказал, делая жест рукой, как бы разрубая что-то, «когда приеду в Царское Село, то там – решу» [17, с. 159]. И решил: Щербатов получил указание, что «вопрос о депутации считается ликвидированным»161161
  Там же.


[Закрыть].

Между тем смысл резолюции этих съездов – «правительство народного доверия» – было лозунгом, криком страны. Именно отказ царя выслушать представителей земств и городов России в связи с военными неудачами и развалом тыла, «может быть и был поворотным пунктом в настроениях широких общественных кругов». Не текст меморандума имел влияние в стране, но факт отказа царя выслушать представителей организаций, работавших на армию, произвел несомненно сильное впечатление. По-разному это впечатление сказывалось. Одни поникли духом и безнадежно опустили руки. Для них не оставалось больше надежды… Другие постарались поскорее отделаться от неловкого впечатления, произведенного отказом в приеме делегации, и с головой ушли в работу на мощь армии и на организацию тыла. Третьи, наконец, учли этот акт, как новое доказательство враждебности власти к обществу и стали искать новых методов действий, считая свои руки развязанными»162162
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 29.


[Закрыть].

После летнего кризиса 1915 г. наступила как бы полоса затишья. Расстройство же страны усиливалось и захватывало новые области народной жизни. Этот развал и действия власти, упорно не желавшей считаться с мнением Государственной думы и общественных организаций, поощряли развитие в стране революционного процесса. Около власти создавалась угрожающая пустота. С этого времени начинается заметное раздвоение как в настроениях общественных и политических организаций, так и в выборе их тактики.

Руководители Прогрессивного блока настаивали на сохранении связи с властью, на необходимости сбережения Думы. Милюков неуклонно удерживал тактику блока в пределах парламентской борьбы и всеми мерами противился стремлению левых вступить на путь революционных действий. В случае крушения власти он предрекал «бунт бессмысленный и беспощадный». Общее настроение того времени московских кругов было резко оппозиционным, но далеко не революционным. Они не выдвигали ни радикальных требований, ни революционной тактики. В это время росло антидинастическое настроение во всех слоях населения, не исключая и низших. Ореол царского имени поблек, потускнел и исчезал. Разочарование сменилось недоумением, недоумение убийственным равнодушием. От верховной власти уже ничего не ожидали, никаких надежд с ней не связывалось. Деятели ВСГ и их коллеги из других союзов в старые формулы об «объединении усилий», о «согласованных действиях» стали вкладывать уже более конкретное содержание. В начале 1916 г. ответственными лицами общественных организаций заявляется (в «Известиях Союза городов»), что режим не может вызвать усилий и жертв, необходимых для победы, нужно коренное изменение правительственного строя. Беспрерывная смена министров в связи с постоянным изменением проводимой этими лицами политики вели к полному параличу власти. Между властью и обществом выросла «стена взаимного отчуждения и непонимания»163163
  ОР РГБ. Ф. 171. К. 9. Д. 1. Л. 18 об.


[Закрыть]. Представители ВЗС считали, что мероприятия правительства ведут к острой классовой борьбе. И тем актуальнее становилась «организация страны». Понимали ее по-разному.

Объединение сил и организация страны – это была одна тактика, имевшая целью удержать возможное влияние в поднимавшемся стихийном процессе, предупредить его, если возможно, не дать ему разлиться в анархию. Другая тактика вела к дворцовому перевороту. «Сознание неизбежности дворцового переворота было, кажется, всеобщим», – вспоминал Астров. Его ожидали, о нем нескромно говорили повсюду, но его не дождались. Сторонники первой тактики стремились договориться с организациями рабочих, сблизить буржуазно-либеральные круги с демократическими элементами. И те и другие видели в организации страны «средство, противоборствующее надвигающейся революции»164164
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 30.


[Закрыть].

ВСГ и ВЗС координировали не только свою практическую деятельность и вели общую работу в Земгоре, в Главном комитете которого были в основном кадеты (М.В. Челноков, Н.В. Некрасов, Н.А. Артемьев, А.Г. Хрущов, М.И. Терещенко, А.И. Астров, Д.М. Щепкин и др.), в Собеже, но и согласовывали друг с другом время проведения своих съездов и совещаний, выступления в Особых совещаниях, в которых от ВСГ были представлены, в основном, кадеты и прогрессисты: М.В. Челноков, М.М. Федоров, Н.В. Некрасов, П.А. Бурышкин, А.Г. Хрущов, Н.И. Астров, А.И. Астров, Д.В. Сироткин, П.П. Юренев, П.А. Садырин, А.А. Титов, А.П. Фролов, Ф.А. Лузин, В.К. Громан и др.

По своему характеру оппозиционные выступления Земского союза были более умеренными, чем Городского. Он позже, чем ВСГ, принял идею «об ответственном министерстве» (до того был приверженцем идеи «министерства доверия»), на сентябрьском съезде 1915 г. принял решение о депутации к царю, в то время как ГК ВСГ в большинстве своем (23 против 4) высказывался против этого, хотя в конце концов согласился с ВЗС.

Политизация общества всё более отражалась на деятельности ВЗС, ВСГ и других общественных организаций. Они были как бы сколком с российского общества. В их структурах был представлен широкий спектр политических партий и течений. В различных организациях Земгора, ВСГ и ВЗС работали и октябристы, и прогрессисты, и к.-д., и эсеры, и социал-демократы, в том числе и будущий нарком продовольствия А.Д. Цюрупа, сестра В.И. Ленина М.И. Ульянова, и – вплоть до большевиков такого склада, как М.В. Фрунзе, которые использовали учреждения союзов и для партийной работы на фронте. Секретарем ГК ВСГ был энес В. Волк-Карачевский, социал-демократ А. Сысин возглавлял один из отделов ГК ВСГ и т.д.

«Третий элемент»: врачи, статистики, бухгалтеры, инженеры, юристы и т.д. трудились и в Земском союзе. ВЗС приглашал на свои съезды и включал в свои органы того, кого он считал нужным, даже если эти люди не были земцами. С.А. Котляревский писал, что в состав этого союза вошли «многочисленные и ценные силы, не принадлежащие в строгом смысле слова к земской среде, и все-таки они прежде всего связаны с этой средой, они выражают земскую Россию, как выражают ее и земские собрания». В этом, казалось Котляревскому, «заключается известный смысл совместного существования двух союзов: Земского и Городского». Перед ними стоят одинаковые задачи, и во многих отраслях своей деятельности они должны работать согласованно; но они опираются на несколько различные общественные слои, отражают различную психологию и, направляясь к одной цели, не всегда могут избирать одинаковые пути. Нельзя признать такую двойственность чем-то ненормальным; наоборот, она «позволяет более широко использовать общественные силы страны» [10, с. 40].

Но социальная «неоднородность» состава совещаний и съездов ВСГ все же сказывалась на характере его оппозиционных выступлений. Этому способствовало и то, что левые кадеты в ВСГ (и прежде всего Н.И. Астров и Н.М. Кишкин) считали необходимым участие в совещаниях нецензовых элементов, – вплоть до представителей рабочих, кооператоров и т.д. Это была попытка сблизить буржуазно-либеральные круги с демократическими элементами, «иначе все обратится в развалины». Однако идеологического сотрудничества не наступило.

В заседании кадетского ЦК в феврале 1916 г. Д.И. Шаховской констатировал, что работа союзов теперь уже переросла их наличные силы, потому что у них нет власти (отчего к ним многие не идут), а среда земская цензовая неудовлетворительна. Продовольствие без путей сообщения неосуществимо, но и тут аналогичное положение. Нужна полнота власти [22, с. 204].

ВЗС и ВСГ вынуждены были реагировать на то, что «старая власть лишь поневоле и по необходимости терпела союзы, видя и сознавая, что без их помощи она обойтись не может; вместе с тем она не упускала случая делать попытки дискредитировать и подрывать деятельность союзов. Периодически против них предпринимались походы. То органы власти, то отдельные сановные фигуры, то организации “черной сотни” производили свои выступления и набеги. Союзам предъявлялись обвинения, что дела они ведут беспорядочно, не могут дать отчетов в израсходованных казенных деньгах, что они – особенно Союз городов – представляют гнездо и оплот революции, что все существование союзов подрывает авторитет власти. Союзам задерживали отпуск денег, всячески тормозили их начинания, не разрешали и разгоняли созываемые ими съезды и совещания – словом, союзы, были опасным для государственного порядка явлением, явлением политической жизни страны, не совместимым с самодержавным строем» [3, с. 1].

Отсюда стратегия и тактика общественных организаций. Организация страны в целях достижения победы и ответственное министерство – лозунги 1916 г. В этой двучленной формуле одно острие – «ответственное правительство» было направлено против «безответственной власти», а другое – против анархии и революции. Это была новая ступень, на которую взошло русское общество, гонимое всеобщим расстройством и дезорганизацией государственной жизни.

В это время и продовольственный вопрос стал политической проблемой, которая в любой момент могла взорвать ситуацию в стране. Отдавая себе отчет в этом, руководители ВЗС, ВСГ, ВПК всемерно старались предотвратить катастрофу. С этой целью они пытались устраивать совместные совещания и съезды своих организаций. Говоря о себе, об общественных деятелях, либералах, Астров постфактум заявлял: «Мы видели и понимали, как задолго до революции слагались грозные недоразумения между властью и народом, между правящим классом и Россией, и что мы предвидели роковые последствия этих роковых недоразумений и вся наша политическая деятельность имела целью предупредить и предотвратить катастрофу. Мы были между властью и группами, готовившими революцию, и мы участвовали в создании противоборствующих революционных сил»165165
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 27. Л. 1–3.


[Закрыть]. Но это предполагало и оппозицию власти уже потому, что «анархия начиналась в стране сверху»166166
  ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 16. Л. 31.


[Закрыть].