Текст книги "В логове коронавируса"

25

После чая разошлись по своим интересам: пара из Уфы отправилась дышать воздухом Южно-Китайского моря, а Сергей Анатольевич решил собственными глазами прочитать злополучное объявление. Около супермаркета он обратил внимание на необычно большое скопление обвешанных пакетами и сумками покупателей, выходивших из дверей магазина. Запасались продуктами, как будто завтра война.

Объявление, вывешенное около столика отельного гида, скупо сообщало о закрытии природных парков и отмене экскурсионного обслуживания. Деньги за купленные поездки обещали вернуть. Это был ещё один пятачок в копилку невезения Сергея Анатольевича. Вчера он огорчился повреждением аппарата и думал, что это финиш его путевых неприятностей – предначертанных, от которых его кто-то всячески предостерегал и отваживал. Но нет, сегодня оказалось, что не только практически нечем снимать, но и нечего! Как-то исподволь в сознании путешественника затеплился вопрос: а что же ещё может со мной приключиться до отъезда домой? И когда это произойдёт?

У стойки администрации царили растерянность и брожение. Софьи на месте не было. Причина отмены экскурсий, рушащей весь смысл пребывания здесь, не сообщалась. Было понятно, что из-за нового вируса, но толпившимся здесь уфимским туристам, всё ещё не хотелось верить в полную серьёзность происходившего. Какие парки закрыты, с какого времени, было не ясно. Стихийно в чьей-то голове родилось предположение, что парки закроют завтра, а сегодня ещё можно куда-то попасть. Ближайшим к отелю был парк с названием, как бы отсылающим к азиатскому фольклору «Олень голову повернул». Смотреть в парке особенно не на что, но с вершины холма, где была установлена скульптура рогатого копытного, открывался примечательный вид на бухту Санья Бей и на остров «Феникс» с его оригинальными отелями-парусами, особенно эффектными при включённой ночной подсветке. Туда кто-то из присутствующих и предложил съездить.

Ночные съёмки расцвеченных «парусов» именно от оленя были обязательным пунктом в планах Сергея Анатольевича, и он присоединился к желающим навестить парк. Около супермаркета, где совсем недавно толпился огруженный пакетами и кошёлками народ, никого уже не было, а сам магазин не работал. Прямо в разгар трудового дня закрывались крупные магазины, власти действовали решительно. Сергей Анатольевич вспомнил, что в толпе покупателей наравне с китайскими во множестве мелькали европейские лица. Это некоторые туристы из России каким-то образом узнали о закрытии магазина и вместе с китайцами запасались продуктами до самого отъезда. «Хорошо, что я один, – подумал Сергей Анатольевич, – тарелку-то пельменей в какой-нибудь забегаловке для себя всегда раздобуду».

Автобус к повернувшему голову оленю ходил прямо от отеля и через час путешественники из Уфы стояли на безлюдной площади с закрытыми турникетами у подножья оленьего холма. Около касс и входа в парк были развешаны пространные объявления только на китайском. Перед ними стояли несколько белых людей со смартфонами. Но переводчикам, установленным на смартфоны, почему-то не удавалось справиться со своими прямыми обязанностями. Впрочем, всё было ясно и без перевода: вечерняя фотосессия отменялась.

Наблюдая эту печальную картину, попутчики Сергея Анатольевича понемногу впадали во фрустрацию, и в грустном молчании потянулись назад, к бухте Дадунхай. Это основное место поселения туристов из России, соотечественников здесь и в самом деле было много. В районе супермаркета «Зима-Лето» их стихийно возникшая компания также спонтанно расстроилась. У лотошников Лагунов купил пару коробочек очищенных тропических фруктов и поехал в отель. Стемнело, ориентироваться на местности стало трудно, но интуиция невероятным образом не подвела, и он вышел из автобуса точно на своей остановке. Странно было расхаживать январским вечером в футболке и в лёгких парусиновых брюках, внутренние климатические часы всё-таки были настроены на зиму.

Кондитерский магазинчик около отеля поразил разнообразием и красотой выпечки. Пирожные, булочки, тортики вызывали неодолимое желание всё попробовать. Два пирожка из слоёного теста с неизвестной, но вкусной начинкой составили хорошую компанию фруктам; проблема ужина решилась.

Ноги пока не привыкли к длительным прогулкам, хотелось отдохнуть. Да и настроение после всех последних известий никак не способствовало вечернему походу. Сергей Анатольевич прилёг на кровать, просмотрел сделанные за день фотографии, пополнил дневник путешествия. Укладываться спать было рановато, и он лежал поверх покрывала, расслабившись и прикидывая, куда направиться завтрашним утром. Большую часть времени на Хайнане он проводил в одиночестве. Смотреть по телевизору китайские передачи не хотелось. В отсутствие общения с кем-либо волей-неволей в голове привычно уже всплывали всё новые и новые моменты жизни, сравнительно недавние и запрятанные в такие глубины памяти, что нежданное их появление-проявление казалось почти вымыслом.

26

Костюков знал, что говорил, когда отправлял Тоню Иванову в сектор Лагунова. Сергей действительно имел опыт работы с молодыми специалистами и никогда не жалел на них времени, понимая, что усилия впоследствии окупятся. Так же было и с Тоней, он терпеливо объяснял ей тонкости конструкторской работы, тщательно проверял каждый исполненный ею документ, объяснял ошибки, указывал на недочёты. Если ляпов не было, отпускал скупую начальственную похвалу, и Тоня отходила от него с сияющими глазами. Сергей подмечал это и мысленно улыбался: как, оказывается, легко человеку поднять настроение.

Отношения их постепенно становились всё более тёплыми, производственные разговоры всё чаще прерывались неслужебными перемолвками. Оба много читали, любили одни и те же фильмы, тем для разговоров хватало. Сергей выписывал несколько литературных журналов, регулярно в ту эпоху книжного дефицита ходил по букинистическим отделам книготорга, покупал другие журналы с заинтересовавшими его произведениями иногда попадая на выставленную для продажи годовую подписку. Брал двенадцатый номер, по общему оглавлению выбирал понравившиеся номера. Дома разрезал добычу по произведениям, собирал сборники, сшивал и брошюровал почти настоящие книги. Эти обтянутые льняной тканью томики очень понравились Тоне, читала она их запоем.

Растущая взаимная симпатия начальника группы и молодого специалиста, само собой, не укрылась от пристального внимания работников отдела. Зная, что семейный поток Сергея изобилует и бурными порогами, и чертячьими омутами, народ с удовольствием смаковал все моменты развития сюжета. Однажды, сидя за своим столом, Тоня случайно услышала разговор Бориной с подсевшей к ней посплетничать Лариской Мулявиной, одинокой, не очень-то следившей за собой женщиной, пишущей интересные стихи в их стенгазету «Конструктор», о том, что у Лагунова сейчас сложности в семье, он даже перебрался к матери в её частный дом. Тоня пожалела и Сергея, и его сына, которого, как она знала со слов самого Лагунова, тот очень любил и баловал. О жене не думала, только удивилась, как можно не ужиться с таким, как ей представлялось, замечательным человеком.

Тоня быстро освоила многие тонкости работы конструктора, неплохо изучила документацию; и Лагунов, когда их КБ собирало в Москву очередную группу работников для корректировки чертежей, решил включить в состав и её. Позвонил в Москву Аннете Устюговой, объяснил ей ситуацию, попросил взять под своё крыло молодого оренбургского специалиста.

Выйдя с утренней оперативки у Главного конструктора, Сергей и Олег поднялись в курилку, организованную в служебной надстройке на крыше административного корпуса. Сергей уже два года как не курил, но захаживал сюда изредка потрепаться с мужиками, посмотреть таблицу чемпионата СССР по футболу, расчерченную на большом листе ватмана и вывешенную на стене напротив входа. Накануне завершился очередной тур, и братья обсудили его результаты. Потом поговорили о рыбалке, посетовали на то, что кузнечики ещё не подросли, голавль не поднялся, пасётся на глубине, а, значит рыбачить с поверхности воды рано. Олег предложил съездить на заводскую турбазу порыбачить в проводку с деревянной лодки. Сергей в следующий понедельник улетал в Москву, на два оставшиеся до командировки рабочих дня много чего было запланировано, и первой его реакцией на слова брата был отказ. Но потом рассудил, что все дела никогда не переделаешь, кое какие вопросы можно решить после командировки, и согласился.

Поехали вечером в пятницу на заводском «Икарусе», отвозившем заводчан на двухдневный отдых. Турбазу строили всем заводом: каждый цех или отдел возводил домик для своих работников, а материалы выделил завод, он же обеспечивал обслуживание турбазы. Поездки были бесплатные, но едой отдыхающие обеспечивали себя сами, готовили на общественной кухне. Олег был чем-то расстроен, молчал, на шутки не отзывался. Сергей попытался узнать, в чём дело, но, почувствовав настроение брата, отступился: захочет – сам расскажет. Заселившись, пожарили на мангале сардельки, купили в буфете пиво, поужинали. Разговор ограничился обсуждением плана завтрашней рыбалки.

Зорьку Лагуновы встречали на реке. Заякорились под обрывом напротив камышей в своём приворожённом месте. Клёв, по сути, так и не начался, но братья по традиции высиживали заранее оговорённое время. В их практике были случаи, когда и при никчёмном клёве неожиданно брала крупная рыба, как бы вознаграждая за долготерпение.

– Я Светку с Ломакиным застукал, – неожиданно заговорил Олег.

Притомлённый однообразной работой с катушкой удочки, Сергей не сразу понял смысл сказанного.

– Не врубился. И… где же?

– Дома. У меня что-то разболелась голова. Шеф в командировке, я и сказал нашим, что приболел, хочу немного отлежаться. Ну и с обеда слинял. А дома, как говорится, картина вся как есть… Я хлопнул дверью, ушёл. Вечером вернулся, Светка в слёзы. Прости, случайно получилось.

«Вот же зар-раза! – про себя снервничал Сергей. – Доигралась-таки. Как там поётся: сколь, верёвочка, ни вейся…»

В вопросах отношений полов Светка была типичная эмансипе. Сколько Сергей помнил, у неё всегда были любовники, и она особенно-то не конспирировала свои связи: многие соседи и знакомые знали о её интрижках. Удивительно, что Олег ни о чём не догадывался. Любил и доверял. Был он могуч: высокий, сильный, выносливый, и в мыслях не было, что жене чего-то недодаёт. Самое удивительное, что никто Олегу на жену не настучал. Доброхотов, думающих, что они спасают семью, завистников, мелких пакостников, получающих удовольствие, подсыпав соль на рану ближнего, всегда было предостаточно. Видимо сам облик Олега – сильного, уверенного в себе мужика – не располагал к подобным с ним откровениям.

А вот Сергея, вернее Валентину, теперь уже почти бывшую жену, такие люди вниманием не обделяли, что только добавляло пыла в их и без того полыхавший скандалами семейный очаг. Валентина была холодна, высокомерна, и вкус к сексу начала обретать, когда они уже расходились, но ревновала всегда яростно, даже тогда, когда было очевидно, что повода к ревности на самом деле нет. На весёлого, в общем, симпатичного начальника конструкторской группы женщины западали, и кое-кто считал своим непреложным долгом уведомить об этом жену, чтобы она была настороже.

Вслух спросил Олега:

– И что же ты будешь делать?

– Не знаю. Может, разбежаться, как вы с Валькой? Как ты думаешь? – Олег был растерян. Светкин флирт с её непосредственным начальником, смазливым, но субтильным Ломакиным был ему непонятен.

– Да разве тут можно советовать? Что ни скажешь, всё невпопад окажется. Сами разбирайтесь.

Сергей очень расстроился за брата. Рыбалка прошла не в радость, да и рыбы почти не поймали.

Несколько дней Олег не разговаривал с женой. Приходил с работы поздно, ужинал, смотрел в зале телевизор и здесь же на диване ложился спать. Жили супруги вдвоём, дочь лето проводила с бабушкой в пионерлагере, где та работала на кухне. Если бы Леночка была дома, пришлось бы разговаривать, что-то предпринимать, как-то распутывать или рубить завязавшийся узел. А так место дочери заняла молчаливая напряжённая неопределённость, ставшая третьим обитателем квартиры. Светка выжидала, вела себя тихо. Вечером готовила еду, ужинала ещё до появления мужа, уходила с книжкой в спальню и на глаза Олегу весь вечер не показывалась. На пятый день, решив, что времени прошло достаточно, чтобы муж остыл, накрыла стол, поставила бутылку «Пшеничной» и стала ждать.

Олег пришёл хмурый, бросил беглый взгляд на стол и недовольно буркнул: «Что это ты тут напридумывала, не надо мне ничего, гуляй в свою спальню, не мельтеши». На подобный случай в Светкином речевом арсенале существовал особо завораживающий тембр-полушёпот, действующий на мужчин безотказно: «Ну что ты, Олежек, сегодня пятница, я думала, тебе захочется жареной свининки. Приготовила. Поешь, пожалуйста». Решающим аргументом по её замыслу должна была стать вовсе не свинина, а водка – и бутылка без лишних слов выполнила своё предназначение. Олег не устоял.

Светка почти не пила. Олег выпил «Пшеничную», достал заначенную чекушку «Отборной». После ужина, прошедшего почти в тишине, если не считать нескольких фраз, касавшихся непосредственно трапезы, которые Светка проворковала в прежней задушевной тональности, Олег поднялся из-за стола, сказал, что устал и хочет спать, поплескался в душе и устроился на диване. Светка, не спеша перемыла посуду, приняла душ и тихо вошла в зал. Подошла к дивану и осторожно пробралась к Олегу под одеяло, прижалась всем телом, начала медленно, едва касаясь сухими губами, целовать плечо, потом грудь, потом губы поползли ниже, шепча: «Я так соскучилась…». Олег никогда не мог устоять против возбуждающего, обволакивающего скольжения её ненасытного тела. Она действительно изголодалась и теперь наслаждалась не торопясь, медленно достигая своего первого пика. Потом распростёрлась на муже и попросила поменяться местами: «Только не торопись, дорогой…». После выпитых полутора бутылок и от медленных движений Олег постепенно терял чувствительность, двигаться продолжал механически, лишь ради удовольствия, которым упивалась жена. Потом она снова перебралась наверх, и уже азартно, как когда-то в отроческих велосипедных гонках по садовым дорожкам, понеслась вперёд, победно срывая по пути один промежуточный финиш за другим.

Наконец, Светка устала и расслабленно накрыла собой крепкое тело мужа.

– Давай уже спать – устало прошептал Олег.

– А как же ты, дорогой?

– Сегодня, скорее всего, не случится.

Утром проснувшийся и восстановившийся Олег в несколько движений рассчитался с полусонным Светкиным телом. Когда всё кончилось, и он расслабленно откинулся на спину, Светка прильнула к мужу, мягко поцеловала в грудь и едва слышно прошептала: «Какое сладкое пробуждение, я сначала думала, что это сон. Ты меня простил, дорогой?» Олег прикрыл ладонью ей рот. Ещё вчера он понял, что финал истории будет именно таким, и теперь хотелось скорее перевернуть неприятную страницу их содержательного семейного романа.

Вернувшись из командировки, Сергей увидел Олега и Светку уже вместе. Подумалось: «Вот ведь зараза, умеет и подсластить, и подластиться».

27

В понедельник, на следующий день после незадавшейся рыбалки, утренним рейсом Сергей вылетел в Москву. До обеда зашёл в военное представительство и в первом часу вошёл в диетический зал столовой ЦКБ. На его взгляд этот зал обладал существенным преимуществом: народу было меньше, очередь короче. В середине строчки голодных москвичей стояла Тоня. Когда Сергей подошёл, она обрадовалась ему, как родному, порывисто схватила его руку:

– Здравствуйте, Сергей Анатольевич! Наконец-то вижу хоть одно знакомое лицо. А как Вы здесь оказались?

– Привет! Да вот, с трапа самолёта – и сразу в столовую, думаю, Тоня должна на меня очередь занять. Захожу – и ведь действительно, заняла!

– Ой, как интересно, а я и не знала, что Вы прилетите.

– И как же твой московский месячник? Как с работой?

– Я думала, будет интересно поработать в такой знаменитой фирме, а приходится целыми днями носиться по корпусам, по коридорам, собирать бесчисленные эти подписи на бесконечной череде бумаг… Особенно заказчики достают: то у них политзанятия, то физподготовка, прямо как в пионерском лагере.

– Военные люди, у них свой распорядок, уставные отношения, приспосабливайся. Что толку попусту нервы тратить. Относись ко всему спокойно, как к неизбежной данности, дольше проживёшь.

– Спасибо Вам огромное, что пристроили меня к Аннете Александровне. Она так хорошо обо мне заботится! Всюду провела, со всеми познакомила, подсказывает куда и в какое время удобнее бежать с документами. Если бы не она, я бы не выдержала.

– Да, она замечательная тётка. Но ты, всё-таки делаешь её работу, её и других, сидящих за соседними столами. Так что, вы квиты. А как дела на культурном фронте? Где была?

– Два раза ходила в кино, была в Пушкинском музее, в филармонии. Два раза повезло особенно: попала в театры Сатиры и имени Моссовета. Гуляла по Москве, я ведь здесь практически не бывала, только один раз проездом. Да и одной скучновато. Много читала! А сейчас увидела Вас, и подумала: вот мой луч света в тёмном бумажном царстве!

– Здорово! Интересная получилась программа. Но, говорят, удача приходит к тем, кто её ищет. А что касаемо работы – не печалься, разгребать бумажную текучку – не самое любимое занятие большинства наших граждан, особенно, имеющих высшее образование. Для первой командировки несложное задание, как подарок судьбы. Спокойно познакомишься с фирмой, со многими интересными людьми. А ещё что полезного случилось?

– Купила югославские сапоги на натуральном меху. Представляете, приехала в Московский универмаг, а там сразу за входной дверью начинается очередь и тянется куда-то вверх по лестнице. Оказалось, дают сапоги. Я встала в хвост, очередь медленно, но движется. Поднялась на второй этаж, глянула вверх, а очередь уходит под самую крышу. Я даже пожалела себя; думаю, зачем мне эти мучения, но уходить, потеряв столько времени, было обидно. И только я выписала свою пару, сапоги закончились, остались только 36-й и 40-й размеры. А сапоги просто чудо, особенно для оренбургской зимы.

– Какая у тебя сбалансированная жизнь, как у бывалого командированного.

– Подтруниваете, Сергей Анатольевич, а я Вам как на духу всё рассказала, – глаза у Тони потухли, как у обиженной пятиклассницы.

– Извини, подтруниваю не над тобой, над нашим существованием. Такая у меня манера выражаться. Я ведь тоже в Москве, а не в Оренбурге решаю бытовые проблемы. Если не подшучивать над собой, над нами, мужественными страдальцами за ради живота, зрелищ и «чтоб прилично выглядеть», можно дожить до нервного истощения или хотя бы до гипертонии. А купить сапоги, как я понимаю, тебе помогла Олимпиада. Мне успели рассказать, что Москву накрыло небывалое изобилие материальных ценностей.

– Я, когда узнала о командировке, позвонила родителям, они мне сто двадцать рублей прислали, чтобы я импортные сапоги купила. Так что, я родительский наказ выполняла. А представляете, стою в очереди, ещё в самом низу, вдруг ко мне подошёл молодой человек и предложил место в голове очереди за деньги. Я сначала не поняла, а когда до меня дошло, отказалась. Нет, говорю, у меня деньги только на сапоги. Надо же, он, оказывается, так зарабатывал.

– Да, Москва полна самых разных очарований, в том числе и таких, которые при написании на самом деле надо брать в кавычки. Подловатый город, провинция гораздо целомудреннее. Помню, в десятом классе ехал через Москву в Ленинград, договорились с Олегом там десять дней вместе провести. У его будущей жены в Питере родственники жили, они в отпуск в Крым уехали, а мы втроём в их квартире обитали. Тогда, кстати, я ленинградским духом и проникся. Так вот, приехал я утром на Казанский вокзал, до ленинградского поезда целый день, думаю, съезжу на Красную площадь, куда же ещё… Зашёл по указателю в метро, там толпа – не протолкнуться. Как на поезд попасть, до какой станции ехать, не понимаю. Мужичок какой-то проходил мимо, я – к нему со своим насущным вопросом, он отвечает, езжай, мол, до Площади Революции, и спрашивает: «Пятак есть? Давай». Взял пятачок, опустил в щель турникета и прошёл, а мне говорит: «Бросай ещё пятак и проходи». Пятак на пацане заработал, прохиндей. Я, когда очухался, как ты в своей очереди, в шоке был. Надо же, – шутливо скопировал тонину интонацию Сергей, – какой крохобор, в Оренбурге таких шустриков не было. С тех пор при возникающих затруднениях в незнакомом городе с вопросами я обращаюсь исключительно к женщинам. Не зря питерцы Москву не уважают, как бы сверху вниз поглядывают.

– Может быть, ревнуют, столичный статус отобрали…

– Да нет, в Москве и воздух какой-то не такой, торгашеский, недаром они всю страну обобрали. А для тебя у меня есть интересное предложение. Сегодня во дворце культуры ЦКБ творческий вечер Михаила Ульянова и мне заказчики подарили два билета. В шесть тридцать я тебя жду у входа. Знаешь, где находится дворец?

– Конечно, я уже была там в кино. Спасибушки Вам, Сергей Анатольевич! После генерала Чарноты он один из любимых моих актёров.

– Да, в «Беге» они с Евстигнеевым никого равнодушным не оставили. Сотворили эталон актёрского дуэта.

Вечер не мог не понравиться. Ульянов мастерски сыграл простого и открытого, мягкого, умного, интеллигентного человека, мало похожего на своих героических киногероев, а может быть, он и был таким, из зрительного зала невозможно постичь человеческую сущность актёра. По-настоящему потрясли прочитанные им отрывки из произведений, стихи. Неожиданно для обоих, Ульянов на сцене ДК предстал интереснее, чем в кино.

– Сегодня мы встречались с заложником социалистического реализма, – констатировала Тоня, выйдя из здания ДК.

– А ты оппозиционер, оказывается! Смотри, будь осторожнее с такими высказываниями. У нас режимное предприятие. Есть особый отдел, и стукачей в каждом подразделении хватает, – улыбнулся Сергей.

– Но у Вас тоже проскакивают критические фразы в отношении КПСС! Вы у меня под колпаком!

– Под колпаком, под колпаком, если тебе угодно. Я знаю, с кем можно откровенничать, а с кем нельзя. И, как наставник, начиная аж с дипломного проекта, предупреждаю о подстерегающих тебя на жизненном пути ловушках.

– Вы мой гуру. А можно, я повисну на Вашем локте? Вы такой сильный. Где это вы так накачались?

– Зависай. Я в школе отчаянным спортсменом был. Вставал в шесть утра и минут сорок – пятьдесят занимался гимнастикой. Часами после школы мяч гоняли – баскетбол, футбол. Чемпионом области по конькам был.

– Да Вы одержимый, Сергей Анатольевич. Хорошо, что в безобидных вещах. А почему чемпионом мира не стали?

– Вовремя понял, что чрезмерные нагрузки не есть благо для моего организма. В одиннадцатом классе были мы в Куйбышеве, на зональных соревнованиях. Конкуренция там посильнее, чем в области. Я лидировал после трёх дистанций. Мои козыри – короткие дистанции, а последняя – самая длинная. Трудная, нелюбимая. Трое наших ребят вместе с тренером встали по четырём углам стадиона и гнали меня по всей дистанции. Когда бежишь сам по себе, если наелся, даёшь себе передохнуть. А в этот раз они мне отдыхать не позволили. Устал я, как никогда. Третьим был на дистанции, но в многоборье победил. Вечером у меня разболелась голова. Впервые в жизни. Мозги, сдавило тисками, не было положения для головы, в котором боль хотя бы немного отпускала. Я не понимал, что делать. Не знал ещё, что головная боль вполне обычное человеческое состояние. И к тренеру не обратился. Ребята в поезд садились весёлые, довольные: с погодой повезло, лёд был отличный, практически, каждый побил личные рекорды. А я лёг на полку и молча мучился. Подушки в поездах тогда ватные были, жёсткие. Голова, как на камне лежала. Не помню, как уснул, но утром головной боли уже не было. Насторожился я. До этого подумывал, не поехать ли в Сибирь учиться. Все конькобежцы там учились. Искусственная дорожка в стране только одна была, в Коломне, и на ту целая очередь сборников стояла. А в Сибири выручала длинная зима. После Куйбышева, как отпустило, пропало желание. Очень мне в Ленинград хотелось. Я и махнул в северную столицу. А там с коньками совсем плохо, зима мягкая, короткая, не разбежишься. Я всё же вышел на лёд, потренировался недели две. Выиграл первенство Ленинграда, и нужно было ехать в Москву на соревнования. А у меня – сессия. Бегать, переносить экзамены я не захотел. К тому же, ещё и простудился. Так и повесил коньки на гвоздь. Стал физкультурником.

В гостиницу возвращались пешком, была она ведомственная, принадлежала ЦКБ. Всё здесь располагалось недалеко друг от друга, в том числе и фирма, и дома, где жили её работники. Тоня жила в трёхместном номере, её соседками были командированные из Таганрога и из Ленинграда. О работе в гостинице не разговаривали, но Тоня поняла, что обе они приехали на испытания одного и того же комплекса. Сергей часто бывал в Москве, останавливался всегда здесь и сумел наладить хорошие отношения с молодыми, приятными администраторшами. Когда была возможность, ему давали одноместный номер, вообще-то положенный только руководителям предприятий и их замам. Перед олимпиадой командировки ограничили, гостиница наполовину пустовала, и Сергея поселили в одноместном номере на третьем этаже. Зашли к Сергею поужинать. Об ужине он позаботился заранее, заскочив перед концертом в продовольственный магазин.

Вечера Сергей с Тоней проводили вместе, сходили в театр им. Маяковского, на балет во Дворце съездов, пытались попасть в Театр на Таганке, но не получилось, прошли пешком до Китай-города, гуляли по старинным переулкам вечерней Москвы.

В последний вечер командировки Сергея им опять повезло. Достали два билета на концерт ансамбля Моисеева. На следующий день Сергей улетал домой. За прошедшие пять дней они много узнали друг о друге, привыкли к ежедневным вечерам вдвоём. Уже на лестничной клетке гостиницы, приостановившись, прерывая молчаливое восхождение, Тоня внимательно посмотрела Сергею в глаза и неожиданно спросила:

– О чём думаешь, Сергей Анатольевич?

– Думаю, какая замечательная выдалась для меня пятидневка… редко получаешь такое удовольствие. Думаю, какая чудесная девушка – Тоня… знаешь эту песенку? – Тоня нетерпеливо кивнула, – думаю, жалко, что всё уже закончилось.

Тоня медленно опустила глаза, как бы соглашаясь и веря, что испытуемый искренен.

Ужин прошёл с лёгким налётом грусти. Что же он думал, говоря, что всё закончилось, – эта мысль не давала Тоне покоя. – Да нет… не всё, ушла в прошлое только Москва, командировка, но впереди обязательно будут новые встречи… И вслух предложила тост:

– Давай выпьем за Костюкова, это он соединил нас. Я, когда приехала, попросила его, чтобы он направил меня к тебе в группу, и он пошёл мне навстречу.

– Хорошо, только тогда и за Татьяну Петровну. По правде говоря, это она свела нас с тобой, можно сказать, заставила меня стать твоим руководителем дипломного проекта. Я ведь по самое горло был занят новым изделием, никак не хотел отвлекаться… чуть не отказался от своего счастья…

Счастья… господи, он сказал – счастья! У Тони отлегло от сердца, Щёки зарделись и она неожиданно предложила проводить его на самолёт. Улыбнувшись, Сергей отказался:

– Не стоит. Провожать на самолёт – это удел кавалеров.

– Я же должна тебе одни тёплые проводы. Да и выходной завтра, время проведем вместе.

– Съезди лучше в Суздаль. Дивная экскурсия, будешь очарована. А у меня завтра ещё куча дел. Нужно апельсинов и конфет сынишке купить, да и мяса прихватить на прокорм.

– Мяса?.. – Тониному удивлению не было предела. Сергей Анатольевич повезёт на самолёте кусок мяса!

– А что же мы так удивляемся, волшебная вы моя?! Поеду к восьми утра на улицу Горького в центральную кондитерскую, куплю кило так четыре вырезки, тщательно упакую в целлофан; это и будет кусочек солидного московского счастья. Все командированные возвращаются домой нагруженные под завязку. Отъезд будет хлопотный, ты только время зря потратишь. И тебе советую при отъезде прихватить столичных продуктов, в наших магазинах не очень-то отоваришься.

– На прошлой неделе здесь в отделе давали продуктовые наборы. Я отказалась, зачем мне одной?

– Напрасно. В столице очень хорошие наборы, не то, что у нас: кило варёной колбасы да две пачки индийского чая. Если перед отъездом предложат, бери. Глядишь, недели две в нашем голодном городе на московском пайке протянешь безбедно, – со смешком в голосе заключил Сергей.

Уже в самолёте, утомлённый утренней гонкой по столичным торговым точкам, расслабленно развалившись в кресле, Лагунов подумал: «Славная девочка, отделовские прачки в момент просекут, что начальник группы соблазнил молодую специалистку, всласть косточки перемоют. Ну да чёрт с ними, это моя жизнь». До сих пор он старался избегать служебных романов: не хотелось пребывать под лупой повышенного общественного интереса, проще говоря, стать объектом заурядных сплетен.