Текст книги "Всадник"

–Есть малехо.

–Хвалю. Мужик!

Захвалил, короче.

Вот такой вот разговор получился, а последние сто грамм, как всегда оказались лишними, и я отрубился прямо на лавочке в этом уютном на первый взгляд пьяных глаз скверике. Еще почему-то помню странную черную машину, она рассмешила меня потому что была похожа на катафалк и дурацкий шепот старика:

– А вам не кажется Саша, что за нами кто-то следит…

Это рассмешило меня еще больше, но прервать сон не смогло.

х х х

– Зачем ты подлил ему пива в водку, Арфедокс? Это не по правилам.

– Да ладно, он и так с него начинал…

– Если ты не прекратишь я буду вынужден обратиться к…

– Перестань…

– Но…

– Все и так идет, так как нужно. Перестань, мне просто забавна их беседа…

х х х

Местную карлу Ивонну Вера нашла в нижних помещениях дома, тех, что были поближе к кухне, разумеется. В конце рабочего дня шутиха была в весьма расслабленном состоянии, что само по себе понятно, специфика профессии, знаете ли…

Так что Вера вынуждена была заранее согласиться с тем, что ее собеседница время от времени прикладывалась к пузатой бутыли, нимало не стесняясь присутствия Присциллы. Стараясь не обращать внимание, на неприятный запах исходящий от шутихи Вера потребовала:

– Ивонна! Сказку!

Та икнула и плотоядно усмехнулась. Потом еще разок приложилась к своей бутыли, комично поклонилась, при этом рубиновое вино, едва не пролилось на пол, и прохрипела:

– Извольте юное высочество…

Ивонна особо не церемонилась в выборе титулов для собеседников, потому что и с ней не особенно церемонились. Сейчас же она была в неплохом настроении, а иначе запросто могла бы обратиться к Присцилле, как-нибудь типа, Ваше величество Жаба, или даже Наше Юное Убожество. Да впрочем, Вере было все равно. Шутиха еще немного поиграла с бутылью и вопросила:

– Какую изволите сказку услышать? О рыцарях славных, в сражениях необгадившихся? Либо о воителях-предводителях, в сражениях великих сотни сотен воинов отважных угробивших, как ваш безумный прапрадедушка Господь упокой его душу. Отменный был мерзавец…– Ивонна снова икнула, сделала попытку осенить себя крестом, но почему-то ничего не получилось, и она снова обреченно забулькала.

– Об эльфах поведай мне…– наблюдая мучения шутихи, изволила произнести Присцилла.

Та прищурила на нее один мутный глаз за ним второй и голосом замогильным и комичным одновременно воспела:

– О странник , желающий услышать песнь песней, преклони колени пред сим камнем! О древних сидах я поведаю тебе…

Потом неизвестно зачем бухнулась на колени, очевидно, изображая то ли странника пред камнем, то ли сам булыжник, сначала замерла в этой нелепой позе, а затем стала жутко раскачиваться в разные стороны. Вера терпеливо ждала. Через какое-то время шатания завершились, и Ивонна почти трезвым голосом сказала:

– Имей ввиду, история будет длинной…

И подняла вверх почти пустую бутыль. Допила и указала ею путь:

– Идем…

В покоях Ивонны было довольно грязно, но Вера была готова на любые жертвы, потому что чувствовала она, знает что-то старая карлица. Чисто интуитивно чувствовала. И потому терпела.

Ивонна между тем бухнулась в углу на кучу какого-то тряпья, очевидно, служившего ей постелью. На Веру она похоже совсем не обращала внимания, поэтому та проявила инициативу и довольствовалась табуретом.

Карла копошилась на своей постели, а ее гостья меж тем подумала:

«Странно и непонятно под час переплетаются вполне обыкновенные вещи. Жизнь и смерть идут рядом, и трудно понять в каком состоянии ты на данный момент находишься. Вот Ивонна, с точки зрения Веры, той Веры и кости уже давно истлели ее, ан нет же, копошится, возится на своей кровати. Дышит… А с точки зрения той же Ивонны, и нету Веры никакой и неизвестно, будет ли когда-нибудь, появится ли…»

Карлица, наконец, устроилась на своем ложе и притихла. Притихла и Вера, ожидая.

– Странно,– подала голос Ивонна.

– Что?– откликнулась Присцилла.

– Странно, когда о сидах говорит тот, кто сидит с ними на той же ветке. Не понимаю…

Вера передернула плечами.

– Вот и я не понимаю… – а сама подумала: « О чем это она?»

Ивонна хмыкнула что-то в темноте. И вдруг заговорила, причем голос ее и манера повествования стали совершенно другими, исчезла грубость и ржавчина, и сам голос стал совсем иным, незнакомым и ужасно печальным.

– И была ночь, и был день, и так миновало время. И пришли те, над кем время невластно, и сказано было им: « Владейте!» И стали владеть они миром. И несли они на землю Свет. Как они его называли, и говорили всем иным, что свет сей, есть смысл бытия, и не нужно иным ничего кроме света, ни богатства, ни пищи, ни пития, ни иных радостей обыденных, и что нужно принять свою долю, как благо и мечтать лишь о жизни грядущей, неведомой. И иные народы, населявшие землю, приняли Бессмертных как божью кару, ибо тем наплевать было на народы сии. Тех же, кто воспротивился сидам бессмертным, истребляли жестоко, говоря, что насилие сие есть благо, ибо, умерев, заблуждающиеся скорее поймут, что в жизни нынешней нет ничего, кроме грязи и скотства. И вырезаны были под корень расы малые, непожелавшие покориться, и были кровавые битвы и были сражения великие. И те, кто выжил, ушли в пещеры глубокие и перестали видеть солнечный свет, и постигло их вырождение. Так на земле остались лишь люди, которые постепенно забыли себя и имя свое, и сущность свою. И приняли они веру сидову, что все сущее есть мрак печальный, и тлен, и в грядущей жизни обещанной будет им счастье. А какое неведомо…

И стали сиды править людьми, вещая о разуме вечном и счастье грядущем. И стали они хранить людей, как скотник бережет свою скотину, дозволяя ей плодиться и кушать травы сочные, но при этом соблюдать установленные законы свои.

И люди забыли постепенно о том, чем владели ранее, и любовь, и магию свою забыли, и гордость прежнюю и силу бесстрашия своего, и решили они, что есть жизнь, а есть смерть, и решили, что есть конец и начало. Сами решили, и стали их бояться, и смерти и жизни…

И лишь немногие из них пытались заглянуть за грани сии, и говорили они о том, но не верили им такие же, как они, а другие лишь ухмылялись одобряюще, ибо самыми ценными для скотников были те твари людские, что сами творить пытались, невольно сидам уподобляясь. Ибо сила продолжала в них жить великая, и сила эта хозяевам была потребна, ибо во веки веков бессмертие их этой силой питалось…

Вера чувствовала, что голос Ивонны уносит, ее в непонятные дали, зыбкие и невесомые, словно сон снился ей наяву, и были в том сне, странные лица прекрасные и пугающие одновременно. И была тут неясная суть, ускользающая и неведомая…

И разом все кончилось, Вера даже не сразу поняла, что случилось, Ивонна перхала с жутким присвистом. И при этом пыталась зажечь свечу. Вера вскочила, помогла зажечь фитиль, протянула платок. Карлица платок выбросила, утерлась каким-то тряпьем, мутно посмотрела на Присциллу и прохрипела своим обычным голосом:

– Что уставилось ваше высочество? Хорош пялиться, кончилась сказка…

Вера быстро кивнула и стала пробираться к дверям, но на пороге все же обернулась и спросила:

– Скажи только одно… А что это за народы, что спрятались под землю… Это были бесы?

Какое-то время Ивонна молчала, только жутко вращала в темноте страшными белками глаз. Потом опять зашлась в кашле. Но это был не кашель, это был смех.

– Дура!– прокричала она.– Это были гномы!.. Ни черта ты не поняла…

Присцилла поникла и, закрывая дверь, услышала звон посуды и странное бормотанье: «…Каждому по вере его…» – уже совсем заплетающимся языком произнесла шутиха и Веру оторопь пробрала до костей от этой невинной в целом фразы.

х х х

Отсчет времени прекращен. Новый цикл в границах периметра. По наступлении…

Похоже, что здесь действительно жили воины. Правда, не более сотни. Коновалов отметил это про себя наметанным глазом почти сразу. Вокруг расстилалась бескрайняя степь. Помимо двух вытянутых ангаров, в которых проживало это непонятное войско, было лишь несколько площадок для занятий с различными видами холодного и огнестрельного оружия, коего вокруг наблюдалось в избытке. Навстречу никто не вышел, очевидно, нападения здесь не боялись, а быть может, что, скорее всего, отметил про себя капитан, безопасность обеспечивали посты, типа Иванового.

Вход в казарму представлял собою железную дверь с дальнего торца здания, и на пороге сидел мрачноватый скучающего вида мужик с окладистой бородой и нешироким, но довольно длинным клинком в занятых работой руках, работа заключалась в полировке оружия зеленой тряпочкой.

Мужик окинул Коновалова тяжелым недружелюбным взглядом и снова углубился в работу.

Коновалов остановился в двух шагах от него, а тот даже не сделал попытки отлепить свой зад от порога.

– Привет, что ли,– негромко произнес капитан.

Мужик не поднимая головы, что-то буркнул.

– Чего ты говоришь?– сохраняя остатки приличия, вопросил Коновалов, а мужик, вдруг почти не меняя позы, совершил какое-то неуловимое движение и начищенная, сверкающая полоска стали, метнулась навстречу капитану. Он успел, на рефлексах. Успел не только увернуться, но и, выхватив арбалетный болт ткнуть в прищуренный глаз бородатого. Однако, все было зря, противник легко ушел от болта, каким-то странным корявым под стать всей его фигуре перекатом, а потом и вовсе удивил Коновалова, тем что от продолжения поединка отказался, а метрах в четырех от капитана снова уселся на свой зад прямо в пыль и снова занялся своей тряпочкой, благо клинок опять совершенно чудесным образом оказался у него в руках.

Он еще и соизволил даже приглашающее указать внутрь казармы. Коновалов пожал плечами, поправил арбалет и направился в указанном направлении, благо теперь дорога была открыта.

– Там у вас все такие,– он не удержался и обернулся таки на пороге.

Бородач кивнул и продолжил свою полировку. Капитан вошел.

…Внутри было как в казарме, кто бывал, поймет. В этом искусственном мире в наличие было все, даже запахи и отнюдь не парфюмерные.

«Ну вот,– вздохнул про себя капитан,– все как всегда, что в той жизни, что в этой!»

Два ряда коек, похожие на смотровые щели окна и несколько десятков внимательных глаз.

Капитан поставил к стене арбалет и произнес в это внимательное пространство:

– Здравствуйте, люди добрые! Принимайте пополнение, капитан Коновалов, российские вооруженные силы 2002 год прибытия, или отбытия, не знаю как правильно.– Он улыбнулся и развел руками.

Шутка, похоже, понравилась, так как, по крайней мере, саблями, коих было в достатке, никто не бросался. Народ чего-то загомонил, и Коновалов увидел, как по проходу к нему движется пожилой седовласый мужчина. Он подошел внимательно посмотрел Коновалову в глаза и протянул руку для рукопожатия. Оно было крепким, и похоже что искренним. Седовласый подтвердил это тем, что обернувшись произнес громко:

– Порядок. Настоящий!

Напряжение сразу заметно спало. Количество внимательных глаз уменьшилось.

– Пойдем…– позвал за собой вглубь казармы седовласый и пошел впереди.

Капитан двинулся следом. Они подошли к группе товарищей, сидевших на сдвинутых койках. И седовласый сказал:

– Это наш…

К капитану потянулись руки и имена: стальная клешня Федора, жесткая ладонь Сени, запястье кушающего и не успевшего вытереть руку Николая, вялая кисть Игоря, ничем не примечательная рука Алексея, был еще какой-то Князь, но он сидел дальше других и ограничился кивком.

– А я Дед,– представился седовласый,– ну и будем знакомы. Да вон еще Тюлень спит и это будет вся наша компания. Ну еще Иван, но с ним ты как я понял уже знаком. Через Ивана шел?

– Да, поболтали немного…

– Ну и славно. Леха, давай человеку с дороги!

Быстро нашлась кружка, и Леха ловко наполнил ее до краев. Кружка была армейская и у капитана, что-то защемило внутри.

«Ехали мы ехали, с горки на горку…» давно забытое пронеслось в голове.

– Давай, капитан Коновалов, махни!– подбодрил Николай, и капитан Коновалов махнул, до дна за два глотка. И тут же потянулись к нему уже совсем дружелюбные солдатские руки, Николая с мясом, Сенькина с сухарем, и Федорова клешня с сигаретой. Хотел капитан чего-нибудь сказать да не смог, просто закусил, затянулся дымком, никого не обидел. Хотелось воды, но запивать не стал, похоже это здесь не привечали.

Потихоньку завязался разговор, выяснилось, что народ тут по землячествам кучкуется. И индусы тут были и китайцы, и немцы, и славяне восточные. Даже итальянец какой-то был, бывший мафиозный боевик, но он больше с немцами кучковался, Мусоллини, хренов. А проверке Коновалова из-за каких-то нелюбимых здесь фантомов подвергли, это Николай рассказал:

– Понимаешь, капитан, тут такая вот херня происходит. Приходит типуха, в смысле новенький сидит, ходит, слушает, смотрит, вроде как все, а потом чего-то раз с ним и исчез только марево заместо засранца… Чего они тут нюхают не знаю… Да ты, давай, пей, не стесняйся, Леха!

–Леха на разливе, все в порядке! – отозвался тот.– Слышь Дед, а как мы Коновала звать будем? Капитан уже есть, у немцев. А нашего как? Коновал длинно, по имени не интересно…

–Видно будет,– степенно отозвался Дед, но к концу застолья Коновалов уже получил вполне приличное прозвище Тобол. Из Тобольска тут точно никого не было…

х х х

Глава ХI. В которой снова появляется граф де Флери.

Пробуждение мое было не из приятных. Сначала я долго не мог понять, как меня угораздило очутиться в этой выгребной яме, очевидно, мне хотелось, чтобы все это оставалось продолжением сна, хотя, смею вас уверить, спал я без сновидений. Когда же реальность во всю навалилась на меня в виде унылых стен моего узилища, а вдобавок еще и чьей-то беспардонной ноги в ботфорте, непонятным образом давившей на мой живот, мне стало совсем нехорошо. Ноге видимо было лучше, потому что ее обладатель и не думал просыпаться.

Наверху слышался шум, неясный и тревожный. Бесцеремонно я разбудил Джереми, попросту скинув его обнаглевшую ногу, и прислушался.

– Просыпайся, соня! У нас, похоже, гости…

Хотя какие гости в тюрьме!

Мой драгоценный Леко продрал глаза, чего-то пробурчал и прислушался…

Наверху блеснул свет и нам что-то бросили. Что-то оказалось веревочной лестницей. Это было приглашение, и мы не преминули им воспользоваться, какое ни есть, а развлечение для бедных узников.

Наверху светило солнышко, и я зажмурился. А когда глаза смогли глядеть на мир со свойственной им зоркостью, то я весьма и весьма удивился открывшейся панораме. Вокруг было около десятка давешних разбойников. Нас никто не бил, не вязал. И к тому же на залитой солнечным светом полянке, появился, очевидно, главный действующий персонаж нашего похищения. Вот он, то и стал основной причиной моего удивления, потому что звали его граф де Флери… И он улыбался своей мудрой улыбкой много повидавшего человека.

Я поглядел на Джереми, в поисках сочувствия и понимания, но это была напрасная затея, потому что последний сам стоял, раззявив рот, и очумело пялился на графа. Пришлось говорить самому:

– Граф…

– Виконт… – учтиво поклонился, видимо истинный предводитель шайки. – Рад видеть вас в добром здравии…

– Я тоже… Что все это означает?

Граф снова улыбнулся.

– Знаете ли, молодые люди, жизнь довольно странная штука, и иногда приходится прибегать к весьма непопулярным действиям, дабы предотвратить еще более неприятные… Один мудрый человек назвал это принципом наименьшего зла.

– То есть?

– То и есть,– перебил меня граф,– вы взяты в плен вам же во благо.

Мы с Джереми переглянулись:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Пока нет, но, по крайней мере, наша казнь, похоже, откладывается…

Леко понимающе кивнул:

– Нас сначала помучают хорошенько… Философией…

Де Флери расхохотался:

– Господа попрошу к столу. Думаю, пребывание на свежем воздухе было весьма полезно для пробуждения аппетита,– он указал в сторону деревьев, где угадывался походный столик, уставленный яствами.– Эти мерзавцы, – граф указал, на довольно ухмыляющихся разбойников,– особенно вас не баловали, я так подозреваю. Несмотря на все мои увещевания, не любит, видите ли, народ, особ высокого происхождения, и всегда норовит подгадить, хоть чуть-чуть, но подгадить, когда есть тому хоть малейшая возможность…

Кстати, надеюсь, с вами хорошо обращались?

Я пожал плечами, ибо ничего лучшего придумать не мог.

Граф между тем продолжил:

– Господа, я приношу вам свои глубочайшие извинения, но объяснения после, простите, но я надеюсь, что вам они покажутся приемлемыми…

На момент завершения этой фразы мы уже подошли к столику. Еще раз переглянулись и, плюнув на приличия, приступили к завтраку.

Нет, правы мои недоброжелатели, я ненормальный, иной бы поломался для приличия, мол сначала объяснения, и если они меня не удовлетворят, то удовлетворять меня будете вы нелюбезный граф… А я…

Нет, особы королевской крови так не поступают, даже не совсем королевской, но тем не менее…

Короче мы приступили к завтраку, и смею вас уверить, отдали ему должное. Свежая лесная дичь на свежем воздухе, это знаете…

Первым не выдержал Дже:

– Граф, и, тем не менее, нам интересно…

– Я понимаю, – кивнул де Флери,– тем не менее, отведайте куропатку…

Я отведал…

– Отведайте еще, поверьте, виконт, объяснения будут, но, знаете ли, как человек, поживший на этом свете чуть более вас, смею заметить, что неприятные новости лучше выслушивать на сытый желудок… Уж простите старика, но знаете ли люблю комфорт. Хотя бы это я могу еще себе позволить.

Мы не могли не согласиться с графом, это действительно было мудро. И объяснения действительно последовали.

– Несколько лет назад,– начал граф,– я имел честь пообщаться в приватной, скажем так, манере с прекрасно известной вам герцогиней де Лонгвиль…

– Ага! – многозначительно произнес Джереми…– я пнул его ногой. Граф сделал вид, что ничего не заметил.

– В числе прочего мы обсуждали некоторые вопросы, касающиеся права наследования. Тут, должен вам признаться, я являюсь специалистом и герцогиня, занятая проблемами, связанными с завещанием своего покойного супруга, была весьма озабочена вопросом о землях, расположенных южнее ее герцогства, ну вы понимаете, о чем я говорю…

И тут граф пристально посмотрел мне в глаза…

«Ах, вот оно в чем дело! » До меня стало доходить. Как все просто, боже как все просто. Я тут ломаю голову над высокими материями, а дело-то всего-навсего в банальных деньгах. Странно, почему-то по складу своего характера я никогда серьезно не относился к ним. Впрочем, и нужды я не испытывал… Но ведь и герцогиня…

Граф внимательно наблюдал над сменой цвета моего лица.

– Вот-вот, – произнес он,– извините, но мне пришлось прервать вашу миссию, таким не совсем приятным способом. Один раз мне удалось помочь вам, но после того как у меня появилась новая информация, я решил, что здесь вы будете в большей безопасности, чем где-бы то ни было. А эти добрые люди помогли мне по мере своих скромных сил за небольшую плату, разумеется, но… не правда ли, жизнь такого блестящего кавалера, того, как мне кажется, стоит.

Блестящий кавалер спорить не стал, он сидел, насупившись и просчитывал варианты…

«Итак, де Флери повторно спасает нам жизнь, интересно… Итак что мы имеем на сегодняшний день. Молодой кавалер, как изволил выразиться граф, отправляется из Парижа в Кардифф, дабы жениться на некой Присцилле, воспитаннице лица приближенного к генералу Кромвелю, подмявшего под себя большую часть государства Англия и явно не желающего на этом умерять свои аппетиты. Чтож, мудрые люди скажут, что это весьма выгодная партия для некого французского мсье без роду, без племени, но носящего весьма громкую фамилию де Марсильяк…

Далее. В подобном брачном союзе интерес имеет в первую очередь Франция, как уверяли этого мсье некие радетели французских интересов, примкнувшие к движению Фронды, грозящей пошатнуть интересы французской же короны, но при этом также грозящей укрепить интересы французских же дворян откровенно на эту корону облизывающихся. Ну и ремесленников там всяких, торговцев… Ну это уже не столь важно. Далее…

Я еще не успел завершить свой краткий анализ международного положения, как граф прервал мои потуги. Очевидно, он был большего мнения о моих мыслительных способностях и скорости протекающих там процессов, нежели это было на самом деле.

– Вы, виконт, насколько я понимаю человек, мало интересующийся политикой?

Вопрос был задан верный, правильный, со знанием сути. Я согласно кивнул, не без удовольствия.

– Это позиция… – с уважением в голосе произнес граф.– Приятно… Ныне такие наступили времена, что каждая кухарка в политику лезет, со своим мнением. А я вот, например, считаю, что не гоже кухаркам политикой заниматься…

« Боже мой! Уж не герцогиню ли он имеет ввиду?»

– Для этого есть если хотите особые люди… Люди скажем… Ммм… Особого склада.

« А это он кого имеет ввиду?»

– И знаете виконт, Бог им судья. Так я считаю. Нам их с вами не понять. Но со своей точки зрения. Я бы хотел дать вам один совет. Хотя бы по праву человека немало пожившего на своем веку.

Он сделал паузу, я внимал.

– Бросьте вы все к черту. Не нужно никуда ехать, ей богу, я не знаю, зачем вы решили участвовать в этом… Ммм… Предприятии, но право не стоит. Грязное это дело политика.

– Особенно когда ее делают… Кухарки… – я все-таки не удержался.

Граф тряхнул седой головой, ну прям как боевой конь. Ему понравилась моя реплика.

– Да, вы правы…

Тут в беседу влез Джереми, он поел и его, похоже, распирало от словесного недержания:

– Вот и я ему говорю, ваша светлость. Не надо никуда ехать. А он что? Вместо того чтобы послушать своего старого слугу, он решил…

– Помолчи, а?

Я еще мягко сказал, учитывая присутствие графа.

Граф весело поглядел на нас и сказал:

– Давайте порассуждаем…

« Давайте».

– Кому выгодна ваша поездка? По поводу герцогини, мы говорить не будем. По поводу вашего батюшки тоже. Возьмем вопрос глубже. Фронде. Это они так сказали. А на самом деле фронда, это такой скажу я вам клубок интересов и змей…

Я, слушая графа, загибал пальцы. Получилось два. Де Флери заметил это и прервался:

– Я слушаю ваши вопросы…

Я прокашлялся, мысли он, что ли читает?

– Ну да… Кхм… Первый вопрос, вы поддерживаете Мазарини?

– Нет,– засмеялся граф. Ишь весело ему! – Давайте второй!

– Кто пытался нас убить?

Граф стал серьезным:

– А вот тут поподробнее. Всегда ищите, кому это выгодно. Подумайте, кому вы успели насолить в последнее время. И сразу даю вам подсказку шпионы кардинала тут не причем…

«Ого! Вот это да! А они у меня шли на первом месте…»

– Ну…

Граф покачал головой сочувственно:

– Не трудитесь. Особых загадок тут нет. Вас пыталась убить та, кто вас и привлек к этому делу…

– Герцогиня?

Граф смотрел на меня не без иронии:

– Нет. Фронда.

Какое-то время мы смотрели друг на друга.

– Фронда мой дорогой виконт, подобна древнегреческой Гидре. У нее тысяча голов и все думают по-разному, и каждая хочет откусить свой кусок.

Неужели вы всерьез думаете, что это народ поднялся против королевской власти? Никакой народ никогда никуда не поднимется, тем более против хозяина. Народу нужен хозяин и по большому счету ему, народу, на кандидатуру хозяина наплевать. Король это или султан сарацинский.

Граф произнес слово «сарацинский» по старому и я это отметил. А он меж тем продолжил:

– Есть категория людей, которая никогда не будет довольна тем куском хлеба, который имеет на нынешний день, и более того эти люди не только хотят увеличить свой кусок, но и отобрать оный у ближнего своего. Вот вам пример, возникла идея, ограничить нашего монарха в правах, точнее до наступления его совершеннолетия, ограничить в правах королеву и гнусного Мазарини. О! Этот человек дает поводы для революций уже одним только фактом своего существования. Прекрасно. Каким образом это осуществить? Создать организацию влиятельных дворян, к чьему мнению прислушаются, за чей герб пойдут повоевать. Прекрасно? По-моему да. Дальше. Начинается какое-то мутное движение, королева слаба, кардинал напуган, прекрасный момент, для того чтобы брать власть, причем заметьте мой юный друг, не прибегая к помощи никаких внешних союзников.

Война с Испанией? Она только на руку, ибо отвлекает внимание кардинала. Кстати, почему вас не отправили в Испанию?

Я пожал плечами:

« Откуда мне знать…»

Де Флери кивнул и продолжил:

– Но проблема всех этих фрондеров в одном. Они не умеют договариваться, в том числе и между собой! Вот такая нехитрая проблема. В результате в решающий момент ни у кого не хватает смелости сделать решительный ход. Все колеблются, у всех свое мнение, но, увы, не у всех есть мозги. Право, виконт, вы даже себе не представляете, сколько великих проектов в истории человечества было загублено из-за тупости этих стратегов… Но впрочем я отвлекся. Так вот у нашей милой герцогини возник план заручиться поддержкой из-за Ламанша, а я предполагаю, что кто-то из собственных высших соображений, а быть может и просто в пику этой во всех отношениях удивительной даме решил , скажем так поставить палки в колеса ее кареты… И в результате…

– Но я …

Граф всплеснул руками:

– Да что вы. Поймите для них это только игра, и в играх этих ни ваша жизнь, ни моя, даже того же Бофора и прочих тысяч французов, что пойдут, может быть, за ним умирать, не имеют никакого значения. Значение, пожалуй, имеет только удовлетворение собственных амбиций.

– Так кто же эти люди?

– Не знаю, но думаю это можно просчитать. Но если честно мне это не интересно, эти господа просто скучны в своих амбициях.

На какое-то время воцарилась тишина, нет, не зловещая, было слышно, как поют птицы. Просто видимо граф дал нам возможность осмыслить услышанное.

Мы осмыслили, по крайней мере, я. Дже сидел с глупым выражением на лице и щепочкой ковырялся ухе. Послеобеденный отдых фавна, кажется, так это называется.

– Послушайте граф,– я первым нарушил молчание.– Все это очень хорошо, не пойму одного…

– Да, да…

– Вам то какой резон принимать участие во всей этой… – я не нашел слов, но граф понял и так. – Ведь, как я понял, вы далеки от того чтобы участвовать во всех этих заговорах…

Граф согласно кивал на протяжении моего выступления и при этом улыбался.

Потом он сказал:

– Ну, во-первых, пожалуй, мое вмешательство того стоило, и сейчас я с удовольствием наблюдаю его плоды. А то, знаете ли, разговаривать с мертвецами вообще-то можно, но, к сожалению, они не отвечают.

Меня несколько покоробил цинизм этой шутки, а Джереми естественно расхохотался.

« Ага, весело ему. Урод ».

– Ну а если серьезно, благотворительностью я уже давно не занимаюсь. Я просто немолодой уже человек.

– С четырехствольным мушкетом…– не удержался Дже.

Граф церемонно поклонился.

– Увы, люблю оружие. Имею такую слабость. А еще эксперименты над ним. Но есть еще одна причина… Меня попросили присмотреть за вами.

« Ого!»

Граф смотрел на меня почти грустно.

– Наверное теперь вы спросите, кто этот благодетель?

– Вы чрезвычайно догадливы…

Я был ошарашен. И это еще слабо сказано. К двадцати годам я не нажил себе особых врагов, а тем более друзей, чему был если честно весьма доволен, и тут вдруг посреди леса я узнаю о том, что оказывается стал довольно важной персоной, что у меня мало того что есть враги пытающиеся меня убить. Так еще и есть друзья, причем таинственные, которые приставили мне личного ангела хранителя с четырехствольным мушкетом, да еще и носящего графский титул.

К счастью я не произнес вслух ни слова, а ограничился коротким:

– Забавно…

– Более чем,– подтвердил Джереми,– ты у нас теперь турецкий паша и испанский гранд в одном лице. У тебя целых два…

– Отстань…

Граф все также печально смотрел на нас.

– К сожалению, я не могу в данный момент удовлетворить ваше любопытство, и прошу меня за это извинить. Я предлагаю вам просто принять все как есть. Как есть…

И по сути, на этом наша беседа закончилась…

х х х

Наступила осень, улетели птицы.

Ходят по подвалам маньяки-убийцы.

Я сожгу скворечник возле грязной лужи

Все равно он старый, никому не нужен…

х х х

« Ну вот, гутен морген, как говорят саксонцы, хотя на самом деле я не уверен, что они настолько саксонцы как из себя представляют. Ой! Чего это я в самом деле как в Одессе на привозе… И вообще что у нас сегодня, в смысле, где мы сегодня? Интересная все-таки штука жизнь, никогда не знаешь, где проснешься на следующее утро. И вообще ни черта в ней этой жизни не знаешь никогда. Такие вот дела, блин.

Была у меня одна дамочка, в свое время, так она утверждала, что жизнь с утра это совсем не то, что жизнь накануне. Пили мы тогда с ней, кажется, шнапс, да точно шнапс, она еще утверждала, что является древним потомком этих самых саксонцев, короче. Намучился я с ней… Ладно, сие есть дела давно минувших дней, не стоит об этом…Оппа! Да мы сегодня вообще герои… Да. Ночевали мы нонче под ясными звездами, что это у нас намедни или ныне? Парк. Центральный надеюсь, в смысле люкс или… Нет, похоже это все-таки просто парк без всяких. Окраина. А это что за тело. Движется, дышит, руками размахивает. Наверное, спортсмен, копьеносец, в смысле копьеметатель…Ян Железны…Чехословакия. Олимпийский чемпион, хрен знает, какого года…»

–Саша! Вы проснулись! Сие отрадно! А вот думал про наш вчерашний разговор и знаете никак не мог впасть в объятия пресловутого Морфея… И как ни странно, я все более и более склоняюсь к мысли, что в словах ваших немало правды…Хотя что есть правда и кривда в своем истинном обличии…Но это тема отдельной дискуссии, я думаю у нас еще будет для нее отдельное время…

«Боже, кто это еще! Какая к чертям дискуссия?»

Всё как обычно. Начиналось самое неприятное, а именно подключение к реальности, я почти физически ощущал эти угольные стержни. Заметьте именно угольные стержни, гладкие, но неумолимые и ужасно неприятные стержни, вонзающиеся в мой еще парализованный алкоголем мозг и гадко так противно входящие в него… Брр…Это было страшно. Это было мучительно, но… Я справился. Говорю об этом с идиотской, дебильной, если хотите истинно славянской гордостью. Которую поймет далеко не всякий читатель… Но это действительно так и это действительно было…Так еще раз чуть-чуть напрячься и вспомнить, кто это у нас такой разговорчивый. Откуда-то из прибитого подсознания всплыло классическое: «Как вас называли в детстве?» «Киса…» «Конгениально!» И вправду конгениально! Лучше и не скажешь.

Так и есть, я вспомнил. Вспомнил! Конрад Карлович! Старый бандит из созвездия Гончих Псов! Живой и, кажется, даже более бодрый, чем я. Чего ж я ему там вчера набуровил?

– А я все же придерживаюсь мнения, что заселение нашей планеты осуществлялось четырьмя различными цивилизациями…

Он бубнил у меня над самым ухом. Было очень холодно и жутко хотелось отлить. Я разлепил один глаз. О боже! Все это правда! В смысле я жив, в смысле похмелье и в смысле я на лавочке в парке. Такие дела брат…