Текст книги "Брокингемская история. Том 2"

– Ну наконец-то! – с облегчением вздохнул Фицрой, – Вот все и отголосовались… Теперь мы можем вскрывать урну и подсчитывать результаты!

– Не торопитесь! – остудил его пыл Уорвик, взглянув на свои наручные часы, – До конца голосования осталось ровно двадцать секунд!

Но вот время, отведённое для волеизъявления граждан, окончательно истекло, о чём торжественно объявил глава избирательной комиссии… В работе избиркома наступил самый ответственный этап. За дело взялась счётная комиссия в лице всё того же начальника гостиницы и доктора Смита… Осмотрев пломбу на избирательной урне и убедившись в её целостности, члены комиссии сломали её и извлекли наружу шесть избирательных бюллетеней.

Пока происходил процесс подсчёта голосов, единственный кандидат в волнении расхаживал по залу. Гилмор, Уорвик и Перримен, оставив все прочие дела, с нетерпением дожидались объявления результатов у подножия сцены. Что же касается Доддса с Маклуски, то они, используя свои права общественных наблюдателей, поднялись с саквояжами на сцену и с любопытством наблюдали за работой комиссии… Как и предвидел Фицрой, подсчёт голосов продолжался недолго.

– Ну как, закончили? – поинтересовался он пять минут спустя, – Всё подсчитали? Тогда объявляйте результаты!

Глава комиссии поднялся из-за стола, взял в руки итоговый протокол и начал официально зачитывать:

– Состоялись выборы начальника отделения полиции города Крукроуда. Зарегистрирован один кандидат – исполняющий обязанности начальника полиции Крукроуда капитан Фицрой. В списке избирателей значатся шесть человек. Явилось на голосование – шесть (сто процентов от списочного состава). В избирательной урне обнаружено шесть бюллетеней. Случаев вброса или намеренной порчи бюллетеней зафиксировано не было. Количество недействительных бюллетеней – ноль. В результате работы счётной комиссии получены следующие итоги: За кандидата подано три голоса (или пятьдесят процентов от общего числа проголосовавших), против – тоже три (те же пятьдесят процентов). Таким образом, кандидату не удалось преодолеть необходимый процентный барьер.

– Что? – вскричал Фицрой, – Как это не удалось?

– Браво, коллеги! – Уорвик принялся демонстративно апплодировать, – Вот мы и пресекли махинации начальства! Да, не зря я вчера проводил свою антиагитацию…!

– Здесь что-то не так! – Фицрой в растерянности взбежал на сцену, – Смит, вы нигде не обсчитались? Не может такого быть, чтобы за меня подали только три голоса!

– Голоса избирателей подсчитаны верно, – опроверг Доддс, – Мы внимательно следили за ходом подсчётов. Их точность сомнений не вызывает.

– Вот и провалились ваши хитрости, Фицрой! – воскликнул ликующий Уорвик, – Фальсифицировать работу счётной комиссии вам уже не удастся! Наш коллектив дружно отверг ваши настырные домогательства. Я всегда верил в здравый смысл своих коллег! Поздравляю с победой, дорогие друзья! – (он поднялся на сцену и пожал руки обоим лондонским детективам), – И вас я тоже поздравляю, Гилмор! – (он спустился обратно в зал и пожал руку Гилмору; тот скромно ответил: «Не за что!»), – И вас также, Перримен! – (последний отстранился от его протянутой руки), – Мне осталось сообщить об итогах голосования Каллагену! – объявил Уорвик, направляясь к двери, – Надеюсь, эта радостная новость быстро поставит его на ноги…

– Уорвик, стойте! – прокричал ему вслед Фицрой, – Вы должны помочь нам демонтировать предвыборную агитацию!

– Ничего не знаю! – ответил Уорвик, – Сегодня у меня – выходной день. Никакими физическими работами я заниматься не собираюсь!

И он с победным видом исчез за дверью… Вскоре за ним с чувством честно исполненного долга последовал начальник гостиницы, не забыв прихватить с собой кадку с фикусом. Между тем в актовом зале на какое-то время повисла напряжённая пауза…

– Как же такое могло случиться? – продолжал недоумевать Фицрой, с озадаченным видом расхаживая по залу, – Откуда взялись эти три голоса против? Я был уверен, что всё предусмотрел. Исход голосования не вызывал у меня опасений… Неужели я что-то упустил из виду? Послушайте, Перримен! – он остановился посереди зала, – Вы уверены, что не вычеркнули мою фамилию из избирательной бюллетени?

– Нет-нет! – заверил Перримен, – С какой стати мне вас вычёркивать? Разумеется, я проголосовал за вас!

– А вы, Гилмор? – Фицрой перевёл взгляд на другого подчинённого, – Вы за кого голосовали?

– За вас, естественно! – ответил Гилмор.

– А вы, Смит? – Фицрой повернул голову к сцене, где за столом всё ещё сидел второй член избиркома.

– Не задавайте глупых вопросов! – недовольно проворчал тот, – Конечно, я голосовал за вас! (А за кого, собственно, ещё?)

– Похоже, я чего-то не понимаю, – Фицрой возобновил свои хождения по залу, – Ведь и сам я тоже голосовал за себя! Всего за мою кандидатуру было подано три голоса… Стало быть, один из вас сейчас сказал неправду!

– Откуда в вас столько подозрительности? – дал отпор Смит, – Нет, мы вас не обманываем! Мы действительно все голосовали за вас. Против мог быть разве что один Уорвик…

– Кстати, Смит! – Фицрой снова остановился посереди зала, – Вы были здесь с утра, когда Каллаген приходил на избирательный участок. Вы наверняка перебросились с ним хоть парой слов… Какое у вас сложилось впечатление: А он-то за кого голосовал?

– Тоже за вас! – без тени сомнений ответил Смит.

Незадачливый кандидат умолк в окончательном недоумении…

– Фицрой, не расстраивайтесь! – решил подбросить ложку мёда в бочку дёгтя Маклуски, – Избиратель в наше время стал капризен и непостоянен. Он и сам не понимает, что ему нужно… Не вы первый проваливаете выборную кампанию! Через это проходили все знаменитые политики…

– Между прочим, почему бы вам не устроить в выборах второй тур? – подкинул идею Доддс, – Тогда для победы вам будет достаточно набрать простое большинство голосов… А поскольку вы являетесь единственным кандидатом, то вы выиграете выборы даже в том случае, если за вас будет подан один-единственный голос – например, ваш собственный.

– Об этом стоит подумать, – согласился Фицрой.

– Но до вашего второго тура мы тут в любом случае не досидим, – предупредил Маклуски, – Нам нужно срочно бежать на вокзал! (До прибытия нашего поезда остаётся уже меньше часа.) Фицрой, будьте добры, выдайте нам поскорее ваши Брокингемские отчёты за второй квартал!

– Гилмор, разберитесь с этим делом! – приказал подчинённому глава полиции, – Выдайте нашим гостям отчёты, а потом срочно возвращайтесь сюда! Будем растаскивать всю эту бутафорию, – он указал на выборные и предвыборные декорации в зале.

Несколько минут спустя Гилмор уже выдавал своим лондонским коллегам обещанные отчёты. Как и следовало ожидать, они хранились в так называемом архиве – крошечной каморке в дальнем уголке второго этажа. Пока детективы распихивали отчёты по своим саквояжам, Гилмор удачно обнаружил в одном из шкафов пустую алюминевую фляжку… Закончив с отчётами, детективы охотно налили в эту фляжку немного своего так называемого виски.

– Гилмор, теперь мы можем поговорить с вами откровенно! – произнёс Маклуски, убирая ёмкость с виски обратно в саквояж, – Ответьте честно: Так за кого же вы всё-таки сегодня проголосовали?

Гилмор немного помолчал, завинчивая крышку на фляжке… А затем слегка приглушённым голосом ответил:

– Ну что ж, с вами я не стану кривить душой: Я голосовал против Фицроя!

– А что вы имеете против него? – уточнил Доддс.

– Да ничего я против него не имею! – заверил Гилмор, – Сегодняшние выборы вообще лишены всякого смысла – ведь Фицрой в любом случае остался бы нашим начальником. Мне было абсолютно всё равно, как и за кого голосовать. Поэтому я бросил монетку – и мне выпало голосовать против. Увы, за меня всё решила капризная фортуна… (Надеюсь, вы не станете выдавать меня Фицрою и прочим моим коллегам!) Правда, я всё равно не понимаю, откуда вдруг взялись два других голоса против. Ну, допустим, одним из них был голос Уорвика…

– Гилмор, нам некогда с вами лясы точить! – перебил его Маклуски, – Мы спешим в Алексвилл. Нам нужно срочно бежать на вокзал!

Гилмор наскоро попрощался с лондонскими коллегами, и те спешно покинули гостеприимную каморку на втором этаже. Они ускоренной походкой прошлись по коридору до лестницы. (Впрочем, по дороге Доддс не поленился поднять с пола газету, оброненную тут Гилмором.) Спустившись в ураганном темпе на первый этаж, детективы стремительно направились на выход… Но тут с ними произошла странная метаморфоза: По мере продвижения ко входной двери темп их ходьбы постепенно замедлялся. А когда они открыли дверь и вышли на улицу, то окончательно остановились и вопросительно переглянулись между собой…

– Итак, какова же текущая диспозиция на данный момент? – в задумчивости спросил сам себя Маклуски, – Отсюда до вокзала – примерно полчаса ходьбы…

– Скорее уж, минут двадцать пять, – уточнил Доддс.

– Если мы слегка пробежимся, то доберёмся дотуда и за двадцать минут, – развил свою мысль Маклуски.

– Если бежать ещё быстрее, можно уложиться и в четверть часа, – дополнил его Доддс.

– Поезд может опоздать минут на пять-десять, – продолжал рассуждать Маклуски.

– Скорее уж, на десять-пятнадцать, – поправил его Доддс.

– Какой вывод мы должны сделать из всего этого? – подытожил Маклуски, – Только такой: Нам нельзя терять ни секунды, если мы действительно хотим успеть на поезд!

– Мне нечего вам возразить, – признал Доддс, – Да, никакие задержки с нашей стороны недопустимы!

Детективы достали из внутренних карманов трубки и молча закурили. Доддс уселся на скамейку, подложив под себя газету Гилмора. Свой саквояж он поставил на ту же скамейку рядом с собой… Маклуски последовал его примеру в том, что касалось саквояжа, а сам принялся сосредоточенно расхаживать возле этой скамейки в различных направлениях.

Время шло. Напряжённая тишина продолжала витать над местом событий. Табачный дым от двух трубок неторопливо поднимался в воздух и постепенно рассеивался по сторонам под влиянием ленивого летнего ветерка. Из полицейского участка доносились приглушённые голоса и звуки – это местные работники полиции разносили по кладовкам свой избирательный реквизит… Внезапно Доддс, спохватившись, прервал затянувшееся молчание:

– Маклуски, а вам не кажется, что наш поезд до Алексвилла уже ушёл?

– Похоже на то, – прикинул в уме Маклуски, – Следующий пройдёт через Крукроуд около полуночи… Вот так всегда и бывает! – подосадовал он, – Когда сильно куда-то торопишься, обязательно застрянешь где-нибудь по дороге… Но ничего теперь не попишешь! – он с решительным видом затушил свою трубку и убрал её обратно за пазуху, – Ну что ж, давайте приступим к опросу свидетелей!

Закончив перекур, детективы снова взяли в руки саквояжи и повторно вошли в отделение полиции. В коридоре первого этажа они удачно наткнулись на Перримена, тащившего им навстречу плакат «Все на выборы!»

– Прервитесь на минутку, Перримен! – предложил ему Маклуски, – Ответьте-ка нам на вопрос: Так за кого вы всё-таки сегодня голосовали?

– Разумеется, за Фицроя! – ответил Перримен, – Он был единственным кандидатом в избирательном списке.

– А он устраивает вас как начальник? – планомерно продолжал Доддс, – Неужели Уорвику накануне не удалось убедить вас в обратном?

– Уорвика я слушать не стал. У меня и своя голова есть! – пренебрежительно усмехнулся Перримен, – Зарплату мне пока платит Фицрой, а не Уорвик… Главное достоинство начальника – вовремя выдавать деньги. Поэтому Фицрой меня на этом месте полностью устраивает… Я послал Уорвика на все четыре стороны и сказал, что во всём поддерживаю своего начальника.

– С вами всё ясно! – подытожил Маклуски.

Перримен поволок плакат дальше. А тем временем в коридоре появился доктор Смит, только что спустившийся по лестнице со второго этажа. Он нёс в руках рулон плотной чёрной материи, в которой проницательные взгляды двух знаменитых детективов безошибочно распознали чёрную ширму из избирательной будки.

– Смит, мы хотим поговорить с вами начистоту! – обратился к нему Маклуски, – Скажите нам честно и откровенно: За кого вы сегодня проголосовали?

– Ну и вопросики у вас! – поразился Смит, – Естественно, я голосовал за Фицроя. Поступить иначе я просто не мог… Давайте рассуждать непредвзято: А существует ли у нас сейчас разумная альтернатива Фицрою? Кто ещё смог бы возглавить наше отделение полиции? Уорвик? Но этот крикун не сможет управлять нашим коллективом. Он совершенно не пользуется авторитетом у коллег по работе. (К тому же лично я нахожусь с ним в напряжённых отношениях.) Кто ещё? Каллаген? Но он больше болеет, чем работает… Перримен? Это – просто смешно… Я? Но я – скорей медицинский работник… Гилмор? Но он не желает лезть в начальники… В общем, вы и сами видите: Разумной альтернативы Фицрою в нашем коллективе нет. Голосовать против него означает лишний раз дестабилизировать обстановку. Ну а поскольку я предпочитаю стабильность, я и проголосовал сегодня за своего нынешнего начальника…

– Смит, вы – отпетый демагог! – возмутился Доддс, – Ваши рассуждения не имеют никакого смысла! Фицрой при любом исходе голосования остался бы во главе полиции Крукроуда. Речь шла лишь о смене вывески, и вы решили подыграть вашему начальнику в его авантюрных замыслах… А помимо того, что вы – демагог, вы ещё и подхалим! Вы голосовали за Фицроя потому, что во всём потакаете начальству!

– Вы – законченный карьерист, Смит! – уточнил Маклуски.

– Ничего подобного! – с горячностью возразил доктор, – Конечно, Фицрой – мой близкий друг, и я всегда рад ему помочь, если он меня попросит. Но в данном случае я руководствовался не личными интересами, а пользой дела… Если бы я был законченным карьеристом, я бы наоборот проголосовал сегодня против Фицроя.

– Это ещё почему? – не понял Доддс.

– А потому! – начал объяснять доктор; свой рулон он поставил торцом на пол на манер свёрнутого ковра, – Наверно, вы знаете, что в каждом отделении полиции каждый год должна происходить профессиональная переаттестация личного состава. Говорят, это – очень муторное дело. К счастью, в нашем участке её пока удаётся избежать… Фицрой вот уже два года отбрыкивается от этих аттестаций под предлогом того, что он не является полноценным начальником, а лишь временно исполняет его обязанности. Но если бы его избрали настоящим начальником, эта отговорка больше не имела бы места… И пришлось бы нам каждый год проводить эту переаттестацию! – Смит нервно забарабанил пальцами по своему рулону, – Обычно членами аттестационной комиссии назначаются преподаватели из Лондона и других крупных городов. Говорят, они любят задавать такие каверзные вопросы, на которые и доктора медицинских наук ответить не способны. Даже не знаю, удалось бы мне пройти эту переаттестацию…

– Вы совершенно напрасно сгущаете краски! – поспешил вмешаться Маклуски, – Даже если бы сегодня за Фицроя было подано шесть голосов из шести, на его служебный статус это никак не повлияло бы – он всё равно остался бы лишь исполняющим обязанности начальника полиции.

– Да кто ж знает, как на него что повлияет! – вздохнул Смит, – А вдруг он действительно возомнит себя полноценным начальником? А вдруг ему придёт в голову, что он уже не вправе увиливать от ежегодных переаттестаций? В общем, мне эти неприятности были бы совсем ни к чему… Потому-то я вам и сказал: Голосуя сегодня за Фицроя, я сознательно наступал на горло собственным интересам, имея в виду интересы общественные. Вчера Уорвик пытался меня переубедить, но так ничего и не добился. Я отлично понимаю, в чём состоит мой долг перед коллективом… А вот если бы я был законченным карьеристом, я бы точно проголосовал против Фицроя!

– Ваши рассуждения ничуть не повлияли на наше мнение, – остался при своём Доддс, – Смит, всё равно вы – законченный карьерист!

– Да, Смит, ваша позиция нам понятна, – кивнул головой Маклуски, – Тогда перейдём к Каллагену! Вы уверены, что и он тоже отдал свой голос за Фицроя?

– По крайней мере, так он мне сказал, – подтвердил Смит, – В своём выборе он был уверен. Скрывать от меня ему было нечего. (Вот если бы он голосовал против, тогда бы ему было, что скрывать.)

– Но неужели он действительно притащился на избирательный участок в седьмом часу утра? – уточнил Доддс.

– Именно так всё и было! – подтвердил Смит, – Вчера вечером я специально заглянул к нему домой и напомнил про сегодняшние выборы, а он пообещал, что обязательно исполнит свой долг. Как только участок открылся, он явился голосовать, а потом отправился домой досыпать дальше. Он сказал мне, что хочет принять снотворное посильнее и поспать подольше… Возможно, он спит до сих пор.

– С шести утра? – не поверил Доддс, – Хоть наш Каллаген и большой любитель поспать, но, как говорится, всему разумному должен быть предел…

– Пожалуй, нам следует его навестить и проверить, чем он сейчас занимается! – предложил Маклуски.

Вскоре два прославленных детектива уже шагали по бескрайним крукроудским просторам в сторону дома Каллагена со своими неизменными саквояжами в руках… Уже при подходе к цели они снова наткнулись на Уорвика, шедшего им навстречу в явно приподнятом настроении.

– И вы тоже собрались проведать Каллагена? – сообразил он, – Да, я только что от него ушёл… Я сообщил ему о результатах выборов, а он ответил, что нисколько не огорчён.

– Похоже, ему эти результаты абсолютно безразличны, – сделал вывод Маклуски, – Стало быть, Каллаген вовсе не спит беспробудным сном, как нас пытался уверить Смит? Ну что ж, тогда нам тем более стоит нагрянуть к нему с дружеским визитом!

– Кстати, Уорвик! – Доддс многозначительно посмотрел на знаменитого крукроудского бунтаря, – Признайтесь честно: Как же вы всё-таки сегодня проголосовали?

– А вы ещё не догадались? – захохотал Уорвик, – Разумеется, я вычеркнул Фицроя из бюллетени к чёртовой бабушке! То-то у него вытянулась физиономия, когда он услышал результаты голосования! Я очень рад, что нам сегодня удалось прокатить его кандидатуру… Причём заметьте: Я в своём протесте был отнюдь не одинок! Иногда Фицрой утверждает, будто я один всем недоволен, а все остальные якобы от всего в восторге… Но вы сами всё видели: Помимо меня против начальства проголосовали ещё два наших сотрудника!

– Интересно, а кто именно? – задумался Маклуски, – Уорвик, у вас есть какие-либо соображения на сей счёт?

– Да как вам сказать… – Уорвик в задумчивости почесал подбородок, – Вчера я провёл предвыборную антиагитацию со всеми четверыми: с Гилмором, Перрименом, Смитом и Каллагеном. Никто из них открыто меня не поддержал. Все заявили, что собираются голосовать за начальника. Но в каждом из них (как мне показалось) уже было посеяно сомнение… Гилмор сделал вид, будто выборы его совсем не интересуют; Перримен вообще отказался обсуждать со мной эту тему; Смит рассмеялся мне в лицо. Что касается Каллагена, то он лишь виновато улыбнулся, но ничего не сказал. В его взгляде я прочитал примерно следующее: «Конечно, душой я – на вашей стороне, Уорвик… К сожалению, я слишком завишу от начальства, чтобы ему перечить. Было бы у меня железное здоровье, я бы показал этому Фицрою всю силу своего протеста!» В общем, открыто выразить недовольство не решился никто. Но сегодня это недовольство всё равно проявилось при тайном голосовании! Собственно, теперь уже не важно, кто конкретно как голосовал… Итог, как говорится, налицо! – подытожил торжествующий Уорвик.

Расставшись с активистом протестного движения, детективы продолжили свой путь. Прошагав ещё пару десятков метров, они наконец добрались до дома Каллагена. По размерам дом был невелик и имел в вышину всего один этаж, но внешне выглядел вполне симпатично и жизнерадостно.

Точно так же выглядел и его хозяин, джентльмен цветущего возраста и вида, но почему-то постоянно пребывающий на больничном… Открыв дверь новым гостям, он был искренне рад и растроган до глубины души.

– Доддс и Маклуски, какая встреча! – восторженно воскликнул он, тепло пожимая руки старым лондонским знакомым и с любопытством поглядывая на их большие саквояжи, – Давненько вы не захаживали к старому больному Каллагену… Вы уж извините, что в доме бедлам! Проклятое здоровье опять не позволяет навести тут порядок…

Вскоре все трое уже сидели в гостинной, удобно устроившись в уютных, но немного потрёпанных креслах. Оба саквояжа стояли наготове на полу, каждый рядом со своим владельцем.

– Ну, а теперь вы чем болеете, Каллаген? – осведомился Маклуски.

– Всем понемножку, – скромно ответил больной.

– А чем лечитесь? – поинтересовался Доддс.

– Аналогично, – не затруднился с ответом Каллаген, – В моём возрасте болеть чем-то одним уже не удаётся. Различные заболевания логично вытекают одно из другого и приводят в конечном итоге к целому комплексу болезней. Естественно, и лечиться от них тоже следует комплексно… К сожалению, не все врачи внимательно относятся к взаимосвязям между различными заболеваниями. Многие предпочитают лечить болезни по-отдельности, одну за другой… Польза от такого лечения бывает не всегда.

– А ведь мы как раз привезли вам одно чудесное комплексное средство! – вспомнил Маклуски, придвигая к себе свой саквояж, – Каллаген, найдётся ли у вас свободная ёмкость?

– Сколько угодно! – оживился Каллаген и тут же умчался на кухню за алюминевой фляжкой.

Некоторое время спустя, когда фляжка с налитым виски уже была убрана обратно в кухонный шкаф, Доддс как бы невзначай продолжил разговор на прежнюю тему:

– Значит, со здоровьем у вас неважно… Но неужели вы не ходите на работу даже за зарплатой?

– А зачем туда ходить? – удивился больной, – Коллеги приносят мне зарплату прямо домой. (Им тут недалеко – метров триста.) Я вообще не понимаю, ради чего люди таскаются на работу каждый день… Вы только представьте: Вскакивать ни свет, ни заря и мчаться в этот дурацкий участок, как по тревоге, высунув язык от усердия – и всё ради того, чтобы потом весь день спать за рабочим столом в скрюченном положении? Ну что за абсурд! Сон за неудобным столом вреден для позвоночника и суставов. А поспать со всеми удобствами вы можете только у себя дома… О своём здоровье следует заботиться каждый день, а не только по выходным и праздникам! Главное для здоровья – побольше спать и поменьше волноваться, а также есть качественные продукты и не дышать всякой гадостью… Глядя на вас, я всегда удивляюсь, – он с интересом посмотрел на своих гостей, – Вы мотаетесь по всей стране и постоянно курите ваши трубки, но до сих пор ничем не больны… Чудеса, да и только!

– Не волнуйтесь: У нас ещё всё впереди! – обнадёжил его Доддс.

– Итак, вы не ходите на работу даже за зарплатой, – продолжил свою мысль Маклуски, – Но сегодня вы явились на голосование к самому открытию участка, в начале седьмого утра… Услышав об этом, мы были потрясены до костей мозгов. Мы решили, что вы совершили настоящий гражданский подвиг…

– Что поделаешь – пришлось! – вздохнул Каллаген, – Смит объяснил мне, что без этого обойтись не удастся. (По закону, голосовать дома разрешено лишь парализованным, психически ненормальным и находящимся в реанимации.) Вчера вечером Смит приходил ко мне дважды. Первый раз он сообщил мне о сегодняшних выборах и предупредил об обязательной явке. (Фицрой назначил его членом избирательной комиссии. Ему волей-неволей пришлось обходить всех избирателей и зазывать их на выборы.) Второй раз он зашёл ко мне ближе к вечеру и принёс снотворное…

– Вот как? – удивился Доддс, – Неужели Смит выписал вам какое-то снотворное?

– Нет-нет! – опроверг Каллаген, – Рецепт мне выписал мой лечащий врач, а я попросил Смита купить мне его в аптеке. (Сам я из дома почти не выхожу.) Заодно он ещё раз напомнил мне о сегодняшних выборах, а я был вынужден пообещать, что обязательно на них приду… И вот сегодня проснулся я около шести часов и почувствовал, что дальше спать не могу. Моя рука сама потянулась к снотворному… Но тут я вдруг вспомнил про выборы и немедленно вскочил с постели. Я подумал: «Участие в голосовании – мой гражданский долг. Я обязан его исполнить, чего бы это мне ни стоило! Схожу-ка я в участок и проголосую – а уже потом приму снотворное и буду дрыхнуть, сколько душе угодно!» И вот явился я в участок, опустил листок в дырку и со спокойной душой вернулся домой, – Каллаген устало улыбнулся, как бывалый моряк, возвратившийся в родные края из кругосветного путешествия.

– Кстати, за кого вы проголосовали? – полюбопытствовал Маклуски.

– А как вы сами полагаете? – Каллаген хитровато улыбнулся, – Разумеется, я отдал свой голос за Фицроя!

– Почему же за, а не против? – уточнил Доддс.

– Потому, что против своего начальника я ничего не имею, – ответил Каллаген; его голос прозвучал предельно искренне, – Ко мне Фицрой относится с пониманием. Он всегда идёт мне навстречу, учитывая состояние моего здоровья – значит, и я тоже должен идти ему навстречу во всяких пустяках. Ведь мы с вами прекрасно понимаем: Сегодняшнее голосование вообще не имело никакого смысла, – он добродушно засмеялся, – Ну какая мне разница, как будет называться Фицрой: исполняющим обязанности начальника полиции или всенародно избранным начальником? Хочет он называться так, а не этак – ну что ж, на здоровье! Я готов проголосовать так, как ему хочется. Главное в нашем деле – не портить отношений с начальством без особой нужды… Такова моя позиция, и никто меня с неё сбить не сможет! Приходил ко мне вчера Уорвик и пытался переубедить… – Каллаген скептически усмехнулся, – Но все его труды были напрасны. Мне и так всё понятно: Как бы наше голосование ни завершилось, Фицрой всё равно останется нашим начальником. Но если мы все вдруг проголосуем против него, его отношение к нам может измениться к худшему… Так я ему и ответил, этому Уорвику!

– Другие ваши коллеги ответили ему примерно то же самое, – сообщил к слову Маклуски, – Но кто-то из них всё же последовал его совету и проголосовал против Фицроя…

– Я просто теряюсь в догадках, кто бы это мог быть, – признался Каллаген; его голос был переполнен недоумением, – Я был уверен, что он ни у кого не найдёт поддержки… Я скажу вам больше: Если бы все мы ответили ему решительным отказом, он бы и сам не стал голосовать против начальника. Уорвик очень не любит выглядеть одиночкой. Он во всяком деле пытается найти себе единомышленников… Поэтому я убеждён: Кто-то из моих коллег вчера поддался на его агитацию! Так вот и появились на свет эти три голоса против… Конечно, замечательная штука – это тайное голосование! – засмеялся Каллаген, – Теперь уже никто никогда не узнает, кто из нас за кого проголосовал… Вы можете с невинным видом сказать начальнику: «Честное слово, я отдал свой голос за вас!» – и ему будет нечего вам возразить. А вот если бы против Фицроя было подано пять голосов из шести, он бы сразу смекнул, что подчинённые его обманули… (В этом случае единственным голосом за был бы его собственный.) Но поскольку против было только три голоса, у него остаётся богатое поле для подозрений…

На протяжении всей его речи два прославленных лондонских детектива успели несколько раз вопросительно переглянуться между собой и один раз многозначительно перемигнуться друг с другом. Едва Каллаген замолчал, Маклуски тут же задал ему очередной каверзный вопрос:

– Кстати, как вам понравились сегодняшние выборные декорации в вашем отделении полиции? Не заметили ли вы в их облике чего-то необычного?

– Декорации? – задумался Каллаген, – Да я на них даже не посмотрел! Мне ужасно хотелось спать. Я ничего вокруг не замечал и почти ничего не соображал. Я взял у Смита листок, опустил его в дырку и сразу поплёлся домой…

– Вот как? – заинтересовался Доддс, – Вы почти ничего не соображали? Но вы уверены, что опустили избирательную бюллетень в нужную щель?

– Ну конечно! – воскликнул Каллаген, – Разумеется, я засунул свой листок в нужную урну.

– В какую урну? – не без иронии осведомился Маклуски, – В мусорную?

– Нет, в избирательную, – опроверг Каллаген.

– Точно в избирательную? – продолжал допытываться Доддс, – Вы имеете в виду такую большую коробку синего цвета с узкой щелью наверху?

– Именно её! – подтвердил Каллаген, – Именно большую коробку и именно синего цвета! (К счастью, склерозом я пока не страдаю.)

Детективы обменялись между собой ещё одним многозначительным взглядом…

Вскоре два прославленных мастера сыска и розыска уже двигались по вечернему Крукроуду в обратном направлении со своими неизменными саквояжами в руках. В полном безмолвии они дошагали до местного отделения полиции. Подойдя к знакомой скамейке возле входа, они поставили на неё саквояжи и потянулись в карманы за трубками.

Несколько минут спустя вечернюю тишину прервал задумчивый голос Маклуски:

– Пожалуй, в этом деле нам уже понятно почти всё…

– Осталось уточнить разве что два второстепенных момента, – дополнил его Доддс.

– Не будем терять времени! Зайдём в участок и уточним! – предложил Маклуски.

Детективы спешно затушили трубки, убрали их за пазуху и снова взялись за саквояжи. Однако необходимость заходить в участок для них тут же отпала, поскольку в этот момент из участка как раз кто-то вышел… Этим кем-то оказался их старый знакомый Гилмор.

– Доддс-Маклуски, вы ещё здесь? – удивился он, – А вы разве не уехали в свой Алексвилл?

– Нам пришлось ненадолго задержаться в вашем Крукроуде, – ответил Маклуски, – В Алексвилл мы отправимся следующим поездом, ближе к полуночи.

– А я тут всё ищу свою газету и никак не могу её найти, – пожаловался Гилмор, – Хоть вызывай на подмогу следователей из Центральной полиции…

– А не ваша ли газета валяется вон там, на скамейке? – пришёл к нему на выручку Доддс.

– Моя! – признал поражённый Гилмор, подбирая газету, – Да, не зря вас называют мастерами сыска и розыска… Действительно, это – та самая газета! И, судя по всему, на ней уже кто-то успел посидеть…

– Мы догадываемся, кто бы это мог быть, – сообщил к слову Маклуски, – Но чёрт с ней, с газетой! Гилмор, мы хотим задать вам парочку очень важных и нелицеприятных вопросов…

– Я вас слушаю! – сказал озадаченный Гилмор.

– Вопрос первый: Что вы ответили Уорвику, когда он вчера приходил к вам со своей предвыборной антиагитацией? – спросил Доддс.

– Я ответил, что буду голосовать за Фицроя, – не стал скрывать Гилмор, – А как, по-вашему, я должен был поступить? Если бы я ответил ему по-другому, он мог бы донести мои слова до самого Фицроя, а мне это было совсем ни к чему. Короче говоря, я послал Уорвика ко всем чертям, а потом поступил по-своему… Собственно, тогда я ещё и сам не знал, как буду голосовать. (Монетку я бросал уже на избирательном участке, стоя в будке за чёрной ширмой.)