Текст книги "Незримые старцы"

Семеро незримых

Дело было вдалеке от Афона. В одном маленьком и бедном молдавском монастырьке пожилая монахиня показала молодому паломнику старую гравюру. Остроконечная гора, а от нее исходят сияющие лучи. Помните, как старец кельи Кукувино иеродиакон Силуан рассказывал нам о своём пути на Афон? Рассказывал и время от времени поглядывал на вершину. Гора из окна его кельи – как на ладони…

Она красива – на ее подножие словно наброшена медвежья шкура побуревшего осеннего леса; из этой «шкуры» вырывается белый мраморный пик, лучи утреннего солнца делают его теплым, розовым. Но вот – откуда ни возьмись – появляется маленькое облачко. Оно растёт, цепляется за острие Горы. Останавливается. Начинает клубиться. Ну-ка, ну-ка! Наводишь объектив видеокамеры, приближаешь картинку, смотришь – и не можешь оторваться. Облака то струятся по стремнинам наподобие каких-то невиданных молочных рек, то наслаиваются одно на другое, застревая на пике. Потом ветер сносит этот многослойный пирог, и он величаво плывет над морем.

Вершина Горы всегда притягивает взгляд, где бы на Афоне ты ни находился. Это вновь приучает унылого горожанина смотреть вверх. А там – небо. В отличие от московского (чаще всего – «асфальт с молоком»), святогорское небо радостное. И иногда дарит сюрпризы. Однажды, например, облачка сложились на наших глазах в крест. Как это было утешительно!

Мощная красота вершины кажется неприступной. Необитаемой. Однако это не так. Мы сами только что спустились оттуда, и наверняка сейчас цепочка неведомых нам паломников трудолюбивыми муравьями ползет вверх…

Но где-то там, в скалах, есть и другие обитатели. Их называют незримыми старцами.

Душа снисходит в пропасть

«Когда мы… пришли на Святую Гору, то не затворились, как делают обычно многие, в одном доме, – рассказывал старец Иосиф Исихаст. – Но искали, звали, плакали, не пропускали ни одной горы и дыры, ища неложного наставника, чтобы услышать слова жизни, а не праздные и суетные. Итак, не осталось ни одного старца– пустынника, от которого мы не получили бы хоть каплю пользы.

Один, девяностолетний, нам рассказывал, что жил на одной вершине семнадцать лет. И ударяли молнии и разрывали ему одежду; а он проявлял предельное терпение.

Другой нам рассказывал, что дал антидор нагим святым подвижникам, которые никому себя не показывали.

Третий – что причащал их, служа в полночь.

Еще один – что сам он был русский и много лет жил на вершине. И каждые десять лет приходил и встречался с другим пустынником. И он нам сказал, что ждал его там, где мы тогда находились. И мы тоже могли бы его увидеть. Но он, по-видимому, умер в пустыне.

Все они благоухали, как святые мощи.

И когда я это слышал, во мне ещё сильнее разгорался огонь. И я спрашивал, как они едят, как молятся, что видели, что постигли, что видят, умирая.

Один видел Пресвятую, другой ангелов, когда отходила его душа. И ныне такое случается. Что перед смертью видят видения, чтобы Бог их забрал с миром.

И так как я слышал подобное, то бежал, когда они были при смерти с жаждой видеть, слышать, что они говорят.

И от этих святых я получил «чин» и «устав», как мне себя вести в своей жизни. Они меня наставили. От себя я не говорю ничего»… [26, c. 123].

Да, иногда загадочных анахоретов видят абсолютно нагими. Лишь длинная борода покрывает тело. Они повторяют подвиг начинателя святогорского отшельничества Петра Афонского, которого однажды – было это в VIII веке – охотник увидел обнажённым среди скал. Бывший византийский военачальник, пришедший на Гору по повелению Матери Божией, вступил здесь в духовную битву. Святой Петр подвизался в пещере 53 года. За это время одежда его истлела. Питался он манной, приносимой ангелом. На пустынном Афоне того времени одинокому отшельнику не было нужды быть незримым. Зато его последователям это качество дано.

В конце XIX века библиотекарь Руссика отец Пантелеимон записал некоторые свидетельства о них.

Где-то около 1835 года охотники ловили диких коз под Афоном. Однажды на заре, проходя по стремнинам, наткнулись на одного нагого старца, вышедшего из почти незаметной пещеры. Удивленные необычной встречей, они завели разговор:

– Благослови, отче.

– Бог благословит.

– Как поживаешь?

– Благодарение Господу, – ответил старец и спросил: – Как пребывает Святая Гора?

– Благополучно после поганых турок.

– Каких турок? – спросил старец.

– Как каких? Тех, кои жили на Афоне, вследствие восстания греков.

– Какого восстания?

– Разве ты не знаешь, что мы, православные, десять лет проливали кровь свою, чтобы свергнуть иго турецкое?

– Нет, не знал. Нас здесь семеро, – мы никуда не ходим, и не знали об этом…

Придя потом в скит святой Анны, охотники рассказали о виденном. Тогда собрались многие отцы, и, позабыв про старость и немощи, подняв свои мантии, бегом пошли искать старца. Но – безрезультатно… Говорили, что это те самые сокровенные подвижники, числом семь, коих причащал известный духовник Христофор, живший в Яннокопуло.

Несколько десятилетий спустя отец Арсений, лесничий Великой Лавры, встречал некоторых сокровенных старцев, но об их местожительстве он никому не хотел сказать, сколько его не убеждали. Лишь однажды нарушил он тайну.

Один русский пустынник, схимонах Макарий, живший в пещере на Керасии и скончавшийся в 1888 году, рассказывал об этом так.

Перед Пасхою 1861-го года пришел к отцу Макарию отец Арсений и спросил: есть ли у него что к Празднику? Тот ответил, что ничего нет. Тогда о. Арсений сказал: в эти дни приходят в лавру каюки (судна) с одного из островов с маслом, сыром, яйцами и прочим; сходи, запасись снедью.

Когда же о. Макарий сказал, что у него и денег нет, то он обещал заплатить своими: одним словом, уговорил его идти с ним. По дороге о. Макарий спросил: раз ты столько лет состоишь лесничим, а раньше был сардаром и чабаном, то, вероятно, знаешь кого-нибудь из отшельников, который живет сокровенно.

Отец Арсений замялся. Ему не хотелось открыть тайны, но и не хотелось огорчить старца-друга. Тогда он ответил: если возьмешь грех на себя, то скажу! Монах Макарий пообещал: когда увижу сокровенного старца, то первым делом скажу, что это я виноват.

По дороге из скита Провато к лавре, лесничий на полпути свернул и повел его непроходимыми местами, объясняя, где живет отшельник, и как его найти. Только он сомневался, чтобы его спутник смог спуститься в ту пропасть. Так они подошли к самому обрыву. Скалы опускались с трех сторон вниз отвесно, наподобие гроба.

Лесничий сказал: вот, если можешь спуститься, то полезай; когда доползешь до площадки, смотри вправо под скалу. Там найдешь жилище!

Отец Макарий начал спускаться. Уже позже он осознал: как ни трудно лазить по скалам вершины Афона при собирании неувядаемых цветов; но здесь было несравненно труднее.

Сначала ему мешали башмаки, и он сбросил их вниз. Потом в пропасть полетел и подрясник. Наконец монах приблизился ко дну. Осмотревшись, он заметил каливку и сидящего старца. Когда тот завидел человека, перекрестился, плюнул, скоро зашел в свое убежище и заперся.

Предупрежденный о. Арсением, что отшельник знает кроме греческого, болгарского и русского языков еще турецкий и французский, отец Макарий, подойдя к келье, начал творить молитву и стучаться в дверь.

Отшельник долго не отвечал.

Отец Макарий понял: тот принял его за беса и начал убеждать старца, что он христианин и монах.

– Что тебе нужно? – спросил, наконец, отшельник на чистом русском языке.

– Я пришел посмотреть на тебя!

– Кто тебя привел сюда – Бог или бес?

– Бог, – ответил о. Макарий.

Отшельник не принимал и упрашивал непрошенного гостя, чтобы он ушел. Отец Макарий отвечал одно – что он умрет у кельи, но не уйдет. При нем же не было ни одежды, ни хлеба.

– Какой ты беспокойный и упрямый человек, – я таких не видал! – удивился отшельник.

Пришелец все просил, чтобы тот открыл ему дверь.

– О, я знаю, кто тебе сказал, – проговорил старец, – негодный он человек!

– Не вини его старче, я виноват!

– Прочти «Богородицу», – сказал старец, и когда тот прочел, отворил дверь и сказал: Ну, что ты от меня хочешь?

– Благослови, отче, – сказал о. Макарий, и упал старцу в ноги.

– Бог благословит, – ответил тот, и сев на пороге, пригласил своего гостя сесть. Прошло около часу времени в молчании. Наконец, вставая, старец сказал:

– Ступай откуда пришел!

– Мне хотелось, отче, услышать от тебя слово на пользу, – умолял о. Макарий.

– Какое скажу тебе слово? Я человек грешный, и ничего не знаю больше. Ты видишь, живу как змея, которая прячется от людей в нору…

Видя простоту и неотступность о. Макария, старец спросил:

– Где живешь? Кто твой духовник?

– Живу в пещере на Керасях, и духовник отец Нифонт на Кавсокаливии.

– Рукоделие твое какое?

– Делаю ложки.

– Какие?

– Простые и с «благословением» – с вырезанной благословляющей рукой.

– Ну вот, если хочешь меня послушать, то не делай ложек с «благословением».

– Отчего же так? Эти берут лучше в Руссике и в Серае (Андреевском скиту – Ю.В.).

– Пусть так, но ты не делай.

– Не знаю, – сказал задумчиво о. Макарий, – вот в Руссике есть опытный духовник отец Иероним, а он – ничего, берет и с «благословением».

– О. Иероним, – заметил старец, – опытный духовник в управлении братией своей, но в распознание тонких вещей он не входит, а потому и не видит, что таких ложек делать не нужно, ибо они могут попасть в руки неверных или еретиков, которые могут надругаться над изображением благословения.

Да и в православном семействе ложка – не икона и не крест. Может отцом отдаться ребенку, поступить ему в забаву и попираться вместе с бездельными вещами, а между тем на этой ложке два креста – один изображается благословением, а другой ты вырезаешь на поручах. Следовательно, два креста будут попираемы, а это грех!

Отец Макарий обещался с этого времени не делать ложек с «благословением»…

Ему хотелось еще что-нибудь расспросить у старца, но он не знал, что и как спросить.

Наконец задал вопрос:

– Ты, отче, из какого рода?

Старец уклончиво отвечал:

– Я из всех родов.

– Может, ты русский?

– Нет, из болгар.

– Отчего ты знаешь так хорошо по-русски?

– Я жил на Морфине у русского старца иеромонаха. Еще жил в скиту Святой Анны, в Кавсокаливии и на Провате, – одним словом, обошел разные места, и, наконец, Господь открыл мне это святое место. Я живу здесь шестнадцать лет.

– А сколько лет ты жил во всех тех местах?

– Думаю, более восьмидесяти лет, – и как прибыл на Афон, никуда не отлучался.

– А сколько лет тебе от роду?

– Сто восемнадцать лет.

– Чем ты питаешься и откуда берешь одежду и все прочее?

– У меня жив еще побратим (по постригу от одного старца), игумен на одном острове, и он мне доставляет все необходимое, приезжая на каюке каждые три месяца.

В заключение отец Макарий спросил, не позволит ли он ему еще когда-нибудь придти. Тот отвечал, что если и решится он на это, то не попадет к нему. С тем и расстались.

И точно. Покусившись пойти через какое-то время к старцу, отец Макарий изодрал всю одежду о колючие кустарники, сбил башмаки, но места того не нашел.

Через год он опять попросил зашедшего к нему отца Арсения довести его к этому месту. Тот исполнил его желание, и монах Макарий с теми же трудностями спустился к каливке старца. В живых он его уже не застал. Свежая могилка с крестом свидетельствовала о кончине отшельника. Похоронил его, вероятно, приезжавший к нему побратим.

Поскорбев, что не застал анахорета, отец Макарий пошел к морю, в которое быстро бежит ручей, начавшийся около сокровенной каливки. Там при устье потока стоял белый крест, служивший знаком для приезда с острова игумена…

Пропасть, в которой подвизался отшельник, оказалась как бы символом бездны того самоуничижения, в которую снисходит душа монаха.

С демоном один на один

Неведомо, был ли столетний болгарин одним из незримых старцев. А вот святогорец Иаков увидел однажды самого настоящего нагого аскета. Он долгие годы подвизался в послушании у одного строгого и богобоязненного старца в Свято-Троицом скиту Кавсокаливия. Этот послушник, ревнуя о духовных подвигах, постоянно приходил по ночам в соборный храм – кириакон – и часами молился там перед иконой Святой Троицы.

И вот однажды ночью – а тогда было полнолуние – он увидел следующее: открылась дверь и в нартекс вступил благолепный пустынник, совершенно нагой, с длинными, белыми как снег, волосами и бородой. Старец поднял десницу и крестным знамением осенил запертые на замок внутренние двери. Они сами собой отворились. Таинственный незнакомец вошел в церковь, с благоговением облобызал иконы, а спустя некоторое время покинул кириакон и стал удаляться по тропинке, ведущей к скиту Керасия (причем, когда пустынник выходил, внутренние двери храма опять пришли в движение и сами закрылись).

Потрясённый увиденным, послушник тайком последовал за старцем. Они поднимались все выше и выше, миновали Керасию, достигли известной всем афонитам развилки с крестом и, повернув направо, начали восхождение к вершине Афона. Дойдя до кельи Панагия, отшельник вошел внутрь. Иаков ускорил шаги, догнал старца и, бросившись ему в ноги, со слезами на глазах умолял оказать милость и оставить его при себе послушником.

– Чадо, тебе не понести этого подвига, – отвечал старец. – Без благодати Божией вынести тяжесть жизни на месте сем невозможно. Возвращайся к своему старцу, пребывай у него в послушании, и спасешься. И знай, что Господь скоро заберет тебя из этой жизни…

Подвиг, который трудно понести, – это конечно, не только строжайший пост и зимние холода высокогорья. Главный подвиг – нескончаемая духовная битва, которая ведется в пустыне. Когда с демоном ты один на один.

…Керасия – одно из самых высоких мест на Афоне, где обитают известные нам отшельники. Она находится на высоте восьмисот метров. Немного выше, недалеко от кельи Рождества Пресвятой Богородицы (здесь в наше время подвизается русский монах Силуан), есть место, посещать которое без особого благословения не рекомендуется. Это огромная живописная скала, называемая греками Идолио, то есть Идол. На её вершине находится древнее языческое капище. Здесь – развалины башни и массивный мраморный жертвенник. Монах Силуан как-то пытался разбить его молотом, но окрестные греки-келиоты воспротивились, сказав, что ей три тысяч лет. [19, с.392].

Описания Идолио, составленные участниками экспедиции портала isihazm.ru, таковы. По мере приближения к капищу, тропа окутывается туманом. Здесь уже – высота, на которой мы входим в зону облачности. Это делает подход к страшному месту особенно тревожным. Всё тело пропитывается холодной всепроницаемой влагой, а в душу закрадывается страх.

На перекрёстках сходящихся к Идолио тропинок, – кресты. Они словно дорожные знаки: выход нечистой силе из ущелья запрещен…

На капище находится огромный мрамороный квадрат, примерно два на три метра. На нём приносили человеческие жертвы. По бокам этой цельной плиты выточены стоки для крови, которую собирали в огромную каменную чашу.

Здесь всеми фибрами души чувствуешь: тёмная энергия никуда не ушла. Кажется, от ужаса даже деревья вокруг сохнут… Сюда приходят лишь воины Христовы – отшельники – сразиться с нечистой силой. Дать бой диаволу в самом его логове. Такова духовная традиция. Многие афонские обители, в том числе и основанная преподобным Афанасием Лавра, – созданы на месте древних капищ. Так что каждый монастырь – это ещё и символ духовной победы православия.

Да и сама гора Афон, по преданию, является камнем, который во время битвы с олимпийцами бросил в Посейдона титан Афон. Бушевали, бушевали здесь языческие страсти.

На Святой Горе известны несколько капищ, датируемых 6—4-ым тысячелетием до РХ. Об одном из них, находящимся рядом с Великой Лаврой, в книге «Наступить на аспида», я писал так:

«Метрах в двухстах от монастырских стен, чуть выше в гору, из зеленой травы и кустарников выступают многочисленные глыбы светло-серого мрамора. Вот на одной изображены какие-то хитрые геометрические фигуры. Вот – баран, древнейший символ Аполлона. Круг, поделенный линиями на клетки. Похоже на фигуру для бросания жребия. Что это был за жребий?

На небольшой скале – солнечные часы. На вершине – идеально ровное круглое отверстие – здесь стоял идол. А вот и одно, видимо, очень архаическое изображение тех сил, которым поклонялись в Аполлониаде. Коряво выбитая на камне женская фигура. Очертания угадываются с трудом. Но глаза! Они вырезаны рельефно. Продолговатые, без зрачков. Страшный взгляд ниоткуда в никуда! В ее левой руке – пучок колосьев. Деметра, богиня плодородия…

Обитали здесь люди грубые. Бесу, являвшемуся им в виде богини, ни к чему были красота и пышные одеяния, по которым нам известна Деметра «классическая». Здесь от неё ждали отнюдь не эстетического чувства. Здесь был практический интерес. Если отдашь ей кровь, говорили жрецы, то солнце по-прежнему будет светить, колосья созревать, женщины – рожать.

Рядом растут, увешенные плодами, деревца граната. Знаменательное соседство! Оно словно связано с мифом о дочери Деметры Персефоне, похищенной Аидом в подземное царство. Когда природа в ее отсутствие начала увядать, то Зевс повелел вернуть богиню. Аид дал ей зёрнышко граната – залог периодического возвращения Персефоны в царство мрака. Считалось, что гранат – символ плодовитости, но владелец его – бог смерти.

Во что выливались такие представления, видно тут же. Вот оно, самое страшное место капища! Грубые камни образуют некоторое подобие амфитеатра. Сидевшие на них жрецы наблюдали за жутким действом спокойно. Человека с завязанными сзади руками подводили к одной из мраморных плит. Коленями ставили на ступеньку. Ничком клали на камень. В нём до сих пор хорошо видны вырезанные контуры человеческого тела: плечи, шея… Головы нет. Все заканчивается глубокой ложбиной. Стоком для крови. Человеческая жертва ради плодородия! Вот кульминация античного язычества, романтизированного во времена Возрождения.

Нет, недаром в древности это место называли «мелана», то есть чёрное. Даже в представлении язычников – словно мрак Аида выкрасил здешнюю зелень и светлый мрамор в мрачный цвет смерти.

Здесь же растёт кипарис, которому более тысячи лет. Ветви его не подняты, как обычно, кверху. Они опущены. По преданию, когда святой Афанасий пришёл на капище, на каждой ветке сидело по бесу. Рядом с этим деревом подвижник и выстроил келью.

В монастыре до сих пор сохранились античные колонны. Над входом в трапезную висит огромное каменное ухо. Может быть, часть того самого золоченого идола Аполлона, что стоял на вершине Святой Горы? А келья святого Афанасия и небольшой храм безсребренников Козьмы и Дамиана с древнейшей костницей в его подвале – до сих пор неколебимо стоят на бывшем капище.

Отступление о крылатых змеях

Между прочим, пишет, епископ Порфирий Успенский, «Деметра научила Триптолема, сына элевсинского царя, засевать поля пшеницей и обрабатывать их. Она подарила Триптолему колесницу с крылатыми драконами и дала зёрна пшеницы, которыми он засеял всю землю» (Apollod. I 5, 2).

О двукрылых змеях я вспомнил сразу же, как только отец Никон из кельи Кукувино рассказал мне одну странную вещь. Сидя во дворе в окружении многочисленных котят и кошек, разговор мы начали о змеях вообще. Об обитающей на Афоне азиатской гадюке, которая может прыгнуть на несколько метров и яд которой убивает человека за пять минут. О маленькой зелёно-синей змейке с красными глазами, которую по-гречески называют «триавимата» (дословно «три шага» – ровно столько успеешь сделать до смерти после укуса). О шестиметровых удавах. О том, что ещё иеромонах Серафим писал в своих «Письмах Святогорца»: «Случилось, по рассказам, раз, что огромный змей попался одному отшельнику среди глубокой пустыни; тот и другой остановились, смотря друг на друга. Чудовище-змей ничего не сделал испуганному отшельнику, а только дохнул на него и спустился в пропасть. Несчастный не вынес ядовитого дыхания змия и в третий день после того скончался».

Говорили мы, конечно, и о целительной «воде аспида». Она шипит в ранке от укуса как перекись, и яд моментально испаряется.

И после этого – огорошившие меня слова:

«– Здесь и крылатые змеи обитают…

– ?!

– Один монах видел ночью змея, летящего от горы к морю. Он сделал круг над водой и вернулся обратно.

– Как это понимать?

– Есть такие змеи в афонских ущельях. Матерь Божия держит их связанными. А перед Концом Света, когда Иверская уйдет с Афона, Хозяйка Горы отпустит их, они вырвутся и будут пожирать людей».

Вот вам и змеи из воздушной колесницы Деметры! Удивительная страна – Афон! Здесь и язык аспида, и драконы! Грань между преданием и реальностью оказывается очень размытой. Может быть, ее не существует вовсе. Впрочем, это есть та самая трудноуловимая грань, которая разделяет видимый и невидимый мир.

Страшилки Аида

С точки зрения демонологии, странным, необычным местом является и скит Новая Фиваида. В чём же странность, спросите вы? В том, что здесь постоянно витало какое-то беспокойство. Когда возникали возмущения, связанные с имябожием, Новая Фиваида оказалась одной из самых взволнованных обителей.