Текст книги "В логове коронавируса"

36

Антициклон над Оренбуржьем затянулся, небо забыло, что такое облака. От многодневного непрерывного использования июльский небосвод вылинял, потерял былую разудалую синеву, к горизонту и вовсе стал светло-серым, точно вконец застиранная парусина.

Собирались, как всегда, в пятницу на выезде из города за постом ГАИ. Сергей ехал с Тоней и внуком Дениской, прилетевшим в Оренбург из Питера. Витя практически каждый год подбрасывал сына родителям хотя бы на один летний месяц погреться на солнышке, накупаться в Урале. Жил внук у Валентины, но Сергей при первой возможности брал его с собой на рыбалку или за город. К месту сбора подъехали, когда Доронины с Морозовыми уже были на месте. Вышли из машины здороваться, разулыбались, жали друг другу руки, обнимались. Мужики отошли к лагуновской машине, женщины в радостном торопливом возбуждении обменивались последними новостями.

– Сегодня какой-то необычный день. – Доронин закурил, расслабленно привалился к серебристому крылу «Нивы». Он уже ощутил первые признаки предстоящего им рыбацкого кайфа. – Серёга не опоздал, приехал, можно сказать, вовремя, а Олег что-то задерживается.

– Эх, Юрок, всё-то ты помнишь, записываешь, наверное. – Сергей дружески похлопал Доронина по могучей, слегка сутулой спине. – А я за двадцать с лишним лет опоздал всего-то раза два. Олег в пути. Звонил, когда мы выезжали, доложил, что тоже отчаливает. Ждем-с.

– Мне записывать не надо, у меня память, как у Ботвинника. Это грешники никогда не помнят своих грехов, а некоторые даже не каются. О-о! Вот и опоздавший нарисовался.

Олег подъезжал необычно медленно, неуверенно, остановился метров за десять до каравана. Из-за руля вышел внук Дима. Ожидающие потянулись к машине здороваться. Димка, оказывается, был с новой подружкой.

– Это – Наташа, – представил он её собравшимся. Держался он серьёзно, видимо демонстрируя важность происходящего, правой рукой ободряюще приобнял девушку за плечи. Она была на два года старше Димы, с узким несимпатичным лицом и худой угловатой фигурой, с умными насторожёнными глазами. Училась тоже в Политехе, где они и познакомились. Оказалось, Димка только что сдал на права и теперь на законных основаниях сидел за рулём. Довольный Олег откупорил бутылку пива.

– Ты не слишком торопишься? – кивнул Сергей, на бутылку. – Успеем ещё…

– Пост ГАИ проехали. Внук водит уверенно, а бутылка пива – это как укус комара для слона. Все в сборе? – Олег оглядел компанию. – И почто стоим? Вперёд! Серёга, сильно не дави, а ты, Доронин, замыкаешь. Сопли не жуём, погнали!..

Сергей, как самый опытный водитель, всегда возглавлял колонну рыбаков. Держал он строго девяносто, постоянно следил, не отстал ли кто от каравана. Былая узкая рыбацкая компания расширилась. Произошло это в перестроечные времена, когда и пустилось в свободное плавание их небольшое предприятие «Оренконс» и ветер удачи наполнял новые упругие паруса. Жили тогда дружно, работали азартно, верили в светлое предпринимательское счастье, отдыхали вместе. Большой шумной компанией выезжали на берег, весело праздновали дни рождения.

Оказалось, что под крыльями оренконсовских парусов собрались сразу пять лириков, и три гитариста. Каждому имениннику выпадало несколько музыкальных поздравлений: стихов, сложенных своими поэтами на популярные новые и давно известные, не забываемые мотивы. Начал писать тексты и Олег, преуспев больше всех. По природной своей доброте он не стеснялся сочинять сентиментальные стихи, получалось искренно и душевно. С них и начинались праздничные застолья. Самые смешные куплеты сочинял Сергей, их пели, когда народ, набравшись веселящих напитков, с наибольшим удовольствием воспринимал шутки.

Доехали без приключений, высыпали на обрыв здороваться с Уралом, посмотреть, что изменилось в привычном порядке, каких новостей принесла весна. Воды в реке было мало, обрыв казался непривычно высоким. Ближний к их берегу, десять лет назад лысый остров порос густой щетиной ивняка и топольков. Невысокие деревца уже несколько лет упорно противились половодью, глубоко укоренились на радость гнездящимся на острове агрессивным крикливым крачкам. Напористая бритва вешней воды отступилась. Да и настоящего разлива с заполнением пойменных озёр давно нет. Построенная в верховьях ГЭС с водохранилищем, жадно собирают в своё ненасытное нутро весь тающий в верховьях снег, сток древней реки сезонно зарегулирован и она уже не способна как следует вычистить своё русло от тины и сторонних наносов.

В узком горле ближнего рукава торчала новая белая кость топляка, принесённого нынешним половодьем. Длинный галечный пляж противоположного берега лишился узкой серпообразной косы, которая отделяла от русла небольшой затон – место лёгкой добычи живцов для донок и перетягов.

– Что-то непонятное натворила в этом году весна, – раздумчиво подвёл итог увиденному Сергей. – Не нравится мне нынешняя панорама…

Быстро разбили лагерь – поставили палатки, установили длинноногий китайский тент, над старым кострищем вбили стальные колья, установили на них сваренную из арматурных прутков решётку. Подновили лопатой осыпавшиеся ступени обрыва. В сторонке, в надёжной тополиной тени вырыли погребок, сложили на дно пластиковые бутылки с замороженной водой, сверху – скоропортящиеся продукты, водку, квас, пиво. Олег распустил завязки старой зимней палатки, и она, как вырвавшийся на волю тигрёнок, лихо запрыгала на траве, распрямляя упругие проволочины каркаса; в неё и сложили оставшиеся запасы еды и питьевой воды. Под тентом расставили складные столы, кресла. Каждый знал свои обязанности, работа веселила. Наташа стояла в сторонке, наблюдая за спорой работой дружной рыбачьей артели, не зная чем заняться. Никто её не тревожил, гости обычно не привлекались к общим делам. Они или находили своё место в компании, или нет, и тогда незаметно исчезали.

Когда всё было готово, Олег собрал на стол кое-какую закусь, достал водку, созвал занятый благоустройством народ. На скорую руку выпили по соточке за погоду, за долгожданный приезд, потом трое самых заядлых рыбаков – Олег, Морозов и Доронин взяли снасти и спустились к воде замочить крючок. Олег прихватил с собой полторашку пива; законных полчаса до темноты у них было. Женщины готовили ужин, а Сергей с внуком пошли в лес набрать дров для вечернего костра. Отправляя сына в Оренбург, Витя передал отцу подарок – финский топор. Неподалёку от лагеря лежала поваленная ветром сушина и теперь деду с внуком не терпелось опробовать ладный плотницкий «Фискарс».

– Предлагаю сию валежину отволочь к кострищу, а уж там ты над ней творчески поработаешь, – Сергей с улыбкой глядел на внука. – Задача – разделать на фрагменты, какие костёр поедает с особенным удовольствием. Я тщательно изучал вкусы этого проглота и передам тебе свой тяжкий опыт кормильца оренбургских костров.

Денис смотрел на деда с изумлением:

– Дед, это дерево даже «Нива» не утащит.

– А ведь и правда, – деланно изумился Сергей, – тогда схитрим.

Освободив лезвие топора от защитной насадки, дед пошёл к вершине дерева и начал рубить ствол. Любящий и ценящий физический труд, он с удовольствием ощущал, как удобно устроилось пластиковое топорище в руках, как точно топор наносит удары, как с охотой, будто набрасываясь на долгожданное лакомство, лезвие вонзается в древесину. Не слишком толстый ствол сдался неожиданно быстро.

После этого передал топор внуку и терпеливо, повторяя наиболее ответственные моменты, объяснил, как нужно обращаться с инструментом, чтобы удобней разрубить ствол, не поранив себя или окружающих. Денис проявил неожиданную для тринадцатилетнего пацана ответственность: рубил не торопясь, стараясь выполнять все указания деда. Отрубили и, зацепив всегда лежащей в «Ниве» вожжой, перетащили в лагерь четыре прогона. Внук влюбился в послушный ухватистый топор, весь вечер, не позволяя никому даже притронуться к «Фискарсу», рубил пропитание для костра.

Подъехали ещё две машины. Морозовы младшие – Ирина с семьёй и Антон, который на пару недель приехал из Питера, где работал после окончания архитектурно-строительного университета. Сергей с удовольствием наблюдал за дружной работой молодёжи. Даже пятилетний Максимка мужественно таскал ручку большого рыжего насоса, накачивая дно палатки. Поставили ещё один новый тент, специально для детских игр, с боковыми москитными сетками – как памятник расчесанным комариным укусам на собственных детских лодыжках. Кровососущих на высоком яру, хорошо продуваемом со стороны реки, практически не было. Сергея когда-то даже радовало, что поколение детей растёт, мужественно снося редкие, в основном вечерние налёты комаров; но, как оказалось, комары тогда были не такими безобидными, как думалось родителям.

За стол сели при бело-голубом свете светодиодных светильников, прикреплённых к каркасу тента. Вечер потянулся по накатанной колее: поужинали, перебрались к костру, Славка Морозов взял гитару, запел. Сначала – по заявкам, старые, кем-то особо любимые песни, потом новые, в основном из Митяевского репертуара. В два ночи решили разойтись по палаткам, чтобы хотя бы немного вздремнуть перед рыбалкой.

Страсть к рыбной ловле, некогда пылавшая, как у юнца, впервые и на всю жизнь влюбившегося в соседку по подъезду, утишилась, зажирела ленцой, затянулась, наподобие уральских омутков, илом возрастной усталости. Можно было проспать утренний клёв, зная, что никто уже не осудит за лень и нерасторопность. Или просидеть весь день в теньке под обрывом у сонных удочек возле лагеря, а не будоражить на солцепёке Уральский раздрай, метая блесну в колчеватую, стремнину мощного переката. Но изредка, как на этот раз, ещё пробуждались всполохи былой рыбацкой горячности, словно вспышка остывающего влечения в душе молоденького искателя любви до гроба.

Часа через три Олег уже толкал похрапывающего во сне младшего братца:

– Вставай, соня, все лучшие рассветные кадры уже проспал. Горе-фотограф, рыбачить не передумал?

– Я-то не передумал, а вот не знаю, как Иваныч. – Он медленно вылез из палатки, огляделся. На противоположном берегу сквозь изреженную кромку тополиных вершин уже пробивался оранжевый нимб нового утра. Олег сидел за столом, разливая по рюмкам подмороженую водку. Сергей подошёл к доронинскому полотняному домику:

– Алё, Иваныч, не забыл, что нам с тобой с утра карася душить назначено? В этот раз я тебя точно переловлю, уложу на лопатки. Вставай, забрасывай в мою ласточку манатки, и погнали на Горелое озеро.

– Что-то ты раскипишился с утра… Не помню, чтобы меня на Горелом облавливали. – Юрка, отдуваясь, выполз в прохладную желтизну июльского утра. – Нет, не помню такого.

Наскоро выпили холодную водку, запили разогретым чаем, сели в машину. Много лет тому назад они открыли для себя длинное, типичное для пойменных лугов озеро – отрезок старого Уральского русла – с толстым, сожженным молнией ивовым комлем на берегу. Этот обгорелый пенёк и дал название безымянному озеру. Доронин тогда нашёл недалеко от берега среди кувшинок донную ямку, промытую вешними водами, сбегавшими в водоём из обширной лощины. Эта ямка оказалась самым уловистым местом на всём озере. В лагуновской классификации рыбаков Юрка вообще занимал место везунчика. Удачливее его был разве только Овчаров. Обловить Юрку на Горелом было делом не реальным, но азарт соревнования, живший в крови Сергея со времён спортивной юности, заставлял его, вроде как в шутку, снова и снова бросать вызов непобедимому спутнику.

Клёва на этот раз почти не было. Даже со стороны Доронина, сидевшего за раскидистым ракитовым кустом, очень редко доносились возбуждающие шлепки карасиного тела, скользящего по поверхности воды за принуждающей к покорности леской. Сергей и вовсе не дождался от своих поплавков хотя бы каких-нибудь обнадёживающих шевелений. Вчера по пути в станицу ему в голову пришла мысль поздравить внучатого племянника с приобщением к братству автомобилистов, и даже проявились обрывки строчек, рифмы – первые признаки надвигавшихся стихов. Он помнил, сколько волнений и радости доставили ему когда-то долгожданные корочки-права, этот же огонёк гордости посвечивал вчера в глазах Димы, когда он с неторопливой солидностью вылезал из-за руля, можно сказать, на глазах суровых, но неопасных теперь гаишников, маячивших на посту около моста через железную дорогу на выезде из Оренбурга.

Сергей взял из машины блокнот, карандаш, сел около безответственно ведущих себя удочек и начал неспешно разматывать перепутанный клубок частей речи, выстраивая их в осмысленный и более-менее гармоничный порядок, довольно ухмыляясь, если задавалась удачная на его взгляд словесная конструкция.

Паузы между Юркиными шумовыми композициями постепенно удлинялись и вылились, наконец, в сплошную знойную тишину. Два раза уже запрашивал он из-за куста результаты лагуновской рыбалки. Сергей отвечал уклончиво, уезжать, не закончив стишок, не хотелось, прерванный «творческий процесс» мог не восстать заново. Доронин ждал, кроме везучести он отличался ещё одним незаменимым качеством – терпением. Когда всё сложилось, Сергей признался, что так и не поймал ни одного карася.

– А какого же хрена ты там сидел? Я уже пять кило жира вытопил из себя.

– Верил, надеялся, ждал… – потихоньку хихикнул Сергей, – тебе только на пользу такая физиотерапия.

Доронин недоверчиво хмыкнул: Сергей считался самым нетерпеливым рыбаком в их компании. Если клёва не было, именно он первым предлагал закончить пустопорожнее занятие или сменить место ловли.

Вернулись в лагерь, вышли из машины. Сергей удивлённо оглядел их большое, живописное стойбище. С обеих сторон узкой, растянувшейся к берегу поляны, стояли шесть машин, семь палаток, два тента, ближе к берегу дымил костёр. У самого обрыва была навалена большая куча сушняка и поленьев для вечернего костра – Денис постарался.

– Смотри, Иваныч, как цивилизация портит человека: тенты, столы, кресла… целый город на берегу возвели. То ли дело в молодости было – матрасик надуешь, а то просто спальник на траву бросишь – и готова царская резиденция. Всего двадцать лет живём при капитализме, а ментальность рыбацкая изменилась до неузнаваемости.

– Нет, мне больше нравится в кресле закусывать. А пить лёжа вообще, как моя Настя выражается, полный отстой. Тебе-то, конечно, всё равно, ты у нас теперь трезвенник.

Вся компания уже была в лагере. Не видно было только Никиты и Маши, да Славки, который обычно в это время, сидел под обрывом около донок. Настя и Тоня подошли к машине.

– Ну что, пап, кто кого обловил? – Настя взяла из отцовских рук садок, на самом дне которого всё ещё трепыхались несколько карасей. – Это всё? Дядя Серёжа, а где Ваш улов?

– Видишь самого крупного карася? Это мой. Единственный, зато самый красивый. Лучезарный, как Филипп Киркоров. По количеству, конечно, папка твой меня кинул, но по качеству победил я. В итоге – боевая ничья. Отнеси, пожалуйста, садок в воду, пока рыба не заснула.

В лагере готовились к обеду. Женщины скучковались вокруг большого эмалированного тазика, мелко нарезали овощи для окрошки, негромко обменивались длинными зимними новостями. Рыбаки подошли к Олегу, колдовавшему около кострища. Под решёткой уже полыхали дрова, носики двух чайников парили, вводя рыбарей в предвкушение долгожданного ароматного напитка. Олег был навеселе. В последнее время, после того, как Сергей выговорил ему за то, что спаивает молодёжь своими постоянными приглашениями к столу, он начал выпивать в одиночку, поддерживая в голове дурманящее хмельное равновесие.

– Поймали что-нибудь? – Олег развернулся к незадачливым карасятникам. – Мы с Дениской натаскали окуньков на донки, очень он в эту тему вписался, из-под обрыва выходить не хочет. Силком купаться отправлял. Наших кровей, заядлый рыбачок растёт. И с дровами один управился. Славка блеснил удачно – окунь, голавчик, уха хорошая вечером получится.

– Я поймал с пяток, а твой Анатольич просидел впустую. А потом Насте впарил, что самого крупного карася поймал он, поэтому присудил себе боевую ничью.

– Это он умеет. Мистификатор почище Кио, хоть он и самый прославенный сейчас цирковой иллюзионист. Похоже, скоро на озёра ездить перестанем. Паводков нет, а потому и рыбы нема. Я мангал приготовил, запаляй, Иваныч, окорочки надо жарить, не пропали бы.

– Не пропадут, в погребе полторашки ещё со льдом, там, считай, лучше, чем в холодильнике. А дрова не нужны. Я вчера утром на заправку ездил, смотрю, у них в прихожей мешки с углем свалены. Зачем, думаю, время тратить, дрова жечь, купил.

– Доронин вывалил дрова из мангала, пошёл к обрыву. – Окунусь сначала, а потом на углях окорочки скоро будут готовы.

– Загубили! Нет, на корню загубили великую рыбацкую идею. Начали с кресел, потом столы пошли, тенты, теперь и до угля докатились. Скоро вместо того, чтобы ловить, по телевизору через интернет «Диалоги о рыбалке» смотреть будем… Прощай, дикий дух первобытной речной охоты, прощайте, безымянные промысловые пращуры – насовсем! Память о вас сжигаем в огне переносных газовых горелок! И где мой славный абалаковский рюкзак, с которым мы столько лет на перекладных за голавлём мотались? – по-бабьи причитал Серёга, широко потягиваясь и разминая затёкшую спину. – Пошли, тоже окунёмся, что ли, я около озера испепелился. Зря Юрка уголь покупал, окорочки прямо на спине можно поджаривать.

Вышли на берег. Выше по течению, в протоке между обрывом и песчаным, зарастающим порослью островом, маячила долговязая фигура Морозова. Стоя по пояс в воде, он методично, казалось, с ленцой кидал блесну.

– Он что, целый день так из воды и не выходит? Счастливчик!

– Ага, прицепил какой-то особо уловистый воблер и таскает окуньков да голавчиков. Некрупные, но всё равно приятно. Главное – клюют без перерывов.

– Небось, воблер больше окуня, который на него бросается?

– Да почти так. Но попадают и парнишки чуть ли не с локоть. Надо посмотреть, что у него за приманка такая волшебная.

Навстречу им уже поднялся Доронин. Купался он не раздеваясь, влажная майка обтянула круглый живот, который казался от этого ещё больше, провисшая резинка намокших спортивных брюк с трудом справлялась со своей целомудренной функцией. Земляные ступени, вырубленные в обрыве, обозначили мокрые следы его тяжёлого передвижения наверх. Братья переглянулись, согласно усмехнулись самому виду этой живописной фигуры, одобрительно похлопали товарища по мокрой спине и вперевалку спустились к воде.

Река была успокоительно тёплой, в воду входили без привычного терпеливого преодоления разницы между нею и воздухом. В последние годы летние температуры заметно выросли.

– А Димка с подругой по лугам гоняют, отрабатывают раллийные навыки? Как пить дать, оставят тебя без глушителя. – Сергей стоял по шею в воде, разбросив в стороны руки и наклонив корпус против течения. Поток воды упруго поддерживал полулежащее просившее прохлады тело. – Эх, молодость, где ты канула? Ведь было время, тоже алкал удобного случая, искал свои тривиальные радости на оголённой женской натуре. Интересно, сколько ещё раз увидим мы эту крошку на нашем богоизбранном обрыве?

– Зря ты иронизируешь. Наташа – девушка серьёзная, через год закончит институт. И вообще, она на Димку положительно влияет.

– Влияет, пока не надоела. Он парень смазливый, но – молод, не разобрался ещё, что скоро девчонки на него пачками западать будут. Как разберётся, менять будет Машу на Зину, Зину на Ирину. Вот уж для меня генетическая загадка, так загадка: родственники, вроде бы все работяги, а отпрыск – разгильдяй… Не понимаю! Как он всех с институтом-то наколол?

– Да вот так. Никто ничего и не подозревал. Вроде ходил на занятия, докладывал, что всё «хоккей»… кто ж уроки у студентов проверяет, как у первоклашек? А они с друганами придумали свой оркестрик соорудить. То ли эстрадный, то ли рок-н-рольный, чёрт его знает. Репетировали, вместо того, чтобы на лекции ходить.

– Нет, ну это шикарно! Выходит, родители думали, что денежки платят за освоение матанализа, программирования, а оказалось – за постижение основ музыкальной грамоты… А он ведь не был замечен в музыкальных пристрастиях, в музыкалке не учился.

– Ну да, а тут в мозгах какой-то кульбит исполнился. Гитару из рук не выпускал. Отец показал ему несколько аккордов, вот и вся музыкальная грамота. А перед сессией родителям позвонили из деканата, сказали, что Диму до экзаменов не допускают из-за задолжностей. Пришлось мне идти на кафедру строительных материалов к мужикам, с которыми техрегламент наших грунтоблоков отрабатывали, искать контакты в деканате. Восстановили. В сентябре снова на первый курс пойдёт. Только это – между нами, не распространяйся.

С обрыва донёсся урчащий звук автомобильного мотора.

– Конечно, что ж я – упырь какой, не понимаю ваших родительских мытарств. Во-о, слышишь? – прикатили полюбовники. И глушак на месте. Радость для тебя неожиданная. Но глушак-то худой, всё равно надо бы поменять. Расшугали всех окрестных пернатых, оболтусы любвеобильные.

– Язва, всё же, ты, Сергей, такого второго в нашей родове нет. Тоже генетическое исключение. По-моему, он втайне Наталью водительским навыкам обучает.

– Одно другому не мешает. Наоборот, очень даже способствует. Ласки благодарной женщины особенно изысканны.

На берег выбежала Настя, позвала к столу. Вылезать из воды не хотелось. Подошёл Славка, вывалил из своего висевшего на уровне колен садочка ораву полуживых рыбёшек в большой, закреплённый у берега садок. Что-то «парнишек по локоть» не видать, подумал Сергей, привиделось братцу на хмельной глаз. Да и ладно, уха по любому получится наваристая, количеством возьмем. Главное, мужик душу отвёл, натешился.

Все уже сидели вокруг сдвинутых столов, посередине, на большой сковороде высилась гора свежеподжареных окорочков.

– Ну что, за погоду! Потненькую, слезиночку нашу народную, – Олег принялся разливать выставленную из погреба бутылку водки. – Завтра будет нельзя, а сегодня – за милую душу!

– Тебе можно и завтра. Какие у тебя проблемы? – Славка хитро улыбался в стриженые усы, – есть персональный извозчик, пей, не хочу. Ну, ежели, конечно, что останется.

– Останется, вы в последнее время что-то совсем пить разучились. Но завтра, на всякий случай, надо быть в форме.

Выпили, разобрали тёплое, искрящееся крошечными каплями жира, куриное мясо. Дав народу прожевать первую закуску, со своего места поднялся Сергей:

– Господин Ботвинник, разливайте, в горле пересохло.

Доронин, не говоря ни слова, начал наполнять ближайшие к себе кружки, бокалы, рюмки. Посуда на столах не отличалась строгостью стиля. Славка для ускорения процесса начал разливать на другой стороне стола:

– А почему у нас сегодня Ботвинник за столом?

– Иваныч вчера признался, что он незаконнорожденный внук чемпиона мира. Даёт сеансы одновременной игры.

– Ага, наливай и пей, – язвительно улыбался Юрка. – Только одновременно, а то я выпиваю, а Сергей Анатольич всего лишь губы мочит.

Сергей оставил реплику без ответа, значительно откашлялся. Все притихли в ожидании: вставал он только тогда, когда исполнял заранее заготовленную речь, проходные тосты говорил сидя.

– Есть в русском языке одно многозначащее, но не очень-то благородно звучащее слово – роды. Придумали его, как производственный термин, медики. Люди неизбежно циничные в силу специфики своей профессии. Термин этот, на самом деле, покрывает великое таинство творения и звучать должен бы благородно и таинственно, как, например, плывёт по словестным волнам слово экзистенция, в просторечии же – просто бытие, в частности, грубо говоря, это сегодняшнее доронинское пыхтение над рюмками.

Как всегда, во время его речей, нарочито спорных и эксцентричных, народ веселился, вставлял одобрительные и порицающие оратора фразы. Сергей замедлял ритм выступления, но с мысли не сбивался, на замечания, как правило, не реагировал.

– В нашем коллективе на днях содеялось нечто значительное, что можно описать упомянутым неблагозвучным термином. Рождён и зарегистрирован новый автомобилист, он же и водила у своего деда – отрок Димитрий. Поздравим его!

Народ воодушевился предложенным тостом. Олег смущённо привстал было, как же это – не он первый догадался поздравить родного внука. Но Сергей притушил вспыхнувшие эмоции:

– Тихо! Это только присказка. Нельзя вот так безответственно, а главное безыдейно и хором, поздравлять молодого товарища. Надо дать ему подобающие отеческие наставления, чтоб не пропал вьюноша в железных зубах автомобильного монстра. Позвольте зачесть по шпаргалке. Итак, авточайнику:

 
Когда шуршит асфальт под шиной
и рвётся стрелка на упор,
глотает с жадностью машина
капотом порванный простор,
когда вскипят адреналинно
и радиатор, и душа,
страх с осторожностью бессильны:
азарт и риск судьбу вершат, —
ты пощади акселератор,
адреналин перекури.
Летишь по жизни иль по тракту —
несуетливо шофери.
 
 
Представить страшно, что возможны
разлука с будущей весной,
в родных сердцах пожар тревожный
и встреча с вечной тишиной!
 
 
Пускай гаишник отдыхает
в тени раскидистых ракит,
когда тольяттинский твой «хаммер»
дисциплинированно мчит.
 

Сергей кончил читать, приподнял кружку и развернулся к Димке. Умненькие Наташины глаза приятно обласкали вниманием и удивлением. Смущённый внук поднялся со своим пивом, чокался со всеми, благодарил Сергея Анатольевича и всех, всех, всех. Потом пили за дружбу, за доронинского сома, которого он прошлым летом с перетяга снял, за родственников того сома, чтоб и они на перетяг попадались, за уловистые снасти. Потом Димка предложил выпить за подаренные ему стихи, а Доронин признался, что он почти сгорел из-за них на солнце и пить нужно за его счастливое воскрешение в водах Урала. Удовлетворили оба предложения, тост получился сложносочинённым.

Перешли к чаю, пили его традиционно с карамельками. Гомон утих, стали слышны лес, река. Доронин размяк от выпитого, расслабился от съеденного и впал в философское настроение. Его разговорчивое эго истощилось молчанием, хотелось поговорить:

– Серёге сегодня пить не положено, зря ему наливали.

– Я легко это перенесу, только, почему? – Сергей улыбался, чувствуя приближение одной из доронинских баек. – По какому-такому праву?

– А у тебя сегодня ни одной поклёвки не было. Помнишь наше правило – до первой поклёвки не пить?!

Вокруг зашумели: «Не может быть! Чтоб вы не пили из-за какого-то правила!» Иваныч внимательно всех оглядел и спокойно продолжил:

– Сейчас всё объясню. Дело было году в девяносто седьмом. Мы тогда ещё рыбачить ездили, а не сивуху глушить. Поехали втроём – я и вот эти два брата на зимнюю рыбалку в Гирьял. Время уже сильно близко к весне придвинулось. Заядлые были рыбаки, не то, что сейчас – кое-кто даже снасти из машины не достаёт. Приехали затемно, забурились, удочки наощупь размотали, сидим, ждём. Не клюёт. А у нас правило было – до первой поклёвки не наливать. Ждём. Не клюёт, хоть лопни от злости. Давно рассвело, солнце, как говорится, в зенит доползает. Сергею всё равно – он за рулём был, а Олег, вижу, уже извёлся от нетерпения. И говорит: «Давай, Иваныч, наливай, у меня поплавок шевельнулся». А Серёга ему: «Врёшь, я видел, не было поклёвки. Терпите. Уговор дороже денег». Олег, как честный мужик, до краю закручинился. Чувствую, совсем ему невмоготу, да и мне уже выпить захотелось. И вдруг видим, мужик местный, деревенский по льду топает. Подходит к нам, здоровается и спрашивает: «А вы чё, мужики, тут сидите?» Олег не в духе был, сердито так ему отвечает: ждём, мол. Мужик не отстаёт: «А кого ждёте?» Олег нехотя говорит: «Выпить охота, ждём первой поклёвки». Мужик говорит: «Не понял!» Зато я мужика сразу понял, позавидовал – в деревне всё по-простому: захотел выпить, так и наливай. А Олег ему, как в в фильме Рязанова: «У нас такое правило: до первой поклёвки не наливать». Мужик в затылке почесал и говорит: «Ну, вы даёте, так озеро ещё на прошлой неделе сгорело». Олег обрадовался: «Мужик! Где ж ты раньше был, мы уже совсем извелись!» Мужик отвечает: «Так, мы с кумом вчера самогонку гнали. Самогонка какая-то крутоломная получалась, вот я сегодня и проспал». Олег ему и говорит: «Опохмелится хочешь?» Мужик, ясен пень, отказываться не стал, ему же на первую поклёвку наплевать с высокой колокольни. Тогда Олег и нам говорит: «Всё. Правило первой поклёвки отменяется, как не прошедшее испытание временем». Распили мы с мужиком бутылку. Стали думать, что дальше делать. Олег предложил переехать на Кривое озеро, не очень далеко, каких-то двадцать километров. Сергей сначала резонно возразил, что нет никакой гарантии того, что Кривое тоже не сгорело, так можно весь день прокататься и поклёвки не увидеть. Потом вспомнил, как Валерка Сысоев рассказывал, что на Димитровской плотине ночью карась килограммовый клюёт. Заметьте: водитель предложил. А нам что, нам не рулить, килограммовый карась на зимнюю удочку – это очень адриналинисто. Мы как-то ловили зимой карася, но только на восемьсот грамм. Поехали. До Гирьяла сто километров, а до Димитрова всего-то восемьдесят. Правда, это с противоположной от города стороны. Но, водитель – барин. Сказал – поехали, значит поехали.

Прибыли на место к вечеру. Всё, стало быть, по вновь утверждённому плану. Смотрим, на льду – палаточный город. И в палатках огонёчки уже мерцают, как на католическом кладбище. Я один раз во Львове видел, какой-то поминальный день был. По всему видать, не сбрехал Сысой. Вот, только погода портиться начала, ветер задул, похолодало. Оказалось, что у нас на троих одна палатка, мы же ночевать-то не собирались, а весной палатка, можно сказать, и не нужна. Правда, палатка у Серёги просторная, высокая была. На алюминиевых ногах. Она от него, как страус, по льду бегала. Один раз у машины на обед собрались, вдруг порыв ветра налетел, палатка и поскакала. Из озера по отлогому берегу выскочила, и – в степь. Серёга охнул, рюмку не допитую поставил, бросился в погоню. Умора: он в валенках по снегу ногами сучит, но почти не движется, а палатка быстро так ноги перебирает, удаляется. Если бы не кустик случайный, в казахстанские степи, наверное, удрала бы.

Ну да ладно, бог с ней, с палаткой. Ушли мы от плотины далеко, на середину водоёма, в самую гущу рыбаков. Поставили палатку, кое-как втроём туда втиснулись. У каждого одна лунка, больше не получается, места мало, ногу если протянешь, то положить её можно только на ногу товарища. Чтоб нижней ноге не было обидно, ноги иногда меняли местами. Но в тесноте, да не в обиде, выпили ещё бутылку, правило-то больше не действовало! Серёга, как чуял, свечки с собой взял. Сидим при свечах, словно в интимном салоне. Разговор приятный поддерживаем, ждём, кто первый килограммового карася вытянет. От свечек в палатке тепло стало. Расстегнулись мы, рукавицы побросали. Лунки не замерзают, красотища! Наживку меняем: то на опарыша поставим, то тесто прицепим, то пучок мотыля насадим – всё без толку. Мормышкой и так поиграем, и этак, у Серёги фирменная, тайная игра была, выдал нам её ради килограммового красавца – ничто не помогает. Тут Олег говорит: «Брат, ты у двери сидишь, тебе на разведку и идти. Сходи к мужикам, узнай, может, мы не на то ловим. Так до рассвета можно карася не дождаться». Серёга палатку открыл, даёт задний ход, выполз, потоптался около палатки и назад залезает. А, говорит, вокруг никого нет, разъехались. И тут клёва, видать, нет. Сложили мы палатку и побрели на плотину к машине. Вот ведь как бывает: сутки почти рыбачили, и только одно полезное дело сделали – правило это ненавистное отменили!..