Текст книги "Плохая жена хорошего мужа"

– Святыне поклонилась?

– Поклонилась! Точнее, меня наклонили.

– Машину у тебя увезли?

– Увезли!

– Бог всякого бьёт, кого приемлет. Без страдания к Богу не приобщишься. Если сейчас испытания претерпишь, то вечного испытания избегнешь. С тобой вон сколько всего случилось, а ты говоришь, фейк. На Божьем свете, барышня, фейков не бывает, Богу фейки не свойственны.

Она уже давно плохо спит.

Последние ночи особенно.

Усталость накопилась, а заснуть не получается.

Чем она занята?

Пытается выкружить деньжат у какой-то умозрительной силы.

Мужика нет, детей нет, тампонов тоже нет, тачку эвакуировали, стоит, как мокрая курица, и выслушивает нравоучения от непонятной старухи…

Она заплакала. Ласковые интонации старухи и весь её образ блаженной так и звал к исповеди.

– Я когда туда зашла, то очень разволновалась… Хотела за папочку попросить, потом на деньги сбилась… Точнее, сначала хотела денег, потом про папочку вспомнила, а потом поняла, что у меня задержка… И всё время думала, не протекло ли… Я беременной притворилась… и меня поймали… Я боялась, вдруг протекло и люди увидят, а меня с фальшивым животом поймали…

Она стояла раскисшая и красная, как маринованный арбуз.

– А если бы ты, барышня, снова очередь отстояла, чего бы ты попросила?

Пожилой отец соединился в её воображении со всемогущим высшим Отцом, и перед этим вроде бы родным, но отстранённым вселенским мужчиной ей сделалось нестерпимо стыдно.

Она поняла, что мечтает только об одном – избавиться от него, мечтает навсегда забыть и его самого, и его горечь, что не родился сын, и его возложенные на неё надежды, и его теперешние старческие капризы, но ещё больше она мечтает ему угодить, снискать его благосклонность и прощение и зарыдать на его необъятной груди.

– …Я бы попросила… Я хочу, чтобы он от меня отстал! – неожиданно для себя взвизгнула она. – Чтобы и он, и вы все от меня отстали! Пусть у вас у всех всё будет хорошо, будьте уж наконец счастливы, только отвяжитесь от меня! Слышите?! Пусть у вас всех всё будет хорошо, только оставьте меня в покое!

Она стояла потрясённая тем, что из неё вырвалось. Как в детстве, когда дома в который раз отругали за четвёрку и она вдруг грохнула об пол хрустального лебедя. Она тогда испугалась не столько за лебедя, сколько собственной дистиллированной ярости.

Теперь она посмотрела на бабку, как смотрят на то место, куда только что по ошибке стрельнули из орудия.

Бабка, однако ж, была в полном порядке, а улыбка её даже стала как будто менее придурковатой.

– Как вы думаете… – булькая горлом, вздрагивая и утирая нос, спросила она у бабки. – Как вы думаете, Он это нормально воспримет?

После долгих лет изнурительного притворства, мол, не родился ещё любимый, достойный её сокровищ, а на самом деле её от одного слова «любимый» воротит, после сотен регулярных селфи, призванных утверждать её красоту, а по факту маскирующих едва ли не каждодневное желание наглотаться снотворного, после давешних попыток выклянчить у святыни содержание и последовавшего фиаско, после всего этого и многого другого истерика создала её заново. И она это понимала.

– Не волнуйся, барышня, – сказала бабка уже не голосом придурковатой странницы, а словно распорядительница могущественного правителя, встречающая посетителей перед личной аудиенцией. – Он это воспримет нормально.

Все её поставщики

Она проснулась с желанием признаться в любви. Благость переполняет её тело. Вот что значит регулярно пить Magne B6, D3 и С, сегодня привезут ещё.

На кухне шумит кофеварка, муж сосредоточенно смотрит на струйку, струйка льётся в чашку, чашка наполняется. Может, признаться мужу?

Муж желает ей доброго утра, не отрывая глаз от коричневой струйки. Нет, мужу не надо. Он разнервничается, что-нибудь заподозрит, решит, у неё проблемы, ему сейчас не нужно отвлекаться, у него непростой период на работе.

Заглянула в комнату сына: на голове большие наушники, лицо озарено экраном.

Пока умывалась, муж уехал, пришла помощница по хозяйству. С помощницей всё налажено, список стандартных дел пришпилен к специальной доске для стикеров и неоплаченных счетов. Это постирать в машинке, а это вручную. Помощнице нравится ручная стирка, в ручной стирке есть старомодность, а старомодность – это порядок. Помощница переодевается и берётся за дело, а ей пора – у неё маникюр.

Год назад она посмотрела вебинар успешной женщины. Та воспитывает усыновлённого ребёнка, тёмненького и с проблемами. Почему-то этой успешной женщине и её мужу захотелось усыновить именно тёмненького и проблемного. У мужа теперь не спросишь почему – муж сбежал.

Успешная женщина устояла, удержалась от многого, в том числе от суицида. Успешная женщина научилась справляться и теперь делится навыками выживания. А навык, по сути, один, надо структурировать жизнь, раздробить глыбу необъятного бытия на понятные сегменты. Девочки, обзаведитесь поставщиками. И она обзавелась – прямо сейчас её ждёт поставщица маникюра.

Её маникюрша – строгая восточная девушка. Ничего особенного не делает, но к ней всегда очередь. Предложишь ей яркий лак, она обязательно подожмёт губы, покачает головой и предложит нюдовый. Она не улыбается, не болтает. Она одета в дорогие, но растянутые вещи – богатые клиентки отдают ношеное. На руке крупные часы, стрелки всегда показывают одно и то же – часы стоят.

Как-то раз она спросила саму себя, зачем маникюр? Аккуратно, эффектно, социальный посыл, а ещё зачем? Сидишь, растопырив пальцы, а с тобой возится другая женщина. Твоя ровесница в чужих шмотках заботится о твоих руках, в то время как другая твоя ровесница своими собственными руками стирает твои кружевные бра. Что, если признаться в любви маникюрше? Возможно, это её приободрит, оживит стрелки на часах. Вместо признания настояла на ярком лаке. Маникюрша хмурилась, но клиент всегда прав, и горянке пришлось покориться. Нагнула горянку с замершими часиками. Будешь делать, как я сказала. Очи долу и хуярь, сука. Как тебя в родном селе учили, откуда ты сбежала. Густой кровавый цвет. Густой. Кровавый.

После маникюрши к массажистке. Та всегда мнёт усердней ближе к концу срока действия абонемента. Массирует так, что понимаешь – нельзя не продлить. Сегодня именно такой день.

Почему массаж? Снятие зажимов, приятное расслабление. Женщина, приехавшая из далёкой страны, её ровесница, оставившая детей и мужа, тратит час своей жизни в неделю на то, чтобы размять её спину.

Косметологиня предлагает новую фишку – при помощи филеров можно оформить лобок в форме сердечка. Внешние половые губы примут пикантные очертания. Зачем? Красиво. Она обещает подумать. Делает балаяж и ламинирование. Сидит в кресле, на плечах мантия, отражение взлохмаченное. Она любит своих поставщиков ещё потому, что они её готовят. Холят, нежат, готовят, будто к жертвоприношению. И это состояние промежуточности, предвкушения, когда вокруг суматоха, а ты новогодняя ёлка, ты подчинена чужим рукам, но ты главная, пусть заложница, но божественная, вот-вот тебя украсят последним бантиком, и ты будешь употреблена Богом. Разве есть предвкушение пронзительнее?

Она заходит во дворец торгового центра. Она идёт мимо витрин, заглядывает в витрины. Она щупает ткани и ремешки. Она задёргивает штору примерочной, фотографирует отражение, рассматривает фотографию, отсылает.

Тут же получает ответ. Полыхающее пламя. Нарисованный огонёк пылает – платье одобрено.

Она фотографирует ногу – вместе с платьем прихватила туфли.

Отсылает.

Ответное сообщение содержит слово, означающее желание. «Хочу» и всякое подобное восемнадцать плюс. Она улыбается, возвращает пластмассовый номерок сотруднице магазина, после чего совершает покупку. Чек аккуратно вкладывает в кошелёк.

Минуя один из атриумов, она видит странную картину – на блестящих плитах пола стоит женщина, залитая кровью с головы до ног. Женщина не кричит и не двигается, она растеряна, ей неловко, будто не справилась с возложенной ответственностью. Рот приоткрыт, с нижней губы, с носа, подбородка и сумочки капает.

Обернувшись по сторонам и не увидев никакой реакции гостей торгового центра на окровавленную женщину, видя бездействие сотрудников службы безопасности, она решает, что в окровавленной женщине нет ничего такого, а значит, не стоит глазеть. Она идёт мимо, но всё же несколько раз оборачивается.

Сотрудница фотостудии, девушка, отвечающая на звонки и следящая за соблюдением расписания, указывает ей, куда можно повесить верхнюю одежду, куда идти после того, как верхняя одежда повешена. Гримёрша усаживает её в кресло, выдавливает ей на кожу крем, растирает ватным диском, ретуширует пушистой кистью. Фотографиня сразу на «ты», сразу вся такая непосредственная. Подобным образом фотографы обычно помогают неопытным моделям раскрепоститься. Она позирует на высоком табурете, у окна, за письменным столом, на бумажном рулонном фоне серого цвета. Она одета в строгий костюм, этот образ они с фотографиней между собой называют деловым. Когда все «деловые» точки и позы отсняты, она переодевается за ширмой в платье. То самое, только купленное. Платье предназначено для вечернего, соблазнительного образа. Она позирует в другом углу студии, на фоне декоративного чертога. Кожаный диван, бархатное кресло, дубовый пол, хрустальная люстра. В студии есть и другие выгородки, имитирующие тот или иной образ жизни. Розовая девичья спальня, оснащённая кухня с пластмассовыми, не отличишь, фруктами, каминный зал с, ясное дело, камином, шкурой перед камином и часами на камине. Огонь в камине электрический. Часы стоят.

На сайте гостиницы указано: «Номер с окном на достопримечательность». Всё так и есть, за окном её номера расположена достопримечательность. Она снимает с себя всю одежду, настраивает комфортную для тела температуру воды и тщательно моется, предварительно защитив причёску шапочкой. Она надевает новое платье и туфли, ложится на кровать. Не укрывается одеялом, а просто опрокидывается на спину, раскинув ноги.

Тренькает телефон, какой адрес? Она делится своим географическим положением. Полежав ещё, она встаёт перед окном, как бы смотрит на достопримечательность, а на самом деле никуда не смотрит. В дверь стучат и сразу, не дожидаясь её приглашения, заходят. Она концентрирует сознание на здесь и сейчас, она знает, что это он, и это на самом деле он. Она не оборачивается, у неё эффектный силуэт, и она красиво стоит на фоне окна с достопримечательностью. В последний момент всё-таки немного оборачивается. Он как раз подходит к ней, кладёт руку на бедро, отводит волосы, целует шею. Руки его холодны, хоть он и растирал их.

Он тоже поставщик, и у него свой слот в её графике. Он обеспечивает ей… как бы это назвать… внимание. Она рассказывает ему про мужа и сына, про маникюршу с остановившимися часами, про уловки массажистки, про деловую и соблазнительную фотосессию. Когда он встаёт сзади, её речь сбивается на неразборчивые звуки, а мысли теряют связность.

Вернувшись в сознание, она не сразу раскрывает глаза, думает, не признаться ли ему? Я тебя люблю. Нет, ему не надо. Предыдущего она отставила именно из-за желания признаться. С предыдущим она стала ощущать себя через него, она стала заканчиваться там, где начинался он. Её грудь заканчивалась там, где начинался его рот, её губы заканчивались там, где начинались его пальцы. Так нельзя, от такого все графики рухнут, все поставщики.

Она не признаётся, а его обеденный перерыв подходит к концу. Он смотрит в телефон, моется, застёгивает рубашку. Рубашка кое-где темнеет оставшейся на теле влагой. Он бросает взгляд в окно.

Достопримечательность.

Это номер с достопримечательностью.

Он касается её подбородка, целует, прощается. Каждая их встреча кажется ей последней.

Она лежит на кровати, раскинув руки и ноги. В этот раз было не так хорошо, как в прошлый. После прошлого раза она испугалась. В прошлый раз она рассыпалась, как сумочка, и вся предстала перед ним и перед собой.

Изнурительная привязанность не входит в её планы. Бог её услышал. Я вас услышал, уважаемая. Услышал, и в этот раз всё прошло спокойнее.

Звонок портье – к вам курьер. Поставщик пилюль. Омега, Magne B6, D3, лецитин, кальций, цинк, чтобы проснуться, чтобы заснуть. Особенно чтобы заснуть.

Она расставляет баночки на столе. Она тщательно моется и заново надевает платье. Недавний гость похвалил платье словом «красивое». Она застёгивает туфли, встаёт перед окном, смотрит на достопримечательность. На каблуках другой ракурс, иначе, чем когда босая. Она затягивается электронной сигаретой.

Она наполняет стакан водой, открывает крышку с баночки «чтобы заснуть», заглядывает внутрь, встряхивает. Стакана хватит, чтобы запить всё. Она смотрит на свои красивые ухоженные пальцы. Пальцы левой руки держат стакан, пальцы правой – снотворное. Она улыбается своему красивому отражению в зеркале над столом, её озаряет знание – Бог её хочет.

Она лежит на спине, раскинув ноги. Платье переливается, туфли поблескивают. Она не погасила свет, за окном вечер. Многие обеспокоены собственной внешностью после смерти. Каждый хоть раз об этом задумывался. Особенно женщины. Как не быть обескровленной и мерзкой после вскрытия вен, не быть размазанной после прыжка в окно. Она не может понять тех, кто кидается под поезд или стреляет себе в рот. Последнее предпочитают мужчины. За миг до смерти они понимают каково это, когда тебе что-то засовывают в рот. Висельники тоже ей чужды, от кардиопрепаратов труп синеет, от снотворного может вырвать.

Впервые она решила покончить с собой в девять лет. Ей стала отвратительна собственная человеческая суть. Необходимость есть еду и справлять нужду. Настругала спичечных головок и проглотила. Мама ругалась. В двадцать семь муж оттащил её от окна, маму решили не тревожить. Психолог сказала, что это неосознанные попытки привлечь внимание. И вот она лежит на кровати, красивые ступни обрамлены красивыми туфлями, платье облегает размятое тело, волосы… как это говорят… разметались по подушке, глаза закрыты, ярко накрашенные губы приоткрыты, из уголка губ стекает слюна. В последние дни она особенно хороша, она из тех, кого беременность украшает.

Этажом выше звонит телефон. Телефон лежит на полу, поэтому слышно отчётливо. Этажом выше расположен другой номер с видом на достопримечательность. Номер с таким же ковром, кроватью и вешалкой. Только ракурс отличается. Не как на каблуках, а на три метра выше. Телефон звонит и звонит. Кажется, там никого нет. Первый тест сделала в прошлый понедельник, вчера была у гинеколога: подтвердилось – срок шесть недель. Встречу в номере с видом на достопримечательность назначила сама – во время беременности ощущаешь острее.

Она жмурится, раскрывает глаза, потягивается всем телом. Она лежит ещё какое-то время, встаёт с кровати, смотрит на своё вечернее отражение в большом зеркале над столом, снимает платье и туфли, складывает в коробки, коробки в пакеты. Она умывается, стирает остатки тона. Она смотрит на достопримечательность, задёргивает плотные шторы, остаётся в темноте. Темнота временно ослепляет её. Перед глазами плывут зыбкие красные пятна. Глаза перестраиваются на ночной режим, она может разглядеть беспорядочную постель в упорядоченном интерьере и плотные шторы, за которыми расположена достопримечательность.

Она возвращается в торговый центр, возвращается в магазин, где купила платье и туфли, возвращает платье и туфли. Продавщица помнит её. Конечно, помнит. Чек сохранили? Сохранила. Внимательный осмотр платья и туфель, особенно туфель. Заполните анкету, укажите причину, паспорт при себе? Деньги придут на карту в течение двух недель, зависит от банка, обычно быстрее. Окровавленной женщины нигде не видно. Следов на полу нет. Ни пятнышка. По бежевым плитам ездит поломойная машина. Оглядевшись, увидела супермаркет. Идёт в супермаркет, захотелось чего-то такого.

Дома встретили блестящие зеркала, натёртые горизонтальные и вертикальные поверхности, отблески экрана на лице сына, отблески тачскрина на лице мужа. Полы, как и в торговом центре, вымыты. Она рассматривает выстиранные вручную кружева, одно кружево надорвано. Она ощупывает надрыв.

Она запирается в ванной, раздевается, фотографирует своё отражение, рассматривает. Она обрабатывает фотографию фильтром «эффектный холодный», обрабатывает селфи на фоне достопримечательности фильтром «эффектный холодный», отправляет оба файла одному мужчине.

Она его поставщик.

На кухне она разбирает покупки, фотографирует селёдку под шубой из супермаркета. Пластмассовое корытце, наполненное знаменитым русским блюдом. Она выкладывает фотографию в сториз с комментарием: «Стащила в магазине. Всех люблю».

Она рассматривает фотографию в сториз, как рассматривают новорожденного: только что было частью тебя и вот уже отдельное существо. Селёдка внесена в чек, но хочется быть преступницей. Когда она взбудоражена, у неё косит глаз. Вот и теперь косит. Она гладит свой живот, гладит свою сториз. Бог тоже её поставщик, Его желание придаёт ей сил. Но Ему придётся потерпеть: пусть Бог её хочет, но жизнь свою она доживёт до конца.

Сорок восемь литров

Медсестра сказала, хватит. Уже лить некуда, всё под завязку.

Позавчера я опоздал.

Зимнее утро, обледенелые желоба тропинок, больница на окраине, не рассчитал время.

Рассматривая её страницу в фейсбуке, я видел много фотографий с рослым байкером. Настоящий кабан. Недавно расписались.

На подходе к больнице заметил сгорбленного громилу в мотоциклетной куртке. Он осторожно шаркал по тропинке рядом с тёткой в шубе. Тётка была ему по пояс, вот громила и горбился.

Дорожки очищены, но ходят всё равно наискось. Протаптывают и ходят. Один протопчет, остальные следом. Срезают.

В начале недели её сестра попросила меня сделать пост. Первая беременность, первые роды, маточное кровотечение. Двадцатиминутная остановка сердца. Удалили селезёнку. Не выходит из комы. Нужна кровь. Срочно.

Мы с её сестрой едва знакомы. Когда-то работали вместе с её бывшим мужем. Она не только ко мне, она ко всем обратилась.

Я отнёсся ответственно.

Сначала в Ворде напечатал, отредактировал и только потом разместил.

Вес у доноров должен быть не ниже пятидесяти кило, зрение не меньше семи диоптрий. Три дня ни капли алкоголя, накануне на ночь не наедаться, позавтракать сладким чаем с печенюшкой.

И главное, группа. Группа требовалась третья положительная.

Чтобы привлечь внимание, рассеять возможные сомнения и вызвать жалость, я сообщил все известные мне подробности.

Только что родила, маточное кровотечение, удалили селезёнку.

Как будто у меня на руках женщина в бессознательном состоянии, а я её выложил на стол и всем показываю. Ради её же блага.

Слово «селезёнка» почему-то смутило. До сих пор смущает. Какое-то оно с мясного прилавка. Почки, печёнка, селезёнка. Суп с потрохами, пирожки с селезёнкой. Источник белка и бактерий.

Лайки посыпались как из рога изобилия. Бывает, стараешься сорвать удачу, стать популярным блогером – всё впустую, а тут тысячи за вечер. А перепостов в пять раз больше. Неудивительно. Молодая, первые роды, маточное кровотечение, сыночек того и гляди лишится мамы, давайте поможем.

Плюс селезёнка.

С её странички помимо мужа-байкера запомнились ноги и застывшая улыбка. Она занимается танцами, участвует в конкурсах, ноги мускулистые, икры скульптурные. А улыбка как у всех таких: нарисованное лицо и широкий оскал. Партнёр её крутит, вертит, а она улыбается. Надеюсь, беременность и неприятности при родах не повредят карьере.

Я решил, негоже подстрекательствовать и в кусты. У самого-то как раз третья положительная. И поехал. Но опоздал – время работы лаборатории закончилось.

Зима не лучший сезон для ранних подъёмов, но назавтра я снова отправился в больницу. Прибыл загодя, занял очередь, жду. И тут меня начали узнавать. Сначала тощий юноша с бородкой, потом брюнетка со стрижкой сэссон. Это не вы случайно информацию разместили? Какой вы молодец, здесь столько людей! Вы, наверное, занятой человек, давайте мы вас пропустим.

Народная любовь, выраженная несколькими незнакомыми донорами, растопила моё самолюбие, и я поплыл по ней, как кусок сливочного масла по раскалённой сковородке. Только успел разглядеть в конце коридора накрытый стол с угощением. Пакет сока «Добрый», печенье «Юбилейное» и другие полезные для доноров продукты. Очень захотелось печенья.

– Сколько полных лет, хронические болезни, в армии служил?

Это уже не в коридоре, это доктор задаёт вопросы в кабинете, где я стремительно оказался благодаря любезным почитателям.

Ответил как есть: не служил, потому что язва.

– Язва? – переспросила доктор.

Из-за феминитивов я терзаюсь – писать «докторка» не хочется. Передо мной полная почтенная дама, ну какая она докторка?

– Язва?

– Она давно зарубцевалась, никаких проблем.

– Я не могу вас пропустить, вдруг ваша язва откроется.

Если в кабинет я вплыл, не заметив, как это случилось, то покинул его скомкано и угловато. Отворачиваясь от вопросительных взглядов почитателей, не скрывающих удивления по поводу моего скорого ухода, я юркнул на лестницу и, не оглядываясь, удрал из больницы.

Какая нелепость. Что они подумали?..

Страшная неловкая болезнь, не позволяющая поделиться с молодой матерью плазмой, эритроцитами, лейкоцитами и тромбоцитами.

Пока я не смылся из больницы, не пересёк лужайку перед входом наискось по тропинке, не завернул за угол, не спустился в метро, я думал, что мне вслед смотрят и шепчутся.

Когда я вступил в призывной возраст, встревоженная маман организовала фальшивую справку. Справка освобождала от службы. Перед обследованием я пошёл к специальному врачу, лёг на правый бок, широко раскрыл рот и позволил засунуть в себя длинный шланг. Доктор (это был именно доктор, а не докторка) нажал кнопочку, и на стенке моей пищеварительной системы образовался кратковременный ожог, неотличимый от язвы.

Обследование подтвердило мою негодность, ожог зажил, остался только затверженный ответ. В сложившейся ситуации я больше всего стыдился своей несообразительности: сначала брякнул про язву, а потом не решился признаться, что просто соврал по привычке и никакой язвы у меня никогда не было. В третий раз всё получится, третья попытка решающая, направление будет выдавать кто-нибудь другой, и я проскочу.

Всё получится, всё получится. Я осторожно шёл по скользкой тропинке и напевал, что всё получится.

– Больше не принимаем, лить некуда, – сказала медсестра. – Если знаете кого-то, скажите, чтобы больше не приходили. Через край уже. И девушке вашей хватит, и про запас останется.

Кроме меня пришли ещё несколько человек. Парень с лохмами взял в руки шарф, который не сдал в гардероб, и пошёл к лестнице. Девушка в вельветовых широких штанах достала из рюкзака блокнот и принялась что-то записывать. Девушка с короткими рыжими волосами, слушавшая медсестру, вынув один наушник из уха, вставила наушник обратно и принялась кликать в телефоне. Я посмотрел в тот конец коридора, где ещё вчера стоял накрытый стол. Стола не было.

Я пошёл по жёлобу тропинки, не торопясь. Ноги скользят, балансирую, точно в узкой длинной лодке. Точно в индейской пироге.

Шатаюсь, балансирую, а вокруг снег, и кто знает, что там под снегом.

Если не оступлюсь, если не переставлю ногу с тропинки-пироги в снег, всё будет хорошо, всё получится. Чтобы не оступиться, лучше стоять, лучше не идти по скользкому, утоптанному жёлобу тропинки. Лучше ничего не предпринимать, не делать, просто стоять, но я иду. Зачем-то иду, хотя разумнее стоять. Тем более загадал желание. Стой, не двигайся, но я иду. Я не оступлюсь, я не оступлюсь, я не оступлюсь. У меня всё получится.

Пост попал в топ Яндекса, я подумал, вот же молодец – и польза, и слава.

Внёс правки: спасибо, что откликнулись, все молодцы, делаем паузу, у нас наверняка всё получится.

Тропинку прошёл, но сейчас не помню, оступился или нет.

Спустя несколько дней я смотрел на лежащую в гробу и думал, что лицо у неё загримировано точно как на фотографиях. Только скульптурных ног не видно. Она бы, наверное, хотела в коротком платье лежать. В котором танцевала.

Её сестра, которая просила запостить про кровь, подвела меня к матери – той самой малорослой в шубе. Она сказала, что ребёночек, сыночек-внучок, жив-здоров, что она за ним присмотрит, можно не беспокоиться. И отец присмотрит, вот он, байкер, рядом горбится. И все они присмотрят, вырастят, не оставят. Произнося эти обещания, она сжимала мою руку, точно накачивала грушу старомодного спрея с духами. Сейчас попшикается, и в театр. А потом сжала очень сильно и поблагодарила – из-за моего поста целых сорок восемь литров для её девочки собрали.