Текст книги "Хирург. Бегун. Беглец"

Глава 21

Густав не спал. Он пытался уснуть, но, после того как он целый час дергался и ворочался под одеялом на мокрых скомканных простынях, окончательно решил, что заснуть не получится. Нужно было просто дождаться, когда организм сам отключится под заунывный шорох морозного ветра за окном.

Странник откинул одеяло. В комнате не было жарко, но его тело пылало, будто его натерли перцовой водкой. Иногда полусонное забытье способно творить чудеса, Густав не раз замечал, что стоит задремать хотя бы на несколько минут, и по пробуждении тебе уже не холодно. Это помогало осенними и зимними ночами. Конечно же, он еще ни разу не сталкивался с такой низкой температурой, как в России, но у хирурга дома было теплее, чем на улице.

Густав перевернулся на левый бок, подоткнув кулаком подушку под щеку.

Хирург открыл ему глаза на многие вещи. Но взамен он отнял спокойствие и какую-никакую, но уверенность в будущем. Хотя бы в том плане, что странник знал, сколько бы лет ни минуло, он по-прежнему будет колесить на корабле, заниматься спортом, слушать тиканье женских часов, висящих на зеркале заднего вида, отстреливаться от мутов и наслаждаться свободой. Вращая рулевое колесо, делать все, чтобы сберечь мир, наполненный привычными вещами.

Странник закрыл глаза и протянул руку вперед, едва шевеля пальцами. Он представил, что ощущает грубую, рельефную текстуру колес. Затем картинка сменилась, и вот уже пальцы касались наполовину стертой, грязной наклейки в виде головы зайца, что находилась на задней части корабля. Еще одна смена кадра, и вот странник на крыше машины, и под напряженными подушечками его пальцев сильно нагретые солнечные батареи.

Он все это знал. Каждую деталь, каждую частичку своего мира.

А хирург пытается вовлечь его в мир внешний. Вытащить, дав команду через передатчик, вживленный в него в далеком детстве.

«Как я вообще мог смириться с этим? – подумал Густав. – Как?»

Он нащупал крестообразный шрам и вцепился в волосы, оторвав голову от подушки, и тут же с силой зарылся в нее обратно.

«Еще недавно я и мысли об этом допустить не мог. А если и мог, то не был таким чудовищно пассивным. Боги, как же так? У тебя в голове силиконовая херня, говорит мне Кир. Ух ты, говорю я, она похожа на презерватив? Ты ли это, странник? Или это давно уже кто-то другой?»

Густав сильно, до рези в глазах, зажмурился, и в абсолютной тьме запрыгали белые точки. Он попытался вспомнить какой-нибудь не слишком важный момент из своего детства, но не получилось. В памяти всплывали только важные, знаковые моменты, забыть которые было вообще никак нельзя.

Тогда он попробовал пролистать время своей юности по отдельным годам. Но, к удивлению, так ничего и не вспомнил.

«Не может быть!» – подумал странник.

Но все обстояло именно так. Любой год, какой бы он ни брал, будь то шесть лет или одиннадцать, не вызывал никаких чувств и образов. Память прожитых лет превратилась в смазанную ленту одинаковых слайдов. Вот они едут, вот заезжают в город, вот выезжают, вот едят, вот спят, вот ищут пропитание, одежду и воду.

Но чем отличался один год от другого, Густав не помнил.

Он провел языком по внутренней стороне нижней губы, ощутив припухлость давнишнего шрама.

«Где я его получил? Когда? Когда бежал, споткнулся и упал? А было ли это вообще? Сколько лет мне тогда стукнуло? С матерью или уже без нее? С отцом или в одиночестве? Я не помню, не помню!»

Странник вскочил, накинул на плечи одеяло и принялся мерить комнату шагами. Прожив около четверти века, он помнил о себе столько же, сколько помнит о себе какая-нибудь плесень или мох. Он абсолютно точно мог бы расписать свою жизнь за прошедшие года три, максимум четыре, но то, что случилось до этого, скрывал плотный густой туман. И туман этот невозможно было рассеять, странник не знал, чем вызвать воспоминания.

– Что, если ничего вообще не было? Что, если меня не было? – потрясенно прошептал он и вскрикнул, потому что, сам того не замечая, рванул волосы там, где находился шрам.

Брезгливо поморщившись, Густав сел и глубоко вдохнул.

– Так, – сказал он себе, – давай размышлять логически.

Его отражение в зеркале ответило:

– Давай.

Странник закрыл ладонями лицо и с минуту молчал, сосредоточенно роясь внутри себя.

– В принципе все не так уж и плохо. Я кое-что помню. Некоторые моменты. Но сколько их? – спросил он у своего отражения. – Можно посчитать на пальцах.

Он раздвинул пальцы и посмотрел через них.

– Да, по пальцам, только ведь между ними пустота. Я помню хлебные крошки, но не знаю, как выглядит весь хлеб. Что со мной происходит? Амнезия? Передатчик? Легион?..

Густав отнял руки и раздраженно сплюнул собственный волос, прилипший к губам.

«Возможно, – подумал он, – что я просто устал. Мне надо хорошенько выспаться, утром на свежую голову я все спокойно вспомню».

– Что же ты хочешь вспомнить? – спросило отражение, и в его глазах отчетливо виделся страх. Ужас кролика, встретившего удава, о котором до этого лишь слышал всякие байки от своих собратьев. Встретившего удава в первый и последний раз в жизни.

«Надо просто вспомнить хоть что-то».

– И что это изменит? Даже если ты что-то вспомнишь, допустим, этого не вернуть, не переделать, не поменять. – Отражение было неумолимо.

«Но в том-то и дело! – Густав отвернулся от зеркала. – Мне не нужно что-то менять, меня элементарно интересует сам факт того, что со мной было, потому что это часть моего „я“. Это часть меня. И я ее потерял. Ведь забытье – почти как смерть, которой ты не заметил».

– А если бы ты и вправду не заметил? Подумай, что бы переменилось тогда? – Отражение умело говорить даже в те моменты, когда Густав его не видел. Это было удобно, но и нервировало. Странник уже жалел, что вызвал его, потому что звучало оно убедительно и казалось совершенно правым.

«Ничего бы не переменилось, я бы просто продолжал жить».

– Ну, это как правила языка – если часть предложения можно опустить, то к черту эту часть предложения!

«Нет такого правила».

– А ты представь, что есть.

Густав сорвал одеяло с плеч и швырнул его в зеркало. Одеяло повисло, зацепившись за угол, закрыв отражение, но голос остался. Внутренний голос, Густав это ясно понимал, зная своего извечного собеседника так же хорошо, как и корабль.

– Ты зациклен, странник! Живи проще! – глухо крикнуло отражение.

«Я не могу проще!»

– К черту «не могу»! Просто вспомни что-нибудь хорошее, вспомни: когда ты нарушал собственные правила, разве это не было прекрасно, разве ты не чувствовал себя счастливым?

«Я не могу ничего вспомнить, неужели тебе не ясно?»

– Чушь! Меня-то ты помнишь, такое не забывается. И это тоже часть ребуса, потому что твой мозг, странник, работает как следует. К чему удерживать в себе то, чего давно нет? Если это и было тобой, твоей жизнью, то это была скучная жизнь, ненужная. Вспомни, как ты помогал незнакомым людям. Или когда сказал Еве, что любишь ее. Помнишь? Это ведь прямое нарушение твоих правил!

В одеяло на зеркале с внутренней стороны ударил бесплотный кулак, всколыхнув его, и костяшки проступили под белой тканью, тут же исчезнув.

«Это вышло случайно, – подумал Густав. – Я помню случайности. Я никому не помогаю, никого не люблю, я уже сто раз пожалел, что это было со мной».

– Упертый ты мудак.

Одеяло неожиданно соскользнуло с зеркала. Густав подошел и поднял его, снова накинув на себя. Посмотрел на отражение – оно молчало, так же, как и он, глядя серыми глазами в его серые глаза.

«Спрятался?»

– Спрятался?

Все, сеанс окончен, можете сдавать 3D-очки. Умное отражение исчезло, его место заняла тупая копия, способная лишь повторять движения странника. А это означало, что диалог пришел к логическому завершению, доводы исчерпаны, остались лишь оскорбления и ругань. Уж он-то знал!

Странник накрылся одеялом с головой, как монах, и подошел к окну. Пальцы на ногах замерзли, и он по-детски поджал их. Из окна были видны его заснеженный корабль, чернильные очертания домов, искрящийся фейерверк мелкого снега, который ветер сдувал откуда-то и легкими вихрями проносил мимо.

Густав протяжно зевнул.

По белому снегу пробежало какое-то мелкое темное животное, возможно кошка. Потом еще четыре, сплоченной цепочкой. Они обогнули корабль, оставляя следы, и исчезли в подвале дома напротив.

Все-таки кто-то в этом городе жил, не боясь магистрали. Густаву приятно было это осознавать, потому что, каким бы он ни был одиночкой, факт того, что ты находишься в действительном мертвом, абсолютно пустынном городе, его не воодушевлял. Опустошенная планета на самом деле опустела, сильно, местами выскобленная до кости, но жизнь в малых количествах теплилась практически всюду. На оси же аорт ее фактически не осталось.

И как Ира еще не сошла с ума? За хирурга странник не беспокоился – у него есть любимая работа. А вот у жены, что было у нее? «Козотрепка», стрекоча винтами, уносилась прочь на долгие часы, и Ира оставалась в одиночестве на многие километры вокруг. Дикие кошки – отличная компания, если хочешь свихнуться в сжатые сроки.

Странник еще раз зевнул и направился к кровати. В этот момент дверь комнаты распахнулась, и в нее ворвалась та, о которой он размышлял еще секунду назад.

– Он умирает! – Ира смотрела на пустую кровать.

Он не мог разглядеть ее лица, так как свет падал из коридора, но по голосу явно чувствовалось, что девушка не в себе.

– Кто умирает? – щурясь, спросил странник. – Мы же похоронили его, тебе кошмар приснился, Ир?

Девушка медленно повернула голову к страннику.

– Кир умирает, – сказала она. – С ним что-то страшное.

– Твою мать, – выпалил Густав и уронил одеяло.

Он остался в одних трусах, но Ира не обратила на это внимания. Пока он в спешке натягивал на себя одежду, она стояла в дверях, отколупывая краску с металла. Когда Густав собрался, на двери уже красовалось пятно.

– Где он? – спросил странник, выбегая в коридор.

– У себя, наверху. Я уснула, а когда проснулась, его рядом не было. Поднялась, а там…

Ира спешила за Густавом, который, естественно, бежал быстрее. Бежал, как только мог, оставляя позади многочисленные ступени, пролеты, ступени, пролеты, и вот она – приоткрытая дверь мастерской.

Он ворвался туда, тут же вспыхнули автоматические лампы освещения, и первым, что увидел Густав, был хирург, лежащий возле диванчика. Хирург был бледен как полотно, и под его головой растекалась малоприятная лужа рвоты.

Странник проверил пульс – он бился слабо, еле прощупывался.

– Принеси воды, – приказал он Ире. – Холодной. И быстрее.

Она убежала, а он поднял Кира, прислонил его к дивану и приоткрыл ему рот. Оттуда вылилось еще немного желтой жидкости вперемешку со слюной. Язык вроде бы находился на месте, удушение хирургу не грозило.

Странник встал, оглядываясь в поисках какой-нибудь подушки, которую можно было бы подложить под шею хирурга, как тот вдруг икнул и открыл глаза, осмысленно смотря на Густава.

– Привет, – сказал он. – Выпить хочешь?

– Что? – От неожиданности странник улыбнулся. – Выпить? А тебе не много?

– Я не пил. – Хирург почесал предплечье и тоже улыбнулся, раздвинув грязные губы и обнажив не менее грязные зубы.

– Тогда что? Таблетки?

– Да.

– Тебе очень плохо? Что нам нужно сделать? Как помочь? Мы ведь не знаем, это ты доктор.

– Ничего не надо делать. Только убери этих тварей.

– Каких еще тварей? – удивился Густав.

– Этих. – Кир поднял руку и шумно подул на нее. – Ненавижу насекомых.

Странник внимательно осмотрел руку Густава.

– Тут ничего нет, – сказал он.

– Ты слепой хрен что ли? Они уже по тебе ползут! – взвизгнул Кир и ударил странника по пальцам. – Тараканы! Ебаные тараканы забрались мне в одежду!

Он вскочил и принялся отряхиваться. Координация движений была явно нарушена, поэтому весьма увесистые шлепки и удары доставались всем частям тела, включая лицо и, конечно же, недавно полученные в аорте раны.

– В глаз! Оно мне в глаз залезло! – заверещал хирург и вцепился в верхнее веко, с силой оттягивая его.

Густав, поняв, что дело приняло критический оборот, бросился на Кира, выкручивая ему руки, но хирург оказался на удивление сильным, несмотря на недавний обморок.

Угомонить его удалось только с третьей попытки, когда странник завел Киру руки за спину и швырнул животом на диван, упершись коленом в спину. Хирург, не поместившись на диване полностью, свесил голову и вцепился зубами в обивку, исступленно крича, что чертовы тараканы уже шуруют в его заднице и вот уже щекочут усиками член, приступая к проникновению в уретру.

– Сбей их с меня! – тоскливо промычал он. – Не мучай.

– Это галлюцинации, успокойся, – сказал Густав, в первую очередь стараясь успокоить себя, чтобы не применить к извивавшемуся хирургу чрезмерную силу и не сломать ему что-нибудь.

– Галлюцинации? – спросила перепуганная Ира, вернувшаяся с двухлитровой бутылкой воды и стаканом.

– Да, твоему мужу будет что рассказать. А теперь дай мне воду.

Странник сжал бутыль и выплеснул в лицо и за шиворот Кира порцию холодной воды. Тот вскрикнул и замолчал.

– Ну что? Все, теперь нет тараканов? – Густав грубо прошелся ладонью по волосам и шее хирурга, как будто мыл их. – Я их больше не вижу, а ты?

– Точно смыл?

– Да, абсолютно. Жена твоя подтвердит.

– Хорошо, тогда отпусти.

Густав медленно встал с Кира. Тот поднялся, потирая поясницу, и сел на диван, внимательно осматривая себя, особенно одежду, всю целиком, вплоть до штанов и носков.

– Вроде бы нет, – сказал он наконец и счастливо улыбнулся. – Вы спасли меня.

– Слава богам. – Густав отпил из бутылки и поморщился от холода, сведшего зубы, затем протянул бутылку Киру.

Тот отхлебнул, и его тут же стало трясти. Ира, севшая рядом, обняла его за плечи, но хирург, казалось, этого не заметил, внимательно смотря в противоположный угол комнаты.

– Что с ним случилось? – спросила Ира.

Густав хмыкнул.

– Думаю, он позже сам тебе расскажет. Да, Кирилл?

– Да, – рассеянно произнес хирург. – А вы мне не расскажете, что у нас в доме делает легионер?

– Кто? – в один голос удивленно спросили Густав и Ира.

– Легионер. Вон там. – Палец Кира уперся в пустой угол. – И он… растет.

– Растет? Ладно. – Странник сел с другой стороны и тоже положил Киру руку на плечо. – Итак, что ты видишь? Легионер, который становится больше?

– Больше. И меньше. Больше. И меньше. – Голова хирурга моталась, как при просмотре теннисного матча.

– Ты можешь не смотреть на него?

– Он пялится прямо на меня. Грозит кулаком. Или что это у него? – Кир прищурился и подался вперед. – Да, кулак, определенно. Как моя голова.

– Господи, – прошептала Ира, – зачем вы сунулись в аорту? К чему были такие сложности? Он сошел с ума, я это предчувствовала.

– Если и сошел, то совсем ненадолго, – сказал Густав. – Я уже сталкивался со съехавшими с катушек людьми. К ним нужен особый подход. Это особого рода люди.

– Особого рода люди? – повторила Ира.

– Наркоманы, алкоголики. Те, что любят изменять свое сознание.

– Но Кирилл нормальный!

– Ты кое-чего не знаешь. У него белая горячка.

Густав подошел к письменному столу, взял с него планшет с пером и поднес к хирургу, щелкнув у него перед глазами пальцами.

– Эй, смотри сюда. – Он чуть ли не насильно всучил Киру планшет. – Ты можешь нарисовать легионера, которого видишь в том углу? Хотя бы примерно?

– Да, – кивнул хирург.

– Тогда приступай.

Странник откинулся на спинку дивана, а Ира наклонилась к мужу, внимательно разглядывая, что он выводит пером на белой поверхности. Художество отняло минуту, не больше, в итоге получился черный ураган спутанных линий, в которых явно проглядывались два глаза и тот самый кулак, что сильно беспокоил хирурга.

– Отлично, – искренне сказал странник. – А теперь мы сделаем вот что. Я знаю о Легионе гораздо больше, чем ты. Согласен?

– Д-да. – Побледневший Кир попытался отодвинуть от себя планшет, будто и он таил угрозу, но Густав не позволил ему этого сделать.

– И я знаю, где у них слабые места. Хочешь, я расскажу тебе важный секрет и ты избавишься от легионера?

– Это реально? – с надеждой спросил хирург.

– Естественно! Вот что ты должен сделать: возьми сотри то, что нарисовал. Если стереть все, до последнего пикселя, то легионер исчезнет. Это их ахиллесова пята. Ты, нарисовав его с натуры, заключил его… м-м… сущность в… э-э… планшет. И она с того момента в твоей власти. Есть желание убить эту тварь?

– Да! – рьяно крикнул Кир и начал стирать рисунок, чересчур сильно надавливая пером на матовую поверхность плоского электронного мольберта.

Когда там вновь образовалось белое поле, он смешно и карикатурно вытер пот со лба, как это делают в плохих театральных постановках. С той разницей, что Кир на самом деле весь взмок.

У него полопались сосуды в глазах, и теперь они, окаймленные красной паутиной, цепко оглядывали комнату в поисках коварного легионера.

– Никого? – с тревогой спросил Густав.

– Никого! Исчез, на самом деле исчез! – ликующе воскликнул Кир.

– Так и должно быть. Сейчас тебе нужно поспать, чтобы… гм… восстановить энергию, которую высосала эта тварь. Это обязательное условие!

Кир послушно закивал и в благодарность потряс руку странника, обхватив ее двумя ладонями. Ира тотчас увела его в их общую спальню, а Густав остался в мастерской один. Он встал с диванчика, аккуратно обойдя зловонную рвоту на полу, и встал в углу, который так интересовал Кира.

Конечно же, в углу ничего не было, кроме паутины и приличного слоя пыли на стенах. Но проверить не мешало, ведь Ира высказала дельную мысль об аорте: вдруг они притащили оттуда что-то чужеродное? Странник ни капли не сомневался, что дело обстояло иначе и странное поведение Кира объяснялось банальным передозом, не стоило ему есть столько наркотиков, запивая их алкоголем.

Густав не соврал, когда сказал, что уже сталкивался со «съехавшими». В одной из гостиниц для странников вместе с ним жил бродяга, не только передвигавшийся на колесах, но и употреблявший их. Густаву повезло оказаться рядом с ним в тот вечер, когда ему вдруг стало плохо. Этот несчастный парень кричал, что его жрут изнутри маленькие колючие звезды, потом пытался соскрести их с языка ножом, а напоследок упал на пол, якобы придавленный потолком обрушившегося дома.

Хозяин таверны, Густав не помнил его имени, спас этого сорванного с резьбы странника, казалось бы, совсем простым, но необычным способом. Он начал расспрашивать, что тот видит, и записывать показания на листок бумаги. А затем, порвав его, сказал, что тем самым разрушил магию.

Обезумевший странник в это поверил. И приступ прекратился.

Уже позже, спросив у хозяина, в чем же дело, Густав узнал, что малость свихнувшиеся под «белочкой» люди очень восприимчивы к внешним авторитетам. Им можно внушить практически что угодно. Первым делом они сами себе внушают что-то фантастическое, но праведное дело других людей объяснить им, посредством их мира и языка, что все в порядке. Все закончилось, парень. Очнись!

В большинстве случаев подобный метод действовал безотказно. Подействовал и сейчас.

Вернулась Ира, принеся скомканную половинку листа, на котором были написаны три имени и какие-то цифры.

– Он передал это тебе, – сказала она, зябко кутаясь в черную толстовку с золотистыми застежками.

– Что это?

– Люди, которым ты можешь доверять в Закрытом Городе. И координаты. Просто вбей их в навигатор.

– Я знаю.

– Тебе нужно будет отыскать в Городе кого-то из этих троих и передать им контейнер. Только им. Кир сказал, что, если свяжешься с кем-то другим, никаких гарантий и вряд ли ты выберешься живым.

– Будет сложно найти их в городе, где много людей.

– Сложно. – Вежливая улыбка едва тронула уголки губ девушки. – Но ты уж постарайся. Ты – часть его работы, можно считать, в какой-то степени партнер.

– Не то чтобы я доволен.

– Честно говоря, я бы вообще не советовала тебе туда ехать, – вдруг выпалила Ира.

Густав недоуменно посмотрел на нее.

– Это очень скользкая дорожка, – сказала девушка. – Если у тебя возникнет возможность, то уходи, брось все и забудь о нас, мы как-нибудь справимся. Не нужно лезть куда-то против своей воли, ни к чему хорошему это не приведет, странник. Ты погибнешь. Все погибнут, рано или поздно, но не приближай смерть намеренно. Я хочу сказать тебе спасибо за мужа, ты помог ему. И не раз. Но завтра ты уйдешь. Не будь дураком, уйди от МКГ навсегда.

– Слишком поздно, – сказал странник, аккуратно складывая бумажку с контактами вчетверо.

– Думать никогда не поздно.

Ира помолчала еще немного, затем развернулась и ушла.

Странник, в сотый раз в своей жизни, остался один. Широко открыл рот, пытаясь зевнуть, но никакого удовольствия от этого не получил и, уж тем более, не захотел снова спать.

Эта ночь была для него окончательно потеряна.