Текст книги "Хирург. Бегун. Беглец"

Глава 20

Когда Густав вошел в музыкальную комнату, Кир полулежал на диванчике, глядя в потолок и едва шевеля пальцами раскинутых в стороны рук в такт тихой музыке, звучавшей из плоского стального проигрывателя, прикрученного к стене.

Странник подбросил на ладони мягкое сморщенное яблоко и бросил его хирургу:

– Лови!

Тот отреагировал молниеносно, ловко схватив яблоко.

– Не ожидал тебя тут увидеть, – сказал Кир и откусил от яблока чуть ли не половину.

– Решил поговорить кое о чем, – сказал Густав, садясь рядом. – Как твои раны?

– Пустяки. – Кир пожал плечами.

– Можно посмотреть?

– А что ты хочешь увидеть?

– Масштаб бедствия и просто интересно.

– Смотри.

Кир расстегнул рубашку. Густав увидел багровый шрам, тянувшийся по левой стороне груди и уходящий куда-то за спину. Это было нечто среднее между синяком и ожогом, но странник не видел следов крови или малейшего разрыва, хотя хирург кричал от боли, когда они ехали обратно. Когда ехали обратно, да, но что же сейчас? Сейчас он спокоен, как удав.

После самоубийства лидера.

После погружения в аорту.

После всего этого.

Странник внимательно посмотрел на Кира:

– Что у тебя со зрачками?

– М-м? – Кир удивленно поднял брови.

– Они расширены. Почти не видно радужной оболочки.

– Не знаю, может, из-за света?

– Понятно. – Странник слегка улыбнулся. Освещение в мастерской было специально приглушенно-тусклым, светили всего две лампочки – возле дивана и над входом. – Ты не против небольшого эксперимента?

Он нагнулся и достал свой нож, с которым так и не расстался в этом доме, в отличие от пистолета. Лезвие тускло блеснуло в полумраке, и странник неторопливо отер его о штанину, прислушиваясь к уникальному звуку, который может издавать лишь хорошо отточенный нож, трущийся о ткань плашмя.

– Что за эксперимент? – взволнованно спросил Кир. От его спокойствия, потревоженного, как фазан хрустом ветки оступившегося охотника, не осталось и следа.

– Стандартный. Я немного порежу тебе палец и посмотрю на кровь. Мне нужно убедиться, что ты не улитка. Взамен можешь сделать то же самое со мной.

– Что?! – Кир вскочил с диванчика. – Ты возомнил себе, что я улитка?! Какого хрена, Густав?!

– Ты странно себя ведешь, – спокойно сказал странник. – Я беспокоюсь.

– Странно – это как?

– Многое недоговариваешь. Знаешь явно больше, чем говоришь. Водишь меня за нос. Ты странно повел себя в аорте, стал… мягким? Да? Или вроде того. Совсем как легионер или слизняк, ведь они примерно такой консистенции?

– Да ты вообще начал исчезать, моргать, как изображение в электронную бурю, – то ты есть, то тебя нет! Думаешь, я не видел?

Густав кашлянул и кротко посмотрел на хирурга:

– Тебе же известно, кто я. Я не отрицаю, что со мной творилось что-то непонятное. Но я не подменыш. А вот ты – возможно, что да. Кровь докажет, что ты нормальный человек. Твои зрачки, твоя быстрая реакция, твоя адаптация к боли – все это вызывает подозрение.

– Что? Реакция? Зрачки, говоришь? – Кир рассмеялся и неожиданно снова сел, откинувшись на мягкую спинку. – Ты хочешь правды, Густав? Так вот она.

Он выгнулся, полез в карман джинсов и достал оттуда прозрачный флакон объемом с сигарету, наполовину наполненный маленькими белыми таблетками.

– Что это? – спросил странник.

– Это стабилизаторы. Их выдают всем, кто работает на Земле. Они помогают переживать депрессию и страх. Улучшают человеческие качества, скорость реакции например. Действуют как энергетики. Не дают сойти с ума. Ты вот разговариваешь сам с собой, Густав?

Странник замялся:

– Нет.

– Вижу, что врешь. Разговариваешь. Это стандартное изменение психики у тех, кто проводит большую часть времени в одиночестве. Если бы ты работал на «Гелиос», тебе бы периодически выдавали дозу стабилизаторов с базы, обычная процедура. Но вся проблема в том, что…

Кир замолчал, играя флаконом. Он переворачивал его то вверх, то вниз, и таблетки осыпались, согласно закону притяжения, словно снег в рождественском стеклянном шаре.

– Ты стал употреблять их больше, чем нужно? – догадался Густав.

– Да. – Кир кивнул. – По старой дружбе ребята на базе подгоняют мне не совсем стандартную порцию. Но это оправданное решение, доза в рамках правил. Крайнее количество, выписывается для сильнейшего стресса. Дозу можно выбить официально, отправив запрос, только я не хочу лишней возни. Зачем, когда есть возможность делать это приватно? И потом, если руководство узнает, они не будут в восторге: доза «Д» дается тем, кто уже отошел от дел, чтобы они об этих делах позабыли.

– Руководство? А Ира знает об этом?

Хирург отвел глаза:

– Нет. Но ей не нужно волноваться. Раньше я вообще их не принимал, все началось недавно. Наша профессия очень нервная. Убивать людей… Мне приходится убивать, странник, и все из-за работы. Практически каждая установка передатчика сопряжена со смертью. «Неминуемые человеческие потери» – так я пишу в протоколе. Но я не убийца. И мне тяжело. Наверное, накопилось слишком много эмоций внутри и без помощи стабилизаторов уже не обойтись.

– Почему же ты превышаешь нормальную дозу? – спросил Густав. – Другие хирурги так не поступают, насколько я понимаю?

– Почти нет, – сказал Кир. – Но у меня иная ситуация, я один из лучших. А чем ты лучше в нашей профессии, тем глубже ты в дерьме. Я делаю работу за троих, мне приходится напрягаться. И хотя я постоянно твержу, что выполнить задание для «Гелиоса» – самое главное, я все равно никогда не привыкну к смерти. Я не боюсь умереть, это не так страшно, это просто тишина и темнота, но на мне держится слишком сложная конструкция. Если меня не станет, она рухнет и пострадает множество людей. Близких мне людей.

– Кто, например? Ира? Кто еще?

– Кто еще? – медленно и задумчиво повторил Кирилл. – Еще мои родители и мой брат.

– Они на Луне?

– Да. И они не хотели, чтобы я был хирургом. Но… – Кир тяжело выдохнул. – Все это сложно, вряд ли ты поймешь.

– Я постараюсь, – сказал Густав.

– Как по-твоему, почему я на самом деле захотел стать хирургом?

– Больше привилегий? – наугад сказал Густав.

– Верно. Но не это главное. Представь себе, что было раньше – миллиарды людей. Миллионы повсюду, куда ни глянь. И все беды происходили из-за контакта людей между собой. То есть почему происходит убийство или оскорбление? Потому что минимум два человека вступают в контакт друг с другом. Как это предотвратить? Нужно сделать так, чтобы они не встретились. Но это сложно, когда их миллиарды. Это невозможно. Ты походя плюешь себе под ноги и попадаешь в морду какому-нибудь азиату. Сейчас на Земле этого нет. Зато есть на Луне. Людей там не слишком-то много, но все сконцентрированы в одном месте. И когда я жил, подрастал в этом обществе, то с каждым годом я все больше и больше понимал, что тот мир, что внизу, под нами, подходит мне больше. Он лучше. Чище. Его словно отмыли для меня.

– Мир, в котором одиноко и странники разговаривают сами с собой, медленно сходя с ума? – спросил Густав.

– Именно! – Кир открыл флакон, вынул одну таблетку и положил ее себе на ладонь, но глотать не стал. – И это еще не все. Убийства – малая часть. Возьмем, к примеру, измену. Это когда ты любишь свою женщину, а потом оказывается, что она, улыбаясь тебе и целуя за обедом, трахалась с соседом по квартире только потому, что ты ей наскучил и давно цветов не дарил.

У хирурга задрожал подбородок. Немного помедлив, Кир открыл рот и забросил туда стабилизатор. Проглотил, поморщившись, и продолжил:

– Ей стало скучно! Ха. Но если бы вас было двое – ты и она, то у нее не нашлось бы причин тебе изменять. И даже возможности – вот что великолепно, я ведь не ревную к пальцам и резиновым игрушкам! Это-то и радует меня в твоем мире, странник.

– Моем? Он же общий.

– Это твой мир, потому что ты здесь родился.

– Тебе изменила женщина? – спросил Густав.

– Нет. – Хирург покачал головой и сжал кулаки.

Густав явственно услышал треск пластикового футляра.

– Не мне. Моему отцу. Самое смешное то, что они с матерью до сих пор вместе. Там, на Луне, они продолжают жить вместе как ни в чем не бывало. Лицемерные… Лицемерные… – Хирург задохнулся от гнева и замолчал.

– Да, это печально, – сказал странник.

– Ну еще бы! – Кир напряженно улыбнулся и сел ровно, прямо. – Поэтому я решил найти честного человека. Того, кто не сможет меня предать. Того, на кого я смогу положиться. Изначально я думал, что меня успокоит, захватит целиком работа, но потом в МКГ предложили отличный вариант.

– Вариант?

– Ага, вариант. – Неожиданно хирург с испугом посмотрел на Густава: – Господи, зачем я это тебе рассказываю?..

– Чтобы я понял, разве не так? – спросил странник.

– А что ты поймешь? Поймешь, почему я подчинился МКГ и взял себе в жены женщину – идеальный вариант, отобранный программой?! Но это не так! Когда они дали мне ее координаты, я даже не хотел ехать на смотрины. У меня была мысль отправить им доклад, что объект исчез, не найден, вне поля зрения и все такое. Но потом, не знаю почему, я переменил решение и отправился за ней. За Ирой. – Хирург улыбнулся, и эта его улыбка была преисполнена тепла и любви.

Густав вдруг понял, что пока что это самая искренняя эмоция Кира из всех, что он увидел за эти дни. И его удивление от новости о самоубийстве Ивана, по сравнению с этой улыбкой, выглядело как самая ужасная актерская игра на свете.

Быть может, странник ошибался в своих подозрениях по поводу смерти лидера, но внутренние ощущения нельзя переубедить. Появившись один-единственный раз, они растут, словно зуд от комариного укуса, занимая все больше пространства у тебя в голове.

– Она понравилась тебе? – спросил Густав.

– Да, еще бы. Я влюбился сразу же. Но вся фишка в том, что ее отбирали специально для продолжения рода. По здоровью, по внешним данным, росту, потенциальной способности выносить ребенка и еще куче всяких других позиций. Те общины, в которых есть наши лидеры, предоставляют работникам МКГ ценный биологический материал. – Кир поморщился. – Дурацкое слово, но Ира предназначалась мне как биологический материал для продолжения рода. Однажды она вышла за пределы общины, и больше ее никто не видел. Мы стали жить вместе.

– Так ты с ней только из-за размеров и генетики?

– Я с ней из-за любви, идиотина.

– Как она отреагировала на похищение?

– Поначалу она испугалась. Но я не торопился. Я старался вести себя как можно более открыто, искренне. Я иногда вспоминаю тот период наших отношений, и он был прекрасен, так я тебе доложу. Я узнавал ее, она узнавала меня, мы оба открывали друг друга.

– И никаких измен, – сказал Густав.

– Определенно. Я стал доверять ей, как самому себе. А она стала моей женой. Пара, соединенная навек.

– Она знает о том, как она впервые появилась в твоей жизни? – спросил странник.

– Нет. – Кир пригладил волосы, и Густав наконец-то смог прочитать, что же у него было вытатуировано на предплечье левой руки: «Freeman». – Я сказал, что увидел ее случайно и решил, что больше не представляю без нее свое существование.

– И она поверила?

– Естественно.

– А почему нельзя было сказать правду?

Хирург быстро глянул на странника:

– Ты смеешься? Кто бы пошел на такое? Реакция женщины, которой говорят, что ее выбрали для тебя заранее, по четко оговоренному сводному списку из желаемых пунктов, выгодных корпорации, заседающей на Луне, известна любому дураку.

– По крайней мере, это было бы честно.

– Я не люблю честность, если она вредит отношениям!

– Именно поэтому ты и стал принимать таблетки? Чтобы скрыть свое желание рассказать ей правду? – вкрадчиво спросил Густав.

– Что? Какую еще правду? – Хирург взъерошил волосы и широко распахнул глаза.

Сначала странник подумал, что это удивление, но когда прошло не меньше тридцати секунд, то понял, что это подействовала новая порция стабилизатора. С Киром начало твориться что-то непонятное. На лбу выступила испарина, ноздри начали раздуваться, а рот то и дело подергивался, искажая лицо конвульсивными гримасами.

– Думаешь, я не догадался? – воскликнул странник.

– О чем?! Прекрати нести чушь!

– О том, что с тобой происходит в последнее время. Даже я, чужой человек, и то понимаю. А она? Представь, что у нее на душе!

– Перестань говорить загадками! – Кир стукнул кулаком по дивану.

– А я только начал. Это же ваша прерогатива говорить загадками, не так ли? Моя задача заключается лишь в том, чтобы подчиняться. И вот сейчас я, тупой странник, начинаю кое о чем догадываться, складывая отдельные фрагменты в единую картину.

– Что еще за фрагменты?

– Ну… – Странник пожал плечами. – К примеру, то, как похожи наши жизни – моя жизнь и твоя. Вернее, не так. Моя судьба и судьба твоего неродившегося ребенка. Твоя судьба и судьба моего отца. Правильный ход мыслей, а? Плоть легионера, ребенок, отец-хирург. Красивая цепочка!

– О чем ты говоришь? – Кир нервно сглотнул и вжался в угол дивана, словно хотел убежать отсюда как можно скорее, но не мог.

– Я догадываюсь, зачем ты подсел на наркотики, Кир. Я бы, наверное, поступил точно так же. Ты хочешь притупить чувство стыда и брезгливости к самому себе, потому что твой будущий ребенок нужен для того, чтобы стать носителем. Не только передатчика, но и плоти легионера, которую тебе доставил я собственной персоной. Ты уже успел вытащить нужное количество, пока я спал?

– Я… – Хирург беззвучно глотнул воздух широко открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег.

– Одного не пойму. Если ты так мучаешься, медленно убивая себя наркотой, то почему ты им подчиняешься? Что они тебе там наобещали такого, ради чего ты вскроешь голову собственному ребенку и поселишь в него ма-аленький кусочек плоти легионера? Ну не улавливаю я этот момент, извини.

– И не уловишь, – тихо сказал хирург. – Пока я не скажу.

– Так я готов выслушать. – Густав широко развел руками, а затем скрестил их на груди и наклонил голову, сосредоточенно глядя на хирурга.

Тот в очередной раз тяжело вздохнул и отвел взгляд в сторону, едва заметно шевеля губами. Слова давались ему с трудом.

– Когда я рассказывал тебе о плане, в котором ты имеешь место быть, я кое-что недоговорил. На самом деле для МКГ ты потерянный элемент, без каких-либо вариантов возврата обратно. Производственный брак, и ты не вернешься в «Гелиос» ни по собственной воле, ни по воле передатчика, которого внутри тебя, по сути, уже и нет.

– Но во мне есть Легион, так? – спросил Густав.

– Да, – еле слышно прошептал хирург. – И это очень важно. Нам необходимо как можно более плотно изучать Легион, изо дня в день, каждую секунду. Все люди, оставшиеся в живых и имеющие отношение к науке, сейчас только и делают, что работают на этих тварей. В переносном смысле, конечно же. Работают в том плане, что исследуют их самих, последствия и причины их присутствия, исследуют аорты, чистильщиков, мутантов и прочее. Смешно, но «Гелиос» в меньшей мере интересуют странники, цвет нашей новой гребаной нации, ученых больше интересуют муты. Странно, но это факт.

– То есть им плевать на тех, кто остался на Земле?

– Не совсем. С научной и практической точек зрения какой прок от социального устройства нынешнего общества? Когда мы говорим это слово, то помещаем его в огромные жирные кавычки. – Кир показал «заячьи ушки» – по два согнутых пальца на каждой руке. – Все вы, и ты в их числе, лишь выжившие. Приспособленцы. Сорняки с более или менее красивыми соцветиями. Да, у вас появилась какая-то своя культура, система знаков, денег и ценностей. Но это никак не влияет на положение дел. Легион как был, так и остался.

– Мы можем с ним бороться, – сказал странник.

– И как? С помощью пистолетов, ружей и грозных выкриков? Еще раз повторю – это дело науки. Пускай даже военной науки, но никак не дилетантов.

– Так ты ради науки хочешь резать своего ребенка?

– Уже… – Кир задумался. – Не особенно хочу. Ты думаешь, я сейчас разговорчивый из-за таблеток? Нет. Просто это слишком долго сидит во мне. Когда все было в теории, я дал согласие. Да, я согласился! А потом пришел ты. – Хирург гневно уставился на странника, будто ожидая, что тот сейчас начнет его в чем-то обвинять.

Но Густав промолчал, внимательно слушая Кирилла.

– Мне сказали, что если я буду отцом так называемого черного носителя, – Кир нахмурился, – то для МКГ мы будем на особом положении. Все, что есть на данный момент в этом доме, и мои лаборатории – лишь малая доля того, что они могут нам предложить. Когда сын, а я уверен, что у нас родится мальчик, начнет подрастать, то появятся охрана и люди, умные люди, работающие только на нас.

– Ты хочешь комфорта и уюта за счет ребенка? – с нескрываемым отвращением спросил Густав.

– Нет! Я хочу этого для них! Для жены и сына! – В глазах хирурга выступили слезы.

– А без установки передатчика никак?

– Что нас ждет без передатчика? Еще шестнадцать лет абсолютно такой же жизни. Я буду отлучаться на работу, Ира с ребенком – оставаться дома. И, возможно, в один далеко не прекрасный день что-то со мной случится хреновое. И что тогда? Да, вдвоем жить замечательно – ни тебе измен, ни тебе искушений. Но трое – уже другой расклад. Сын, мать и отец.

– И наука, – сказал странник.

– Да, и чертова наука! – Хирург еле сдерживал себя, чтобы не закричать. – Мой сын, и я вместе с ним, сможет изучать Легион. Он научится погружаться в аорту. Он будет понимать этих существ лучше, чем мы, при этом оставаясь человеком. Опыт с тобой доказал, что такое возможно и безопасно.

– Опыт? – Густав невесело усмехнулся. – А о его чувствах ты подумал?

– Что ты хочешь сказать?! Знаешь, я бы с удовольствием сделал тебе пальпацию мозга.

– Чего-чего? – переспросил сбитый с толку странник.

– Это шутка такая, похожая на правду. Медицинская шутка. – Кир неопределенно пошевелил пальцами. – Означает она то, что я с радостью нанес бы тебе несколько ударов в голову, при этом весело смеясь, но не буду. В общем, неважно, не обращай внимания.

– Я тебя бешу?

– Очень. – Кир плотно сжал губы.

– Тем, что хочу выяснить правду? Или тем, что говорю о твоем будущем ребенке?

– Тем, что с каждой минутой я все больше и больше хочу разорвать контракт с МКГ на черного носителя!

– Правда?

– Да. Послушай. – Хирург нервно вытер рот дрожащей рукой. – Если вскроется вся правда, то у меня вмиг не останется семьи. Она перестанет меня любить, такое не прощают.

– Согласен.

– Но как ей объяснить, что я все продумал заранее и что, как бы абсурдно ни казалось все со стороны, это сделает нашу жизнь лучше?

– Никак, потому что ты обманываешь самого себя, а не ее, – сказал странник. – Ты у себя в голове нарисовал идеальную картину. Сын-ученый, папа-ученый, мама-хозяйка. Идеальная семья. Да еще, плюс ко всему, вас уважают и ценят, а твой отпрыск – необычный человек. Человек, который может изменить ход истории. Гений! А может, он сделает это сообща с другими гениями? Скажи, что мешает МКГ надергать по миру определенное количество детей и провести на них пресловутую операцию?

– Ты, – сказал хирург.

– В каком это смысле?!

– В таком, что контейнер с плотью Легиона мог найти только ты. Но дело еще и в том, что плоти мало, ею нельзя разбрасываться. Каждая часть на вес золота. И в МКГ хотят, чтобы черным носителем стал кто-то свой. Ребенок работников «Гелиоса».

– А почему ублюдки, что принимают такие важные решения, не рожают себе детей самостоятельно и не вшивают им в головы передатчики?

– Потому что они на Луне, а ты и контейнер – здесь, на поле битвы. Это удобно для экспериментов. Наш небольшой опыт с аортой показал, что ты оправдываешь прогнозы. И не надо возмущаться. – Хирург в знак успокоения поднял руку. – Да, я отчасти хотел проверить твое поведение на магистрали с научной точки зрения.

– Просто отлично. Что ты еще хотел проверить? Как я переношу боль или сколь быстро заживают на мне раны?

– Вот это, кстати, пытался узнать у меня ты, – заметил Кир. – Но я не улитка, ошибочка вышла. Я самый обычный человек.

– А ты не боишься, что я когда-нибудь перестану быть им, то есть обычным человеком? – спросил странник. – Что когда-нибудь я превращусь в тварь, лишь отдаленно напоминающую человека, и все из-за какой-то штуки в мозгу? – Густав постучал себя по голове.

– Но ведь…

– Что ведь? Ты обрекаешь своего не родившегося пока еще ребенка, хочешь для него мою судьбу, не зная обо мне ничего! Сшил ему распашонку, не сняв размеров! Я даже удивлен, что ты повел меня в аорту, ведь так легко поверить мне на слово и передать в МКГ, что черный носитель умеет путешествовать по магистрали, входить и выходить из нее. Непонятно, правда, как и каким хером, но умеет ведь!

– Ты что, готов ради моего сына добровольно участвовать в экспериментах «Гелиоса»? – спросил Кир.

– Уши-то раскрой! Я пытаюсь донести, что ты не учел множество важных факторов! Что тебя сбило с толку, что отбило нюх? Сытая, удобная жизнь? Или сладкие напевы людей из МКГ?

– Я учел все возможные факторы, – с расстановкой сказал Кир. – Суть в том, что я пока что окончательно не решился на это. До сих пор. Все это знают и ждут, когда у меня родится ребенок, а я продолжаю сомневаться.

– Так откажись, еще не поздно.

– Тогда они уничтожат меня. Нас. – Хирург опустил голову. – Либо придется оставить родных и близких мне людей, отправившись в короткое путешествие в один конец. Хотя не факт, что они оставят в покое Иру и ребенка. Да и от меня не отвяжутся, я все равно не смогу избавиться от стандартного передатчика. Скрываться всю жизнь?

– Тогда пошли со мной, найдем этого беглеца, взломщика, и он сможет нам помочь, – предложил Густав.

– На это уйдет слишком много времени. Если бы мы узнали у Ивана точное местоположение беглеца, тогда бы я, наверное, не раздумывал. Но мы можем найти его через месяц, через год, через… Никогда. На МКГ все просекут. Нет, это нереально.

– Значит? – то ли просто сказал, то ли спросил странник.

– Значит, ты уезжаешь. Но я так и не взял плоть Легиона из контейнера для передатчика. Я даже не трогал его. Какой-то внутренний страх мешает. Будто бомбу в руки взять собираюсь.

– Так оно и есть. Чувства родителя не обманешь, – сказал Густав.

– Что ты мне посоветуешь?

– Теперь уже не знаю. Ты сам вырыл эту яму, Кир. Мне жаль Иру, жаль ребенка, жаль тебя, но из этой ситуации, похоже, нет выхода. Я бы мог взять твою жену с собой и постараться ее защитить, только вряд ли ты согласишься.

– Это не вариант, – сказал хирург.

– Вот именно, что вариантов-то немного. Продолжай работать на «Гелиос», отдавай им силы, жизнь, любовь. Вряд ли ты получишь что-то ценное взамен, но можно придумать себе кучу оправданий, заедая их печеньями. Тем более что твои таблетки такие чудодейственные.

– Хорошо. Ладно. – Кир погладил себя по коленям и закрыл глаза. Голова его покачивалась из стороны в сторону, будто внутри нее кружилась юла, бьющаяся о стенки черепной коробки. На шее пульсировала жила. – Когда ты уезжаешь?

– Завтра утром, если погода будет хорошая. Дашь координаты заправки?

– Да. Я тебя провожу, постараемся выкачать все, что в ней осталось.

– От меня больше ничего не требуется?

– Только одно. – Кир помешкал. – Ты мог бы отвезти контейнер с плотью в Закрытый Город?

Густав напрягся:

– Зачем? И что за город?

– Это космодром. Там оснащенные лаборатории. Им плоть гораздо нужнее, чем мне. Это запретное место, его непросто найти. Сейчас я не могу поехать туда и не очень хочу, если честно. Посылать других опасно, коли рассказать всю правду, а не расскажешь – вообще неизвестно, что тогда приключится. А ты пробыл с талисманом очень долгое время, и ты часть его, как и он – часть тебя. Если ты, Густав, доставишь его в Закрытый Город, то сможешь попросить у них все, что угодно. Все. Что. Угодно, – повторил Кир, просительно смотря на странника.

Но тот не спешил с ответом, прикидывая. В конце концов, ничто не мешало ему доставить столь ценный груз в обозначенный город проездом. Да и отказаться тоже можно. Если же он согласится, то в том случае, если его задница вместе с контейнером не появится в условный момент в Закрытом Городе, на него тотчас будет объявлена охота. Густав понимал, что в МКГ работают люди, которых не интересуют обстоятельства. Им важно конечное действие.

Подписываться на подачку от «Гелиоса», скрывающуюся за звучным словом «работа»? Или получить возможность увидеть тех, от чьих экспериментов якобы зависит судьба и будущее Земли? Получить возможность попасть на космодром? Попасть на Луну? Густав закусил губу. А что, если в Закрытом Городе только и ждут, чтобы начать экспериментировать с ним, а не с контейнером? Запускать в аорту на поводке, кормить с ложечки и показывать разные картинки, интересуясь, что он на них видит с закрытыми глазами.

– Где гарантии, что я получу то, что пожелаю? – спросил странник у хирурга.

– Никаких гарантий нет. Но есть шанс все обставить так, что сначала попросишь и получишь, а потом уж отдашь им контейнер. Не мне тебя учить шантажировать людей. А этих, поверь, шантажировать можно без угрызения совести.

– За контейнер они избавят меня от остаточных свойств передатчика?

Кир в тревоге замахал руками:

– Забудь! Если мы говорим о шантаже, то, попросив такое, ты окажешься полностью в их руках, и никакого диалога!

– То есть им нельзя верить?

– Некоторым можно. Я назову имена. Но нужно быть осторожным. Для меня ты человек. Для них же – опытный образец номер один. Они не станут церемониться, если у них есть на тебя планы.

– И, озвучивая все это, ты продолжаешь настаивать на том, чтобы нанять меня как курьера? – спросил Густав.

– Да. Ведь ты читал сказки, странник? – сказал хирург.

– При чем тут это?

– Вспомни сказки о джиннах. Жадные и глупые люди, потерев лампу, вместо исполнения заветных желаний получали страшную, мучительную смерть. Умные же обставляли все так, что джинну ничего не оставалось, как выполнить их желание в точности. Так вот, люди «Гелиоса» в Закрытом Городе – это злые джинны. Я – жадный и глупый человек. Ты – умный. Хватайся за редкую возможность и не робей.

– Хорошо. Я подумаю, – сказал Густав.

– Без проблем. Времени у тебя сколько угодно. Когда решишь, скажи.

– Решу до утра, как и договаривались. В любом случае я уеду завтра.

– Без проблем, – повторил Кир. – Вольному воля.

На следующее утро была на редкость прекрасная погода. Но страннику пришлось задержаться в Воронеже еще на сутки.