Текст книги "Брокингемская история. Том 2"

XIX. Происшествие в гостинице

– Похоже, это – его вагон!

– Вы правы: Других таких вагонов на свете больше нет!

Доддс и Маклуски, два прославленных детектива лондонской Центральной полиции, вышли из тамбура в коридор очередного железнодорожного вагона. (Их неразлучные большие саквояжи, как обычно, были крепко зажаты в их цепких натруженных руках.) Они не торопясь прошлись по коридору, внимательно поглядывая по сторонам… По левую руку от них виднелся ряд слегка поржавевших и не совсем удачно покрашенных окон; по правую располагались совершенно пустые плацкартные купе. И только в самом конце вагона, возле выхода в следующий тамбур, мастерам сыска и розыска наконец удалось обнаружить хоть какие-то признаки жизни…

– А вот и он – сидит в купе проводника! – блеснул наблюдательностью Доддс.

– Эй, Эванс! – прокричал Маклуски в слегка приоткрытую дверь, – Кончайте с конспирацией – мы вас всё равно рассекретили!

Из купе проводника донёсся удивлённый возглас. Сидевший с правой стороны от откидного столика джентльмен в железнодорожной форме резко вскочил с насиженного места и выглянул в коридор… Это действительно оказался проводник Эванс, давний добрый знакомый двоих прославленных детективов.

– Но каким образом вы меня тут разыскали? – задал традиционный вопрос он, обмениваясь с новоприбывшими тёплыми дружескими рукопожатиями.

– Узнали по вагону, пока поезд причаливал к станции, – дал ему традиционный ответ Доддс, – Надо полагать, вас опять перевели на другую линию вместе со всем вашим хозяйством?

– Опять – но временно, на пару месяцев, в качестве наказания за плохой внешний и внутренний вид вагона, – пояснил проводник, – Впрочем, сдаваться я не собираюсь! Сломить меня им всё равно не удастся, – мстительно добавил он.

От проницательных взглядов двух столичных детективов не смогло укрыться самое главное обстоятельство: Эванс находился в своём купе не один. По левую сторону от откидного столика сидел ещё один джентльмен не самого высокого роста с так называемым «дипломатом» на коленях… Детективы готовы были поручиться, что до сегодняшнего дня никогда ранее с ним не встречались. Несмотря на зрелый возраст и вполне солидный внешний вид, второй обитатель купе проводника произвёл на новоприбывших весьма неоднозначное впечатление. Скорее всего, во всём была виновата цинично-высокомерная усмешка, почти не сходящая с его губ…

– Эванс, что это за тип? – шёпотом поинтересовался Маклуски у проводника.

– Какой-то пассажир, – пожал плечами тот, – Неожиданно подсел в мой вагон на одной из остановок… Похоже, он любит почесать языком. (В последние полчаса только этим и занимается.) Насколько я смог понять, он – какой-то мелкий бизнесмен; а точнее – мелкий спекулянт и барыга.

– Оно и видно! – согласно кивнул головой Доддс.

– Честно сказать, мне не так уж важно, кто он на самом деле такой, – проявил присущую ему беспечность Эванс, – Я ничего против этого типа не имею. Он развлекает меня своей болтовнёй и помогает скоротать время в дороге… Кстати, я не стану возражать, если и вы тоже присоединитесь к нашей компании!

– Удачная мысль! – схватил намёк на лету Маклуски.

Воспользовавшись любезным приглашением, детективы поспешили зайти в купе вслед за радушным хозяином и вместе с ним уселись на правую откидную полку. Свои драгоценные саквояжи они по-прежнему цепко держали в руках, не решаясь расстаться с ними ни на секунду в присутствии незнакомого попутчика.

– Между прочим, далеко ли вы едете? – обратился к ним Эванс.

– В Болтли, – не стал темнить Доддс, – Завтра там должен появиться один наш знакомый, и мы хотим должным образом его встретить, – добавил он, не вдаваясь в ненужные подробности.

– Болтли? – оживился бизнесмен, – Да, знаком мне этот городишко… Есть в нём одна недурная барахолка возле развалин. Иногда там попадаются весьма неплохие вещички…

– А вот нам думается, что на подобных барахолках никаких достойных товаров в принципе продаваться не может, – возразил Маклуски.

– Сразу видно, что вы в бизнесе ничего не смыслите, – снисходительно усмехнулся бизнесмен, – Только на чёрном рынке и можно приобрести задёшево фирменную вещь, которую вы потом без труда сбагрите втридорога каким-нибудь богатеньким ротозеям под видом привезённой из-за границы… Вот, посмотрите! – он раскрыл свой «дипломат» и извлёк из него старую облезлую перчатку, – Этот товар я недавно подцепил на барахолке у нас в Ноттингеме – причём, почти за полцены… Нет, я говорю не о перчатке! (Её-то я как раз купил в обычном магазине.) Речь немного о другом, – он бережно извлёк из большого пальца перчатки миниатюрные наручные часы (без ремешка); из четырёх других пальцев он достал ещё четыре предмета, полностью аналогичных первому, – Это – фирменные японские часы марки «Сейко»… И как вы думаете, где раздобыл их тот парень, у которого я купил их на ноттингемской барахолке? Никогда не догадаетесь: на чёрном рынке в Москве! (Если кто не знает: Москва – это столица Советского Союза.) Недавно этот парень побывал проездом в России и попутно познакомился с кое-какими местными барахолками. Как он говорит, никогда ранее его деловые поездки не завершались так успешно и плодотворно… Коррупция настолько процветает в этой Москве, что вы за пару американских долларов сможете в один момент скупить половину города. (Вот вам наглядный пример: Официально поездка в московском метро стоит пять копеек, но вы можете сунуть контролёру в лапу бумажку в один рубль и потом хоть целый день кататься в этом метро по всем линиям.) Наш парень побывал на самой главной московской толкучке и по дешёвке приобрёл там целую партию фирменных японских часов. Потом, вернувшись в Ноттингем, он перепродал их мне, – бизнесмен с гордостью продемонстрировал собеседникам свою добычу, – Я думаю, любой лондонский модный магазин оторвёт их у меня с руками…

– Но вы уверены, что это – действительно хорошие часы? – уточнил Эванс, – Они хотя бы ходят?

– Будут ходить, если их завести, – выразил уверенность бизнесмен, – Фирма «Сейко» халтуры не производит!

– Но тогда почему у ваших часов на циферблате написано не «Сейко», а «Сейка»? – не замедлил с каверзным вопросом Доддс.

Бизнесмен бросил взгляд на свои часы и застыл на месте с оторопело открытым ртом. В разговоре на какое-то время наступила непредвиденная пауза… Заполнить её не замедлил Маклуски:

– С иностранцами следует держать ухо востро – они всегда будут рады нас надуть, воспользовавшись нашей доверчивостью и отсутствием деловой хватки. Вот вам красноречивый пример: На днях мне приснился один забавный сон, который я склонен считать вещим. Начинается всё с того, что я будто бы захожу в своё родное общежитие и натыкаюсь там на нашего коллегу Уэлча. «Как удачно я вас повстречал!» – говорит он мне, – «Будьте добры, отнесите-ка на второй этаж вот эту штуку и закиньте в нашу с Барбером комнату!» – он протянул мне небольшой предмет, напоминающий почтовую открытку, – «Это – старинная французская картина-миниатюра. Я приобрёл её на каком-то аукционе», – доверительно сообщил он мне, – «Повесим мы её на стенку в нашей комнате и будем внимательно изучать на досуге…» «Да-да, я вам охотно помогу», – ответил я. Всучив мне свою картину, Уэлч улизнул куда-то на улицу, а я потащил эту штуку на второй этаж. (Вообще-то в реальной жизни комната Уэлча и Барбера располагается не на втором, а на первом этаже нашего общежития. Впрочем, я уже не раз убеждался: В моих снах многие мои знакомые частенько проживают не там, где наяву.) По дороге я не преминул повнимательнее рассмотреть картину Уэлча. Как оказалось, она называлась «Переход Наполеона через Альпы», а изображён на ней был сам французский император верхом на белом коне. И странное дело: По мере того, как я поднимался по ступенькам лестницы на второй этаж нашего общежития, лестница эта неуклонно расширялась и удлиннялась, пока сама не превратилась в какой-то горный перевал. Я с огромным трудом взобрался на крутую горную вершину… Вместо коридора второго этажа я увидел тоненькую горную тропинку, а вместо комнат – кособокие горные хижины. Да и картина в моих руках незаметно превратилась из крошечной миниатюры в огромный кусок холста с дубовой рамой полуметровой толщины… Но это были ещё цветочки! Когда я подошёл к хижине Барбера и Уэлча, я вдруг обнаружил, что вместо картины с изображением Наполеона несу на руках самого французского императора – к счастью, уже без белой лошади. (По всей вероятности, он избавился от неё в процессе перехода через Альпы, поскольку в качестве вьючного животного ему вполне хватало и меня одного.) Я сбросил Наполеона у двери хижины. Он сказал: «Мерси боку!» и юркнул за дверь. Ну а я прошагал по коридору ещё немного, зашёл в собственную комнату и уселся на раскладушку слегка передохнуть после путешествия через горный перевал… Не прошло и пары минут, как передо мной вдруг возник Барбер и в возмущении произнёс: «Как это понимать? Заглянул я сейчас в свою комнату, а там – хоть шаром покати! Всё шампанское и коньяк выпиты, серебряные ложки исчезли, из трёхсот сортов сыра в холодильнике не осталось ни одного… Что за медведь побывал в нашей комнате, вы можете мне объяснить?» «Ну и шустрые они ребята, эти французы!» – ответил ему я.

– Ну вот, я так и знал: На всех часах написано «Сейка», а не «Сейко»! – с болью в голосе сообщил бизнесмен, уже успевший изучить содержимое ещё нескольких облезлых перчаток из своего «дипломата», – Кстати, завести их мне так и не удалось…

– Знающие люди рассказывают, что умельцы из Москвы собирают подобный товар в подвалах и гаражах из подручных средств, найденных где-то на помойке, – поделился информацией Доддс, – Достаточно намалевать на них «Сделано в Японии» – и обязательно найдётся какой-нибудь недалёкий иностранец, который клюнет на эту нехитрую приманку.

– Но вам не стоит отчаиваться, – попытался подбодрить бизнесмена Маклуски, – Обратитесь в полицию и предъявите им приобретённый вами бракованный товар! Полиция наверняка откроет по этому поводу какое-нибудь уголовное производство и добьётся наказания недобросовестных продавцов.

– Соваться в полицию – бесполезный номер, – ударился в пессимизм бизнесмен, – У наших доблестных полицейских не хватит мозгов разобраться с этим делом… К тому же все они получают взятки от заинтересованных лиц и вообще сильно коррумпированы, – без тени сомнений заявил он.

– Это – явное преувеличение! – не преминул возразить Доддс, – Не так уж много взяток берёт полиция в наше смутное беспокойное время!

– Вы защищаете полицию? Интересно, с чего бы? – удивился бизнесмен, – Может быть, у вас там родственники работают?

– Нет, среди моих родственников ни один в полиции не служит, – опроверг Маклуски, мысленно перебрав в памяти всю свою родню.

– Среди моих тоже, – поддержал его Доддс.

– А среди моих – и подавно, – добавил Эванс, который в этот момент как раз ненадолго проснулся после внезапно сморившего его непродолжительного сна.

– Вот и я говорю: Наша замечательная полиция тупа, неповоротлива и коррумпирована, – пришёл к неожиданному выводу бизнесмен, – Ни одно самое простое расследование не способна довести до ума… Вы думаете, я зря наговариваю на наши доблестные правоохранительные органы? А вот и не зря! Недавно я смог наглядно убедиться в их полной никчёмности, – он саркастически-высокомерно ухмыльнулся, словно непревзойдённый мастер по расследованию самых запутанных дел, – Эта история произошла прямо у меня на глазах. Я знаю о ней из первых рук… или, в крайнем случае, из вторых.

– Подобное любят утверждать все фантазёры на свете, – снисходительно усмехнулся Маклуски.

– Но я говорю вам сущую правду! – возмутился бизнесмен, – Дело было несколько месяцев назад, весной этого года. Я как раз прибыл в один городок на севере Англии по кое-каким коммерческим делам… Если желаете, я могу изложить вам эту историю во все подробностях, со ссылками на свидетелей и очевидцев! – предложил он в полемическом задоре.

– А почему бы и нет? – оживился Эванс, – Конечно, давайте рассказывайте!

– Итак, дело было весной, – приступил к изложению рассказчик, – Мне требовалось заехать в один городок и проделать там кое-какие делишки… (Какие именно – об этом я умолчу, дабы не выдавать свою коммерческую тайну.) Одновременно со мной в этот же город собирался наведаться мой приятель Браферстон. Разумеется, мы договорились, что обязательно друг с другом встретимся и кое-что обсудим. И вот с утра Браферстон звонит мне в Ноттингем и докладывает: «Я прибыл в город и снял себе номер в гостинице. Свободные места в ней ещё остались. Если вы подъедете до конца дня, то как раз успеете составить мне компанию». «Так и сделаю!» – пообещал я. «Гостиница эта в целом неплоха», – продолжал рассказывать Браферстон, – «В ней – целых два этажа. Я, как обычно, выбрал себе номер на первом. Но есть у нашей гостиницы и кое-какие странности… Самые главные из них две. Во-первых, здесь ни один номер не запирается на задвижку, а ключи постояльцам не выдаются. Вернее, администрация может им их выдать, но только за дополнительную плату. Разумеется, все постояльцы предпочитают обходиться без ключей и тем самым немного экономят на гостиничных услугах. Это создаёт им некоторые сложности: При каждом уходе из номера требуется звать дежурного и просить его запереть дверь, а при возвращении в номер дежурного приходится звать ещё раз, чтобы он её отпер… Это – первая странность. А вторая состоит в том, что постояльцам запрещается курить в номерах… Для курения на каждом этаже отведено место в центральном холле. Но проводить там перекуры разрешается лишь в ночное время – после наступления отбоя и до объявления подъёма. Ну а чтобы покурить днём, вам придётся выходить на улицу…» «Ладно, уж как-нибудь переживём», – не стал особо расстраиваться я, – «К счастью, мне предстоит провести в этой странной гостинице всего-то одну ночь…» Ближе к вечеру я прибыл в этот город, разыскал эту гостиницу и снял себе номер на своём любимом втором этаже. Так уж удачно вышло, что мои новые аппартаменты располагались первыми по коридору от лестницы. И номер у них тоже был соответствующий – 21… Забросив в номер свой портфель, я поспешил на улицу, чтобы немного покурить перед отбоем. Надо сказать, что в наружной курилке собралась весьма многочисленная компания… Как я и ожидал, Браферстона среди этих курильщиков не оказалось. (Он вообще не курит, так как терпеть не может табак.) Народ понуро бродил возле входной двери и дымил своими сигаретами, сигарами, папиросами и трубками… Моё внимание привлёк один щуплый настороженный забулдыга, сидевший на скамейке. Одной рукой он держал сигарету, а другой крепко вцепился в большой портфель у себя на коленях. Я сразу подумал: «Похоже, он носит в этом портфеле что-то слишком ценное и не решается оставить его в незапирающемся номере…» (Как я потом узнал, это был постоялец первого этажа по фамилии Дохерти. Кстати, в нашей истории ему предстоит сыграть едва ли не центральную роль…) Но вот из гостиницы высунулся дежурный (до сих пор помню его фамилию – Курран) и объявил, что постояльцы должны немедленно вернуться в свои номера, поскольку наступает время отбоя (двадцать два ноль-ноль), и он сейчас начнёт запирать входную дверь. Народ послушно затушил свои трубки с папиросами и потащился в гостиницу… Впрочем, в любой компании обязательно найдётся хотя бы один смутьян. Нашёлся такой и у нас… Он предъявил Куррану свои наручные часы, которые показывали двадцать один сорок пять, и заявил, что не тронется с места до без одной минуты десять, ибо привык пользоваться своими правами в полном объёме. (Наутро я узнал, что это был Брауншайдл, ещё один постоялец с первого этажа. Между прочим, и он сыграет в нашей истории не самую последнюю роль!) Пока Курран переругивался со строптивым курильщиком, я успел подняться на второй этаж и завалиться к себе в номер. Наконец, в гостинице был объявлен отбой и наступила ночная тишина… Когда в коридоре перестали шастать посторонние гаврики, мне в голову пришла шальная идея: «А почему бы мне не спуститься на первый этаж и не проведать Браферстона? Наверно, он ещё не спит и будет рад меня видеть…» Выйдя из номера, я подошёл к лестнице и… И тут я понял, что в этой дрянной гостинице имеется ещё одна странность, о которой Браферстон меня не предупредил: Дверь из нашего коридора на лестницу оказалась запертой. Похоже, с наступлением отбоя Курран запер не только входную дверь, но и кое-какие внутренние… В двери на лестницу имелось небольшое окошко, словно в каком-нибудь справочном бюро. Я открыл его, заглянул по ту сторону и увидел перед собой лишь ряд ступенек, уходящих вниз. Мне удалось дотянуться рукой до задвижки на той стороне двери… Увы, открыть её я не сумел. Вероятно, для этого требовался ключ, которым я не располагал. «Ладно, не беда!» – не стал переживать я, – «Завтра утром дверь отопрут, и я наконец встречусь с Браферстоном!» (Забегая вперёд, замечу, что мои надежды не оправдались: С Браферстоном я на следующий день так и не увиделся.) В общем, махнул я рукой на эту дверь и отправился в свой номер спать… Проснувшись на следующее утро, я каким-то шестым чувством сразу почуял неладное. Из коридора до меня доносился какой-то странный настораживающий гул… Выглянув из номера, я увидел возле двери на лестницу несколько местных постояльцев с сигаретами и трубками в руках. Они настойчиво рвались на улицу покурить, но путь им преграждала всё та же дверь на лестницу – до сих пор запертая, несмотря на наступление семи часов, когда в нашей гостинице должен был быть объявлен подъём. (Забавно, не правда ли? После объявления подъёма дверь на лестницу должна быть отперта. Но раз этого не произошло, постояльцы вправе полагать, что в гостинице всё ещё продолжается отбой; не так ли? Следовательно, они имеют право провести свой перекур в ночной курилке, в холле второго этажа… Как ни странно, эта простая мысль никому из этих баранов почему-то в голову не пришла.) Прихватив с собой портфель (дабы не оставлять его без присмотра в незапертом номере), я тоже вышел в коридор. С моим появлением дело наконец сдвинулось с мёртвой точки, и на наши призывы с первого этажа явился гостиничный администратор Пейдж. Разговор с ним нам пришлось вести через окошко в двери. Он сказал, что не может отпереть нашу дверь, ибо получил указание от полиции не пускать на первый этаж никого постороннего… Мало-помалу нам удалось вытянуть из него и другие подробности. Оказывается, минувшей ночью один из постояльцев первого этажа был ограблен, и полиция теперь проводит расследование этого дела. Как вы уже догадались, жертвой ограбления стал тот самый забулдыга Дохерти. (Моя догадка была недалека от истины: В своём портфеле этот тип действительно носил какую-то огромную сумму наличных денег. Их-то у него и стибрили!) Сперва Пейдж не горел желанием с нами разговаривать и упорно порывался улизнуть обратно на первый этаж. К счастью, мне быстро удалось найти на него управу… Я заявил ему следующее: Поскольку в здешней гостинице дверь с лестницы на второй этаж должна быть открыта с семи часов утра до десяти вечера, администрация обязана отпереть её сразу после объявления подъёма, а требование полиции не пропускать посторонних на первый этаж она может выполнить каким-то другим образом, при открытой двери. Меня поддержал единодушный хор всех курильщиков второго этажа… Под нашим дружным напором Пейдж был вынужден пойти на попятный. В конце концов он отпер дверь, но сразу за дверью уселся на стул сержант полиции и перекрыл всем нам дорогу на лестницу. Однако я и не думал сдаваться! Вступив в беседу с сержантом, я довольно быстро убедил его в том, что сильно тороплюсь в город по важным коммерческим делам. Собственно, чем я виноват, что минувшей ночью кого-то обчистили где-то на первом этаже? Сам я уж точно не мог этого сделать – ведь дверь на лестницу всю ночь была заперта… В конце концов у сержанта распухли уши от моей неопровержимой аргументации, и он разрешил мне покинуть гостиницу. Я объявил Пейджу, что немедленно съезжаю из его шаражкиной конторы. Сержант лично проводил меня на первый этаж и далее вывел под ручку на улицу, тщательно следя, чтобы я по дороге не общался ни с кем из местных обитателей. Вырвавшись наконец из этого дурдома, я на скорую руку проделал в городе все свои дела и срочно отбыл восвояси… С Браферстоном я увиделся лишь пару месяцев спустя. Тогда-то он и поведал мне прочие подробности этой дурацкой истории… Итак, у постояльца Дохерти свистнули все деньги из его большого портфеля. Самое удивительное, что той ночью в соседнем с Дохерти номере проживал целый капитан местной полиции, прибывший в гостиницу по каким-то служебным делам… (Таким образом, кража произошла буквально под носом у наших доблестных правоохранительных органов.) Третим постояльцем в том отсеке первого этажа был уже известный вам Брауншайдл, вздорный и склочный интриган, борец за собственные права и ярый обличитель всех вокруг. Помимо них, на первом этаже в ту ночь проживало ещё трое постояльцев. Одним из них, как нетрудно догадаться, был мой приятель Браферстон; двух других звали Галлахер и Коллинз… Дохерти был готов поручиться, что перед отбоем все его деньги ещё находились в его портфеле. Сразу после подъёма он обнаружил их пропажу и немедленно пожаловался на это в соседний номер капитану полиции. Тому пришлось приступить к расследованию… Первым делом он распорядился запереть входную дверь и никого из гостиницы не выпускать. (Впрочем, Пейджу и Куррану даже не пришлось специально её запирать, поскольку они ещё не успели её отпереть после объявления подъёма.) Пораскинув слегка мозгами, наш бравый капитан пришёл к выводу, что деньги, скорее всего, спёр кто-то из постояльцев первого этажа.

– А не мог ли грабитель залезть в окно? – предложил альтернативную гипотезу Эванс, окончательно сбросивший с себя весь сон.

– Не мог, – без тени сомнений заявил рассказчик, – Дело было весной. Все окна были заклеены на зиму, а щели забиты. (У капитана полиции хватило ума в этом убедиться.) – он саркастически усмехнулся, как бы давая понять слушателям, что уж у него-то самого хватило бы ума и на гораздо большее, – Предвидя ваши дальнейшие вопросы, сразу на них отвечу: Форточки на окнах недостаточно велики для того, чтобы в них пролез человек. То же самое относится и к окошку в двери, ведущей с лестницы на второй этаж… Другой лестницы между этажами нет; люки и потайные ходы тоже отсутствуют. В общем, всё говорило за то, что обчистить Дохерти мог лишь другой обитатель первого этажа… Для начала капитан полиции решил провести допрос потерпевшего и подозреваемых. И вот начал он вызывать их по одному к себе в номер… (Этот номер на время расследования был превращён в своеобразный кабинет дознания.) Всем пятерым было велено сидеть в своих номерах, дожидаться вызова на допрос и ни в коем случае не общаться друг с другом… Но мой приятель Браферстон от природы чрезвычайно любопытен. Он мгновенно сообразил, как ему следует поступить, чтобы и указание полиции выполнить, и своевременную информацию о ходе расследования получить. Он вступил в сговор с местной уборщицей, миссис Майлз – та и поставила ему всю необходимую информацию. Во время допросов свидетелей и подозреваемых она методично и целенаправленно мыла пол в коридоре первого этажа, прямо возле кабинета дознания, и прекрасно слышала всё, что в этом кабинете делалось и говорилось. Когда в допросе наступали паузы, миссис Майлз тоже ненадолго прерывала уборку, чтобы сменить воду в ведре, а заодно чтобы заглянуть к Браферстону и сообщить ему последние новости… По её данным, допрос протекал следующим образом: Сперва капитан полиции спросил Дохерти, не заметил ли он накануне какого-либо нездорового интереса к своему портфелю со стороны других постояльцев первого этажа. Дохерти ответил, что ничего подобного не замечал. Вечером, перед самым отбоем, он вышел с портфелем на улицу покурить, но даже тогда никто на его портфель косо не посматривал. Когда он сидел на скамейке с сигаретой, никто к нему не подходил и заговаривать с ним не пытался… Показания Дохерти опроверг первый же из свидетелей, сварливый и упрямый Брауншайдл. По его словам, накануне вечером рядом с потерпевшим на той же скамейке целых полчаса просидел другой подозреваемый, Галлахер. Ему показалось, что эти двое вели между собой весьма оживлённую дискуссию… Капитан отослал Брауншайдла прочь, вызвал к себе Галлахера и пересказал ему показания предыдущего свидетеля. Галлахеру пришлось признать, что накануне вечером он действительно подсел на скамейку к Дохерти, но сидел он там не полчаса, а всего две минуты. Ни о каких «оживлённых дискуссиях» не могло быть и речи. Он всего-навсего попросил у Дохерти закурить, получил от того решительный отказ и тут же покинул скамейку, отправившись на дальнейшие розыски. Вызванный затем Дохерти в целом подтвердил версию Галлахера и опроверг домыслы Брауншайдла. Затем в кабинет дознания был приглашён Коллинз… Его допрос пришлось немного отложить. В этот момент из соседнего номера послышался шум борьбы и не вполне дипломатические возгласы. Как оказалось, это подозреваемый Галлахер решил заглянуть в гости к подозреваемому Брауншайдлу и высказать ему свои претензии по поводу его не совсем правдивых показаний. Капитан полиции лично устремился в соседний номер и разнял подозреваемых.

Галлахер был отправлен под конвоем сержанта в свой номер, на другой конец первого этажа, а капитан вернулся в штаб дознания и продолжил допрос Коллинза. Впрочем, тот ничего особо важного сообщить не смог – лишь подтвердил, что Галлахер накануне вечером действительно приставал ко всем подряд в поисках курева… Последним к следователю был вызван мой приятель Браферстон. Он заявил, что вообще не выходил в наружную курилку перед отбоем, поскольку не курит сам и не любит вдыхать чужой табачный дым. На этом закончилась первая часть допроса. По её итогам выяснилось, что никто из подозреваемых, по всей вероятности, не проявлял видимого интереса к портфелю Дохерти. После этого капитан полиции перешёл ко второй части допроса – выяснению обстоятельств собственно похищения. Картина происшествия представлялась до предела простой: Среди ночи кто-то зашёл в номер к спящему Дохерти, вытащил из его портфеля все деньги и унёс их с собой… Никаким другим образом деньги не могли быть похищены; не так ли? – он вопросительно посмотрел на сидящего напротив Эванса.

– Неужто не могли? – засомневался проводник, – Но ведь на окне номера Дохерти была форточка; не так ли? Грабитель мог просунуть в неё снаружи какой-нибудь манипулятор достаточной длины и…

– Дохерти утверждал, что запер форточку на ночь, – сходу отмёл все дикие гипотезы рассказчик, – Он проспал всю ночь совершенно спокойно, а волноваться начал лишь утром, когда обнаружил пропажу… Не слышал ничего подозрительного и дежурный Курран. По его словам, он выпил на ночь снотворное и продрых без просыпу до самого подъёма. (Правда, по мнению уборщицы, он выпил на ночь не снотворное, а кое-что ещё… Впрочем, капитан полиции её мнения не спрашивал – она поделилась им лишь с Браферстоном.) Заодно Курран высказал капитану обуревавшие его сомнения: А были ли вообще у Дохерти какие-то деньги? Может быть, никто его и не грабил, а он нагло мутит воду и водит всех за нос? Капитан полиции сурово отчитал дежурного Куррана и посоветовал ему оставить свои досужие измышления при себе. Дабы развеять последние неясности, наш бравый следователь заявил, что накануне своими глазами видел кучу денег в портфеле у Дохерти, своего соседа по гостиничным номерам… Затем допрос подозреваемых вступил в решающую фазу – им было предложено вспомнить, как они провели минувшую ночь. Браферстон поведал следователю следующее: Он заснул сразу после отбоя и спокойно проспал несколько часов подряд. Посереди ночи он неожиданно проснулся от того, что некто энергично тряс его за плечо. Ночным гостем оказался его сосед по номерам, Галлахер – тот самый, который перед отбоем спрашивал у всех закурить. Оказалось, что он и после отбоя отнюдь не перестал заниматься любимым делом. С этой целью он разбудил Браферстона и попросил у него сигаретку… Мой приятель долго и безуспешно пытался его убедить, что совершенно не курит, но это никак не укладывалось в голове у заядлого курильщика Галлахера. В конце концов он покинул номер Браферстона, обиженный до глубины души, и отправился за сигаретами в другой соседний номер. Браферстон же снова крепко заснул и проспал без помех до самого утра… Его показания охотно подтвердил сам Галлахер. Однако, по его словам, он провёл в номере Браферстона всего две минуты. (Этого как раз хватило на то, чтобы разбудить постояльца, попросить у него закурить, получить отказ, вежливо попрощаться и убраться восвояси.) После Браферстона он заглянул к другому своему соседу, Коллинзу, и обратился к нему с той же просьбой… Далее показания Галлахера и Коллинза полностью совпадают: Разбуженный ночным гостем Коллинз не просто угостил Галлахера сигаретой, но и сам вышел вместе с ним в курилку, чтобы немного подымить. Их перекур проходил в холле второго этажа, под большими гостиничными часами. Закончив его, они пожелали друг другу спокойной ночи и мирно разошлись по своим номерам. Никаких подозрительных шумов из других концов коридора до них как будто не доносилось… (Забавно, что оба так и не смогли назвать точное время своего перекура и его продолжительность, хотя и стояли в холле прямо под часами.) Но самые удивительные показания дал капитану полиции сварливый Брауншайдл: Он заявил, что всю ночь не мог заснуть, поскольку его то и дело отвлекали какие-то посторонние шумы из коридора.

– Не вижу в этом ничего удивительного, – поспешил вмешаться Доддс, – При его сварливом характере было бы вполне естественно заработать себе хроническую бессонницу.

– Показания Брауншайдла были удивительны совсем не этим, – пояснил рассказчик, – Среди ночи он явственно услышал скрип соседней двери – той, что ведёт в номер Дохерти. Он готов поручиться, что некто зашёл в этот номер из коридора и затем, минут пять спустя, вышел из него обратно. Вскоре со стороны курилки послышались чьи-то весёлые голоса, а в нос Брауншайдлу ударил запах табака. По его мнению, голоса из курилки принадлежали Галлахеру и Коллинзу.

– Вот это номер! – только и смог сказать потрясённый Маклуски, обмениваясь с Доддсом весьма вопросительно-недоумевающим взглядом.

– У меня просто нет слов! – ответил тот.