Текст книги "Россия и современный мир №3 / 2015"

Обзоры. Рефераты

Шиман С.
Среднесрочные прогнозы мирового экономического развития до 2019 Г

SCHIMAN S. Mittelfristige Prognose der Weltwirtschaft bis 2019 // WIFO-Monatsberichte. – Wien, 2015. – N 1. – S. 39–50.

В статье представлен прогноз развития основных промышленно развитых стран (ПРС) и крупнейших стран с формирующейся рыночной экономикой (СФРЭ) на 2015–2019 гг., сделанный с помощью Оксфордской макроэконометрической модели.

Характеризуя состояние экономики зоны евро, автор отмечает, что с середины 2014 г. цены на нефть снизились почти наполовину и в конце года составили менее 60 долл. за баррель. Этому способствовало увеличение предложения в США и снижение спроса в Китае и отчасти в Европе, а также спекуляции, связанные с российским кризисом. В 2015 г., считает автор, можно рассчитывать на коррекцию цен, стоимость барреля нефти составит в среднем 75 долл., а до 2019 г. она повысится до 105 долл. [с. 39]. Это должно несколько укрепить конъюнктуру в зоне евро. Но относительно высокая задолженность частного сектора снижает возможности развития в потребительском и инвестиционном секторах. Спрос государственного сектора в зоне евро также слишком низкий.

Многократно возросшие в связи с кризисом финансового рынка риски оказывают дополнительное давление на слишком низкий спрос. Поэтому новый инвестиционный план Европейской комиссии (ЕК) предусматривает, прежде всего, гарантии для частных инвесторов, которые в настоящее время не видят перспектив сбыта из-за низкого роста доходов населения. Реальные темпы роста в зоне евро составят в среднесрочном плане 1,3% [с. 40].

Появившаяся в ходе кризиса 2008 г. задолженность финансового и частного секторов ПРС заставила должников ограничить потребление и инвестирование и направить значительную часть получаемых доходов на погашение долгов. В связи с этим оживление мировой конъюнктуры, особенно в зоне евро, происходит сравнительно медленно, причем не исключается возможность нового кризиса. Сложившаяся ситуация сохранится еще несколько лет, поскольку слабый спрос сдерживает инфляцию, что, в свою очередь, тормозит сокращение задолженности: если инфляция оказывается ниже ожиданий, то повышается реальная стоимость долга, а его обслуживание требует большего урезания расходов на потребление и инвестиции.

Развитие экономики Германии в последние десять лет отмечено постоянным увеличением положительного сальдо платежного баланса, в основном за счет экспорта. Благодаря кредитной экспансии за рубежом задолженность частного сектора и государства Германии, являющейся одним из крупнейших кредиторов в мире, может со временем снизиться. Решающее влияние на увеличение нетто-экспорта может оказать сдерживание роста зарплаты.

Номинальные издержки на зарплату после введения евро в Германии оставались стабильными, в то время как во Франции они росли в среднем почти на 2% в год, из-за чего ценовая конкурентоспособность и доля французского экспорта на мировом рынке постоянно снижались. Благодаря вступлению в силу с 1 января в 2015 г. Закона о минимальном размере оплаты труда, зарплата в Германии будет расти более высокими темпами. Несмотря на это, положительное сальдо ее платежного баланса остается высоким.

В связи со слабостью конъюнктуры и возрастающей разницей между уровнем процентных ставок в США и зоне евро ожидается удешевление евро по отношению к доллару в долгосрочном плане. В результате снижения спроса в странах с формирующейся рыночной экономикой, особенно в Китае, замедлились темпы роста немецкого экспорта, что приведет в ближайшие годы к замедлению экономического роста.

Наиболее благоприятен среднесрочный прогноз для США. В период 2009–2013 гг. задолженность частного сектора снизилась почти наполовину, спрос укреплялся [с. 46]. Ликвидация в кризисном 2009 г. многих предприятий и банкротство ряда банков заложили основу для быстрого оживления конъюнктуры при одновременном снижении задолженности. Важным фактором, позволившим снизить частную задолженность, явилась готовность государственного сектора к относительно высокой новой задолженности. Дефицит государственного бюджета США по сравнению с кризисным 2009 г. (12% ВВП), снизился более чем наполовину, составив 5,7% ВВП в 2013 г. Однако он значительно превышает аналогичный показатель для зоны евро (2,9% ВВП). В результате экономического роста размер государственного долга, достигшего в 2013 г. 123% ВВП, согласно прогнозу, снизится до 120%.

Автор полагает, что США преодолели такие последствия финансово-экономического кризиса, как увеличение задолженности, высокая безработица, свертывание кредитования. Безработица сократилась до 6%, проблем с кредитованием не наблюдается.

Темпы роста реального ВВП США в 2014–2019 гг. несколько уменьшатся по сравнению с 1990-ми годами и составят 2,8 % в год [с. 46]. Это обусловлено снижением роста производительности труда и изменением демографической ситуации: прирост трудоспособного населения за последние десять лет был довольно высоким (2004–2014 гг. – +1,1%), в последующие пять лет его темпы замедлятся (до +0,9%). Доля экономически активного населения, составлявшая в 1999 г. 67% (против 71% в зоне евро), в 2013 г. снизилась до 63% (против 76% в зоне евро) [с. 47].

В 2014 г. Китай обогнал США по размеру ВВП, рассчитанному по паритету покупательной способности. Обвал международного спроса в 2009 г. оказался для ориентированной на экспорт страны особенно болезненным. В этих условиях национальная экономика в течение нескольких лет поддерживалась государственными инвестициями, прежде всего на региональном и локальном уровнях, по большей части через специализированные компании («теневые банки»), что позволяло обходить строгие правила банковской деятельности. В результате в экономике появились серьезные проблемы, такие как излишние производственные мощности и чрезмерная задолженность, которые все больше тормозили экономическое развитие. Высокие доходы от инвестиций, достигшие в 2013 г. рекордного уровня – почти 47,5% ВВП, начали снижаться, что отразилось прежде всего на секторе недвижимости.

Переход от экспортоориентированного роста к росту на основе инвестиций поддерживается ревальвацией юаня (с 2005 г. его стоимость повысилась на 40%, тогда как стоимость доллара – на 35%). Положительное сальдо платежного баланса снизилось с 10% ВВП в 2007 г. до 2% ВВП в 2013 г. В прогнозируемый период реальный обменный курс юаня продолжит расти в среднем на 3,1% в год [с. 47]; сальдо платежного баланса снизится менее чем на 1% ВВП.

В то же время быстро растет заработная плата (в 2002–2012 гг. в среднем на 14% в год), укрепляются позиции среднего класса. В прогнозируемый период рост зарплаты составит 9% в год, темпы экономического роста снизятся с 8,5% в год в последние пять лет до 6,4% [с. 48], но тем не менее они останутся самыми высокими в мире. В целом, отмечает автор, экономическая политика Китая носит приспособленческий характер, риски сохраняются.

В Индии экономический рост в рассматриваемый период ожидается на уровне 6,25% в год. Его основой будет динамичный рост численности населения при низких темпах роста производительности. В отличие от Китая для Индии характерны дефицит платежного баланса и сильный отток капитала. Хотя деятельность Центрального банка Индии сыграла не последнюю роль в быстром развитии экономики страны, пока не введены новые нормы регулирования, облегчающие торговую деятельность и ограничивающие бюрократические препоны. Высокий потенциал развития Индии остается неиспользованным из-за низких доходов населения.

Государственный долг Японии увеличился с 65% ВВП в 1991 г. до 222% в 2013 г. С 2010 г. сокращаются излишки финансовых средств предприятий. Брутто-инвестиции, уменьшившиеся в 1991–2010 гг. на 25% [с. 48], за последние пять лет увеличивались в среднем на 2,2% в год. Приемлемая экономическая политика могла бы в ближайшие годы способствовать увеличению спроса предприятий на кредиты, и это позволило бы разгрузить государственный бюджет. Рост государственной задолженности, составляющий в среднем 8,6% ВВП в год, снизится до 3,7%. Ожидается увеличение реального ВВП на 1% в год [с. 49].

Экономика России будет находиться под сильным влиянием динамики цены на нефть. По прогнозам, в 2015 г. при средней цене нефти в 75 долл. за баррель реальный ВВП России снизится на 1,6%. При цене нефти в 55 долл. за баррель в среднесрочном плане экономическая конъюнктура будет ухудшаться из-за сокращения экспортной выручки.

Низкая цена на нефть создает проблемы для государственного бюджета, поскольку для сбалансированного бюджета необходима цена в 115 долл. за баррель. В ближайшие годы дефицит российского бюджета будет составлять в среднем 1,5% ВВП. При цене нефти в 55 долл. за баррель в 2015 г. и при постепенном повышении цены до 90 долл. в 2019 г. годовой дефицит превысит 3% ВВП. Трудности финансирования, обусловленные экономическими санкциями, могут привести к проблемам с рефинансированием и, возможно, к прекращению платежей по долгам. Хотя российский государственный долг, составляющий менее 10% ВВП, относительно низок, третья часть приходится на иностранных инвесторов. Иностранная задолженность частного сектора почти в 10 раз выше, чем задолженность государства. В целом Россия задолжала иностранным кредиторам около 35% ВВП [с. 49].

Параллельно со снижением цен на сырье из-за введения экономических санкций США и ЕС в августе 2014 г. обесценился рубль. Если в первой половине 2014 г. доллар стоил 35 руб., то в декабре его курс вырос до 70 руб. за доллар. Центробанк РФ вяло боролся с обесценением. Несмотря на умеренную иностранную задолженность, считает автор, России угрожает новый финансовый кризис.

В заключение автор отмечает, что значительное снижение цены на нефть несколько укрепляет конъюнктуру в зоне евро, однако в среднесрочном плане доминирующее влияние на ее экономику будет оказывать недостаточный спрос.

В.И. Шабаева

Бахман С.Д., Гунерюссон Х.
Гибридные войны: новые угрозы глобальному миру и безопасности в XXI в

BACHMANN S.D., GUNNERIUSSON H. Hybryd wars: The 21^st century’s new threats to global peace and security // Scientia Militaria: South African j. of military studies. – Stellenbosch, 2015. – Vol. 43, № 1. – P. 77–98.

Авторы (Шведский военный университет и Борнмутский университет, Великобритания) анализируют основные особенности гибридных войн, в контексте нарастающей угрозы кибертерроризма, кибервойн, событий «Русской весны» на Украине и нарастающей напряженности в Африке.

Политическая и социальная нестабильность, которая стала продолжением «арабской весны», активно способствовала появлению новых и серьезному усилению целого ряда существующих террористических группировок. Отличительной особенностью деятельности этих группировок стало активное использование последних достижений науки и техники, особенно в области информационных технологий. Террористы активно используют социальные сети, профессионально создают интернет-контент и активно пользуются современными средствами массовых коммуникаций. Экстремистские группировки значительно сократили техническое отставание от противостоящих им правительственных организаций и поставили на повестку дня новые вызовы в считавшихся до этого абсолютно безопасных сферах жизни.

Новым стало и само понятие гибридной угрозы. Теперь конфликты перестали находиться в какой-либо одной плоскости. Борьба ведется одновременно в виртуальном и реальном мире. Появление термина «гибридный» произошло во время конфликта в 2006 г. между «Хезболлой» и Армией обороны Израиля в Ливане. Тогда группировка продемонстрировала те способы ведения борьбы, которые до этого были свойственны только государственным структурам, и это оказалось неожиданным для израильтян. На саммите НАТО в 2010 г. гибридные угрозы были определены как возможность одновременного использования конвенциональных и неконвенциональных средств для достижения конкретных целей [с. 79]. С этого момента Альянс проводит систематическую работу по выявлению подобных угроз и их признаков. Целенаправленно создается их каталог. Проводятся мероприятия по изучению мер противодействия подобным угрозам. В блоке очень быстро поняли важность гибридных угроз, а также тот факт, что войны будущего будут носить именно гибридный характер, поэтому проработка этого вопроса носит первостепенное значение и имеет глубоко продуманный, научный характер. В 2012 г. в рамках научных мероприятий НАТО в Шведском национальном колледже обороны отрабатывались возможные сценарии применения мер гибридного воздействия в рамках гипотетических событий на территории Белоруссии. При этом сценарий подразумевал схожесть событий внутри страны с событиями и их ходом во время «арабской весны». В 2014 г. внутри организации было признано, что Российская Федерация ведет гибридную войну на Украине, что требует адекватной реакции Альянса [с. 80].

В контексте военной ситуации в Африке концепция гибридной войны приобрела большую актуальность. В регионе присутствуют как полноценно сложившиеся государства, так и территории, на которых отсутствует минимальный набор признаков государственной или централизованной власти. Поэтому африканским государствам оказало бы большое подспорье применение гибридных методов для обеспечения собственных интересов на подобных территориях. Времена прямых военных интервенций постепенно уходят в прошлое.

Кибератаки, биотерроризм, массовое использование последних достижений науки и техники – характерные признаки гибридной борьбы в последнее десятилетие. Противостояние в сфере массовых коммуникаций и в Интернете (особенно в рамках социальных сетей) вышло на новый уровень. Яркими примерами этого служат массированные российские кибератаки на эстонский и грузинский сегмент Интернета в 2007 и 2008 гг. а также постоянные атаки арабских хакеров на израильские сайты. Отдельно стоит выделить кибератаку Израиля на иранские центры ядерных исследований [с. 82].

Возросшая роль гибридных методов ведения войны и повышенное внимание к ним со стороны НАТО не осталось незамеченным со стороны его потенциальных противников. Практически во всех странах с серьезным военным потенциалом были сформированы исследовательские группы по данному направлению. Более того, времена безответных атак остались в прошлом. В отличие от Ливии, для которой война в киберпространстве оказалась полностью провальной, Сирия показала, насколько можно не только эффективно сопротивляться, но и наносить чувствительные ответные удары.

Радикальные и террористические организации тоже не теряли время и осваивали новые технологии и способы ведения борьбы в условиях распространения гибридных методов ведения противостояния. Самым ярким примером стала атака террористов на Мумбаи в 2008 г. Она показала, что органы безопасности той или иной страны, осуществляющие свою деятельность, согласно старым принципам и канонам, не готовы к подобного рода угрозам. В таких ситуациях атака радикалов может на некоторое время ввести в ступор данные организации, которые привыкли действовать по шаблону, а для того чтобы среагировать на неожиданные новые вызовы, им потребуется некоторое количество времени для выработки решений. Но именно время и молниеносность – одни из ключевых факторов при проведении гибридных атак. Зачастую у объекта атаки нет времени среагировать, поэтому так важно не только находиться в постоянной готовности, но и предвосхищать действия противника.

Темпы распространения информации, технологический рост, появление новых теорий в области манипулирования общественным сознанием в период после окончания холодной войны способствовали созданию теории гибридных войн. Участники стараются не вступать в открытое противоборство, стараясь максимально скрыть свое участие в конфликте. Они значительно снижают риски при неудачном ходе событий, а также позволяют не задействовать в полной мере дорогостоящий аппарат вооруженных сил.

В отличие от научной составляющей, юридическая составляющая в отношении гибридного способа ведения боевых действий в НАТО до сих пор не оформлена. Первыми указали на это государства Прибалтики после проведения Россией операции по присоединению Крыма. Оказалось, что ни в базовом договоре НАТО (Вашингтонский договор), ни в военной доктрине нет четко указанных способов противодействия подобного рода операциям. Доктрина так и осталась на уровне противодействия угрозам конца холодной войны.

В последнее время одной из главных мер по противодействию терроризму и радикальным группировкам стало создание лояльных, прозападных режимов и вооруженных сил, на территориях, где базируются данные группировки. Местное население стараются убедить быть лояльными этим властям и не оказывать поддержку террористам. Проводится активная информационно-гуманитарная работа. На эти действия боевики стали отвечать возросшей активностью в медийном пространстве.

В заключение авторы отмечают, что появление доктрины гибридной войны полностью вписывается в классическое определение войны Клаузевицем: «Война – есть продолжение политики другими средствами» [с. 86]. Изменившаяся геополитическая ситуация, общественные отношения и технический прогресс обусловили появление новых форм ведения войны. Все чаще государства отказываются от прямого противостояния, предпочитая действовать скрытно или через подконтрольные им организации, поэтому европейский и израильский опыт ведения гибридных войн следует усвоить крупным африканским государствам, особенно при противостоянии террористическим группировкам.

Д.В. Палаткин

Зарубежные эксперты об изменении макроэкономической политики в россии

1. КАСТУЕВА-ЖАН Т. Внутренняя эволюция России и ее влияние на внешнюю политику // Russie. Nei. Vision. – P.: IFRI, 2015. – N 84. – 27 p. – Mode of access: http://www.ifri.org/ru/publications/enotes/russieneivisions/vnutrennyaya-evolyuciya-rossii-i-ee-vliyanie-na-vneshnyuyu

2. SAARI S. From stagnation to cul-de-sac? The roots and trajectory of Russia’s troubles // FIIA briefing paper 170. – Helsinki: FIIA, 2015. – 8 p. – Mode of access: http://www.fiia.fi/en/ publication/479/from_stagnation_ to_cul-de-sac/

Как отмечает руководитель центра России и новых независимых государств Французского института международных отношений (IFRI) Т. Кастуева-Жан, жесткая реакция России на украинский кризис оказалась неожиданной для Запада, так же как и массовая поддержка политики В.В. Путина российскими политическими элитами и населением (до 88% жителей), несмотря на санкции и ответные меры, ставшие одной из причин ухудшения экономической ситуации в стране [1, с. 3]. Подобный уровень поддержки не может объясняться одним лишь успехом российской пропагандистской машины, даже если ее мощь с начала 2014 г. достигла небывалого уровня. Несомненно, Россия использует рассуждения о поведении Запада для оправдания изменений в своей внешней политике. За этим скрываются глубинные процессы, произошедшие в России.

Автор останавливается на следующих факторах, определяющих развитие России в последние годы. Во-первых, с момента прихода В.В. Путина к власти, безопасность государства – и режима Путина как единственного ее гаранта – оказывается в центре любого предпринимаемого государством действия. Постсоветская Россия так и не смогла по-настоящему воспользоваться «дивидендами мира»: в период после краха СССР и до украинского кризиса российская армия вела военные действия на своей территории (две чеченские войны, военные действия в Дагестане) и с соседними странами (Грузия). Она участвовала во многих приграничных конфликтах (Таджикистан, Приднестровье). Фактически внешняя или внутренняя угроза войны для страны никогда полностью не исчезала: в 2000 г. 52% россиян ощущали прямую военную угрозу, в 2003 г. их было 53%, в 2009 г. 37% и в феврале 2014 г. 52% [1, с. 8]. Вместе с ренационализацией энергетического сектора и перераспределением финансовых потоков государством этот феномен способствовал высокой степени концентрации власти.

Во-вторых, провал проекта экономической диверсификации и модернизации постсоветской России не позволяет ей вписаться в процессы глобализации на условиях, которые соответствовали бы ее восприятию собственной роли в мире, и выступить в качестве привлекательной модели развития для соседних стран.

Несмотря на определенный прогресс в различных сферах, сегодня невозможно предсказывать место России в мировом разделении труда и ее конкурентоспособность. Замедление экономики стало заметным с 2013 г. (рост на уровне 1,3% в год) при сохранении высокой цены на нефть [1, с. 14]. Оно продемонстрировало, что основанная на энергетической ренте российская экономическая модель достигла пределов роста еще до присоединения Крыма и введения санкций Западом.

Главным последствием этого во внешнеэкономическом плане в перспективе может стать снижение веса России в глобальной экономике, что порождает опасения последующей маргинализации страны, несмотря на тщательно сформулированные официальные заявления, в которых на первый план выдвигается принадлежность России к многообещающим развивающимся рынкам (группе БРИКС). Из четырех структурных компонентов глобальной мощи, в определении С. Стрендж (Strange S., 1994), – безопасность, производство, кредиты и валюта, коммуникация и знания – только первый является действительным сильным козырем России на международном уровне.

В-третьих, продолжается ухудшение состояния российского общества по причине демографического дисбаланса, волн эмиграции, снижения качества образования, особенно в гуманитарных и социальных науках. На протяжении всего ХХ в. страна постоянно теряла своих лучших представителей в результате войн, коллективизации и сталинских чисток, волн эмиграции и «утечки мозгов». Экономически активное население сократилось с 90 млн человек в 2005 г. до 86 млн – в 2013 г. [1, с. 17]. К этому добавляется пришедшая на смену коммунистической идеологии постсоветская размытость идентичности, невозможность создания последовательной, консолидирующей и ориентированной в будущее национальной идеи.

Совокупность вышеперечисленных тенденций кристаллизовалась в ходе украинского конфликта. В сфере безопасности этот кризис был воспринят как источник тройной опасности: потеря военно-морской базы в Крыму и продвижение НАТО к российским границам, угроза безопасности русскоязычного населения и, наконец, потенциально опасный опыт социальной революции, свергнувшей коррумпированный режим. В сентябре 2014 г. Россия настояла на своем присутствии в качестве третьей стороны на переговорах между Украиной и ЕС и добилась права высказать свое мнение о способах создания зоны свободной торговли. Настойчивость России объясняется, помимо прочего, страхом экономической маргинализации, в том числе в связи с потерей украинского рынка, перспективой провала проекта Евразийского союза и дестабилизации путей транзита энергоресурсов в Западную Европу.

Конфронтация в той или иной форме между Россией и Западом была неизбежна, считает автор. Болезненная, эмоционально перегруженная тема Украины, кажется, окончательно развела их траектории развития и усилила расхождения в интерпретации различных международных событий и проблем, а кризис придал этой тенденции новый импульс.

Ничто, по мнению автора, не указывает на возможное изменение этих тенденций в обозримом будущем. Даже гипотетический уход В.В. Путина не гарантирует того, что следующий лидер не поддастся соблазну или не будет вынужден продолжать ту же политику конфронтации с Западом для достижения внутриполитических целей и мобилизации общества. Поскольку она «обеспечивает необходимые аргументы для оправдания авторитаризма режима, усиления бюрократического контроля над экономикой и сокращения гражданских прав и политических свобод» [1, с. 25]. До тех пор пока Россия не сумеет обезопасить свое будущее благодаря реально конкурентоспособной экономике, современным и эффективным политическим институтам и ответственному гражданскому обществу, ею будут управлять рефлексы самообороны и необходимость противостоять Западу.

Исследователь из Финского института международных отношений (Finnish institute of international affairs) С. Саари указывает [2], что в настоящее время Россия переживает большие трудности. Присоединение Крыма и война на востоке Украины, а также западные санкции привели экономику страны на траекторию нисходящей спирали. Покупательная сила рубля в течение года упала приблизительно на 50% по отношению к доллару [2, с. 3]. Российские компании испытывают трудности при получении новых внешних кредитов и выплате долгов по старым. Капитал в рекордных количествах и на большой скорости выводится за границу, и все это происходит на фоне снижающейся цены на нефть. Однако хотя большинство россиян уже почувствовали воздействие экономического кризиса в своей повседневной жизни, опросы общественного мнения последовательно показывают сильную общественную поддержку политики В.В. Путина. Это не может быть объяснено одной только работой пропагандистской машины.

Автор считает, что кризисные явления в экономике страны не случайны. Не удивительно, что российская экономика перестала развиваться. Скорее удивительно, что это происходит только теперь.

По мнению автора, современное положение во многом является следствием перехода от либеральной и неолиберальной экономической идеологии к «национально ориентированной», основывающейся на обеспечении национальной безопасности и «социального гуманизма» (это означает, что государство создает условия для процветания граждан, свободы которых согласованы с интересами общества). Последователи этой концепции считают, что экономика должна базироваться на использовании сравнительных преимуществ (т.е. наличия углеводородов и другого ценного сырья в случае России), партнерстве государства и бизнеса.

Веру в уникальность российской экономики разделяет большинство россиян. В общенациональном опросе 77% респондентов согласились с заявлением, что Россия станет «преуспевающей страной, только проводя различие между собой и Западом и выбирая путь, отличный от Запада» [2, с. 4]. Модернизация оборонных и ядерных отраслей промышленности – пример того, как «национально ориентированная» экономика России предпринимала действия, выгодные с точки зрения как национальной безопасности, так и конкурентоспособности на мировых рынках. Предполагалось, что модернизация стратегических секторов постепенно перейдет и на другие отрасли экономики. Однако этого не произошло.

Несмотря на растущую коррупцию, энергетическую зависимость и низкую прозрачность бизнеса, некоторое время темпы роста российской экономики были намного выше, чем в странах Запада. Хотя региональные различия остаются значительными, общий уровень безработицы в России остается на низком уровне – 5% [2, с. 6].

Общенациональные опросы, проведенные в 2013 г., показали, что 77% респондентов в России не удовлетворены уровнем медицинских услуг, а 72% недовольны государственной системой образования [2, с. 5]. Во многих случаях проблема состоит не в том, что государство тратит недостаточно средств на развитие этих сфер, а в том, что неэффективная и коррумпированная система не может хорошо функционировать. Эта система оказывается все более и более затратной: чтобы гарантировать ее стабильность и функциональность, каждое «колесо машины» должно быть смазано деньгами. И все же даже тогда (или возможно из-за этого) система работает плохо.

В связи с этим прежние «краеугольные камни» популярности режима В.В. Путина – стабильность и рост благосостояния – заменили враждебными изображениями западных стран, а внешнюю политику стали преподносить как доказательство роста статуса России в качестве сверхдержавы.

Автор отмечает, что существуют значимые факторы, которые поддерживают В.В. Путина и, одновременно, определяют невозможность радикальных реформ в стране. Причем влияние этих факторов, по всей вероятности, будет продолжаться даже в отсутствие В.В. Путина и препятствовать реформам российской экономики и политической системы. Один из таких факторов состоит в том, что дискредитированы и ликвидированы структуры, которые поощряют гражданскую активность и плюрализм в обществе. Влиятельные элиты сохраняют личную заинтересованность в поддержании функционирования полуизоляционистской системы в России, которая обеспечивает относительную безопасность их собственности, а большинство граждан предпочитают паттерналистское сильное государство, гарантирующее определенный уровень благосостояния. Если драматические события, такие как массовая безработица и резкое сокращение предоставляемых государством услуг, не будут иметь место, режим, вероятно, сохранит свое положение. Насколько хватит сил, будут поддерживаться «национально ориентированная» экономика и закрытая политическая система.

По мнению автора, в России сегодня безопасность преобладает над экономикой. В этих условиях очень немного можно сделать за счет усилий извне, например, через каналы коммуникаций на всех уровнях, в том числе направленных к гражданскому обществу, через связи между экспертами и просто людьми.

Независимо от санкций или политических решений внутри и вокруг Украины, Россия, считает автор, движется в тупик, который все еще вдалеке, а приближение к нему идет медленно.

М.А. Положихина