Текст книги "Всадник"

А можно просто подняться на верхнюю палубу и там ждать окончания всего этого действа, теша себя мыслью, что все неприятное свершится немного позже, чем для остальных. Ну, есть еще несколько вариантов, но это все…

– А вы, вы лично?

– Лично я, знаете ли, предпочел бы осесть в ресторане, хотя бы, потому что там будет немного комфортнее, чем в местах иных в этих условиях задачи. И так, знаете ли…просто курить и не спеша пить уже бесплатное шампанское. Такое вот резюме…

х х х

Птицы сидели на куполе центра управления полетами. И все бы ничего. Но они имели неосторожность разговаривать.

– Все-таки они вылетели?– со странным удовлетворением в голосе сказала одна,– несмотря на туман.

– Как видишь… Но знаешь что странно?

Одна из птичьих голов повернулась.

– Что?

– В Египте нет города Нижневартовск, а они летят туда…

Жаль, что нельзя было рассмотреть выражение глаз одной из птиц после этой незамысловатой фразы…

х х х

Мертвецы, по которым мы ходим

Являются лишь естественным продолжением наших ног…

А Маношин из подсознания

х х х

Трудно было разглядеть и выражение глаз одной странной персоны в хорошем костюме и темных дорогих очках на бледном лице. Бледность этого типа была чрезмерной, потому что какая-то женщина, проходившая мимо и, видимо излишне впечатлительная, при взгляде на него тихонько ойкнула и поспешила прочь со своими чувалами. Персону оберегала от невзгод пара крепких ребят, и находились они в здании аэропорта, из которого пару минут назад отправился сибирский вахтовый рейс. И наблюдала эта персона за посадкой на этот рейс группы подпитых и громких мужчин, не нашедших причин… Как это у ДДТ? Кроме них за этой живописной компанией наблюдало еще немало лиц, как простых смертных, так и персонала аэропорта. Благо было на что посмотреть.

По окончании представления эта странная троица, словно сошедшая с экрана ранних потусторонних фильмов покинула здание аэропорта на чудесном и презентабельном джипе последней модели и цвета вороного крыла, действительно как ни странно чем-то напоминавшем кладбищенский катафалк.

х х х

Спящая красавица. Отступление.

Она, кроме того, занималась ворожбой. Травы морозник, дурман, черная белена…

Ивонна отдыхала с комфортом, раскинувшись на своем ложе, и храпела во всю. Вера тихонько присела в уголке на своем вчерашнем месте и стала думать, как бы поделикатнее разбудить карлицу, но ее сомнения разрешились самым естественным образом, ибо Ивонна соизволила проснуться. Ну, не совсем обычным образом, а так это, по частям… Сначала прекратился храп, причем резко на самой высокой ноте. Потом чуть блеснул глазной белок. Потом хриплый каркающий голос произнес:

– Ну… Давай, чего там у тебя?

Вера немного опасливо приблизилась к этому лежбищу и протянула сверток, там лежали сладости, которые Ивонна обожала. А еще небольшая фляга с вином.

Непонятно что сработало на Веру, но гостинцы оказались приняты с очевидным удовольствием. Похмелье не было слишком тяжелым, Вера думала, что все будет значительно хуже, учитывая вчерашнее состояние карлицы.

Та, между тем, царственным жестом отправила Присциллу на прежнее место, приложилась, как следует к фляге. Оценила засахаренные орехи, зевнула и стала делать вид, что ей стало значительно хуже. Вера терпеливо ждала. Ну, точь в точь, Малыш и Карлссон.

Наконец, демонстрации закончились, и Ивонна прохрипела недовольно:

– Ну, чего тебе еще…

– Поговорить…– быстро ответила Присцилла.

Ивонна стала чесаться. Потом объявила торжественно:

– Воши! Не боишься?

– Не боюсь. Чума к чуме не прицепится…– попыталась пошутить Вера.

Ивонна одарила ее тяжелым взглядом:

– Чума… Что ты знаешь о чуме, девочка? Ни черта ты не знаешь… Ни черта.

Наступило неловкое молчание. Карлица тупо глядела перед собой, Вера глядела на нее, лихорадочно соображая, как ей расшевелить это изваяние.

– Ивонна!– наконец, решилась она.– А скажи… То что ты вчера мне рассказывала о сидах?..

Карлица дернулась, взгляд ее уперся в гостью, нехороший такой взгляд получился…

– О сидах? – медленно протянула Ивонна.– Да уж, нажралась, так нажралась.

–Это все, правда?

Ивонна вдруг по-идиотски хихикнула, очевидно, решила заняться своими прямыми обязанностями, а именно веселить высокую особу, этого то, как раз особе высокой совсем не хотелось.

– Что, правда, Присциллочка? Сидики, гномики, сказочки, деточки… Ох, горят костры горячие.

Она недвусмысленно провела рукой по горлу.

– Ивонна. Они были?– настойчиво поинтересовалась Вера.

Та продолжала во всю веселиться?

– Были ль, не были, откуда мне знать… Хо-хо-хо…– она схватила флягу.

Через несколько секунд она выпустила, пустую посуду из рук и вдруг серьезным голосом произнесла:

– Ты что девица, совсем тупая? Ты вокруг погляди! Да они же здесь, повсюду!

Вера уже пожалела что пришла, а карлица входила в раж…

– Все здесь, и не видит никто, та ты хоть бы на Хьюза нашего погляди, он же типичный тролль, только жрет и серет! Король троллиный! А этот ваш святоша, ух жук, строит из себя архангела, а на деле гоблин и гоблин. И другого названия ему нет. Протри глаза полукровка. Протри глаза, они у тебя совсем уже потускнели… Эльфийка недоделанная, и не ходи сюда больше, все беды от вас, все… Уходи! Ничего тебе не скажу, и бутылку свою забери…

Ивонна пнула флягу ногой и та улетела куда-то, звеня…

Вера наблюдала этот спектакль. Похоже на карлицу накатил приступ безумия, и приступ безумия, был явно нечеловеческий… Ну чего она ей сделала?

Приступ прекратился также внезапно, как и начался. Ивонна смотрела в упор:

– Кто ты? – спросила она.

– Присцилла… – прошептала Вера или Присцилла…

Ивонна плотоядно облизнулась и каркнула, видимо это было добродушной усмешкой.

– Нет… – она погрозила Вере пальцем. – Ты, эльфийка, можешь обманывать глупую Терезу и кого-нибудь еще, но только не меня… Я всегда знала, что Это существует. Вот!

Она явно выделила интонацией слово «Это».

– Что, Это?

Ивонна забулькала от непонятного восторга.

– Ты не понимаешь? Ты действительно не понимаешь? Вот так так! Девочка, прежняя Присцилла никогда не обращала внимания на бедную Ивонну. Кто ты?

Вера молчала. Ее била легкая дрожь.

– Ты боишься? – Ивонна откровенно развлекалась,– Не бойся, новая Присцилла нравится мне гораздо больше прежней. Но как все-таки вы это делаете?

Вера справилась с дрожью и выдавила из себя:

– Что делаете?

Ивонна всплеснула руками и жалостливо так глянула на девушку.

– Заладила. Переселение душ, вот что! Это когда белая корова ложится спать белой, а просыпается черной.

– Не знаю…

– А, понятно…

– Что понятно?

– Ты еще не разбужена. Ты спишь. Понятно. А где эта маленькая проказница Присти? Все-таки сдохла? Я видимо пропустила ее поминки, жаль нам наверняка давали вдоволь пожрать. Да, надо пить меньше…

– Она здесь… – пискнула Присцилла.

Ивонна посмотрела на нее удивленно, даже огляделась по сторонам и понюхала воздух:

– Да? Удивительно… Ну может и так.

– Откуда ты знаешь все это?

– Давно живу… Послушай у тебя больше нет выпивки?

– Нет.

– Жаль,– Ивонна пошамкала губами,– жаль… А он не смог…

– Кто не смог…

Ивонна махнула рукой.

– Да и дьявол с ним…

Помолчали.

– Значит она не умерла, странно… Я считала, что ежели кто… То тогда. А тут вот как… – Ивонна говорила куда-то в пол. Вера даже не все разобрала из ее бормотанья. Потом карлица резко взглянула на Веру:

– Слушай, а ты то… Ты, которая теперь. Которую не знаю, как называть, ты то хоть умерла?

Вопрос был задан в лоб, и Вера сама не знала, что отвечать на него. Она сама боялась отвечать на этот вопрос себе. Жива? Вроде да. Умерла, тоже вроде бы да. Как тут ответишь…

– Не знаю… – только и выдавила она из себя. И разрыдалась. – Я не знаю!

Что-то снова происходило с ней, она, они утрачивали чувство реальности. Все плыло, и темнота сгущалась вокруг. А потом, потом вдруг все кончилось. Как-то сразу и она сидела на кровати карлицы и Ивонна гладила ее по спине и что-то шептала ободряющее, и все норовила накормить орешком засахаренным, а Присцилла не хотела и Вера не хотела, они хотели просто вот так сидеть, чтоб уютно было и совсем не страшно… И чтоб кто-то успокаивал их…

И то ли приснилась, то ли привиделась им странная сказка…

х х х

……………………………….00000

All work and no play makes Jack a dull boy…

Jack Worren-nepriznanny amerikansky pisaka

Мы как раз сидели с Дедом на уютном холмике неподалеку от казармы, где неподалеку было свалено никому уже не нужное боевое снаряжение. Мы сидели рядом со славянской, по словам Деда, кучей. Здесь лежала масса всякого военного добра, налатники, поддоспешники, рукавицы. Был даже каракулевый куяк с нашитыми на него стальными пластинами. Зерцала на грудь и живот, которые одеваются поверх кольчуги. Юшман, это когда плетется все вместе. Был даже один колонтарь, который пользовался у Деда особым уважением. Это такая кольчуга, у которой на груди и спине вплетены железные пластины. А мне, например, больше нравился бахтерец, как самый прочный, я его даже мерил в первые дни, у него пластины как чешуя в три слоя. Пластины выгнуты для смягчения ударов. Это не какая-нибудь легкая байдана набранная из колец… Мы вяло как раз обсуждали преимущества тех или иных доспехов, когда на горизонте появилась некая фигура, движущаяся в нашем направлении.

Дед сложил руки на груди и сказал:

– Ну вот, наконец-то.

– Чего наконец-то? – на всякий случай спросил я, хотя уже понял, что, вернее кто это… Чутьем каким-то понял.

Дед строго глянул на меня и произнес наставительно:

– Не валяй дурака… Ей богу. – Он перекрестился.– Время подошло. Сам знаешь.

Я знал. Последние дни ощущение размытости всего окружающего усилилось до такой степени, что порой нельзя было определить, говоришь ты или молчишь. Поднял руку или опустил ее. Каждый, наверное, ощущал это по своему и не скажу, что лично капитану Коновалову это доставляло какие-то неудобства. Это уже казалось нормальным. И это было самое неприятное для тех частей… Тела? Души? Организма? Не ясно. Скорее тех субстанций зависших между жизнью и нежизнью, в которые превратились воины, находящиеся в гарнизоне. Дед утверждал, что это все… Предел. Еще не много и переходный период закончится. И Коновалов был с ним согласен, ибо ничего в природе не происходит сразу и вдруг, а все происходит постепенно. И жизнь превращается в смерть, наверное, постепенно. Это для тела быстро, раз и все, а с другими оболочками, как? А вот так. Медленно и печально и в этой неторопливой обреченности, вместе с неким упокоением присутствовало и что-то до отвращения мучительное.

Неунывающий Леха утверждал, что это деградация личности алкоголика. Но спирт уже не брал, и это было страшно. Отупение или зачумление, как называл это все тот же Леха, было сродни некому мозговому коллапсу, все принимающему и парализующему одновременно. Но это было не от мозга. Здесь были только следствия, которые каждый испытывал на себе, по прежнему, как и в земной жизни, не зная причин этих следствий.

Фигура приближалась и уже обретала более четкие очертания. Через какое-то время Коновалов почувствовал, что они с Дедом не одни, по одному по два, мелкими группами выходили из казармы их сотоварищи и кто тупо словно зомби, кто осторожно, кто с очевидной нетерпеливостью рассаживались на песке вокруг. Все глядели в одну точку, и капитан понемногу стал приходить в себя. Сбрасывая оцепенение, словно впитывая непонятную энергию, исходившую из этого сонного, но уже пробуждающегося воинства. Фигура была уже совсем близко, она словно парила в знойном мареве и уже обретала очертания, все ждали. Капитан присмотрелся.

Это был какой-то неправильный Бэттмен… Без лица. В темной скрадывающей очертания хламиде, одеяние было похоже на черкесские бурки с острыми и широкими плечами.

«Эдакий вот Бэтмен в черкеске. Да уж, всякие номера видал…»– подумал Коновалов и тут на него снизошел голос, точнее не голос даже, а Глас.

И этот Глас покорял. Он прошибал насквозь неуютную сонную сущность встречающих. Вызывал оторопь, и хотелось распластаться на песке своей аморфной плотью и внимать ему вечно. И всплыло откуда-то:

« Вначале было Слово…»

И если это было Оно, то не удивительно, что Слово это могло при желании рождать галактики.

Потом оцепенение схлынуло и появилось Упокоение или что-то близкое тому, на границе ускользающего сознания капитан удивил, что лица воинов разглаживаются и становятся перламутровыми, и блики неясного света играют на них, превращая в причудливые маски, и покойными становятся взгляды и…

И еще заметил капитан, что бурка черкесская куда-то исчезла и ангел, расправивший крылья висит над песком, залитый солнечным светом. И никакой это вовсе не Б… Как же его называли? Да неважно это, и вовсе е важно, и все уже бывшее важным не важно. Нет ничего. Кроме Гласа и велит Он устами вещающего…

…«Да что же это»? Коновалов очнулся на песке. Дед лежал рядом, раскинув руки, кто-то еще, но немного человек пять. Остальные исчезли. И казарма исчезла и спиртовой склад. Поодаль стоял человек в белом. Или не человек? Он дружелюбно улыбался. Он был в костюме и опирался на трость, тоже белую. Еще была смешная и абсолютно неуместная шляпа. Почему-то измятая. Коновалов сел, чувствовал он себя неважно. Но чувствовал. Все вокруг казалось снова на удивление реальным. И песок и Дед и шевелящиеся фигуры бойцов. Дед тоже уселся и теперь пристально смотрел на белую фигуру. Вспомнился дурацкий анекдот. Казалось, сейчас незнакомец гадостно усмехнется и скажет что-то типа:

«Все кранты. Сейчас явится Белый Ковбой».

Но этого конечно не произошло. Он просто смотрел, и глаза его были абсолютно черные, то есть совсем. Антрацитовые и абсолютно без признаков глазного белка.

Оставалось порадоваться наличию остатков чувства юмора, потому что смотреть в эти очи было, по меньшей мере, неприятно, а по большей… Страшно.

Прошло несколько томительных секунд. Незнакомец отвел свой взгляд и со скукой во всей своей фигуре стал чертить на песке какие-то знаки.

Коновалову вспомнилась вдруг сортировочная база в Ташкенте, куда он когда-то, Боже как давно и не здесь, он ездил за молодыми солдатами. Сам еще только после училища… А теперь… Теперь похоже выбирали его.

Завершив свое черчение, незнакомец отошел на несколько шагов и равнодушно отвернулся. Оставшиеся бойцы постепенно подтянулись к исчерченному месту и с изумлением прочли начертанное:

« Навоевались».

Начертано было по-русски, непонятна была только интонация, либо утвердительная, либо вопросительная. Все чего-то ждали, хотя было такое чувство, что времени теперь у всех в достатке. Надпись между тем вполне гармонично вписывалась в окружающий пейзаж. Она подводила черту, она была концом всего, она…

Незнакомец вдруг резко приблизился и строго взглянул на Коновалова, прямо глаза в глаза и то ли произнес, толи просто вошел в сознание. Капитана тряхнуло как шторм буровую.

– Хочешь назад?..

х х х

Самое время перейти эту реку в брод…

(Борис Гребенщиков)

ПРИТЧА О КАПТЕНАРМУСЕ

-Самое время перейти эту реку вброд,– пробурчал каптенармус, снимая изрядно поношенные сапоги и неспешно оглядываясь. Река лежала пред ним, томно покачивая зеленоватой водой, словно в ожидании, когда же обосоноженный каптенармус соизволит снизойти в ее воды.

– Хотя тут могут быть и крокодилы…– демонстрируя окружающей природе неплохие знания зоологии, пробормотал тот, слегка пробуя на ноготь левой ноги прохладные воды вышеописанной гидросистемы.

– Либо тритоны…– добавил он же, повторяя процедуру при помощи правой нижней конечности.

Постояв еще несколько минут в глубокомысленном молчании и впитывая нирвану открывающимися чакрами своего уже немолодого и видавшего виды организма, благословенный каптенармус стал неторопливо обуваться. Завершив сии нехитрые занятия, он громко прокашлялся и произнес прямо в лицо заходящему нежаркому солнцу:

– Похоже, сей Рубикон еще не готов принять своего Александра, суть двурогого Искандера, а посему…

И недомолвив, быстро погнал колесницу своих кривоватых обутых ног в сторону видневшегося невдалеке моста…

…О чем эта притча? Да верно, она ни о чем…

Глава ХIII. О том, как юный Марсильяк знакомится с графским замком, а Джереми Леко снова хочет кушать.

Так мы и ехали, пока не увидели замок.

Он появился внезапно, когда сквозь ветви и листву мелькнула главная башня. Потом в поле зрения попал камень стен, и блеснули крытые черепицей крыши построек. Снова запахло рекой, но я ошибся, ибо пахло озером. В озере призывно квакали лягушки. Вечерело.

– Интересно. Какую рыбу кушают здешние обитатели. Я бы предпочел карпов,– разумеется, Джереми не упустил случая разрушить это очарование.

Я не преминул указать ему на это и какое-то время мы тихо ругались. Я обзывал его черствым и примитивным. А он предлагал мне записаться в живописцы и всю жизнь рисовать воняющие протухшей рыбой старые развалины.

А между тем наш отряд в молчании проскакал по небольшому, но с виду довольно крепкому мосту и мы очутились за стенами.

Внутри замок имел вид неприглядный, но величественный, или наоборот, что вообще-то было одним и тем же. Потом мы спешились, и передав лошадей на попечение конюхам, проследовали за графом в высокий зал освящаемый канделябрами и горящими факелами. Стены украшали фрески изображавшие сцены крестовых походов. Строго глядели со стен лики Годфрида Бульонского, и Тибо Шампаньского.

Повсюду стояли статуи рыцарей состоящие из доспехов. Чего тут только не было! Мой батюшка тоже был любителем оружия и всего с ним связанного, в отличие от меня, но не до такой же степени. Это был не зал, а какой-то оружейный склад. При желании хозяин мог экипировать целую армию, а то и две и начать войну с Испанией, и черт возьми выиграть ее. Особенно если в подвале у него вдобавок имеется еще и склад четырехствольных мушкетов. А что, от этого де Флери всего можно ожидать. Тут были шлемы как норманнские, так и германские горшковые, присутствовали салады с узкой прорезью для глаз и варбуты, а также я разглядел собачьи морды, которые вполне живописно смотрелись рядом с мордами лягушачьими. Присутствовали также хундскугели, кажется, так они назывались, были даже шлемы с хитрым максимиллианским забралом.

Из других частей вооружения присутствовали налокотники и нарукавники всех мастей, а также юбки и набедренники с наколенниками. Были и башмаки сабатоны и крылья бейгванты для защиты ног и нагрудники с упором для копья и ташки, прикрывающие верхню часть ног и многое, многое…

Но самое сильное впечатление производила гигантская фреска во всю стену изображавшая, очевидно, исход ангелов с неба. Было заметно, что лет ей а пожалуй никак не меньше, чем самому замку, но при этом краски были настолько, настолько свежи, что казалось вся эта компания сейчас спрыгнет со стены и запляшет по залу…

Дже по привычке раззявил рот, я выразил графу и его предкам свое восхищение, а про себя подумал:

– Боже! Как тут все запущено,– ну не любил я холодное оружие, я вообще никакого не любил, такой я уж уродился…

– Есть хочу,– вывел меня из задумчивости Дже, и пришлось пнуть его в бок, чтобы не умничал.

Граф как-то рассеянно кивнул на мои комплименты и отдал негромкие распоряжения какому-то детине, видимо исполнявшему обязанности камердинере или что-то вроде того. Кто его поймет, графа с его страстями к старине, может и у здешних слуг должности как при дворе Навуходоносора или чем черт не шутит самого Калигулы. Впрочем, мне на это наплевать, да и Джереми тоже, вон как зевает, сейчас точно челюсти сломает.

Камердинер куда-то умелся, появились еще личности нам незнакомые. Граф перестал обращать на нас внимание, но нами занялись и без него. Сердобольный слуга его высочества в вышитой бубновыми тузами ливрее пригласил нас отдохнуть с дороги и это было как раз вовремя, ибо от постоянной тряски на протяжении последних дней за исключением нашего сидения в лесной яме у вашего покорного слуги не было никакой передышки. Мы покорно поплелись за бубновыми тузами и нынешний день на этом, по сути, завершился…

х х х

загадка:

Жесткокрыл и мягкопуз, на спине трефовый туз

Кто это?

Отгадка:

Жесткокрылый мягкопуз с татуировкой на спине.

-Сортируют нас, сортируют, а вы как думали? Причем средства для этого у них имеются, еще и как. Ну, объяснить… Давайте на примере.

Вот трубка висит на шнуре, видите? Ага, телефонная. А множество людей мимо идет по переходу, и вроде бы и дела до него нет никакого, подумаешь не мое не жалко. И идут себе и идут, а вот теперь смотрите Саша, что получается…Обязательно найдется кто-то, кто остановиться и повесит ее на место. Вот тебе и сортировка …– и бывший профессор, усмехаясь, подошел к автомату и повесил трубку на рычаг…

Полет прошел нормально, мы были в аэропорту Нижневартовска, есть такой город в России. Нижневартовск…

Мы когда летели, я все норовил к пилотам в кабину пробиться. Пообщаться. Хотел спросить у них про город Верхнетурьинск, очень мне на тот момент название это понравилось. А меня не пускали, держали крепко, шептали что-то в ухо пьяными губами. Потом сказали, что нет никакого Верхнетурьинска, а водка и высота сделали свое дело, ну я и заявил:

– Ну и ладно, ну и хорошо…– и отрубился. Чудны дела твои Господи. Да и я чуден. Как Днепр при тихой погоде…

Ну не в тот самолет сели эка невидаль, удивительно как пропустили, вот это чудо так чудо… Опять небось хранитель постарался, до сих пор загадка между прочим. Хотя чего в жизни не бывает.

Профессор не унывал, ему что, он человек чисто духовного склада, не то, что некоторые. Нет, я не спорю, мне порой на материальные блага наплевать с Эйфелевой башни или там с Вавилонской, но билеты-то наши до Египта тю-тю… Денежки тоже тю-тю с пьянками этими. От ангела не слуху ни духу, хорошо есть на свете добрые люди вахтовики, я с ними позже познакомился уже в самолете, ненадолго протрезвев… Впрочем потом мы конечно догнались за знакомство, что мы не русские что ли? Ну и прилетели …

Карлычу холи, у него воображение от перемены мест только разыгрывается, он ишь про сортировки удумал рассказывать, трубки телефонные развешивает по автоматам, это типа того, как один мой хороший знакомый эксперименты с пивными бутылками устраивал.

Возьмет, к примеру, бутылку, пиво, разумеется, выхлещет, а бутыль на виду у прохожих пристроит где-нибудь в труднодоступном месте, отойдет в стороночку и наблюдает, кто как отреагирует. Те, мол, кто мимо тупо проходят, значатся по его классификации людьми обеспеченными, им получается бутылки рассматривать не резон. А те кто жадно на бутылку зыркают, хоть мимолетно те значится испытывают проблемы с финансами и хоть никогда не опустятся до того, чтобы бутылочку подобрать и сдать, пусть подсознательно но не исключают такую возможность, и даже сожалеют о невозможности ее применить.

И длилось это развлечение, до тех пор, пока какой-нибудь предприимчивый бомжа эту бутылку не подбирал абсолютно никаких угрызений при этом не испытывая.

Этот мой знакомый, не буду приводить его фамилию и прочие регалии, ко всему еще и утверждал, что если долго смотреть на старого голого бомжа, то это будет тоже, что увидеть наготу симпатичной девушки мимолетно… Ну больной человек. Что тут поделаешь?

Потом помню очень много снега и льда.

« Вот это да!»– подумалось. Мужик еще какой-то нас встретил в тулупе, как в старину. А я еще и подумал: «Вот ведь славный человек! Уж он то мне точно поможет!»

Краснолицый толстяк с достоинством поклонился. Я приподнял шляпу. Было видно, что ему очень приятно оказаться полезным незнакомому господину. А еще секунду назад по его хищным глазкам казалось совсем иное. Ну ничего магазин у них был, выпили пообщались… Чудеса Твои Господи творит слово живое!

А вообще други, скажу честно, последние дни меня не покидало чувство, что кто-то постоянно за нами следит. И еще одну странную вещь я заметил. Ощущение слежки появлялась только тогда, когда мы бросали пить, наверное, они следили за нашим сознанием. Хотя может быть я и ошибаюсь, мало ли…

Так мыслитель у нас при деле, мыслит, наблюдает, а Федор у нас где? Ага, вот он и Кузя с ним. Ух, гады, толстопузые. Машут, поехали, значит. И ручищи в татуировочках, а люди, несмотря на свою устрашающую внешность душевные и отзывчивые. И даже мягкосерды… Не мягкосеры, а мягкосерды, прошу это не путать, мы и так, блин запутанные дальше некуда с этими блядскими командировками… Короче не жесткокрылы некоторые, те что в командировку отправляют, а командировочные не платят в должном объеме. Вы поняли, кого я имею ввиду?

Ну поехали так поехали мне без разницы, будем на вахту заступать, а Карловича обещали в библиотеку пристроить, сторожем, у них тут прежний сторож помер от передоза Карлычу в самый раз будет… А я значится деньжат подколочу и в Египет отдыхать, уже официально.

Не хрена, подождут…

А вы вообще знаете первый и самый главный закон Архимеда

ТЕЛО, ПОГРУЖЕННОЕ В ВОДУ, ИЗДАЕТ СТРАННЫЙ ПЛЕСК…

Вот так-то… Спать.

х х х

Спящая красавица. Отступление второе.

Суть этой странной истории была в следующем. Городок Олден был расположен в горной долине на северо-западе Шотландии. Остров Эвен-Эзер находился неподалеку. А неподалеку от озера был утес, а на нем замок. Он и сейчас там находиться, никуда не делся. Любопытствующие могут в этом убедиться лично.

Так вот. Лорд Эвен-Эзер появился в этих местах в скорости после разгрома ордена тамплиеров. Будучи одним из посвященных он обладал поистине нечеловеческими возможностями. Например, он умел превращать свое тело в астральную материю, и тем самым мог перемещаться в пространстве. Сейчас-то понятно этим никого не удивишь, а тогда это было колдовством.

Когда как раз, французский король Филипп проводил свои репрессии против Ордена, заручившись поддержкой католической церкви, Орден как раз вплотную подходил к решению вопросов связанных с бессмертием, что было почти тем же, что и управление временем.

Увы, идти к этому можно несколькими путями, и лорд выбрал путь поклонения дьяволу. Среди обрядов, которые он проводил в окрестностях замка, случались и человеческие жертвоприношения, лорду необходима была духовная энергия, а как известно, смерть человеческая, дает исследователю массу материала. И при этом все довольно просто. Умеючи убиваешь, умеючи собираешь. Вот и вся недолга. Разумеется, слухи о проделках лорда дошли куда надо, там посовещались и решили, лорда от церкви отлучить и извести. И, наверное, это было правильно, нечего младенцев в печи запекать, чай не пирожки…

Сказано сделано. Собрали войско пошли лорда воевать. Узнав о том, Эвен-Эзер отправил своих женщин, жену и трех дочерей в сопровождении доверенного слуги, помогавшего ему в его страшных экспериментах над человеческим материалом на остров. Женщинам он сказал, что тем самым спасает их от неприятеля, а на самом деле наказал слуге уморить их голодной смертью, так как жертвоприношение близких родственников считалось одним из элементов процесса развоплощения. Чего и добивался лорд для себя. Используя мучения жертв, он планировал изменить свое тело, дабы избежать неминуемой смерти.

Но слуга не сумел выполнить распоряжение хозяина. Каким-то образом жертвы обо всем догадались и пленили слугу вместе с собой, отпустив лодку гулять по воле волн. Слуге же наказали охотиться на дичь, благо он это умел, а умирать на острове в такой вот чудной компании ему совсем не улыбалось. Так они и стали жить.

А потом начался форменный разврат, потому что младшей дочери уже было тринадцать, а две другие были не намного старше. И все бы ничего, но время шло, на остров никто не заглядывал, а живность на нем постепенно сокращалась, ну неприспособлен был остров кормить такую ораву. К тому моменту, как угроза голодной смерти нависла над робинзонами всерьез, всей компанией верховодила супруга лорда леди Элизабет, ох уж мне эти леди! И она приняла жесткое, но необходимое решение, съесть младшую дочь. Предателя слугу она видимо к тому времени полностью амнистировала.

Но младшая, не будучи полной дурой, решила перехитрить своих родственников. Звали ее Конни. И она принялась осуществлять свое намерение. Сначала старшая сестра Джулия упала со скалы, затем средняя Мэри умерла от простуды. Матери она приготовила самое страшное, а именно то, что та готовила ей. Но тут нужна была помощь слуги, имевшего колдовские навыки, ведь он не раз принимал участие в обрядах лорда. Слуга согласился, наверное, ему пообещали жить с ним долго и счастливо и умереть в один день и явно не от голода.

И они совершили свое выпестованное злодейство, оглушили леди Элизабет и сунули ее в самодельную печь.

Когда пришла помощь, на острове оставалась только Конни, судьба слуги осталась неизвестной, но очевидно, что он разделил судьбу остальных, а желание кушать, как обычно, пересилило все остальные желания, включая плотские утехи.

Когда малолетняя людоедка пришла в себя, то на первой же исповеди она поведала свою историю священнику. Я не хотел бы быть на его месте, да и врядли кто захотел бы на нем оказаться. Священник отпустил ее страшные грехи, сказав: «Господь простит», но через время перенес эту историю на бумагу, нарушив тем самым тайну исповеди, и история эта стала легендой. О дальнейшей судьбе Конни и священника ничего не известно, но над старым замком Эвен-Эзер с тех пор нависло проклятие.

…Имеющий уши, да услышит…

…Имеющий мозги, да поймет…

Такая вот странная история получилась…

х х х

Новый отсчет. Количество боевых единиц – одна. Вооружение отсутствует.

Было очень душно и странно. Странно от неожиданно нахлынувших ощущений и желаний. Хотелось всего и сразу. Коновалов огляделся. Полумрак запыленной и давно нежилой комнаты окружал его. Капитан поднялся с голой железной кровати и подошел к окну, оно было настолько закопчено, что что-то рассмотреть из него было невозможно. Прислушался, из-за черного стекла доносился шум ночного города, капитан оглядел проем, думая как бы окно открыть, но ничего не нашел, наглухо. Глаза привыкли к полумраку, и он внимательнее осмотрел комнату. Ровным счетом ничего примечательного. Он снова сел на кровать, что то гулко стучало внутри… Только через несколько секунд Коновалов догадался, что это сердце. Значит…

Значит все правда. Он жив, снова жив! Капитан огляделся. Тело было его. Странно, от него же почти ничего не осталось, ах да, это, наверное, время. Точнее фокусы с ним. Может быть, здесь это еще не произошло. Или… Или что-то иное.

Страшно хотелось курить, но сигарет не было. Была какая-то дурацкая майка и шорты. В углу комнаты валялись сандалии, все… И время, которое неумолимо таяло.

Итак, проблем две, первая личная, стоит ли звонить Тамаре, наверное, все-таки, нет. К чему? Он и так загонял воспоминания о ней подальше все это время, и вот надо же прорвало. Нет, отставить капитан, отставить. Не нужно , тем более не сейчас. Все равно это не надолго. Оно и в той жизни все было слишком сложно, да и не исправить уже ничего. Коновалов сжал кулаки. Умер и умер.