Текст книги "Хирург. Бегун. Беглец"

Со стороны Густав и Дмитрий выглядели как два приятеля. Они, мирно беседуя, сидели за столиком посреди пустой дороги. Солнце заливало одичавшее пшеничное поле жаркими лучами, птицы щебетали. Ветви деревьев изредка поскрипывали, потревоженные теплым ветром, и тут же затихали.

Сейчас вся планета будто впала в послеобеденный сон. И если бы к ним вышел олененок на несуразно длинных ногах, с влажными глазами и чуткими ушами, то странник, пожалуй, и не удивился бы.

– Так что ты обнаружил в общине? – спросил он у кукловода.

– Что беглеца и след простыл. Но сигнал по-прежнему вел в общину. Поначалу я хотел с ними договориться, но потом понял, что бесполезно. Разве отдали бы они такие важные вещи незнакомцу?

– Зачем им очиститель?

– О, если что-то нужно хотя бы одному человеку, то это автоматически становится нужным всем. – Дмитрий с сожалением убрал табачный мешочек во внутренний карман плаща. – И я был зол. Очень зол. Чертов беглец снова обвел меня вокруг пальца. Нет, даже не вокруг пальца. А провел около своего члена да еще напоследок воздушный поцелуй послал. Поэтому я, наткнувшись на бравых ребят под устрашающими флагами, заключил с ними сделку.

– Выгодную вам, но погубившую общину.

– Им не следовало доверять первому встречному, то есть беглецу. Я вообще советовал бы никому никогда не доверять. Потому что благие намерения могут повлечь за собой уйму неприятностей. А когда тебе раскроят череп, когда ты будешь захлебываться собственной кровью, вспомнишь ли ты о том хорошем, о чем думал вначале? Нет. Я отношусь к благим намерениям скептически.

– Но ты был со мной откровенен – чем это не достойный поступок? – возразил странник.

– Кто сказал, что это тебе поможет? И разве я тебе все рассказал? Да и не по своей же воле я это сделал, а так, ради бартера.

Кукловод вдруг наклонил голову, зачмокал, и изо рта его потекла тягучая струйка слюны. Он сплюнул себе на руки и принялся энергично втирать слюну в два пришитых пальца.

– Опять ноют, сосиски хреновы, – пояснил он. – Сегодня ночью будет сильная гроза. Приятно, конечно, что я это знаю, но боль такая, будто их к трактору прицепили и потянули.

Густав, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на безоблачное небо:

– Как-то не похоже.

– Поверь мне, этой ночью ты раз или два точно проснешься от грома. В корабле не опасно, но я вот не люблю ночевать в нем в непогоду. Первобытный страх какой-то от молний, громов, ветра. Чего боюсь, того боюсь, скрывать не буду.

– Ладно. Ты знаешь, где сейчас беглец?

– После того как он избавился от очистителя, можно лишь гадать. Я бы с удовольствием повидался с ним, чтобы выпустить его предательские кишки наружу, но, видимо, не судьба. Лучше сосредоточиться на настоящем, на том, что происходит здесь и сейчас. Ты ведь тоже заметил, что мы скоропостижно кончаемся? Что наши жизни утекают в черную дыру, которой нет предела?

– Нет, – сказал странник. – Моя жизнь в моих руках.

– Смешной ты парень. У нас любят веселых. Не хочешь стать кукловодом?

– Пока у меня есть дела поважнее.

– Да не может быть! – Кукловод удивленно присвистнул. – Подключив свою телепатию, я делаю вывод, что ты – ищешь беглеца!

– И не только.

– Но если положить на чаши весов все твои дела на данный момент и беглеца, что перевесит?

– Последний, – не раздумывая, ответил Густав.

– То-то и оно. Твоя главная ошибка в том, что ты стараешься избавиться от преимущества. МКГ сделала из тебя монстра, но чем хороши монстры? Тем, что они могут рушить, громить, убивать. Они сильнее обычных людей. И ты сильнее, сам это знаешь. Но боишься себя.

– Еще сегодня утром мне сказали, что моя главная проблема в том, что я ничего не понимаю. Теперь ты говоришь, что я боюсь сам себя. Наверняка еще кто-то скажет, что я псих и недоносок. И я скорее поверю третьему, чем тебе. Потому что раньше я жил спокойно и размеренно, не вдаваясь в подробности. А когда стал… – Густав подумал и щелкнул пальцами, – детализировать, то понеслось. Все не так, я не так, это не так, жизнь не так.

– А ты хотел просто жить, черный носитель? – вкрадчиво спросил кукловод, кинув на странника взгляд исподлобья.

– Да.

– Боюсь, что курорт отменяется. Тебе было бы легче, если бы ты сдох, задай себе вопрос на досуге. А пока живи и мучайся, тонкая и ранимая душа. Если пожелаешь вступить на правильный путь, то кукловодов можно найти в любом мало-мальски крупном городе. Под землей. Подальше от магистралей, Легиона и спутников МКГ.

– Такого не случится.

– Не зарекайся. Как говорил мой отец, кто зарекается, у того хер не залупается. А это страшная болезнь, парень, фимоз называется.

– Учту.

– Аудиенция закончена, я могу идти?

– Да. – Густав посмотрел на часы и встал. – Куда в принципе мог отправиться беглец? Может, он что-то говорил?

– Ничего он не говорил, молчал, как слепая рыба со дна Марианской впадины.

Кукловод одним движением с лязгом схлопнул столик и засунул его себе под мышку, как альбом художника. Очиститель все еще был на его голове. Гекс потянулся и, широко зевая, поднялся с земли, потирая поясницу.

– Вы же дружили! Какие-то цели, мечты у него были? – безнадежно уточнил странник.

– Мечты? – Дмитрий задумался. – Была у него одна мечта – жить у моря. Но если бы он действительно этого хотел, то перебрался бы туда еще во времена службы на МКГ.

– Многие хотят к морю, – заметил странник.

– Только не я. Из-за этих многих и жары там слишком шумно. Мне больше по нраву муты – беспрекословные солдаты. Бойцы, которые меня боготворят. Глядя на меня, они думают, что я один из них. Это разжигает их энтузиазм, как кузнечные меха пламя. А мне приятно. Круто быть генералом, парень. – Кукловод протянул руку страннику, и они обменялись рукопожатиями. – Приятно иметь с тобой дело.

– Мне тоже. Только не люблю, когда меня вербуют.

– Привыкай.

Дмитрий улыбнулся и пошел к своему кораблю. Потом неожиданно остановился, обернулся и сказал:

– Чуть не забыл.

Он сунул руку в карман, вытащил револьвер и выстрелил в Гекса. Все произошло настолько быстро, что странник даже ничего не успел сделать. Но когда шок прошел и пороховое облачко развеялось, револьвер кукловода снова лежал в кармане плаща.

– Но-но-но! Не нервничай, странник! – сказал он. – Я просто убрал лишние уши. Он не спал, разве ты не заметил? Все это время он подслушивал. К сожалению для него, я это засек. Он был не тот человек, которому можно доверять что-то серьезное. Продастся сразу же.

– Но он же человек, неужели тебе его не жалко?!

– Как человека? – Кукловод закатил глаза. – Жалко! А вот как болтливого языка – нет.

– Ты бы мог просто сказать, чтобы он ушел, и все! – с яростью крикнул странник.

Кукловод пожал плечами и усмехнулся:

– Какая разница? О нем никто плакать не станет. Скажи спасибо, что я не пришил другого твоего друга и тебя заодно. – Он развернулся и зашагал к машине. – И не смей стрелять мне в спину, это будет нечестно!

Странник, стиснув зубы, отвернулся.

Гексоген лежал на липкой от крови траве. Той траве, на которой он еще совсем недавно спал и видел сны. Или подслушивал, если верить кукловоду. В сгустке крови увязла божья коровка, она увлеченно гребла свободной левой стороной, стремясь вырваться. Широкая рана в груди пирата еще слегка дымилась, резко воняло паленой плотью.

Птицы, встревоженные выстрелом, дружно снялись и с шумом улетели прочь. Теперь слышен был только треск кузнечиков да заведенный двигатель корабля кукловода. Затем он газанул, выпустив столб сизого дыма, развернулся и проехал мимо Густава по обочине, пару раз пронзительно посигналив. Сушеная голова на флагштоке тоже как будто прощалась, раскачиваясь вместе с подвеской на выбоинах, в которые проваливались колеса машины.

Едва корабль кукловода взобрался на шоссе, как из пиратской машины вышел бегун. Он посмотрел вслед удалявшемуся кукловоду и сказал, указав на Гекса:

– Я все видел. Оно того стоило?

– Чего именно? – растерянно спросил Густав.

– Смерти этого пирата. Если да, то я спокоен. Если нет, то я зол и рассержен. На самом деле я зол вне зависимости от того, стоило оно этого или нет, если ты хочешь знать, странник.

– Стоило. Да, стоило.

– Ты узнал, где беглец?

– Нет.

– Тогда, черт возьми, о чем ты беседовал с этим отморозком?!

– О многом. Я расскажу позже.

Странник прошел мимо бегуна, взобрался на пиратский корабль и сдернул черный флаг с пыльным черепом. Он накрыл им Гекса, как смог. Вернее, укрыл то, на что хватило ткани, – голову и торс.

– Как ведет себя другой, ты проверял? – спросил странник у бегуна.

– Спит.

– Уедем, не станем его будить. Проснется, сам разберется.

– Даже рассказать ему не хочешь?

– Нет, это его проблемы.

– Правильно. В конце концов, кто, если не он, уничтожил целую общину? – согласился Руслан.

– Да. И мне страшно из-за того, что я сейчас чувствую.

– А что ты чувствуешь?

– Жалость. Никогда еще так тоскливо на душе не было. И откуда она взялась? Жалость к тем, кто умирает, кто убивает, кто гибнет, кто получает увечья или сходит с ума. То есть ко всем. Легион нарушил равновесие, вылив на нас чистой воды безумие – бесконечную свободу. И сейчас мне жаль даже себя. Потому что я делаю не то, что следовало бы.

– Например, вышибаешь людям зубы молотком? – предположил бегун.

– И это тоже.

– В твоих силах все это прекратить. Начни хотя бы с себя.

– Я не смогу. Никто не сможет, пока этот мир и порядок существуют, пока не пришел новый закон. Даже овца, если ее забросить в стаю волков, начнет брыкаться и бодать всех подряд, чтобы выжить. Выжить, а не съесть сырого мяса. Я не овца. Но и не волк. Мне даже… – Густав замолчал.

Бегун хмуро посмотрел на него, с неохотой признавая, что ощущает себя священником на душещипательной исповеди молодой девушки, у которой по-настоящему было десять парней, но каким-то образом вышла она замуж девственницей.

– Что – даже?

Странник тяжко вздохнул:

– Мне даже думать об этом трудно. Я сочувствую головорезам, убиваю нормальных людей и ищу что-то непонятное. Грязь, мразь, власть. Несправедливость хренова, в этих вечных часах что-то сбилось, шестерня запала. В голове не укладывается. Моя голова, вместившая в себя кусок легионера, – быть может, его задницу или левое яйцо, – не в состоянии переварить то, с чем я жил много лет. Как будто я что-то забыл, а вот теперь вспомнил. Или не как будто. Это очень смешно.

– Это не смешно, это называется моральными принципами.

– И что у меня с ними не так?

– До сей поры у тебя их просто не было, память тут ни при чем.

Бегун обнял странника за плечи и встряхнул.

– Поехали, – сказал он. – Нам еще есть о чем рассказать друг другу, но сделаем это по дороге. Как ты добрался до «Белого шторма»? У меня не очень весело вышло, ты не поверишь. И у тебя работает кондиционер? А то жара эта уже раздражает.

– Кондиционер пошаливает иногда, – ответил странник. – Все никак не починю.

Глава 33

– Я думаю, что у нас получится отличный пикник на обочине, – сказал Густав, разжигая костер.

Корабль стоял посреди дороги, левыми колесами на разделительной полосе. Он был чисто вымыт, двери были распахнуты, чтобы теплый летний ветерок мог беспрепятственно залетать внутрь. Солнце садилось, заливая редкие облака насыщенным бордовым светом. Где-то на той стороне реки с крыши одной из многоэтажек поднимался дым, но до него сегодня добраться не было никакой возможности, потому что странник и бегун столкнулись с действительно сложной проблемой – переправой через широкую реку.

Когда-то здесь был мост, но в момент Большого Взрыва в него врезался пассажирский самолет, взлетавший с расположенного неподалеку аэродрома. Падение вышло настолько удачным, насколько вообще может быть удачной катастрофа, – лайнер лишь частично повредил мост. Он занимал собой приблизительно треть моста, встав на покореженных сваях, как на постаменте, и упершись носом в бетонный устой, а хвостом расположившись по направлению к противоположной стороне реки.

Со временем он все больше и больше проседал, поврежденный металл ржавел, теряя прочность и устойчивость, но самолет пока еще держался. Это говорило о том, что через реку вполне возможно перебраться. Пешком, но не на корабле.

Поэтому странник решил заночевать здесь, устроив шикарный ужин из всего, что они нашли в городе. Толстый освежеванный дикий кролик был нанизан на заостренную гибкую ветвь и лежал в стороне, дожидаясь своего часа.

Густав взял кроличью тушку и положил ее рядом с костром на распорки, служившие в свое время щеколдами для больших хозяйственных амбаров. Ждать, когда огонь прогорит, он не хотел, и кролику, подстреленному часа два назад прямо на улице города, предстояло томиться рядом с трещавшим костром до полного приготовления. Взболтать, но не перемешивать, как гласила народная мудрость.

Бегун вытащил из рюкзака куртку, сложил ее вдвое, постелил на землю и сел. В руках у него был железный шар с водой на цепочке из непроводящего сплава. Руслан нашел этот чудесный походный чайник в спортивном супермаркете на выезде из города. Он бросил шар в костер, чтобы речная вода вскипела, с хрустом разорвал зубами обертку сухой лапши и высыпал ее в кружку. Затем проделал то же самое со второй упаковкой, в которой был картофельный порошок с кусочками чего-то непонятного, и отставил кружки в сторону. Странник сел на землю рядом с ним так, чтобы можно было поворачивать кролика.

– Ты уже придумал, как перетащить корабль на ту сторону? – спросил бегун, щурясь от дыма, который на них погнал переменившийся ветер.

– Я думаю над этим.

– И какие мысли?

– Не самые радужные. Вброд реку не преодолеть. Через нее и вплавь трудно перебраться. Нужно искать другой мост, либо бросать корабль, либо оставаться здесь, забив на все.

– А на что – на все? Ведь ты идешь на юг не для того, чтобы отдать плоть Легиона людям из МКГ?

Густав перевернул кролика. Кровь на одном его боку уже начала темнеть и запекаться.

– Я бы сказал, что не только для этого.

– Понятно. Но вдруг ты не найдешь беглеца? Вдруг его уже нет в живых?

– Тогда я поторгуюсь с «Гелиосом». Удалить маленькую часть Легиона из меня и получить взамен большую – разве это не хорошая сделка?

– Вот оно что. Я не подумал.

– Я давно все обдумал. К чему бы я понес, как собачонка, в Запретный Город то, что когда-то отравило мою жизнь? В нашем мире нет места геройству, и у меня в этом деле своя выгода.

Чайник, лежавший в огне, начал медленно краснеть, словно созревающее яблоко, которое сняли на камеру, а потом ускорили пленку в несколько десятков раз. Это означало, что вода скоро закипит.

– Но существует одна проблема. Я отдаю себе отчет в том, что хирург мог мне соврать, только слова его звучали правдоподобно. Он сказал: если они залезут внутрь, – Густав постучал себе по лбу, – то обратного пути не будет. Я могу проснуться, если вообще проснусь, полным дебилом или придурком, и меня оставят в МКГ в качестве белой крысы для экспериментов. Или сделают что-то еще, черт их разберет, засунут в задницу зонд, как при геморрое, и будут управлять мною через него.

Бегун задумчиво взял из стакана сухой лапши и пожевал ее.

– Ты бы хотел, чтобы я тебе помог найти беглеца и избавиться от передатчика? – спросил он.

– А ты этого хочешь? – удивленно поинтересовался странник.

– Стал бы я с тобой связываться, Густав? Стал бы я смотреть, как ты разбиваешь человеку лицо молотком, стал бы пробираться через Край висельников, стал бы сидеть сейчас здесь с тобой и слушать, как ты планируешь найти и обрести свободу, не зная, как это правильно сделать?

– Но я думал, что нам просто по пути. Тем более через реку в данный момент можешь перейти один ты. Зачем обрекать себя на потенциальные… лишения что ли, я не знаю. Это же риск.

– Я всю жизнь рискую. Не разбрасывайся людьми, Густав, мой тебе совет. Не разбрасывайся.

– Да я и не…

– У тебя есть друзья? – неожиданно перебил его бегун.

– Есть. Вернее, были. Приятели, знакомые.

– А ты любил кого-нибудь?

– То есть? К чему ты клонишь?

– К человеческим взаимоотношениям. Человеческим, понимаешь? Тебе никогда не хотелось трахать кого-нибудь и плакать? Одновременно?

– Нет.

– А мне вот хотелось. Кажется, это была любовь.

В ярко-красном шаре приоткрылся клапан, из него повалил пар, и чайник засвистел. Бегун подтащил его за цепочку, затем продел ее же через кольцо возле короткого горлышка с крышкой, и получилась своеобразная ручка. Если потянуть за свободный конец, сосуд можно было наклонять, чтобы разливать воду.

Руслан налил кипятку в каждую из кружек по края и прикрыл сверху несколькими пластиковыми тарелками, вложенными друг в друга, чтобы лапша и пюре настоялись, положил сверху для тяжести по камню, в одном из которых угадывался оплавленный корпус сотового телефона.

– Я вот любил, Густав, – продолжил он. – Милую девушку, ты не подумай, что я к тебе между делом тихой сапой клеюсь. Речь не об этом.

– Ну, слава богам, – выдохнул странник.

– И в друзья к тебе не набиваюсь. Я просто веду к тому, что одному быть плохо. Никто тебя не спасет, не прикроет. То, что говорят, мол, умираешь все равно в одиночестве, полная ложь. Какое одиночество, если рядом есть тот, кто хочет тебя выручить. Это помогает, действительно помогает.

– Черт, а ты точно не гомик?

Странник в шутку отодвинулся от бегуна, но тот лишь досадливо отмахнулся, едва не опрокинув свою кружку с вермишелью.

– Дослушай до конца.

– Я не хочу до конца! – Странник рассмеялся. – Зачем мне твой конец?

– Это невыносимо, твою мать! – взревел бегун. – Заткнись и слушай!

– Хорошо!

Густав выплюнул соломинку и снова перевернул кролика, с которого уже капал золотистый жир.

– Я любил прекрасную девушку. Потом она умерла, так бывает. На моих руках, так бывает реже, но… У нас был домик, почти у моря. Это хреново море – мое прошлое. Я ушел оттуда слишком давно, чтобы это было правдой. Она умирала. А я смотрел в ее глаза и ничего не мог поделать. Чем медленнее становились ее вдохи, тем чернее становился для меня этот мир. И я принял решение, что уйду вслед за ней. Но я не сдержал слова. Я ушел, да, но ушел из тех мест. Убежал. И теперь я возвращаюсь назад. Хочешь ты этого или нет, но наши пути пересеклись. А я верю в знаки.

– То есть это, типа, судьба?

– И ни слова сочувствия хотя бы из вежливости? Ладно, забыли. Это, типа, взаимовыручка, странник. Если у нас одинаковые направления, почему бы не объединиться, хотя бы ради общего блага?

– Мысль дельная. – Странник придавил ботинком вылетевший из огня уголек. – Но ты же осознаешь, что мы автоматически все должны делить пополам? То, что я могу, сам того не ведая, стать поперек горла многим важным людям. И не только людям. И это будет не потерянная любовь, Руслан. Речь идет о твоей жизни.

– Однажды я ее уже потерял. Теперь найти бы.

– Уверен? Шансы невысоки, но они есть. По крайней мере, люди, с которыми я дружил, от этого, насколько мне известно, не умерли. – Густав улыбнулся и вытер заслезившийся от дыма глаз. – Вместе так вместе. Веселее и практичнее. А то я уже стал сам с собой разговаривать, а в моем случае это прямая исповедь на Луну, под протокол, чтобы там ни говорил хирург о неисправности передатчика.

– Ладно, – согласился бегун. – Я уверен на сто процентов.

Он снял со своей кружки тарелки и зачерпнул вилкой желтую, остро пахнущую лапшу. Попробовал и довольно сощурился:

– Я особенно люблю жидкость после этой бурды, на удивление наваристый получается суп, хоть и сплошная химия.

Густав рассмеялся и взял свою кружку.

Вскоре костер был затушен и тушка кролика заняла законное место над раскаленными углями.

Стало совсем темно. Закружились первые комары. И последний луч солнца потух за угрюмым грязно-розовым горизонтом.

* * *

Перед нами обычная дорога. Настоящая дорога – это полотно, не имеющее ни конца, ни края, и если бы на Земле не было морей, океанов и рек, то существовала бы одна бесконечная дорога.

Путь.

Для странника именно так и есть. Посмотрите на него сверху. Да, мы опять где-то наверху, на пролетах полуразрушенного моста, и нас качает ветер, который на этой высоте не такой уж и ласковый. За множество десятилетий он практически осилил и сбил табличку «Я люблю Валю», она отчаянно болтается, трепещет и звенит на согнутом в кольцо гвозде.

Если спуститься чуть пониже, цепляясь руками за ржавые нити распущенных стальных тросов, ноющих от напряжения, и присмотреться, то можно увидеть Густава. Сразу видно, кто из этих двоих главный. Не тот крепкий здоровяк, сотканный из высушенных мышц, а тихий странник.

Как он улыбается, как держит себя, как ведет разговор. Он лидер, и не стоит сообщать бегуну об этом, пусть не переживает.

Нас интересует главный сукин сын. Ведь это из-за него все закрутилось. Переговорщик…

Нет-нет, я не ошибаюсь, называя его переговорщиком, потому что все так и есть. Он не знает, но знаем мы. Он пытается перебороть силы, которые ему неведомы, смешной человечек. Он хочет перегрызть алмазный стержень зубами.

Но зубы сотрутся, у него ничего не получится, поверьте, ведь я следил за ним все это время, не отрывая глаз. И вы, и вы, похоже, тоже.

Давайте сойдем на землю, стараясь не шуметь. Парни нас не услышат, но что нам до них, если мы ведем свою игру и хотим играть по своим правилам? На хрен условности, я делаю что хочу, как любит говорить беглец. Сейчас мы – охотники. Только не вырывайтесь вперед, следуйте ровно за мной.

В отсвете костра они могли бы увидеть наши тени, но – вот незадача! – у нас нет теней. В раскрытом темно-синем рюкзаке странника блестят плоские банки из-под консервов, а еще глубже, под ними, лежит талисман с плотью Легиона.

Я сейчас присяду и запущу туда руку.

На месте, родимый.

Моя бы воля, и я бы взял его себе. Но не могу. И вы не можете, да? Ну-ка попытайтесь. Нет? Не получается? Что ж, подождем удобного момента. Подождем, когда он сам вырвется из его рук.

К тому же, насколько мы могли понять, странник все делает правильно. Он обманул бегуна, соврал ему, не поморщившись, помните, о том, что все его друзья хорошо себя чувствуют. Это ложь. Странник думает, что не знает о том, что лжет, но та его черная часть, что сидит в голове, она знает. Даже больше, чем нужно. Только он не хочет с ней общаться, не хочет отдавать ей свои мысли и пускать в свою жизнь.

Но рано или поздно это произойдет. Не сейчас, так завтра. Не надо отчаиваться, мы подождем.

Осторожно! Не ударьтесь о корабль странника. Сядьте лучше на теплый капот. Нам предстоит долгая ночь, а ночи даже летом здесь бывают прохладными.

И я сяду рядом с вами.

Переговорщик всегда врет. Он думает, что ему верят хирурги, кукловоды, пираты, дикари и мы с вами. Он глубоко ошибается. Потому что мы знаем правду. Мы знаем, что Семен, друг странника из общины, погиб, захватив с собой еще двоих. Мы знаем, что бывшие девушки странника мертвы. Мы знаем, что давно уже нет в живых его матери, человека, который любил его больше всего на свете. И так со всеми, мне нет смысла приводить этот бесконечный список, взять хотя бы старика Маркова.

Страшная история, я расскажу ее вам позже. Тогда, когда о страннике нужно будет говорить в прошедшем времени и только хорошее.

А сейчас надо устраиваться на ночлег. Нам нужны силы, чтобы следовать за этими парнями и не пропустить момент, когда произойдет очень важное событие.

Долгой ночью все спят. Этот сон называется забытье.

Забудем и мы, что было. Будущее перевернет все с ног на голову.

Странник направляется к кораблю на ночлег. Вслед за ним бредет бегун, облизывая жирные после кролика пальцы. Под черными углями гирляндами вспыхивают красные нити и тут же затухают, чтобы возникнуть в другом месте. Пикник окончен. Нам нужно спешить, иначе они нас заметят. Закрывайте книгу, чтобы исчезнуть.