Текст книги "Формула бессмертия. На пути к неизбежному"

А потом…

Потом произошло такое, что не могло привидеться мне даже в самом кошмарном сне.

Внезапно я осознал себя Существом. Пишу слово с большой буквы, потому что речь идет, согласно моим тогдашним ощущениям, об огромнейшем Существе, необычайно сложном по своей внутренней природе, структуре.

Попытаюсь сейчас, как сумею, описать Существо словами, хотя обрисовать его на вербальном уровне – дело почти безнадежное. В нашем лексиконе нет нужных слов для описания.

Я было “Оно”, то есть среднего рода. У меня имелся некий центр, важнейший, как я понимаю, элемент Существа. Он воспроизводил беспрерывно все это Существо, вместе взятое. Центр в лихорадочном темпе рождал его по капелькам, хотя Существо в то же самое время пребывало не в стадии своего рождения, а в полном расцвете сил.

Я был, повторяю, “Оно”, но при этом имел множественное число. Отдельные мельчайшие “Я” обретались во мне в великом множестве, даже в чудовищном множестве. Каждая из этих крохотулек занималась без отдыха, без остановки своей строго специализированной работой, очень, по моим ощущениям, важной для всего Существа. Их, крохотулек, было просто необозримое количество! Однако все они не являлись особями, жившими сами по себе. Все они были слиты в неделимое единство, в эту многоликую тварь, которую я и именую Существом.

Никаких мыслей у меня, Существа, не было. Я осознавал себя начисто лишенным разума. Удивительно и чрезвычайно парадоксально: лишенный разума, я занимался между тем внутри самого себя сложной многофункциональной работой, носившей все характерные признаки разумной деятельности. Кроме того, у меня была цель, четко понимаемая мной. Цель сводилась к формулировке, выражаемой одним словом – “Жить!”. Я, Существо, жило, хотело жить дальше и в самом факте существования своей жизни осознавало свое единственное предназначение.

Вдруг опять вокруг меня потихоньку начала сгущаться непроглядная тьма. Ощущение, что я – чертовски сложно организованное Существо, стало медленно-медленно исчезать, испаряться из моего сознания. Оно таяло и рассасывалось, подобно туманной дымке.

В этот момент я услышал монотонное бормотание Валерия Авдеева. Оно глуховато доносилось, как показалось мне, откуда-то издалека.

– Ты просыпаешься, просыпаешься. Ты уже почти проснулся, – бубнил Валерий. – Ты всплываешь все выше и выше. Все выше и выше. Все выше и выше… Ты постепенно приходишь в себя…

Туманная дымка, оставшаяся от почти уже полностью истаявшего в темноте Существа, еще слегка окружала меня. Тут я внезапно вспомнил, как меня зовут. Попутно понял, что нахожусь в состоянии гипноза – вернее, в последней фазе такого состояния. Понял и то, что Валерий вот-вот полностью выведет меня из гипнотического транса… А дымка, оставшаяся от Существа, все еще витала вокруг меня и в некотором смысле даже внутри меня.

На этой зыбкой грани между гипнотическим трансом и сознанием, медленно возвращавшимся ко мне, я все еще в какой-то малой степени по-прежнему ощущал себя тем Существом. Я как бы отчасти еще оставался дымкой, рассасывавшейся в чернильной мгле вокруг меня и внутри меня, самым краешком своего сознания все еще был ее частью.

И тут я с кристальной четкостью осознал, кем я был, когда целиком и полностью ощущал себя тем Существом. А когда осознал это, заорал в полный голос от ужаса».

…Вы уже догадались, кем или чем стал несчастный Прийма? Муравейником! То есть объектом частично одушевленным, частично неодушевленным, при этом множественным, распределенным на маленькие самостоятельные бегающие сущности.

А порой во время транса бывает так, что человек видит свое тело как бы со стороны. Причем такое в трансе бывает довольно часто! И здесь мы снова выходим на проблему тела. И проблему «Я». А также проблему тождественности «Я» и Разума. Разума у Муравейника, по его собственным словам, не было. Не было тела, фамилии, имени, мыслей, рассуждений… Только голое ощущение. Кому же оно принадлежало?

Нет, понятно, что принадлежало оно тому человеку, который ощущение испытывал, – литератору по фамилии Прийма. Именно его мозг это ощущение сгенерировал из тех знаний о муравьях, которые у него были. Так вам ответит любой трезвомыслящий психотерапевт и вообще любой грамотный гражданин. Но…

Но мы-то знаем, что мозг может генерировать разные личности. На сей раз он сгенерировал «личность муравейника», и память об ощущениях муравейника осталась у личности Алексея. Индусы полагают, что человек живет много раз, и после смерти он может родиться в теле другого человека, зверя или даже вещи. Случай с Алексеем они бы трактовали так, что Алексей в прошлой жизни был муравейником. Но почему Алексей был муравейником, а не муравейник стал Алексеем? Если вы думаете, что это одно и то же, то я вас огорчу: даже один и тот же мозг может, как мы теперь знаем, порождать разные личности. И уж подавно разными личностями были муравейник и Алексей. Получается, что из тела в тело транслируются разные личности? При этом люди о своих «прошлых жизнях» не помнят. То есть и совместной памяти у разных личностей нет. Тогда какой же смысл вкладывают индусы в выражение «мои прошлые жизни»? Чьи «мои», если ничего общего с теми жизнями у тебя нет – ни памяти, ни личности, ни мозга?..

Правда, есть такая штука, как регрессивный гипноз. Человека в состоянии транса гипнотизер гонит назад в прошлое, человек ощущает себя ребенком, младенцем, эмбрионом, потом следует провал, а далее он начинает рассказывать о своих «прошлых жизнях». Наука говорит, что это все – безудержные фантазии мозга, которые не имеют никакого отношения к реальности. О реальности этого мира у нас разговор еще впереди. А сейчас хотелось бы понять, где все-таки гнездится это самое «Я».

Считается, что человек не может существовать без схемы тела. Точнее, он не может ощущать себя вне пространственной локализации. Но что такое «тело»? Шофер включает в «схему тела» свой автомобиль, потому что опытный и чувствует габарит: здесь пройду, а тут не пройду. А что если человека лишить тела?

Такие опыты ставились.

Ученые заходили тут с двух сторон – со стороны транса и со стороны сенсорной депривации. Начнем с последней.

Камера сенсорной депривации – это свето– и звуконепроницаемый бак. В него заливают теплую соленую воду, плотность которой равна плотности человеческого тела. А температура воды равна температуре тела. Человек там плавает и не ощущает ничего – ни звуков, ни света, ни давления поверхности, на которой лежит, потому что никакой твердой поверхности нет, ни тепла с холодом. Все внешние органы чувств отключены.

Это чудесное изобретение создал американский нейробиолог и психоаналитик Джон Лилли в 1954 году. Ему было интересно посмотреть, как отреагирует мозг на полное отсутствие входного потока. Мозг наш вынужден ежесекундно обрабатывать огромные массивы данных, поступающих с пяти основных датчиков, которые поставляют информацию для формирования пяти главных чувств – зрения, слуха, запаха, осязания, вкуса. В осязание, помимо чувства давления или шероховатости (гладкости) включается еще ощущение тепла и холода. Так вот, все эти датчики Лили отключил, обнулил.

И мозг начало глючить. Человек в такой камере через некоторое время начинает испытывать неконтролируемые галлюцинации. Его уносит поток. Можно попытаться измыслить самые разные объяснения этому факту. Например: нейроны, которые обычно гоняют туда-сюда сигналы, анализируя входящую информацию, оставшись на голодном пайке, начали обрабатывать свои собственные шумы – даже такая любопытная версия мне однажды попалась. Но дело не в объяснениях. А в факте – оставшись наедине с самим собой, мозг начинал мощно полоскать внутри себя то, что в нем уже есть, вместо входящей информации гоняя внутреннюю. По сути, люди в такой ванной погружались в транс, не желая этого.

Крайне поэтично высказался по этому поводу американский психолог Ф. Соломон: «Сознание, лишенное воздействий сигналов от сенсорных раздражителей, как бы пущено по течению, и его влечет неумолимо в Саргассово море простейшего состояния, где нет понятий последовательности, количества, направлений, рациональности, где кружатся в водовороте и одурманивают чувства яркие многоцветные галлюцинации».

Американский психолог немецкого происхождения Рудольф Арнхейм называл это «отчаянной попыткой мозга возместить отсутствие раздражителей» и полагал, что сигналы, поступающие в мозг от органов чувств, необходимы для нормального функционирования мозга так же, как еда для функционирования организма. А что такое органы чувств? Это и есть тело. Участники экспериментов, оставшиеся «без тела» в камере сенсорной депривации на сутки, двое или трое, начинали бредить, испытывали ощущение провала и полета, головную боль или, напротив, эйфорию, видели необычные картины. Кроме того, после состояния сенсорного голода повышалась эмоциональная нестабильность добровольцев – они переживали неадекватные, гипертрофированные эмоции по всякому поводу и плохо их контролировали. Люди становились болтливыми, контактными, смешливыми, плаксивыми…

К подобному состоянию можно прийти не только в особой камере, заполненной теплой соленой жидкостью, но и в тюремной камере-одиночке. Недаром люди, пожизненно посаженные в одиночку или оставшиеся на необитаемом острове, в конце концов сходят с ума. Люди в этом смысле такие же социальные создания, как муравьи, только муравей, оставшись в одиночестве, гибнет физически, а человек погибает социально – сходит с ума. Причем порой ему для сдвигов не нужно и одиночества – достаточно просто замкнутого помещения и ограниченного круга общения. Психологи наблюдали наличие «сдвигов по фазе» у полярников на антарктических и арктических станциях. Сдвиги эти могли носить разный характер. У кого-то возникали параноидальные страхи и галлюцинаторно-параноидальные психозы. Из-за повысившейся эмоциональной лабильности люди в замкнутых пространствах начинали часто ссориться. У кого-то вдруг пробуждались сверхценные идеи – им казалось, что они придумали нечто гениальное! (Один из советских психологов описывал случай, когда остававшийся долгое время в сурдокамере испытуемый написал огромный трактат о… накоплении бытовой пыли, путях ее миграции, времени оседания и проч. И искренне считал свой труд ценным даром человечеству.)

Еще одним следствием сенсорной депривации является… привыкание к трансу. Это не психологический термин. Это мой термин. Психологи же просто отмечают потерю жизненных интересов. Наблюдения за полярниками показали, что в условиях зимовки у них не в лучшую сторону менялась личность: они прекращали заниматься тем, что им раньше нравилось, – игрой в шахматы, слушанием радио, чтением книг, рисованием, – и начинали проводить время в тупом ничегонеделании. В созерцании или полудреме. Многие говорили, что им такое состояние нравится – психологи писали в отчетах о «положительной эмоциональной окрашенности состояния апатии». Да это и есть транс, ребята! Как утверждает Самвел Гарибян, таковое вот тупое ничегонеделание, которое йоги называют медитацией, доставляет телу огромное наслаждение. И в этой связи я вспоминаю притчу, услышанную от Кучеренко.

Ученик пришел к гуру и сказал: «Я никак не могу бросить курить! Не хватает силы воли. Как ни сопротивляюсь сам себе, не могу удержаться! Что мне делать, учитель?»

– Медитируй, – ответил учитель.

– На что?

– На сигареты. Когда у тебя появляется желание курить, внимательно изучи его. Где оно локализовано? Как себя проявляет? Какого оно цвета и упругости? Потом возьми сигарету и помедитируй на нее – ощути ее полностью, стань сигаретой. Посмотри на фактуру ее бумаги, ощути, насколько она мягкая и хрусткая. Потом мысленно закури и посмотри на огонь, стань огнем. Затянись и медленно вдыхай дым, как будто вдыхаешь бога…

Через пару недель восторженный ученик прибежал к сидящему в позе лотоса учителю:

– Учитель! Сработало! Мне теперь совершенно не хочется курить! Медитация полностью заменила мне сигарету! Что мне делать дальше?

– Медитируй.

– На что?

– На те желания, которые у тебя еще остались…

Действительно, транс обессмысливает то, что ранее было для человека значимо. Именно поэтому родился феномен отшельничества, уходов в скиты, в пустыню, самозаточение… Сенсорная депривация облегчает вхождение в транс, который может заменить человеку все. Недаром Кучеренко метко называет религии «эмпирически найденными методами культивации трансовых состояний». Человеку нравится состояние эйфории, и он добивается его разными способами – кто-то с помощью наркотиков, кто-то с помощью йоги, кто-то с помощью религиозных практик, предполагающих монотонные поклоны, раскачивания с бормотанием мантр и молитв, кружение (кружащиеся дервиши), самобичевание… Все это нужно только для одного – погружения в эйфорический транс, который наивный человек полагает диалогом с богом. Православные называют действие эндорфинов на мозг благодатью. Многие, впав в глубокий религиозный транс, видят шестикрылых серафимов или деву Марию. А фактически это галлюцинаторный бред и пережевывание мозгом собственной информационной жвачки.

Именно поэтому у людей, практикующих транс и переживших длительную сенсорную депривацию, возникают так называемые «новые смыслы» – новые увлечения, порой прямо противоположные прежним, меняется мотивация. Потом, после «выздоровления», то есть вхождения в нормальную жизненную колею, эти странные увлечения, исполненные порой необыкновенного мистического смысла, кажутся им смешными и напыщенными.

Впрочем, мы слегка отвлеклись от темы тела. Итак, одним из приемов «лишения тела» является сенсорная депривация, приводящая к переходу мозга в иной режим функционирования, – человека начинает глючить и «плющить», поскольку он впадает в трансоподобное состояние. Второй прием лишения тела является разновидностью первого. Человека гипнотизируют и начинают суггестивно лишать биографии, а потом и тела.

Сначала заставляют забыть имя. Это просто. Это даже весело! Можно под гипнозом сделать человеку внушение: когда проснешься, ты свое имя вспомнишь. Но как только сядешь в это кресло, забудешь свое имя. Человек просыпается, ему говорят: не садись в кресло, а то забудешь, как тебя зовут! Он не верит. Как это так? Почему я должен забыть свое имя, сев в кресло? Какая связь? Он решает это проверить, изо всех сил напрягается, чтобы не забыть. Но как только его задница касается кресла, собственное имя из его головы вылетает. Так можно ликвидировать не только имя.

Можно под гипнозом внушить человеку, что когда он проснется, перестанет видеть находящегося в той же комнате Васю. Человек выныривает в обычный мир, но – без Васи. Он перечисляет всех находящихся в комнате людей, кроме Васи. Если Вася начнет бриться электробритвой, клиент услышит звук бритвы, и этот звук будет его беспокоить. Откуда он раздается? Если сказать, что это кто-то за стенкой бреется, человек сразу успокаивается: объяснение получено.

А теперь скажите мне, как человек, будучи в здравом уме, может не видеть другого человека в комнате? Такое возможно только в трансе. Но ведь мы его из транса вывели! Или не вывели?.. А когда человек садится в кресло и забывает имя, он что – тут же самопроизвольно проваливается в транс?

Есть специалисты, которые считают, что когда работает постгипнотическое внушение, человек входит в то состояние, в котором ему это внушение было сделано. Так считает, например, известный психолог Виктор Петренко – с подачи Фрейда.

Фрейда в свое время потрясли опыты, в которых солидному человеку, профессору университета, под гипнозом внушили, что после того как он проснется и кто-то два раза хлопнет по столу, профессор откроет зонт над головой и будет ходить с ним по комнате. После чего профессора выводили из транса и вели с ним беседу на разные посторонние темы. В середине беседы кто-то дважды хлопнул по столу; профессор встал, раскрыл зонт и начал ходить с ним по комнате. На него смотрят с удивлением, а он объясняет: знаете, мне завтра лекцию читать, и я подумал: а зонтик-то у меня работает или нет, вдруг дождь будет, решил проверить… То есть придумал мотивировку. Увидев это, Фрейд понял: то, что осознается, – это не настоящий мотив. Мотив всегда неосознаваем. А то, что осознается, на самом деле не мотив, а лишь мотивировка. Отсюда его увлечение бессознательным.

Так вот, с этой точки зрения человек, забывший имя в кресле или не видящий человека в комнате, находится в трансовом состоянии. Он туда проваливается сам, без воздействия гипнотизера. В этом нет ничего удивительного. Для нашего мозга нахождение в состоянии транса – дело привычное. Трансовых состояний много, они различаются глубиной, качеством. Когда человек читает книгу, а вместо букв перед его мысленным взором – «кино», движущиеся цветные картинки – это транс. Когда человек машинально ведет автомобиль, задумавшись о чем-то, и приезжает домой, хотя ему нужно было в другое место, – это транс. Когда человек спит и видит сны – это транс. Когда человека вдруг озаряет идея или понимание чего-либо (так называемое «ага-переживание») – это транс. Транс для мозга – вполне привычное и обычное состояние. За этот обычный и естественный транс можно ухватиться, как за кончик ниточки, и провалить человека в транс более глубокий.

– Транс и нетранс – это два полюса одной шкалы, – смотрит мне в глаза Кучеренко. – Упрощенно можно сказать, что транс – это зауженное сознание.

– То есть чем сильнее я зауживаю сознание на какую-то цель, тем глубже мой транс?

– В общем, да. Хотя, повторюсь, это сильное упрощение. Концентрация на цели – всего лишь один из параметров транса. Трансовые состояния вызываются несколькими параметрами. И пытаться создавать одномерные шкалы неправильно. Потому что сознание многомерно. В механике у нас три пространственных измерения используются, а в психосемантике приходится строить модели многомерных пространств – 5, 6, 7, 8 факторов… Разные трансовые состояния имеют разные причины. И мерить их надо по разным параметрам. По глубине транса – глубокий или поверхностный. По форме транса – каталептический, сомнабулический или летаргический.

…Транс существует не только у человека, но и у животных. Наиболее известен широкой публике куриный транс. Его вы могли видеть в советском фильме «Агония» – там Распутин, ловко повернув курице голову рукой и перевернув птицу вверх ногами, погружает ее в транс. Исследователям удавалось погружать в транс рыб, пауков, лягушек, жуков, ракообразных, пресмыкающихся… Животинка при этом впадает в оцепенение. Как ввести в транс бессловесное создание, которое не понимает команд гипнотизера? Методом сенсорной депривации, например, прерывая поток сигналов извне. Методом поворота головы совместно с обездвиживанием, как у той же курицы. Жучка можно просто положить на спину, не давая возможности перевернуться, и он «зависнет». Так же неплохо работает фиксация взгляда, монотонный звук, ритмичное раскачивание.

В XIX веке харьковский профессор Василий Данилевский, проведя серию любопытных опытов с гипнотизированием зверей, сделал на заседании медицинского общества доклад о результатах своих экспериментов. По Данилевскому, животное может находиться в состоянии транса от нескольких минут до нескольких часов; при этом его легко принять за мертвое. Данилевский в своих опытах колол загипнотизированных кур, обжигал, бил, но никакой оборонительной или болевой реакции птицы не показывали.

Вероятно, транс возник давным-давно эволюционно как приспособительный механизм (притвориться мертвым при нападении хищника) и потому запускается сильным страхом. Кстати, то, что страх включает две прямо противоположные реакции – гиперактивность и оцепенение, – давно известно. При оцепенении зверь становился нечувствительным к боли – его можно щипать, мять, прикусывать и в конце концов… выплюнуть, чтобы не есть дохлятину, которой можно сильно отравиться. То есть главное приспособительное воздействие транса – обезболивание и полнейшее расслабление, обморок.

Кого только не вгонял в транс Данилевский! Лягушек, кур, тритонов, кроликов, осьминогов, головастиков, морских свинок… Не удалось ему загипнотизировать только кошек и собак. Думаю, это потому, что кошачьи и псовые – основные хищники, и у них способность к трансу притуплена за ненадобностью: это они нападают, а не на них. (Впрочем, мне встречались сведения о том, что и льва можно исхитриться свалить в транс с помощью неожиданного и резкого нападения сзади.)

Вас, быть может, заинтересовал вопрос, как загипнотизировать такую непонятную субстанцию, как осьминог? Да точно так же, как курицу, морскую свинку или жука, – переворотом вверх ногами (в случае с осьминогом – щупальцами) и фиксацией на некоторое время с прикрытыми глазами. Стресс, потеря ориентации в пространстве плюс частичная сенсорная депривация сделают свое дело. Универсальный прием. Говорят, так можно и медведя завалить…

Но самое любопытное – гипнотизировать обезьян: они же наши ближайшие родственники! Если шимпанзе приятно почесывать голову и шею, а потом неожиданно запрокинуть или повернуть голову, зафиксировав так на долгое время, а потом осторожно опрокинуть животное на спину, его можно обездвижить, загнав в транс.

Еще в позапрошлом веке было замечено, что однажды побывавшее в глубоком трансе животное потом загоняется в это состояние гораздо легче, чем в первый раз. Поэтому удивляться тому, что человек, едва сев в кресло, провалился в транс и забыл свое имя, не стоит.

– Он забыл свое имя, и ему тревожно, – улыбается Кучеренко. – Потому что это ненормально. Он старательно вспоминает, но вспомнить не может. Ему подсказывают: «Наполеон тебя зовут. Фамилия Бонапарт». – «А-а-ах, да…» Ему прекрасно знакомо это имя и эта фамилия, и человеку сразу делается так хорошо: он вспомнил, что он Бонапарт! Или здоровый парень мучительно вспоминает, как его зовут, не может вспомнить. Ему подсказывают: «Да Светой тебя зовут!» И он сразу успокаивается: проблема ушла, его зовут Света…

Итак, мы лишили человека главного – имени. Он не знает, кто он такой, он потерялся в социальной системе координат, выпал. Точно так же его можно лишить биографии или придумать другую. Что у него останется? Тело. Отлично, лишаем тела…

Есть в психотерапевтических практиках такие приемы, с помощью которых можно лишить сознание тела. Для этого после погружения человека в транс нужно заставить его представить себя застывшей солевой скульптурой. Которую постепенно, слой за слоем размывает вода. И человек постепенно остается без тела. Другой прием называется «тело из песка».

– Человек представляет, что он в пустыне – синее небо, желтый песок, яркое солнце. Его тело сделано из песка, он сфинкс, – делится секретами технологии Кучеренко. – Но песок постепенно начинает рассыпаться – рассыпаются руки, ноги, туловище, рассыпаются черты лица, рассыпается голова. И в какой-то момент человек отделяется от тела, смотрит со стороны, как оно рассыпается и сливается с барханами, исчезая без следа. Я часто спрашивал испытуемых: а где вы находитесь, когда вашего тела нет? Им очень трудно ответить на этот вопрос. Кто-то говорит: а у меня только глаза были! А почему, спрашиваю, глаза были, вы их чувствовали? Нет, отвечает, я ими видел!.. В общем, мы не можем не помещать куда-то свое «Я». Обычно мы его осознаем в своем теле. Но если тело не ощущается в результате внушенной анестезии или вовсе размывается, тогда образ «Я» помещается в схему текущей ситуации. Если это пустыня, барханы, «Я» помещается в движение воздушных потоков над песком под голубым небом, например… Не далее как сегодня у меня был лечебный сеанс, на котором присутствовала раковая пациента. У нее рак молочной железы с метастазами. Сейчас метастазы вроде бы ушли – после сеансов. Так вот, она у нас сегодня летала в виде ветра над землей. Однако все чувства, испытываемые человеком, она могла испытывать, хотя не имела тела. Пролетая возле крестьянина, она чувствовала запах пота. Потом увидела своего дедушку, который косил траву, и стала дедушкой, увидела птицу – стала птицей. То есть наблюдается тенденция «опредмечивания». Образ «Я» мы всегда стремимся куда-то поместить.

– Прекрасно, – я потер руки. – Мы на верном пути! Тогда такой вопрос. Вот эта тетка, которая представляла себя в виде ветра и летала над пустыней, она видела все вокруг так, как будто у нее было тело, то есть как бы глазами из головы? Я имею в виду, у нее был определенный ограниченный угол обзора или она могла все видеть на 360 градусов или даже по всей сфере?

– Как правило, словно из тела, то есть с привычным углом зрения. Но образы могут быть очень сложными, симультантными. С одной стороны, человек видит перед собой как будто со стороны ленту своей жизни, как бы кино. С другой, он мог находиться во всех эпизодах сразу, одновременно. На глубинных уровнях репрезентации, как писал Леонтьев, образ всегда симультантный. Это потом, во время записи музыки композитор пишет ее последовательно – нотами, но рождается вся мелодия в его голове целиком и сразу – как голограмма, там есть и начало, и конец, и середина одновременно. Менделеев, который в состоянии транса (во сне) увидел свою таблицу, он ведь тоже увидел ее целиком, всю сразу.

– То, что образы могут быть сложными, понятно. Даже муравейником можно себя вообразить. Но получается, что человек все-таки может существовать без схемы тела, раз он летает бесплотным духом по пустыне или распределяет себя на миллионы муравьев?

– Не бывает такого! Просто тело может быть неосязаемым и невидимым. Без тела в той или иной форме никак. Более того, схема тела напрямую связана с самооценкой. Можно проводить сеансы психотерапии, то есть вроде бы работать с сознанием, а при этом очень сильно улучшается состояние тела, соматика. Элементарный прием: человек в депрессии, низкая самооценка. Начинаешь в трансе выращивать ему руки – по полтора метра, по два. И человек расцветает! Он счастлив! Ему нравятся его руки! Куда делась депрессия? У него совсем другое самоощущение, другая физиология, потому что физиология напрямую связана с сознанием.

– Это мы уже проходили. Но ведь вы, постепенно растворяя тело, именно это и делаете – оставляете человека без схемы тела.

– Но он остается в нарисованной ему картинке, видит ее так, как если бы смотрел глазами, то есть у него существует определенный угол обзора.

– Да-да, я понял, постепенно ситуация заменяет ему тело, и он носится бесплотным духом по пустыне, как вы изволили выразиться «в схеме текущей ситуации». Но что будет, если постепенно, вслед за телом, убрать синее небо, теплый ветер, яркое солнце и желтый песок? Где останется человек, точнее его сознание – без биографии, тела и обстановки?

– Такие состояния бывают. Но, как вы понимаете, человек потом не может описать своих ощущений – ему нечем. Слов таких нет. Человек в этом состоянии переживает отсутствие чего бы то ни было. Он ничего не видит, ничего не слышит, ничего не чувствует, как будто время остановилось, и есть только бесконечное ничто.

Я щелкнул пальцами:

– Вакуум. Но если вокруг есть только бесконечное ничто, то возникает вопрос: кто его переживает? Откуда человек знает, что он – это он? И кто он?

…Я люблю Кучеренко, как Рамзан Кадыров Путина – крепкой мужской любовью. Он хороший человек. Грамотный специалист. Когда я с ним встретился в первый раз, он был еще одинок. Но потом женился. На коллеге-психологе. Симпатичная девушка. Во время этого разговора мы втроем сидели на кухне, и ни Кучеренко, ни его грамотная жена, которая порой вставляла какие-то поясняющие мысль Кучеренко слова, не понимали, куда я клоню. Они настолько привыкли оперировать этим самым загадочным «Я» как константой, что не очень задумывались о его сущностном содержании. Им было достаточно того, что оно есть. Они с ним работают!

Но с чем же они работают? Этот вопрос я задавал им разными словами на разные лады. И каждый раз они его не понимали, вопрос рикошетом отскакивал, отводя нить разговора в сторону, пока я не решил тупо класть снаряды в одну точку.

– Кто такой «Я»?

– Биографическая память – это главная компонента «Я», – сказал Кучеренко, а его жена кивнула. Рикошет.

– Вы ее отключили, эту память. И кто же остается?

– Остался он сам, без биографии, – сказал Кучеренко. А его жена согласно кивнула, потому что пояснять было нечего. Рикошет.

– Это я понимаю, – я упрямо загнал в казенник рта снаряд вопроса, держа в перекрестии прицела ту же точку психологической брони, которая профессионально отражала мои снаряды. – У меня амнезия, я не помню, кто я и как тут оказался. Но я знаю, что я нахожусь тут – в этом месте, в этом теле. Дальше мы отнимаем у человека тело и даже место. Ему не в чем и негде больше оставаться. Кто же и где остается?

Оба замолчали…

Пробил. Дырка…

Потом, прокручивая диктофонную запись, я засек время. Пауза длилась 25 секунд. Почти полминуты! Невероятная пауза для непринужденной беседы. Никогда у меня в разговорах и интервью такой дырки не было.

А потом заговорили оба.

– Не знаю, – честно сказал Кучеренко.

– Эмоции остаются. Остается просто блаженство, – попробовала спасти безнадежное положение его супруга.

– И кто же их ощущает? – додавил я.

Кучеренко снова помолчал. Потом вздохнул:

– Вы задаете очень глубокие вопросы. Они глубже психологии. Вы докопались до философии… Мы как раз сейчас на кафедре психофизиологии готовимся провести серию экспериментов по этому поводу. Там есть отличная современная аппаратура. И вот мы с ее помощью как раз и хотим посмотреть, какие структуры мозга и как начинают работать, когда человек теряет автобиографическую память, тело. Думаю, мы увидим, как работают глубинные структуры мозга, весьма далекие от сознания…

– Ну и что это вам даст? Ну, узнаете вы, что работает, условно говоря, первый участок мозга и восьмой – там наблюдается повышенная электрическая активность. И? Это все равно, что судить о работе компьютера по нагреву корпуса или о содержании книги по пеплу. Сожгли «Войну и мир» – ага! – вышло полкило пепла. Сожгли букварь – 20 граммов пепла. Это разные книги!.. Меня интересуют не вольты, которые вы снимите с кожи черепа. Меня интересует, что такое «Я»! Если нет моего тела, если я не помню своего имени и биографии, то кто же «Я»-то?

– «Я» всегда остается тем же самым. Даже если ты не чувствуешь тела и не знаешь, кто ты.

Я постучал пальцами по столешнице. Ответа на свой вопрос я не получил. Да, по правде сказать, и не рассчитывал. Но решил для очистки совести еще немного поковырять в том же месте: