Текст книги "Немец"

– …А какие у нас готовят вайсвюрсты! Ты даже не представляешь себе, как это вкусно.

– Ну конечно, откуда мне знать, я ведь из Штутгарта, у нас и в помине колбасок никогда не было… Ральф, о чем ты говоришь? Ты когда-нибудь пробовал наши штутгартские братвюрсты? Нет? Так и не говори… Впрочем, не увиливай от более приятного разговора. Давай поговорим про твою Анну. Итак…

Отто попытался изобразить подобострастное внимание.

– А что Анна… просто соседка моя. Отто, я бы сначала наелся вдоволь, причем нормальной еды, пива бы выпил, а после уже подумал о чем-то другом, честное слово… К тому же, пока война не кончится, настоящий солдат не должен, не имеет права забивать голову всякой чепухой…

– Ну уж нет, так не пойдет, дорогой товарищ, давай-ка выкладывай, было у тебя что-нибудь с ней или нет? И только с подробностями, старина, с подробностями. Я жду!

Друзья еще долго шутливо препирались. Ральф упорно отказывался посвящать Отто в детали своих взаимоотношений с соседкой. Да и сказать по правде, особо не о чем было говорить. Еще в школе они с ней пытались поиграть во взрослых, но у Ральфа тогда ничего не получилось… А потом только целовались.

Но Отто наседал. Пока они соревновались в остроумии, кто-то из соседей пустил по кругу флягу с чрезвычайно ароматным австрийским шнапсом, настоянном на яблоках. Друзьям тоже досталось по глотку, и тепло доброго крепкого напитка разлилось по телу, неся с собой детское счастье предвкушения долгожданного подарка.

Мюллеру захотелось петь. И не ему одному. Всю ночь напролет из вагонов поезда, уносящего германских военных все дальше на запад, доносились мелодии песен, которые, накладываясь друг на друга, сливались с гудками паровоза. Это была чудовищная какофония, но для солдат не существовало тогда желанней той музыки, потому что с каждым звуком ее, с каждым стуком колес к ним приближалась их земля, их родной дом. И все дальше и дальше их уносил поезд от страшной восточной страны, от чужих домов, сгоревших, разрушенных, оставленных бежавшими хозяевами, которые принадлежали к суровому и чуждому немцам народу.

Вот бы больше не возвращаться в этот ад!

Утром поезд остановился на неизвестном полустанке. По вагонам объявили, что стоянка продлится около получаса. Совсем юного застенчивого солдата по имени Доминик Айнцель отправили искать курево. Солдат соскочил на платформу и побежал к небольшой деревянной будке, у которой толпились местные жители с нехитрыми товарами на продажу. Перекинувшись парой слов и обменявшись жестами с торговцами, Айнцель скрылся за цистернами, стоящими на запасном пути.

Вдруг через пять минут поезд тронулся и, быстро набирая ход, стал покидать полустанок. Солдатик не возвращался.

– Ах, черт, куда же он делся, – Ральф с досадой вглядывался вдаль, туда, где остались цистерны и станционная будка. – Вот беда…

– Да, нелепая ситуация, – вздохнул Отто. – Бедный парень. Теперь его могут отправить обратно в часть.

– Если только он не угодил в какую-нибудь еще более скверную историю.

В вагоне еще долго и с сочувствием обсуждали судьбу Доминика Айнцеля. Но, по большому счету, вряд ли кто-то искренне жалел бедного парня. Счастливый человек не менее эгоистичен, чем несчастный. Просто счастливому легче скрывать свое безразличие к чужой судьбе. Едущие в поезде солдаты были счастливы.

И все же Ральф ничего не мог с собой поделать – ему до слез было жаль пропавшего солдата, еще совсем мальчишку, жаль стало себя, всех товарищей, пропавшие даром отпускные дни и даже русских. Он сидел, прислонившись к окну, и отсутствующим взглядом обозревал проносящийся за стеклом однообразный пейзаж: поля, леса, потом опять поле, снова лес, небольшой мост через речку, и вновь – поля, поля… Скоро все это кончится. Он приедет домой и скажет: «Мама, здравствуй, твой Ральф приехал в отпуск». А потом пройдет пять дней, и поезд помчит его обратно на Восток. Умирать? Не исключено.

Ральф прогнал печальные мысли, сосредоточившись на воспоминаниях о доме. Откуда-то вновь появилась фляжка со шнапсом, еще душистей и крепче.

– Австрийский шнапс, – прошептал Отто, опрокинув с полкружки зелья. – Что может быть лучше?

– Ну, есть другие, не хуже, – сказал Ральф, протягивая руку к фляжке.

Отто взял кусок сала, отправил его в рот.

– Есть, – ответил он, облизывая пальцы. – Пробовал много. Но этот… Привкус медовый.

Состав прибыл в Гданьск, на бывшую так называемую свободную, независимую территорию, согласно позорному для Германии Версальскому договору. Было приказано выйти из вагонов и построиться на перроне. Толпа отпускников, совершенно распустившихся под влиянием воздуха свободы и праздника жизни, притихла и успокоилась только после строгих окриков офицеров. Офицеры сопровождали человека небольшого роста с погонами полковника и волевыми чертами лица. Группу охраняли несколько солдат СС с автоматами.

– Смотри, вон тот эсэсман очень похож на пропавшего парня, – прошептал Ральф, указывая Отто на автоматчика, розовощекого и долговязого. Тот действительно чем-то напоминал Айнцеля.

– Мне тоже не дает покоя эпизод с парнишкой. Жалко его…

– Эй, тихо там! – прикрикнул офицер. – Слушать внимательно господина полковника!

Маленький полковник сделал шаг к строю, помедлил немного, оглядывая следующих домой счастливчиков, и заговорил. Голос у него оказался на удивление сильным. С каждым его словом строй словно сжимался. Стало совсем тихо.

– Солдаты! Всем вам выпала большая честь оказаться среди тех, кому командование в это непростое время предоставило отпуск. Вы заслужили его потом и кровью. И потому мне очень тяжело говорить то, что я обязан вам сказать. Солдаты! Друзья… настало время вновь показать большевикам, на что способна великая армия Германии. Фюрер приказывает нам развивать наступление на богатые районы советского юга и юго-запада. Для того чтобы сломить многочисленные большевистские орды, мы должны все как один, без исключения, снова встать в строй и послужить рейху, послужить нашим семьям. Я знаю, вам сейчас очень тяжело. Но помните, только победа окончательно вернет нас нашим родным. Вернет не на неделю, а навсегда!

Над перроном воцарилась гнетущая тишина. Тоска и печаль, разочарование и обида витали в воздухе. Еще минуту назад солдаты предвкушали встречу с родными, любимыми. И вот теперь предстояло забыть о столь желанных прелестях мирной тыловой жизни. Все понимали, что завтра их ждут не объятия любимых и не кружка холодного пива, а грязный окоп и железные «сувениры» от врага. При этом они знали, что для многих из тех, кто слушал сейчас полковника, прерванный отпуск был последней возможностью увидеть близких.

Полковник старался, чтобы речь его звучала одновременно твердо, искренне и чтобы в ней обязательно сквозило сочувствие. Ему это удавалось, потому что смотреть без сожаления на понурые, застывшие в печальном изумлении лица было невыносимо.

Строй зашевелился. Ральфу показалось, что за его спиной кто-то тихо всхлипнул. Пожилой солдат чуть слышно ругался на чем свет стоит:

– Вот дерьмо! Совсем начальство сошло с ума! Пусть бы сами подставляли противнику голую жопу…

Между тем полковник продолжал:

– Получен приказ всем отпускникам немедленно вернуться в свои части. Желаю удачи, солдаты…

По прошествии нескольких дней Ральф и Отто вновь предстали перед своим командиром.

– У нас есть еще три-четыре дня, прежде чем всех отправят на юг. Мюллер, вы еще хотите повидаться с русской девушкой в Хизне? Я бы вам советовал воспользоваться этой возможностью. Тем более вы все еще официально в отпуске. Можете взять с собой Шульца, если он согласен вас сопровождать.

– Я согласен, господин капитан! – воскликнул Отто.

– Тогда отправляйтесь. Но будьте начеку, не попадитесь партизанам.

«Сама судьба хочет, чтобы я вновь оказался в деревне и откопал этот ящик», – размышлял Ральф, возвращаясь в казарму.

– Ну так давай откопаем! – Отто хлопнул товарища по плечу.

– Я что-то сказал сейчас? – уставился на него Ральф.

– Ты сказал, что сама судьба хочет, чтобы мы откопали ящик.

– Здорово. А мне показалось, я только подумал об этом…

– Как будем добираться до той деревни?

– Надо пойти к русским, которые служат в полиции. Они стоят около Зикеево и еще в деревне Дынное. Может, кто-то из них поедет в ту сторону и нас захватит.

– Что-то мне не хочется ехать в обществе этих ребят. Ты знаешь, что они создали карательный батальон и своих же грабят и расстреливают?

– Знаю, конечно, но ведь у них наши командиры.

– А что это меняет? Кого назначают ими командовать, ты знаешь? Да я бы с такими командирами даже в отхожее место не пошел. Ладно, выхода и правда нет, все равно надо добираться, хотя бы на попутных машинах. Ты хорошо запомнил место?

– Найду с закрытыми глазами. Главное – выехать на ту самую дорогу, где меня подобрали раненого.

Ральф и Отто ехали в небольшом обозе в обществе полицейских. Один из них, добродушный белобрысый паренек, направлялся в деревню Новое Село на побывку. В дорогу ему выдали хлеб, полкило маргарина и немного колбасы. Русский угостил хлебом Отто и Ральфа. Общаться приходилось с помощью языка жестов, потому что парень совсем не говорил по-немецки.

Недалеко от деревни Крисаново-Пятница друзья покинули обоз. Несмотря на то что они выехали из Зикеево на рассвете, дорога заняла целый день. Частые остановки, непролазные лужи, то и дело преграждающие путь, мешали нормальному продвижению колонны. И все же к пяти часам вечера, преодолев около шестидесяти километров, причем около шести из них – пешком, Ральф и Отто добрались до цели.

Следов Грубера и Зигфрида нигде не было. Скорее всего, парней давно похоронили. Ральф действительно сразу отыскал место, где был зарыт ящик, и работа закипела. Земля уже давно оттаяла и поддавалась легко, но копать полутораметровую яму с помощью одних саперных лопаток было чрезвычайно утомительно. Через час работы друзья сбросили с себя верхнюю одежду, через два часа – рубашки. Спустя три часа стало понятно, что до темноты им не управиться. Однако бросать начатое дело было поздно. Они старались изо всех сил, позволяя себе лишь короткие передышки.

Наконец показалась крышка.

Ральф сбивал замки, стоя на ящике. Темнело. Отто выбрался из ямы, чтобы не мешать товарищу, достал карманный фонарик и светил сверху. В итоге замки поддались и Ральф открыл ящик. На дне лежали какие-то свертки, коробки, кубки и внушительных размеров квадратный чехол из кожи. Ральф аккуратно раскрыл чехол…

– Ну, что там такое? – Отто пытался разглядеть предмет в руках друга и вдруг почувствовал, как виски сдавил нестерпимый спазм.

– Матерь Божья… – только и сумел выдавить из себя Ральф.

Глава шестнадцатая

Антон ехал на такси в Ландсхут. Разговорчивый водитель пытался завязать с русским пассажиром беседу о футболе, Путине, Абрамовиче и холодной русской зиме, однако пассажир был настолько занят собственными мыслями, что таксист вскоре замолчал.

Они неслись в потоке машин по шоссе на видавшем виды мерседесе. Через час такси остановилось напротив входа в гостиницу «Кайзерхоф». Ральф уже поджидал приятеля. Обменявшись приветствиями, они обошли отель справа и оказались у небольшой плотины, возведенной на реке, протекающей через город. Неподалеку находился пивной ресторанчик, на здешнем наречии – биргартен. С десяток расслабленных, погруженных в мелкие проблемы провинциальной жизни посетителей представить не могли, как мечтал оказаться на их месте Ральф Мюллер-старший, стоя в карауле на окраине калужской деревни Хизна холодной зимой 1941 года.

Ральф облокотился на поручень моста и, глядя на бурлящий поток, заговорил:

– Когда мы с тобой завтракали в «Кемпински», некий пожилой господин попросил у уборщика ключ от номера, пожаловавшись, что свою карточку забыл на столике. Надеюсь, ты понимаешь, что речь идет о твоем номере? Но уборщик преспокойно запустил этого человека к тебе, даже не подумав, что такой почтенный старик может врать. Думаю, твою записную книжку стащил именно этот незваный гость.

– Незваный гость хуже татарина… An unexpected guest is worse than a tatar. Как ты узнал?

– Какой татарин? Опять русская поговорка? Я поехал в «Кемпински», поговорил с дамой, которая дежурила на… executive floor. Потом мы с ней опросили всех, кто вчера убирал в номерах, и один из служащих сказал, что ты попросил его открыть дверь, потому что забыл карточку. Когда он описал «твою» внешность, мне все стало ясно. Дело для хорошего отеля обычное. В таких местах живут приличные люди. Это притупляет бдительность персонала. Да и при таком потоке внешность постояльцев редко запоминается. Теоретически любой может проникнуть в твою комнату.

– Зачем какому-то старику моя записная книжка? Что за нелепость?

– Не знаю. Но это еще не все. Вчера отец обнаружил, что пропало письмо дяди из России. Мы обыскали весь дом. Я нашел все, что когда-либо в нашем доме терял, даже солдатиков, спрятанных от меня младшей сестрой из вредности тридцать лет назад! Письма нигде нет.

– А вы где его хранили?

– Оно на стене висело…

– Зачем?

– Отец его в рамку поместил и повесил в гостиной в знак памяти о дяде, рядом с фото, которое сделали еще до войны…

По мосту проехала пожилая дама на велосипеде. С противоположного берега, который, словно на сказочной картинке, был усеян опрятными домиками, раздался бой древних часов – то напомнила о себе изящная башня, величественно возвышающаяся над этим маленьким, чуть сонным и очень уютным мирком.

Антон развел руками:

– Кто еще знал про письмо?

– Все, кто выписывает газету «Ландсхутер цай-тунг». Отец кому-то в очередной раз рассказывал в баре историю про дядю. Рядом случайно оказался местный репортер. У отца взяли интервью, да еще и сфотографировали на фоне стены в нашем доме, где письмо висит…

– Замечательно. Таким образом, никаких зацепок и следов у нас нет.

– Совершенно. Единственное, что у нас есть, – половинка уха…

– Что?

– Я расспросил того остолопа из «Кемпински», и он смог мне с грехом пополам описать старика, который рылся у тебя в номере. В общем, старик как старик, только вот левое ухо у него изуродовано.

– Уже кое-что.

– А что нам это даст? Я-то думал, он и в нашем доме побывал. Мы в полицию сразу сообщили. Приехал офицер, осмотрел дом, поговорил с соседями. Так вот, соседи никакого старика не видели. Но Эльза, наша знакомая, что живет неподалеку, заметила, как у дома крутилась женщина. Раньше она эту женщину здесь не видела. Но описать ее, однако, не смогла, потому что, говорит, далеко было, не разглядеть.

– Когда это случилось?

– Вчера, около пяти вечера. Отец гостил у приятеля, а мы с тобой в отеле регистрировались.

– Так, Ральф, давай подумаем, что такого ценного могло содержаться в письме твоего дяди. Во-первых, упоминание о непонятных бумагах…

– Во-вторых, имя. Там есть имя этой его знакомой из Воронежа.

– Кати Зайцевой?

– Да. Катя Зайцева, похоже, единственный человек, который знает, что это за бумаги. Или знала.

– Думаю, не единственный. Есть еще тот, кто, видимо, настолько много знает про эти бумаги, что готов идти на воровство, лишь бы их раздобыть. У меня нехорошее предчувствие.

– Детектив. И мы в нем – действующие лица.

– Детективы лучше смотреть дома, лежа на диване. Может быть все, что произошло, – череда случайностей? Хотя нет. Дед был у меня в номере, книжку стащил. У вас из дома украли письмо в рамке. Бред какой-то. Интересно, что дальше?..

Окружающий пейзаж действовал успокаивающе, как валериановые капли. Широкая река, лениво несущая свои воды… Словно игрушечные, домики на противоположном берегу… Старая крепость на холме… Украшенный цветочными горшками вход в биргартен… Здесь хотелось остаться навсегда.

Антон с досадой вспомнил аэропорт Шереметьево, подумал, что в Москве его никто не ждет, но после, как обычно, живо представил себя в качестве ностальгирующего по родине эмигранта без капитала за душой, рассекающего на велосипеде по здешним улочкам, и патриотические настроения взяли верх.

– Антон, – Ральф потряс приятеля за плечо, словно хотел разбудить. – Нам надо ехать в Воронеж, чтобы встретиться с Катей.

– Надо сначала узнать, жива ли она.

– Даже если нет, должны остаться родственники. Может, они прольют свет на эту историю.

– Ты прав, конечно… Черт возьми, Ральф! – Антон чуть не свалился в реку от внезапно охватившего его волнения. – Нам надо срочно ехать в Воронеж! Ведь те, кто идет по нашему следу, тоже должны туда отправиться. Если, конечно, следовать элементарной логике.

– Разумеется! Не думаю, что они остановятся, похитив у нас книжку и письмо.

– Как у тебя обстоят дела с российской визой?

– Полный порядок. Многократный въезд, виза действительна еще два месяца.

– Отлично. Погоди.

Антон достал телефон и быстро набрал номер своего друга Игоря. Тот ответил через несколько секунд.

– Игорек, привет! Да, да… Все нормально. Погоди, сейчас не об этом. Слушай, я к тебе скоро приеду. Да. Нет, по делу… Расскажу при встрече. Смотри, Игорь, я буду не один. Со мной приедет мой приятель из Германии. Закажи два номера. Начиная с послезавтра, думаю. Где? Мне, в общем, все равно. Ну, скажем, давай в «Арт-отеле» – там, по крайней мере, менеджмент американский, а не ваш деревенский… Ладно, наши, как ты говоришь, москальские привычки после обсудим. Есть еще одно дело: поищи женщину, которую зовут Екатерина Зайцева. Ей должно быть лет 80. Особых примет нет, знаю только, что во время войны она жила в Воронеже. Так, что еще? Возможно, ее могли репрессировать, так как она общалась с немцами в каком-то офицерском клубе. Да нет… она учительница была. Кстати, вот тебе и еще одна наводка. Если женщину не найдешь, родственников ищи. Игорь, друг, это очень важно. Это мне нужно, понял? Отлично. Все, пока.

Антон повернулся к Ральфу:

– Я говорил с другом из Воронежа. Он там все и всех знает. Поможет нам. Давай заказывать тебе авиабилет.

– Договорились. Мне только нужно в офис заехать и в фитнес-клуб – я обещал сегодня внести годовой членский взнос.

– Тогда поехали.

Фитнес-клуб «О Синитри» считался достопримечательностью города. В элегантном современном здании при помощи новейших систем и оборудования сохранялось и укреплялось здоровье немецкой нации. Правда, по слухам, владел всем этим хозяйством гражданин России.

Здесь Антона угостили чашечкой итальянского кофе, который он с удовольствием потягивал, рассматривая клубный ресепшн, похожий на стойку бара в модном ночном заведении.

Решив финансовый вопрос, Ральф тут же по телефону заказал билет на вечерний рейс «Аэрофлота» до Москвы.

– Хорошо, что сегодня четверг, с местами никаких проблем, – сказал он, когда они подходили к автомобильной стоянке для членов клуба. – Ты поменяешь свой билет?

– Да, – ответил Антон. – Это нетрудно. У меня бизнес-класс.

– Будем контролировать оба салона, – пошутил Ральф.

– Полетим вместе. Я договорюсь с экипажем.

– Антон, ты какой-то напряженный.

– Ты тоже не выглядишь счастливым, Ральф.

– Это неудивительно. Но ты печален…

– Мне жалко так быстро расставаться с Ритой, вот и все.

– Не расстраивайся, еще приедешь сюда.

– Ты уверен?

– Конечно!

– Жизнь такая штука… Сегодня ты в чем-то уверен, а завтра… Не хотел сейчас говорить об этом, ведь у нас важное дело, но мне кажется, я нашел женщину, которую очень-очень долго искал, понимаешь?

Ральф кивнул. Антон попросил друга подождать его в машине, а сам набрал номер Риты. Знакомый голос радостно ответил по-русски, почти без акцента:

– Привет!

– Привет, Рита… Так приятно слышать твой голос.

– Мне тоже. Давай увидимся в «Орландо», в час дня, хорошо?

– Хорошо, договорились.

– Целую тебя, пока.

Она повесила трубку.

Антон в одиночестве бродил по ярко освещенным галереям мюнхенского международного аэропорта. Один из самых удобных аэровокзалов мира в этот раз не радовал его обилием магазинчиков и уютных кафе. Два часа назад Антон расстался с Ритой. Ему показалось, что известие о спешном отъезде Антона на родину ее совершенно не расстроило, и его такая реакция опечалила. Они обедали в «Орландо», потом вновь встретились, около пяти часов вечера, напротив магазина «Сваровски» на Мариенплац. Антон пришел сюда чуть раньше и успел купить Рите в подарок небольшое хрустальное сердечко, наподобие того, что было на ней в день их первого свидания.

Теперь, в аэропорту, Антону казалось, что ему все приснилось. В ожидании Ральфа он посылал дежурные эсэмэски сотрудникам. Только что объявили начало регистрации на московский рейс. По единственной на весь терминал очереди можно было безошибочно определить, где находится стойка родного «Аэрофлота».

Неожиданно кто-то коснулся его плеча. Антон обернулся и не поверил своим глазам – Рита!

– Я не могла так просто тебя отпустить… Очень хотела еще раз увидеть и… еще вот…

Она достала из кармана куртки какой-то предмет и передала Антону. Кулон в виде сердца.

– Это было на тебе вчера вечером…

– Да. Пусть напоминает обо мне. А у меня теперь есть другой. Впрочем, ты не думай, я тебя так не отпущу. Может, сама скоро приеду в Москву. Наша компания организует у вас семинар по управлению активами холдинговых компаний. Я попросилась в делегацию, и меня в нее включили!

– Рита, это же чудо! Когда?

– Пока точно не знаю. Скоро. Жди меня, Антон.

– Я буду тебя ждать, Рита.

Он поцеловал ее. Людской поток плыл вокруг них, словно река, омывающая островок, а они стояли, как во сне, не двигаясь, молча. Потом Рита мягко отстранила Антона, взглянула на него, улыбнувшись, покачала головой и пошла прочь.

– Рита, милая моя Рита…

Антон удивился нежности, накрывшей его, словно волной. Определенно, он был без ума от давно забытого ощущения безграничного счастья. Оно вытеснило все остальные чувства, включая тревогу, сомнения и печаль, победно заполнив и сердце, и рассудок. Подошедшего вскоре Ральфа он встретил как родного брата, которого только что выпустили из концлагеря, а во время контроля багажа перед стойкой регистрации так упорно улыбался секьюрити аэропорта, что заслужил индивидуальную, очень педантичную проверку чемодана и личный досмотр. Однако его подобная подозрительность даже не расстроила.

Ральф, напротив, с трудом скрывал недовольство придирчивостью и медлительностью тех, кто досматривал вещи Антона. Он чуть слышно возмущался и качал головой.

На паспортном контроле друзья разделились. И минуты не прошло, как Ральф оказался по ту сторону «границы», пройдя через стойку для граждан стран Евросоюза. Подошла очередь Антона. Офицер произнес: «Гутен таг», взял паспорт, повертел в руках, полистал, отсканировал штрих-код. Потом подозвал коллегу, по виду старшего. Тот посмотрел на экран компьютера, взглянул на Антона и сказал фразу, которую тому прежде слышать не доводилось. Разве что в кино:

– У нас есть к вам вопросы по вашей визе. Не могли бы вы отойти в сторону? Да, вот сюда, пожалуйста, прошу вас.

Антон отошел от белой кабинки, где восседал офицер, и тут случилось совсем уж невероятное: кто-то вежливо, но твердо придержал его за плечи, а выросшая словно из-под земли молодая женщина-полицейский пристегнула его к своей руке наручниками.

«С приездом», – пронеслось в голове Антона.

В это время Ральф производил попытки пересечь границу в обратном направлении. Наконец ему удалось догнать полицейских, уводящих Антона в неизвестном направлении.

– Простите, что тут происходит? – Ральф обратился к женщине, которая вела его друга, словно собачку на поводке.

– А вы почему интересуетесь? – спросила женщина.

– Потому что это мой русский друг и потому что мы с ним вместе летим в Москву.

– Если это ваш друг, то я не могу вам ничего сообщить.

– Почему?

– Потому что вы не состоите в родственных связях.

– Но у него тут никого кроме меня нет!

– Это мы сейчас выясним.

Процессия ускорила шаг. Ральф преградил им путь:

– Да постойте же! Я не могу его бросить, тем более не могу лететь без него. Объясните, что происходит.

– Покажите ваш паспорт.

Ральф достал паспорт, который полицейские тут же бегло изучили.

– Хорошо, – сказала женщина. – Следуйте за нами. Мы допросим вашего друга, а потом, может быть, разрешим ему свидание с вами, но в присутствии нашего офицера.

– Ладно, идет, – Ральф кивнул и с досадой оглянулся на стойку регистрации «Аэрофлота».

Кроме Антона в отделе полиции при мюнхенском аэропорте сидели два скорбного вида араба и одна русская девушка. С учетом общемировой антитеррористической истерии наличие в клетке граждан «арабской национальности» выглядело привычно. А вот русская… Она была растеряна и подавлена. Антону стало ее жалко, и, несмотря на то что сам уже готов был впасть в тихую истерику, он решил с ней поговорить.

– Вас-то за что сюда привели? – спросил он как можно спокойнее.

– Откуда мне знать… – девушка всхлипнула. – Сказали, паспорт у меня недействителен.

– Такое бывает. Но вы же сюда въезжали по нему?

– Ну, конечно! Они меня по нему пустили сюда. Паспорт мне в турагентстве делали, пятьсот долларов взяли… Визу получала сама в посольстве в Москве, на Пилюгина, Вы знаете…

– Да, я там же получал визу, как все. И что, поставили в паспорт визу, так в чем проблема?

– Говорят, паспорт недействительный. Девушка готова была разреветься.

– Вы не расстраивайтесь, хорошо? Вы же не сами паспорт себе нарисовали, верно? Все образуется, вы не совершили никакого преступления.

«А вот что у меня не так, не пойму», – вздохнул Антон.

У него в паспорте стояли еще две открытые визы, выданные соответственно посольствами США и Великобритании. А уж эти ребята проверяли тщательней некуда. Скорее всего, произошла ошибка. В памяти Антона всплыл недавний разговор с другом, который теперь постоянно проживал в Австрии. Удалившись от дел, он переехал в спокойный край гор и прозрачных озер. Друг вспоминал, с каким нежеланием отпускала его родина. В России у него был неплохой, но опасный сырьевой бизнес, позволивший заработать много денег и немало недоброжелателей. На границах Европейского союза его арестовывали три раза. Антон вспомнил, как тот говорил ему за обедом:

«Первый раз, конечно, очень неприятно, а после привыкаешь. Они тут все люди культурные и вежливые, по башке не бьют. Так что мне даже интересно, какая будет предъява в очередной раз». Его всякий раз отпускали с извинениями, потому что и в России должны быть очень состоятельные люди, чья репутация ничем серьезным не запятнана. Правда, таких – единицы.

Про Антона вспомнили приблизительно через час.

– Господин Ушаков, пожалуйста, пройдите на интервью к офицеру.

«Круто. Не допрос, а интервью. Уже хорошо».

Сначала ему показалось, что офицер – та самая женщина в кремовой рубашке с зелеными погонами, которая вела его на поводке в участок. Но Антон ошибся. Она лишь проводила его в маленькую и стерильно чистую комнатку, которой не хватало уюта. В комнатке сидел лысоватый человек средних лет, скорее всего сотрудник какой-то спецслужбы.

Когда за Антоном закрыли дверь, хозяин кабинета предложил ему сесть на привинченный к полу маленький белый табурет.

«Разумно, – хмыкнул про себя Антон, – такой табуреткой очень удобно совершать противоправные действия».

Полистав паспорт, офицер сфокусировал на Антоне усталый взгляд и произнес по-английски:

– На каком языке предпочитаете вести беседу?

– На английском.

– Окей. Меня зовут комиссар Вейде. Вы – Антон Ушаков из Москвы?

– Да.

– Цель вашего визита в Германию?

– Октоберфест, – офицер не улыбнулся, и Антон уточнил: – Приезжал на фестиваль пива, а также друга повидать.

– Какие у вас отношения с Николаем Клюевым?

– Простите?

– Повторяю вопрос: какие у вас отношения с Николаем Клюевым?

– Я не имею понятия, кто такой Николай Клюев.

– Предупреждаю, ложь не облегчит вашу судьбу. Согласно параграфу один дробь один закона о…

– Господин капитан, я не знаю никакого Клюева и не понимаю, почему меня задержали на паспортном контроле. Из-за этого я, похоже, не попадаю на свой рейс в Россию. Мои документы в порядке. В паспорте – три открытых визы, включая шенгенскую, американскую и английскую.

– Я и сам знаю, какие у вас визы. Меня интересуют подробности вашего знакомства с господином Клюевым. Кстати, я не капитан, а комиссар.

Антон почувствовал, как кровь ударила в голову.

«Так, терпение, не надо давать лишних поводов».

– Повторяю, что я, Антон Ушаков, не знаю Клюева. Я работаю в консалтинговой компании в Москве. Мой друг Ральф Мюллер, гражданин Германии, собирался ехать туда вместе со мной сегодня вечером. Он ждет меня и, если потребуется, готов ответить на ваши вопросы.

Офицер еще раз пролистал паспорт, взглянул на Антона исподлобья, встал из-за стола и со словами «один момент» вышел из комнаты.

Через полчаса отворилась дверь, и вместо комиссара Вейде в кабинет вошел пожилой человек в штатском.

– Вы – Антон Ушаков, гражданин России, живете в Москве, так?

– Да.

– Вы сказали нашему офицеру, что не знаете Николая Клюева?

– Да, и готов повторить это еще раз.

– Но он встречался с вами три дня назад в гостинице «Софитель» в Мюнхене на Байерштрассе. Как вы можете его не знать?

– Я не встречался с этим товарищем, тем более в «Софителе». Я даже не знаю, где эта улица находится. Я жил в отеле «Торброй».

– Господин Ушаков, мы располагаем оперативной информацией, что три дня назад, перед тем как уехать в Испанию, Николай Рудольфович Клюев, известный русский мафиози, связанный с крупными международными наркокартелями, встречался с вами в лобби гостиницы «Софитель». Мы даже знаем, какие напитки сопровождали вашу беседу!

– Только я не знаю, какие…

– Господин Ушаков, наши источники очень надежны, а вы ведете себя вызывающе. Подумайте о том, что грозит вам в случае, если вы не будете с нами сотрудничать.

– А вы не могли бы поговорить с господином Мюллером, моим другом, который ждет меня около вашего участка?

– С вами еще и друг?

«Они что, между собой не разговаривают?» – Антон терял терпение.

– Да, мы с другом собирались лететь сегодня в Москву…

– С какой целью?

– Я обязан отвечать вам, с какой целью я собирался сегодня возвращаться в Москву, домой?

Казалось, офицер смягчился.

– Поймите, у нас есть неопровержимые свидетельства…

– Постойте! – Антон бесцеремонно перебил пожилого оперативника. – Когда, вы сказали, я встречался с этим вашим бандитом Клюевым?

– Три дня назад.

– То есть в понедельник?

– Да, в понедельник. Подтверждаете наконец?

– Господин… Извините, не знаю вашего звания и как вас зовут, я прилетел в Мюнхен во вторник! В паспорте должен быть штамп.

Собеседник Антона подошел к столу, открыл паспорт, долго его изучал, потом, попросив Антона подождать, стремительно выкатился из комнаты.

Дверь вновь открылась лишь по прошествии часа. На этот раз на пороге появился комиссар Вейде.