Текст книги "В логове коронавируса"

– Должно что-то произойти, – задумчиво продолжил Сергей Анатольевич, – что изменит отношение нынешней власти, которая служит в основном интересам крупного бизнеса, к простому народу. Отношения с западом ухудшаются, англосаксы и их попутчики опять вернулись к идее расчленения России, хотят уничтожить большую самостоятельную страну. Власть вынуждена будет обратиться за помощью к народу, до неё дойдёт, что без поддержки простого люда ей не выжить. Народ, а не нефть, газ, алмазы и прочее природное изобилие главное богатство государства. Народ, который сломал Наполеона и Гитлера, и многих ещё, таких же охотников до наших земель.

После завтрака Сергей Анатольевич снова решил съездить в парк Белая цапля, поснимать птиц. На перекрёстке, неподалёку от отеля его окликнули:

– Молодой человек! Вы не поможете нам разобраться, как пройти к морю?

Около стрелочного указателя стояли две женщины и вопросительно на него смотрели. Лагунов подошёл к указателю, где на трёх языках, одним из которых был русский, были расписаны направления к ближайшим городским достопримечательностям.

– Море рядом с островом Феникс, или наоборот – остров расположен в море. В любом случае вам нужно следовать указаниям вот этой стрелки, на остров Феникс – Сергей Анатольевич несколько театрально указал на нужный дамам указатель. Туристки не особенно-то слушали объяснения и молча смеющимися глазами в упор на него смотрели. Осознав, что его объяснения на самом деле никого не интересуют, он присмотрелся к женщинам, и почувствовал, что глаза одной из них, невысокого роста, в аккуратном, удачно маскировавшем небольшую полноту тёмно-синем костюме, хорошо ему знакомы. Как бы помогая ему, женщина слегка повернула голову так, чтобы стал виден её профиль.

– Бог мой, Кармен! Ты ли? Глазам не верю… этого просто не может быть! Как ты меня узнала? Я старый и толстый, бородатый мужик, которого не узнают даже бывшие сослуживцы!

Кармен молчала, только пристально смотрела ему в глаза, словно пыталась найти там ответ на вопрос, который хотела, но не могла задать. Наконец, медленно произнесла:

– По спине, мне когда-то очень нравилась твоя спина, она совершенно не изменилась. И по походке. В те самые, далёкие времена я издали узнавала тебя именно по походке. И не кокетничай, ты, конечно, заматерел, стал солидным мужчиной, но не жирным. Это я, к сожалению, не удержала форму, в зеркало на себя смотреть не могу.

– Нет, нет, ты по-прежнему самая красивая девчонка на свете… – Сергей Анатольевич был поражён и слегка запнулся. Сердце вдруг вспомнило, как когда-то при одном только виде Кармен вместе с кровью гнало по жилам тёплую сумятицу нежности. Потом, уже одолев смятение, продолжил: – С этой короткой стрижкой я тебя никогда не видел, поэтому не сразу узнал; но как только ты повернулась в профиль, меня тут же пробило. Помнишь, я сто тысяч раз тебе говорил, что на виде сбоку ты смотришься, как английская королева, и даже лучше. И у тебя остались те же поразительно живые глаза, которые пленили меня в юности. Но, как ты оказалась на Хайнане? Я слышал, ты уехала в Испанию.

– Я и живу в Испании, а в том, что оказалась здесь, виноваты лучшая подруга и моя непредсказуемость, привычка принимать спонтанные решения. Кстати, познакомьтесь: Катя, институтская подружка, теперь живёт в Питере, мы дружим всю жизнь: переписываемся, созваниваемся, ездим друг к другу в гости. А это – Сергей, мой школьный, как теперь говорят, бойфренд.

– Господи, какой бойфренд?! Я был юноша, одержимый романтической страстью к самой прекрасной девушке города, которую хотел видеть каждый день и мечтал носить на руках всю жизнь.

– Ну да, предположим, что так и было, – с некоторым недоверием ответила Кармен. – Так вот, приехала я в очередной раз в Питер, а эта ужасно прагматичная женщина Катя мне и говорит: «Послушай, мне предложили две путёвки на Хайнань, горящие и почти бесплатные». Мы, к слову сказать, давно мечтали сгонять вдвоём в Китай, а тут такая оказия. Я повелась, и в итоге, как теперь ясно, не совсем честной заманухи туроператора мы вверглись в этот ужас, оказалась в безлюдном и скучном городе, да ещё и под угрозой заражения новой непонятной болезнью.

Катя с интересом слушала диалог подруги и Сергея и, не выдержав, обратилась к Лагунову:

– А почему Кармен? Я её знаю только как Марину.

– Подруга с таким стажем, и не знаете всех нюансов её судьбы? Вы, хоть знаете, что она счастливая дочь оренбургской казачки и загадочного испанского моряка, убеждённого республиканца, тайно возившего из города Одессы советские винтовки, пулемёты, пушки, патроны со снарядами, бинты и медицинский спирт доблестным борцам с фашистами за демократию и свободу любимой испанской родины?

– Конечно, я и папу Мануэля, и маму Людмилу хорошо знала, только про Кармен ничего не слышала и про патроны со спиртом тоже.

– Так, я ж вам за Одессу и объясняю. Пришёл папин пароход в очередной раз за боеприпасами, и точно перед одесским портом папу и ещё двух моряков затрясла лихорадка. Сняли их на берег, отвезли в госпиталь. Корабль быстренько загрузили чем положено, и в спешке, ночью испанцы отчалили. Неизвестно как, но больных то ли не успели забрать, то ли решили, что пусть болеют до следующего рейса. Корабль ушёл, а моряки остались в Одессе-маме. Самая печаль в том, что фашисты республиканский корабль разбомбили и утопили, и никто за испанцами в Одессу уже не вернулся. А скоро началась Отечественная война. Испанский моряк служил на советском корабле «Киров», возил всё те же снаряды и пушки, только теперь ещё и раненых красноармейцев. «Киров» тоже фашисты нещадно бомбили, но не потопили. Корабль встал на ремонт, а папа Мануэль вернулся в освобождённую Одессу. Там его арестовали было, как немецкого шпиона, но, слава богу, разобрались и отпустили. Хотел идти на фронт бить фашистов, но иностранцев в Красную армию не брали, нужно было просить разрешение аж у самого Маленкова, а Мануэль русской грамоты не знал, письмо соответствующее не отправил. В конце концов, решили отправить моряка в оренбургские степи выращивать хлеб для фронта, где судьба их с Людмилой и свела. А потом родилась у них самая красивая девочка Оренбурга, вот эта – чёрненькая, с озорными лучистыми глазками, вылитая Кармен. Так и хотели её назвать, но в ЗАГСе отговорили. Мне эту историю её брат рассказал. С тех пор она и стала для меня Кармен.

Сергей повернулся к Кармен, взял её руки и осторожно их поцеловал.

– Кармен, милая, я безумно рад тебя видеть, как будто случилась вторая жизнь. Если не обращать внимания на наши седины, то так оно и есть! Давайте-ка съездим в Додунхай, там есть надёжное русское кафе, поедим, выпьем вина, поговорим. Идти в китайский ресторан мне почему-то не хочется, да и по причине эпидемии закрыто всё, кроме дешёвых забегаловок.

– Знаете, а мне не хочется быть с вами третьей лишней. Вам, наверное, есть о чём поговорить наедине, есть что вспомнить. Вы так трогательно смотритесь со стороны, что невозможно не оставить вас вдвоём. А я пойду к морю и утоплюсь от зависти…

Не дожидаясь ответа, Катя пошла в направлении указанном той самой стрелкой, с которой и началась эта необыкновенная встреча. Широкие цветастые брюки на её длинных ногах тревожно трепетали, словно боясь утонуть вместе с хозяйкой.

– Правильная у тебя подруга, а я уже думал, как бы от неё избавиться.

– Да, правильная. Давай прогуляемся пешком, а когда устанем, сядем в автобус.

– Пошли на набережную Саньи, около воды всегда интереснее, атмосфера там какая-то умиротворяющая. И давай пройдёмся не по центру, а какой-нибудь боковой улочкой, посмотрим, как живут простые китайцы.

– А как ты-то здесь оказался?

– Так же, как и ты, совершенно случайно и стихийно… – Сергей бегло рассказал историю своих сборов, отъезда и злоключений с любимым фотиком. – Знаешь, за последний месяц, после того, как я купил тур на Хайнань, и по сегодняшний день со мной приключилось столько фантастико-мистических историй, курьёзов и просто необыкновенных эпизодов, что иному на целую жизнь хватило бы – переживать и обдумывать. Я уже окончательно запутался, где меня оберегали дружественные ангелы, а где творили гадости всякие бесы из преисподней и китайские оборотни. И наша встреча для меня, ей-богу, как медаль, драгоценное вознаграждение за все душевные переживания и нервные встряски, которые меня здесь изводили. Я никак не могу поверить, что женщина, которая опирается на мою руку – это ты. Сколько же лет прошло? Полвека, представить невозможно.

– Ну да, Испания и Оренбург пересеклись не где-нибудь, а в Китае… Такой сюжет не под силу даже записным сценаристам, сочиняющим бесконечные сериалы. Я тоже очень рада нашей встрече. А ты помнишь, как мы встретились в первый раз?

– Конечно. На стадионе «Динамо», весной, на спартакиаде школьников. Я учился в девятом классе, ты в восьмом. Я разминался, делал какие-то упражнения, а неподалёку стояли две симпатичные девчонки с идеальными фигурками в одинаковых модных спортивных трусиках – синих с двумя белыми полосками по бокам и в беленьких майках… да, и на меня поглядывали. Точнее сказать, я на них поглядывал, а они это заметили. Вдруг одна из них подошла ко мне и сказала, что её подруга хочет со мной познакомиться. Подругой и была ты. Я обалдел. Сам бы я точно не решился, меня, вообще, процедура знакомства с особами противоположного пола загоняла в ступор. Я не знал, как подступиться, о чём заговорить, как поддержать разговор. Что бы я ни изрёк, всё самому себе казалось неинтересным. Да, в свои шестнадцать лет я был наивным и простым, как младенец.

– А вот и неверно помнишь! Впервые я обратила на тебя внимание в «Доме Учителя», на новогоднем вечере. Мне всегда нравились блондины, а ты был такой светленький, накачанный, на спине мышцы даже через пиджак были видны. Мама принесла из школы, где она работала, два билета на вечер для детей учителей, и я пошла туда с Танькой Стрепетовой, школьной подружкой. На вечере был концерт, какие-то викторины, а потом начались танцы. Мы с Танькой пошли танцевать, а вы с другом нас «разбили»…

– Да что ты говоришь?! Я на всю жизнь запомнил тот вечер. Он был моим первым за пределами школы, словно первый бал Наташи Ростовой. Билеты нам с Толькой Журиным достались по нечаянности. Просто кто-то из школьных учителей подарил. Видимо, собственные дети не смогли пойти или не захотели. Мне тоже больше всего запомнились танцы, я ведь, вообще-то, до того вечера ни разу не танцевал. Танцевальные вечера в нашей школе вошли в моду только в десятом классе. Мы с Толькой тогда всё время разбивали одну и ту же пару девчонок, но я был в счастливой прострации, даже не запомнил, с кем танцевал, и заговорить не успел, танцы кончились очень быстро. Оказывается, я танцевал с тобой?

– Со мной. Я тебя на стадионе сразу узнала и отправила Таньку к тебе, потому что была уверена, ты меня помнишь. А после соревнований ты провожал меня домой. Я как раз заканчивала восьмилетку и пригласила тебя на выпускной вечер, а ты не пришёл…

– Да приходил я. Это же было моё первое в жизни свидание. Ты в моих глазах была неотразимой красавицей, и мне не верилось, что всё это всерьёз, что ты придёшь на эту встречу. Себя-то я считал самым обыкновенным пацаном, совсем не красавцем, да и амбиций у меня особых не было. Нас же воспитывали скромными и честными строителями коммунизма. И страшно волновался. К тому же, нужно было не по Советской прошвырнуться или кино посмотреть, а идти в чужую школу, где я никого не знал.

Девятый класс – это было время стремительных перемен в жизни Сергея. Мальчишка, увлечённо гонявший шайбу в снежной коробке, устроенной прямо посередине дороги, потому что их проулок зимой не чистили, и машины, которых во всём городе было раз-два и обчёлся, сюда не заезжали, а летом верхом на велосипеде колесивший по пойменным лесам Сакмары и Урала, превращался в юношу. Олег, хоть и был всего на год старше, немного отошёл от младшего брата, у десятиклассников была своя компания. К тому же старший влюбился в Светку Соколову, шуструю девицу из параллельного класса, и они вместе собирались поступать в Куйбышевский авиационный институт.

Жили небогато, отец умер три года назад, и братья понемногу подрабатывали: летом путейцами на железной дороге, зимой по выходным грузчиками на кирпичном заводе или на мясокомбинате. Каждый год к первому сентября мать покупала сыновьям брюки и вельветовые куртки. Школьной формы для мальчишек в те годы не было, многие ходили на уроки в дешёвом вельвете. Это была универсальная одежда и для посещения культурных мероприятий, и для похода в гости к многочисленным родственникам. Куртку мама покупала слегка на вырост, чтобы точно хватило до конца учебного года, и за сезон непрерывной носки, как раз к тому времени, когда подростковая фигура начинала было вписываться в размер, вельветка становилась непотребно изношенной. Сергей возненавидел мешковатый школьный вельвет и никогда в жизни ничего из этого материала даже не примеривал.

К девятому классу приятели Сергея начали выходить из вельветок, облачаться в костюмы. Время изменений в одежде девятиклассников пятой школы совпало со временем грандиозных перемен в моде по всей стране. Широкие брюки с манжетами и высокой талией капитулировали перед узкими и короткими, едва прикрывающими щиколотки, габардиновые двубортные костюмы сдались на милость однобортных пиджаков из набивной ткани, пошитых под атлетичные плечи знаменитого грека Геракла, скромные и незаметные мужские носки тёмных оттенков пали под натиском ярких, в цветную полоску, вызывающе торчавших из-под коротких дудочек.

Толька Журин и Вовка Смольников первыми обзавелись модной одеждой. Предприимчивость приятелей поразила Сергея. В магазине «Ткани» на Советской были закуплены и там же, на столе закройщицы, раскроены отрезы зелёной материи, после чего старшая Толькина сестра сшила пару прекрасных брюк-дудочек. Пиджаки купили готовые, светлее брюк, и, чтобы не выглядеть близнецами, разных оттенков. Если яркий галстук ещё можно было найти, то купить цветные мужские носки было решительно негде. Решение проблемы нашёл всё тот же Толька, самый отпетый стиляга их среды, который произвёл фурор, появившись на вечернем променаде в новом прикиде при ярких, бело-розовых оттенков носках. Вся компания была потрясена, в первую очередь, конечно, носками.

Толька не стал хранить секрет своего триумфа. Оказывается, он начал присматриваться к носкам старшей сестры с целью отчуждения в свою пользу, и случайно, перед тем как засунуть в карман, вывернул один из изымаемых носков. Женские и девчоночьи носки не изменяют своего предназначения только оттого, что оказались на мужской ступне. Фокус заключался в том, что носки должны быть вывернуты: вязка с изнаночной стороны чудесным образом утрачивала свою женскую сущность. Оборотная сторона лучших образцов была слегка размыта и играла неповторимыми цветовыми мазками, словно листва на картинах Берты Моризо. На следующий же день в промтоварных магазинах будущие стиляги обследовали все носочные прилавки женских отделов на предмет соответствия эталону, заданному знаменитой импрессионисткой. Больших размеров, естественно, не было. Опытным путём определили, что можно брать носки на четыре размера меньше твоего собственного. Пятка не натягивалась, но длина носка на голени получалась терпимой, голое тело из-под брюк не выглядывало. Но время стиляг на самом деле заканчивалось, провинция последней примеряла это красочное поветрие.

Сергей рассказал маме о модных свершениях в их компании, и практичная мама сказала, что мы купим хороший шевиотовый костюм, чтобы хватило и одиннадцать классов кончить, и в институт поступить. Костюм выбрали торжественного тёмно-тёмно-синего цвета. Брюки под приглядом Сергея перешивала мамина сестра тётя Нина, которая в целом сделала то, что хотелось юному заказчику, при этом мягко отговорила его делать излишне радикальные шаги в сторону моды. Штанины подузили, но так, чтобы ходить и приседать можно было, не рискуя разорвать шовную строчку или ткань. Манжеты развернули, но не обрезали, а подогнули внутрь, не радикально выше щиколотки, а умеренно, чтобы модные носки выглядывали, но не выглядели нарочито. При дальнейшем росте конечностей юного организма брюки легко можно было удлинить. Костюм удался, в нём Сергей танцевал с Кармен в Доме учителя, в нём же ходил на первое с ней свидание.

– Ты бы видела, как тщательно я готовился: намылся, нагладил-напарил, начистил одежду и обувь, а сосед, Валерка Сафонов, записной бабник и ухажёр, принёс бриллиантин смазать волосы, чтобы они красиво лежали и не лохматились на ветру, подбодрил меня на дорогу. Ровно в четыре часа я был на углу Советской и Ташкентской. Ждал час, но ты так и не появилась.

– При чём здесь Ташкентская? Я жила рядом с Фельдшерской, и встречу назначила на углу Советской и Фельдшерской.

Сергей опешил:

– Что же это… вышло, как в утёсовской песенке? – Он невесело улыбнулся, сокрушённо качнул головой. – В четыре ровно, я – у аптеки, а ты в кино… Получается, что с самого начала вокруг нас боролись две силы: одна стремилась нас соединить, а вторая делала всё, чтобы разлучить…

42

Шли они по странной улице, которой предписали притворяться чем-то ей не свойственным. Вдоль тротуаров с обеих сторон проезжей части тянулся разноцветный черёд тесно припаркованных электроскутеров, изредка прерываемый небольшими автомобилями. Застроенная невысокими домами, на первых этажах которых располагались маленькие магазины, ресторанчики, какие-то мастерские, улица напоминала обескураженное необычной обстановкой существо. Некоторые заведения работали, но большинство стояли с опущенными рольставнями, прохожих почти не было, а насплошь припаркованные скутеры подсказывали, что население дисциплинированно сидит по домам в полном соответствии с указаниями правительства.

– Ты обратила внимание, что мы гуляем как бы по вымершему городу? – Сергей указал на безлюдную улицу, по которой они только что прошли, и на такую же пустующую набережную. – Я не представляю себе, чтобы мои земляки, да и я тоже, будучи здоровыми, добровольно сидели бы по домам, никуда не пытались выйти и тихо-мирно ждали гибели всех вирусов. Такой самодисциплины у нас точно нет.

– Да, пусто, особенно по сравнению с тем, какими бойкими выглядели все эти улочки и переулки в первый день после приезда. Я ведь не совсем случайно здесь оказалась, приехала на разведку. Живу в одном доме с дочерью и её семьёй, у меня две внучки. Держим небольшой семейный туристический бизнес, встречаем туристов, организуем экскурсии по Испании, занимаемся выездным туризмом в Россию и в другие страны. В последнее время растёт интерес к китайскому направлению, многие хотят проверить действенность китайской медицины, я и решила посмотреть на всё своими глазами. А как тебе Китай? Хочется здесь пожить?

– Знаешь, приехать интересно, потому что глаза много чего ждут – увидеть необычную природу, множество потрясающих птиц. Собственно, ради птиц я в основном и приехал. Лет десять тому назад я неожиданно подружился с пернатыми и увлёкся фотографированием этих замечательных творений природы. А вот время для поездки оказалось неудачным из-за вируса, к тому же разбил фотоаппарат, приличных снимков почти не получил но ничего не поделаешь, придётся приехать ещё раз с новой техникой. А пожить? Нет, конечно. Я чувствую себя здесь неуютно. Может быть, потому, что напрягают всякие мелочи, которые трудно объяснять. Ежедневно выдаваемые разовые бритвы, которые не бреют, отсутствие холодильника в номере, мусор под уличной скамейкой, та же небрежность в устройстве парков… А может быть что-то другое, но какие-то с Китаем мы не родные.

– Понятно, но ты, наверное, читал, что Хайнань в недавнем прошлом был островом ссыльных, здесь вообще ничего не было. На пустом диком месте построить что-то выдающееся невозможно. Нужна культурная история, а её на этом острове нет.

– Это точно, китайцы вдруг прозрели, что владеют кусочком рая и совершенно не извлекают из него прибыль. Сейчас в основном вкладываются, раскрутка и доходы впереди.

Некоторое время Сергей и Кармен шли молча. На противоположном берегу по мелководью вдоль мангровых зарослей прогуливалась большая белая птица. Кармен остановилась, облокотилась на парапет:

– Если ты увлекаешься орнитологией и фотографируешь птиц, то, наверное, знаешь, как называется эта птица: журавль, аист?

– Ни то, ни другое. Это большая белая цапля. Я никакой не орнитолог, а всего лишь любитель фотограф, птиц знаю в основном тех, которых сумел сфотографировать и затем с помощью классификатора определить, как они прозываются. Но я готовился к поездке и немного изучил тех пернатых, которых могу здесь встретить.

Сергей подошёл к Кармен, обнял за плечи и неожиданно поцеловал в шею.

– Ты с ума сошёл!.. Что скажут бедные китайцы, когда средь бела дня, на набережной их любимой реки увидят целующихся дедушку с бабушкой?

– Они сейчас упёрлись глазами в новый вирус, только и ждут, когда он от них отвяжется, до нас им нет никакого дела.

– Расскажи о себе. Сейчас вспоминаю, ты и раньше был интровертом, трудно было из тебя что-то вытянуть.

– Живу один в Оренбурге. Два раза был женат, первый раз не в счёт. Два сына, старший заякорился в Питере, младший живёт в Оренбурге, построил себе дом в пригороде. Старший внук Денис энергетик, после института устроился в структуры Газпрома. Младший внук – школьник. Летом на пару недель, иногда все вместе, выезжаем на пару недель в Европу. Я после Ленинграда работал конструктором, в лихие девяностые чем только не занимался, в конце концов, стал ландшафтным дизайнером. В промежутках трудовой повинности пописывал стишата, даже выпустил небольшую книжицу…

– Очень интересно! А как бы почитать твои творения?

– Печатного экземпляра с собой у меня нет, я ведь не рассчитывал на то, что тебя заинтересуют плоды моего вдохновения, но электронный вариант я тебе вышлю.

– Хорошо… ну, а ещё что-то имеешь рассказать?

– Сейчас на пенсии, как любитель, фотографирую птиц, природу, путешествую, пишу эссе и даже, представь, иногда печатаюсь в местных газетах.

– Что-то, прям, совсем конспективно… А как Олег? Ты всегда очень тепло о нём отзывался.

– Десять лет назад Олег заболел. Гипертонический криз, скорая помощь, больничная койка. Выкарабкался, казалось, опасность миновала. Мы даже собрались на рыбалку. Но потом – инфаркт, и Олега не стало. А в позапрошлом году неожиданно, не проболев и трёх месяцев, от рака лёгких умерла жена… И обе эти смерти каким-то мистическим образом связаны между собой. Как раз перед смертью брата я, видимо, в силу возрастных причин, стал просыпаться по ночам, а вернее, под утро. До того спал как убитый. Жена, наоборот, ночью могла проснуться в любое время, и ей непременно хотелось знать, который час. Поэтому в нашей спальне на тумбочке стояли электронные часы со светящимся циферблатом. Так вот, просыпаясь, я стал замечать, что регулярно вижу сочетания одинаковых цифр 04—04 или 05—05. Может быть, я и раньше встречал подобные сочетания, но никогда не выделял их из прочих значений, а здесь удивился так, что даже пытался посчитать вероятность такого события.

И совершенно был потрясён, когда брат поделился со мной: его по ночам недавно стали преследовать те же цифры… Я никогда не был склонен поддаваться мистицизму и всякой паранормальщине, тем более что здесь просто цифры, но тут мой мозг словно парализовало: я даже не обсудил с Олегом это совпадение. Я не сообразил выяснить, в один и тот же день являлись нам одинаковые пары или мы их наблюдали каждый сам по себе?.. А через некоторое время брат умер. В моём сознании не могли не связаться все эти явления: одинаковые цифры, одновременное с братом их наблюдение и его смерть. С тех пор я старался вообще не смотреть на электронный циферблат, пользовался ручными часами или ходил узнать время на кухню, где на стене висят часы стрелочные. Мы не умеем управлять инстинктами, невозможно контролировать взгляд, когда он, блуждая по комнате, переходит на часы. Меня постоянно преследовали одинаковые пары чисел, теперь уже и днём, и ночью. Я каждый раз внутренне сжимался, но предложить жене выбросить часы не мог. Не хотелось объяснять причину, да и в одно время этого не стало. А в позапрошлом году мне снова стали навязываться те же самые роковые предутренние сочетания цифр.

– То есть, тебе как бы подсказывали, что жена скоро уйдёт? Как же ты жил с этим?

– Я не сразу понял, что это повторение того, предыдущего… до последнего не хотел верить в приговор…

– Как-то я читала про нумерологов, – медленно заговорила Кармен. – Это люди, утверждающие, что цифры – не только субъект счёта, но и источник информации, да не очень-то им верила. Они утверждают, что цифры могут быть связаны и с благоприятными событиями. Ты не пытался связать их с хорошими событиями в твоей жизни?

– Нет, мне в голову не пришло искать какие-то ещё закономерности. Да и сложная это штука – статистический анализ. Возможно, иные сочетания цифр предваряли радостные моменты, но кто их знает? Давно выключил электронные часы, пользуюсь только часами со стрелками. Вон там, около моста остановка автобуса. Мне кажется, пока ноги не отвалились, нужно воспользоваться общественным транспортом. Через пару остановок выйдем и пообедаем, как договаривались, в русском кафе.

На обед заказали китайский салат, баклажаны, фаршированные мясом, и тушёного в сметане осьминога, белое вино. Блюда казались вкусными, и Сергей облегчённо выдохнул: интернетовская наводка на кафе в Дадунхае не подвела:

– Давай выпьем за ту нашу встречу, которая нас, наконец, сблизила, подарила счастье первой любви!

– За какую? Мы с тобой только тем и занимались, что случайно встречались и нелепо расставались. Две уже вспомнили.

– Ноябрь. Зауральная роща. Тополя активно сбрасывали ветхие свои листья, их кроны становились всё прозрачней для света и ветра. Роща притихла, ждала, когда её накроет снежное одеяло, чтобы, наконец, согреться, уснуть, отдохнуть от летней суеты, от полчищ беспокойных горожан, заполнявших по воскресеньям все три городских пляжа. Впрочем, и в будни не дававших старушке покоя. Прошли первые настоящие ночные заморозки. Разведка донесла, что уральские старицы встали…

Сергей хорошо помнил тот день. Стояло приветливое предзимнее беззвучие, деревья вяло отмахивались от робкого ветерка задубелыми, не успевшими пожелтеть листьями. В том году рано начало подмораживать, и сирень, карагач, яблоня, а местами и клён уходили в зиму зелёными. Необычно, недели на две прежде привычного срока образовался лёд.

– И полки местных конькобежцев колоннами вышли на первую тренировку. – Подхватила Кармен. – Пока не залиты дорожки стадиона, пока не засыпана снегом старица, и в зеркале молодого льда отражается голубое небо, мы свободно катались в романтичной лесной атмосфере. Только тост-то оказался за рощу. Давай за неё, любимую, выпьем, а то я уже боюсь просидеть весь вечер с поднятым бокалом, пока ты доберёшься до сути.

Выпили. Закуска не только аппетитно выглядела, но и на вкус удалась. Лагунов смотрел на Кармен и видел миниатюрную девчонку в тёмно-синих свитере и конькобежном трико, подчёркивавших её ладную, стройную фигуру. Тогда, на старице, было непонятно, что она делает в одной компании с крепкими девицами выше её едва ли не на голову, с накачанными, бугрящимися, как у парней, мышцами бедра.

– Я продолжу свой тост. Люблю длинные тосты, так что ты, как только почувствуешь, что пора бы и выпить, смело прерывай мой спич в любом месте. Итак, в колонне оренбургского спортобщества «Буревестник» на лёд вышла юная испанка Кармен с фотоаппаратом на шее. Помнишь, ты снимала своих ребят, а мы с Толькой Журиным к тебе подвалили и попросили нас сфотографировать для истории оренбургского спорта? Толька всегда был нахалёнок, а я, хоть и скромняга, но мне смелости придала новенькая шерстяная форма. На нас были красные свитера и ярко-синие трико. Такой красоты не было ни у кого в городе.

В конькобежную секцию Сергей пришёл год назад, осенью вслед за Толькой и Вовкой Смольниковым. За год освоил технику бега, накачал мышцы. Чувствовал, что коньки – его вид спорта. Прежние увлечения гимнастикой, лыжами, велосипедными гонками не доставляли такой радости. Он вообще любил физические нагрузки, тяжёлый труд, нравилось отпускающее ощущение усталости после работы. Занимался фанатично: приятна была живая упругость в мышцах, он предчувствовал, что скоро побежит очень быстро, быстрее многих.

– У спартаковцев тоже были красные свитера, – возразила Кармен.

– Да, но какого-то немного грязноватого оттенка. А рейтузы у нас точно были эксклюзивные. Интересная там была история. Дело в том, что, как ты наверное помнишь, основную группу конькобежцев в нашем обществе тренировал Котов Дмитрий Иваныч, и своим ребятам он выдал форму новую, шерстяную тёмно-синего цвета, похожую на ту, в которой ты каталась. А мы тренировались у Васильича, директора стадиона. Тренером он подрабатывал. Формой распоряжался Котов, своим выдал новьё, а нам – старую, хлопчато-бумажную. В ней было холодно, колени и локти после первой же пробежки безобразно пузырились, а мы с Толькой и ещё Вовка Смольников уже мастерились, потому, как котовских на дорожке делали. Мы, понятное дело, обиделись, и Васильич где-то в закромах облспорта договорился о форме для нас, но за деньги. По двадцать рублей за верх и столько же за низ, всего сорок. Смолину родители дали только на трико, Тольке – и на свитер тоже. А я жил вдвоём с матерью, Олег учился в Куйбышеве, денег постоянно не хватало, просить у неё на форму, которую советским спортсменам вообще-то выдавали бесплатно, было неудобно. И я заработал, по воскресеньям на кирпичном заводе загружая вагоны тёплым ещё кирпичом. Всего-то восемь воскресений вставал в четыре утра и топал на завод, чтобы попасть в бригаду грузчиков.

– Надо было перейти в «Буревестник», нам каждый год новую форму давали и коньки фирмы «Элис» с меховым язычком. Наденешь, нога как в шубе, ветер не задувает и снег внутрь не лезет.

– Что ты, мы были счастливы, получив такую красивую форму. Это теперь я понимаю, что скорее всего в недрах областного комитета наши костюмы списали, может быть, с помощью Васильича, а нам продали и деньги поделили. Но дело в итоге всё равно получилось благое: я десять лет носил этот свитер, а трико в качестве зимних подштанников и того больше. Остался не в обиде, такие вещи в магазине купить было невозможно.