Текст книги "Немец"

Александр Валентинович говорил громко, а последнюю фразу произнес с особым жаром и напором, продекламировал, словно диктор Всесоюзного радио. Тут только стало понятно, что в помещении пирожковой очень тихо. Один из трех изрядно потрепанных мужчин интеллигентного вида с печальными лицами, оккупировавших соседний столик, икнул и, указав пальцем на стакан с «кофе», с уважением прокомментировал:

– Ну вы даете, товарищ. С чего это у вас такие приятные перегрузки? Поделились бы опытом, а то меня эта бормотуха уже не берет.

Не обратив внимания на соседа по пирожковой и на эффект, который произвел его страстный монолог, Александр Валентинович продолжил, слегка понизив голос:

– В разговоре с нами – и тогда в Хизне, и сегодня у тебя в конторе – Шерхорн не выдал своего интереса к найденному в лесу наконечнику копья. И здесь он, думаю, не кривит душой. Как специалист «Аненербе» он должен был знать, как выглядит подлинное Копье Судьбы, поэтому и предположил, что была другая группа.

– Похоже на правду, – задумчиво проговорил Карен Федорович. – Есть информация о нескольких группах СС, работавших в том районе. Но у меня пока мало данных. Надо бы выяснить, нет ли в архивах чего-нибудь о задержании Смершем каких-либо необычных фашистов с подозрительными грузами. Я все время шел по следу Целлера, а про остальных как-то думать было недосуг.

Карен Федорович замолчал. То ли водка его расслабила, то ли разговор с боевым товарищем в советской пирожковой, пробудившей воспоминания и даже некоторое подобное ощущение юности, растеребил душу, но ему вдруг захотелось во всем признаться. И в том, что чуть было не украл вещдок, и главное, в том, что еще пару часов назад готов был предать родину и друга.

«Эх, родина, – вдруг неожиданно для себя самого пропел про себя Карен Федорович отрывок песни чуждой ему знаменитой рок-группы, – Пусть кричат: “Уродина!”… Да, уродина. Правильно. “Но она нам нравится…” Ну что за текст, а? Но ведь в точку. Отчего так?»

– Сань, а как зовут этого, в очках, с бородой? Ну, который поет про родину? Там слова такие еще: «…пусть кричат «уродина», а она нам нравится…»

– «…хоть и не красавица». Шевчук, группа «ДДТ». Чего это ты вдруг?

– Да так… вот стоим тут: еда поганая, кофе ненастоящий, водку пьем из-под полы. А нам нравится!

Глава двадцать девятая

Шерхорна без особого шума выслали из страны, поставив в паспорте специальную отметку, не дававшую права на возвращение в Россию до конца его дней. Михаила посадили в изолятор – парня ждали серьезные неприятности. Впрочем, оказаться в тюрьме было далеко не худшим итогом его приключений, ведь в лесу старенький эсэсовец Шерхорн вполне мог и перестараться.

Ральф и Антон вернулись в Москву. Перед отъездом из Хизны Мюллер был чрезвычайно удивлен той стремительностью, с которой любая, даже самая секретная информация распространяется среди деревенских жителей.

– Что вы там за ящик фашистский откопали? – примерно таким вопросом встретил их дядя Ваня, сидящий на ступеньках дома Антона.

Они кое-как отшутились, быстро собрались и уехали. Антон, как водится, обещал скоро вернуться.

Через два дня он проводил Мюллера в Шереметьево-2. Из-за пробки у поворота на Международное шоссе Антон и Ральф чуть было не опоздали на рейс, поэтому расставание происходило в суете, скомканно.

С одной стороны, не хотелось разлучаться – привыкли друг к другу; им казалось, что они уже многое вместе пережили. Но одновременно оба чувствовали некую опустошенность и усталость от того, что им так и не удалось до конца выполнить свою миссию. Ведь они ничего толком не выяснили, не разузнали, где же на самом деле нашел свой последний приют Ральф Мюллер-старший. Каждому хотелось побыть наедине со своими мыслями.

Карен Федорович пообещал Ральфу сделать дополнительный запрос о судьбе его дяди, но не обнадеживал. Тему же с возможным захоронением военнопленных на территории Донского монастыря обходил молчанием.

Александр Валентинович ко всему кроме бани старался относиться с осторожностью, поэтому на просьбы Антона посодействовать в поисках заметил:

– Знаешь, Антон, вы и так здорово засветились у нас. Готов биться об заклад, на вас уже заведены толстые синие папки. Если контора так болезненно воспринимает все догадки о братской могиле на территории монастыря, значит, на то есть причины. Смотри, докопаетесь не до дяди, а до какой-нибудь гостайны – не выпустят больше за кордон, и не видать тебе твоей Риты.

– Александр Валентинович, а про Риту вам кто рассказал? – спросил ошеломленный Антон.

– Про Риту? Хм… Так ведь ты сам и рассказал, когда вместе с твоим немцем звонил мне ночью пьяный из Воронежа. Ты был готов на ней жениться. Только не хотел переезжать в Германию «на ПМЖ», предпочитал привезти ее в Воронеж.

Помолчав немного, Александр Валентинович вдруг добавил:

– А вообще, сейчас другие времена. Девушка она хорошая… ну, как ты говоришь. Так что – не упусти.

…Антон ехал по Ленинградке медленно, в тишине, наедине со своими мыслями. Полчаса назад он проводил «своего немца». Но напряжение последних дней его не покидало. Несмотря на то что они с Ральфом как минимум один раз были на волосок от гибели и счастливо ее избежали, пресловутая гора не желала падать с его плеч. От всего произошедшего с ними будто осталась недоговоренность.

«Машину помыть, что ли?» – подумал Антон о земном.

На первой попавшейся мойке он наблюдал, как два кавказца в резиновых сапогах и красных комбинезонах ловко орудовали потерявшими цвет тряпками. Уважив «мерс», один из них, видимо старший, то и дело указывал другому на недостатки: «Зеркало протри! Быстро давай, че ты?» Антон отыскал в мобильнике номер Риты. Позвонил. Она не ответила.

У поворота к дому Антон передумал – проехал мимо. Решил прокатиться в центр, зайти куда-нибудь. В конце концов, он сегодня свободен от каких-либо обязательств.

На повороте с Большой Никитской в Романов переулок его остановил патруль ДПС. Антон достал документы, приоткрыл стекло. У машины выросла фигура инспектора, чье лицо показалось Антону до боли знакомым. «Забавно было бы вновь того лейтенантика повстречать», – мелькнуло в голове у Антона.

– Добрый вечер, старший сержант Гилевич, пятый отдел ДПС, – представился гаишник. – Вам без габаритов удобней, что ли? Темно на дворе.

– Задумался, товарищ старший сержант. Спасибо. Сейчас включу.

Вежливо козырнув, милиционер жестом дал понять, что претензий больше нет и Антону можно уезжать.

«Хороший ты, Гилевич, – подумал Антон. – Впрочем, глупо было бы предполагать, что все менты сволочи».

В ресторане, чье название с французского переводится как «Бабочка», Антон заказал морские гребешки и коньяку. Весь в бежевом, старающийся держать осанку официант наполнил подогретый фужер, поинтересовался, не нужно ли еще чего-нибудь, и, получив отрицательный ответ, стремительно исчез из поля зрения.

Антон стал разглядывать напиток на свет. Тут-то и зазвонил молчавший весь вечер телефон.

– Алло.

– Гутен абенд, Антон. Это Рита. Мы встречались в Мюнхене, помнишь?

Антон отставил стакан в сторону. Тело наполнилось теплом и радостью.

– Рита? Кажется, припоминаю… Привет!

– «Кажется, припоминаешь»? Ты ведь звонил мне, я знаю. Извини, так получилось, что я не могла говорить.

– Не страшно. Зато сейчас ты сама мне звонишь. Ты не представляешь, как я рад тебя слышать, а еще больше был бы рад тебя увидеть, разумеется.

– Признаюсь, я тоже. Мне столько всего надо тебе сказать… Ты чем-то занят сейчас?

– Сижу в ресторане, собираюсь пить коньяк.

– Коньяк? Такой же, как мы пили тогда в Мюнхене у тебя в отеле? У вас есть в России хороший коньяк?

– Рита, о чем ты говоришь?! У нас в России есть все.

– Главное, что у вас в России есть ты. Скажи, у тебя много работы в ближайшую неделю?

– Все от меня зависит. Ты же знаешь, я работаю в своей собственной компании.

– Знаю. Но если ты не будешь работать, компания потеряет прибыль, верно?

– Какое это имеет значение теперь? Ты ведь не зря спрашиваешь, свободен ли я.

– Да… Знаешь, я буду по делам моей фирмы в Австрии. Уезжаю в пятницу, то есть послезавтра. Там есть маленький город, называется Мильштатт, в Каринтии. Расположен на озере. Очень милое место, special place. У меня будет немного свободного времени. Мы могли бы там встретиться…

– Думаю, я смогу приехать. Моя виза все еще действует, деньги еще не все потрачены, а желание тебя увидеть… Где ты остановишься в Мильштатте? Я правильно произношу название города?

– Да, правильно. Пока еще не знаю, где я там буду жить. Но тебе рекомендую снять номер в гостинице «Штрандотель Марчетти». Недорогое и очень достойное место. Только попроси окна с видом на озеро, а не во двор. Сейчас там не high season, так что с этим не должно быть проблем.

– «Штрандотель»… Записал, отлично. Так значит, ты будешь там послезавтра?

– Да.

– Я тоже постараюсь быть там послезавтра.

– Буду тебя ждать. Тебе надо ехать на машине из Мюнхена. Арендуй автомобиль с навигацией – не заблудишься. Все, Антон, мне пора бежать.

– Ну, беги, раз надо. Знаешь… мне очень приятно слышать твой голос.

– Мне тоже, Антон, очень.

– Пока!

– Чао, до встречи!

Антон готов был расцеловать подошедшего к столику «бежевого» официанта, но сдержал эмоции, быстро допил коньяк и позвонил в офис знакомого туроператора.

Глава тридцатая

Шерхорн ехал в Чехию, в Град Либа. Это была его последняя надежда докопаться до истины. Он знал, что существовала еще одна группа, которая должна была отвлечь внимание русских контрразведчиков от истинного объекта интересов рейхсфюрера Гиммлера.

Если бы господа Тихонов и Погоний нуждались в квалифицированной защите своей версии, согласно которой найденный у Хизны предмет ничего общего не имеет с Копьем Судьбы, лучшей кандидатуры, чем Курт Шерхорн, они бы в целом мире не нашли. Предполагать, что реликвия в силу фантастических обстоятельств во время войны попала в русский лес и теперь находится в руках ФСБ, мог кто угодно, только не Шерхорн. Он лично упаковывал злосчастный ящик, и среди предметов, в него уложенных, находилась искусственно состаренная реплика Копья.

К тому же при ее изготовлении были нарочно допущены отступления от особенностей формы оригинала – она выглядела заметно толще хранившегося в Нюрнберге подлинника. Да и все специалисты в мире, знакомые с описаниями Копья Судьбы, отмечали одну из главных деталей любых описаний святыни – наконечник легендарного копья был очень тонким.

Уже много лет рассуждая о случившемся в России, он успокаивал свою совесть тем, что в деле отправки той или иной команды на спецзадание всегда присутствовал элемент лотереи. Группе, выполнявшей настоящее задание Гиммлера, вполне мог и не выпасть счастливый билет. Но так уж получилось, что достался он ей, а не другим.

Ведь именно на группу Целлера, к которой был прикомандирован Шерхорн, Гиммлер возлагал все свои надежды. Найденный русскими макет Копья Лонгина дал Шерхорну шанс выйти сухим из воды, разыграв перед ними старческую немощь. Выглядело натурально – годы помогли.

Но то, что в ящике больше не оказалось ничего, кроме этого макета, Шерхорна озадачило и расстроило. О содержимом клада он знал лучше всех. Получалось, кто-то действительно опустошил его раньше.

Русские также много знали. Помимо схемы, которую несчастный ефрейтор Мюллер оставил в Воронеже, их спецслужбы, очевидно, откопали переписку Гиммлера, где упоминалось об их экспедиции. Да и сам Шерхорн, видимо, наговорил лишнего. Впрочем, повинуясь старинной привычке не раскрывать все козыри, он счел нужным кое-какую информацию скрыть.

Шерхорн не стал подробно описывать содержимое ящика, «забыл» упомянуть, что в декабре 1941 года после Барятино ему с напарником надлежало ехать в Чехию, в замок Либенштайн, где и требовалось оставить груз в специальном хранилище под присмотром СС.

Сопровождавших Шерхорна и его коллегу по «Аненербе» солдат и офицеров, вопреки обещаниям предоставить им отпуск в тылу, в лучшем случае ждала передовая. Так что и сам командир группы Целлер, подобно членам других групп СС, которые могли существовать и отвлекали внимание русской разведки и даже абвера, служил жалкой приманкой, жертвенной пешкой в запутанной шахматной партии.

У Шерхорна не было родных и друзей. Последние годы он жил одной лишь мечтой о священном кладе, спрятанном где-то в России. Ни на что не надеясь, можно сказать, от нечего делать, он отправился в Либенштайн. «Это путешествие меня немного успокоит, – рассуждал Шерхорн. – Поговорю со старожилами, по замку погуляю…»

Конечно, имелся один шанс из тысячи или даже из миллиона, что часть груза непостижимым образом все же достигла пункта назначения. Может, с помощью ефрейтора Мюллера или благодаря кому-то из членов группы, чудом уцелевших после бомбежки. И не вел ли кто-то из их собственной команды двойную игру? Например, Заукер… его останки так быстро погребли после того авианалета… А кто знает, быть может, это были и не его останки? Не имеет значения. Шерхорн просто ехал в Чехию, повинуясь привычке надеяться на лучший исход, пока сохранялся хотя бы малейший шанс.

Ему повезло. Хозяева старинного замка Либенштайн, который чехи называли Град Либа, как раз решили избавиться от столь громоздкого и требующего постоянного внимания наследства. Покупатели из Германии, Англии и даже России присматривались к этой собственности и регулярно присылали на экскурсии своих агентов. Роль экскурсовода выполняла уже немолодая, но очень бойкая дама, которая знала историю замка до мельчайших деталей.

Шерхорн выдал себя за потенциального покупателя. Он внимательно слушал рассказ хранительницы. Дама не очень-то верила в серьезность намерений пожилого немца, но благодаря природной доброте и словоохотливости работу экскурсовода и промоутера замка выполняла добросовестно.

Откуда было ей знать, что Шерхорн знал про Град Либа больше всех пенсионеров на планете. Да, ему была известна одна из главных тайн этого места, о которой когда-то можно было прочесть лишь в специальном разделе архива института «Аненербе». Допуск туда не оформлялся без визы Зиверса, а после – уже только самого Гиммлера.

Еще поднимаясь по старинной лестнице к воротам замка, Курт Шерхорн не мог не почувствовать легкого трепета от осознания, что здешние подземелья все еще могут хранить секреты и сокровища повергнутой империи нацистов.

Град Либа, построенный то ли в X, то ли в XII веке, оказывал довольно успешное сопротивление времени – главному противнику всех на свете крепостей. Увенчанная медным куполом центральная башня – самое древнее сооружение замка – сохранилась в первозданном виде, так что вкупе с толстыми стенами и узенькими окнами этот памятник воинственной архитектуры европейского Средневековья продолжал внушать уважение. Построенный на холме, возвышающийся над живописными окрестностями, Град Либа напоминал путешественникам и местным жителям о былом величии и мощи феодальных городов-государств.

– И давно вы здесь проживаете? – спросил Шерхорн даму, когда она решила перевести дух и сделала паузу в своем историческом повествовании.

Даму звали пани Матейкова. Как и большинство жителей приграничного района, она прекрасно говорила на немецком языке. Они стояли под сводами хорошо сохранившейся средневековой галереи.

– С прошлого века, господин…

– Шерхорн, имею честь.

– Простите, у меня на имена плохая память. Ведь правда – с прошлого века, – смеясь ответила госпожа, – а если быть точной, то с 1945 года.

– Как интересно, – улыбнулся Шерхорн. – Мне казалось, что в 1945 году вас еще не должно было быть на свете.

– Бросьте, это уж совсем неприкрытая лесть. Хотя, должна по секрету признаться вам, что по местным холмам я все еще легко бегаю. Здешний воздух просто чудесный.

– Воздух здесь восхитительный. А что это за галерея?

– Это просто один из переходов в многочисленные залы. Как сами видите, внутреннее убранство, к большому сожалению, не сохранилось. Есть кое-какие фрески.

– Вы знаете, фрау Матейкова, – заметил Шерхорн, вглядываясь в угол галереи, откуда, судя по всему, был вход в подземелье замка, – посещая средневековые постройки, не перестаю удивляться их долговечности.

– Что же вы хотите, вы поглядите на эти своды… – ответила пани Матейкова. – А подвалы! Подвалы, фундамент – все это простоит еще лет семьсот.

– Замок, наверное, пострадал во время войны?

– Вовсе нет. Один шальной снаряд угодил в хозяйственную постройку.

– Странно…

– Ничего странного, господин Шерхорн. Вы не думайте, я не пытаюсь набить цену этому граду. Мое кредо – правда. Да и поздно уж врать, скоро пора собираться на встречу с Господом… Просто немецкие солдаты, что жили в замке, ушли отсюда еще до того, как появилась Красная армия. Да я сама помню, как они грузились на машины и подводы. Еще лошадей не хватало, и они были очень недовольны, что в деревнях от них лошадей прятали.

– Что же, замок не защищали?

– Нет. Я всего-то слышала два выстрела, да и то, говорят, это кто-то из русских свинью застрелил. Его, бедного, потом отдали под трибунал за мародерство, а может, и расстреляли. Мы жалели их тогда, ждали как освободителей. Вы понимаете?

– Что? А… да, конечно, понимаю. А можно подвалы посмотреть?

– Ну, обычно мало кто ими интересуется. Может быть, лучше на башню поднимемся? Вы знаете, оттуда открывается потрясающий, сказочный вид на городок, на дорогу!

Шерхорн спорить не стал, решив, что до подвалов доберется позже.

Через час, когда пани Матейкова проводила его вниз, туда, где каменных сводов касались руки древних мастеров, Курт Шерхорн понял, что своей цели ему не добиться. Разве что поселиться здесь, нанять бригаду каменотесов и начисто разобрать стены подвала… Но для этого пришлось бы действительно купить замок либо заставить работодателей доброй фрау-хранительницы поверить в рассказы о несметных сокровищах и реликвиях, вывезенных с оккупированных территорий спецкомандами СС.

Скорее всего, содержимое секретного хранилища ведомства рейхсфюрера было успешно вывезено из замка.

Шерхорн спускался с холма к дороге. Неожиданно повалил густой снег. Первый в этом году… Кружевной тюль на глазах покрывал красные крыши строений Града Либа и купол его знаменитой башни.

Снег ложился на седую голову Шерхорна и не таял. Щекам было холодно. Шерхорн понял, что плачет, и ему вдруг стало очень одиноко и немного страшно.

«Зима моей жизни, – вопреки его воле пронеслось у него в голове. – Не исключено, что это ее последний месяц».

Подойдя к машине, он еще раз обернулся, взглянул на замок и, помахав ему рукой, открыл водительскую дверь. На секунду задержался. И тут же ощутил неожиданный прилив сил, словно и не было всех этих лет, а снег вдруг напомнил ту ночь в лесу у русской деревни и наивные заклинания вокруг злополучного ящика.

– А может быть, это еще не конец, – вслух произнес Курт Шерхорн. – Зря только убили тех парней, мальчишку солдата и того гауптмана. Он так и не добежал до леса, несчастный. Вот потому и не везет мне.

…Автомобиль Шерхорна уже успел скрыться за поворотом дороги, когда к небольшой беседке у подножия холма подкатило элегантное «глазастое» чудо красного цвета. Из него выпорхнула девушка, одетая в короткую куртку с меховым капюшоном, и поспешила в сторону замка.

Этот визит, похоже, не был для пани Матейковой неожиданным.

– Добрый день, – приветствовала хозяйку гостья, откидывая капюшон. – Вам звонили насчет меня… Вот мои документы.

– Да, конечно, проходите, – пани Матейкова указала на ворота и первая вошла в замок.

– Сюда должен был прибыть интересующий меня человек… – Рита вопросительно взглянула на хозяйку.

– Только что уехал. Если, конечно, это тот самый, в чем я сомневаюсь.

– Отчего?

– Не похоже, чтобы почтенный господин в таком возрасте все еще мог интересовать полицию.

– Чем он объяснил свой интерес к замку?

– Желанием его купить. Я не поверила. Скорее всего, у него что-то с этим местом связано. Очень интересовался подвалами.

– Подвалами?

– Именно. Смешно сказать, но в определенный момент мне показалось, что он готов начать раскопки.

– А что особенного в этих подвалах?

– Ровным счетом ничего. Все, что тут хранилось, в конце войны вывезли солдаты СС. Ящиков было не меньше сотни, я думаю.

– Что за ящики, не знаете?

– Извините, не знаю. Но, как говорят, сюда очень много всего привозили. Из Польши, из России. Наверное, ценности какие-нибудь.

– Не иначе, ценности. Скажите, а было что-нибудь странное в поведении этого почтенного господина?

– Ничего примечательного. Обычный пенсионер, только вот совсем грустный, потерянный какой-то.

– Так когда, вы говорите, он уехал?

– И пяти минут не прошло. Он припарковал машину там, с правой стороны дороги, а после, по-моему, поехал в сторону Карловых Вар…

Снегопад почти прекратился к тому времени, как Рита вышла из замка. Снег таял на глазах, из-за чего окружающий пейзаж преображался, словно на замедленной видеосъемке.