Текст книги "В заколдованном Тринидаде"

– Ура! – прохрипела Наташа.

Прилив радости охватил и меня, но быстро схлынул, потому что неподалеку мы увидели еще один такой же антенообразный монумент, похожий, как брат-близнец, на предыдущего.

– Наташа, но там был только один высотный ежик, – сказал я грустно.

– Да, один. А тут два.

– А одинокий шар есть в этом городе? Вспомни, амиго, – умолял я рикшу, – может, где-то есть один шар на штыре?

Мулат, соображая, по-бычьи вертел головой:

– Нет, больше в городе нигде таких нет.

– Ты уверен?

– Да, только эти.

– Как же так, ведь мы с тобой, Наташа, видели один шипастый шар.

– Шар был действительно один, – подтвердила она.

Я растерялся, стал снова и снова всматриваться в подходящие к перекрестку улицы, пытаясь хотя бы за что-то зацепиться, чтобы опознать местность. Сколько раз за эту ночь я вспомнил свои путешествия по буддийским странам, да и не только по ним. Всегда кто-то быстро помогал выйти из трудной ситуации. На какой-то миг всплыло лицо девочки-подростка, которая в осенней ночной Андреевке под Севастополем встретилась мне на перекрестке улиц, когда я тщетно искал комнату для ночлега. Она привела меня к своему отцу, известному крымскому целителю, и тот не только дал приют, но и открыл для меня многие знания.

Это воспоминание зацепило другие. Однажды в Крыму после сильных дождей я ехал на велосипеде по проселочным дорогам вдоль моря. В это утро ярко светило солнце, но оно еще не успело хоть чуть подсушить землю. Мне нужно было добраться до своего друга, Смирнова, который отдыхал в прибрежном поселке. Когда хорошая дорога закончилась, я решил ехать напрямик через размытое дождями поле. Но через полкилометра велосипед намотал на колеса столько грязи, что ехать оказалось совершенно невозможно. Значительно потяжелевший велосипед я пронес вперед еще с полкилометра, но тут у меня силы совсем закончились. Я смотрел на серевший вдали поселок и прикидывал, что до него еще километра три по этому болоту. Я попробовал оставить велосипед и идти дальше, но ноги увязали, и пройти так три километра было нереально, а жажда была такая, что не передать. Воды я с собой не захватил. И вот я оглядываюсь на велосипед и вижу, что ко мне по полю мчится машина. Это была какой-то старой модели «Лада», но на специальной высокой подвеске для езды по таким дорогам. Подлетев ко мне, машина резко остановилась, из нее вышел парень, улыбнулся и, открыв багажник, сказал:

– Клади сюда велосипед.

– А разве он влезет?

– Влезет.

Парень, перехватив у меня велосипед, положил его в багажник так, что капот не закрывался, а переднее колесо свисало. Но мы могли ехать. Широкие колеса на особом протекторе хорошо продвигали машину вперед, и через минут пятнадцать мы оказались в поселке. Это был мой спаситель, как он меня обнаружил и почему поехал в это болото, было не понять, но он оказался в нужное время в нужном месте.

Однако в этом городе все было не так.

Мулат, уже не спрашивая ни о чем, ехал куда глаза глядят. Мне казалось, я начинал сходить с ума от его покорности. Вдруг я почувствовал, что в Наташе что-то сломалось, она совсем сникла, взгляд ее стал бегающим, улыбка натянутой.

Когда я спросил ее, что с ней, она отвернулась:

– Мы не найдем этот чертов дом, сегодня уж это точно, до отхода нашего автобуса осталось три часа, а мне еще нужно душ принять и переодеться.

– Три часа – это очень много…

Навстречу по дороге шли молодые загулявшиеся кубинские парни. Мы остановились возле них. Я соскочил, подбежал с картой. Парни долго вертели ее в руках, но стало сразу ясно, что они нам не помощники.

Поехали дальше. Как тоскливо, как муторно ехать, когда ты приложил столько усилий, а цель, кажется, отдаляется все дальше и дальше! О, странник, пусть тебе всегда везет на дорогах любви и приключений! В стороне на безлюдной, освещенной фонарем площадке показался темно-зеленый автомобиль «буханка» с крупными буквами по корпусу «Полиция».

– Может, все-таки в полицию поедем? – вздохнула Наташа.

– А найдет ли она нам дом без адреса?

Повисло молчание.

Коляска все дребезжала на ухабах брусчатки. Спутница моя уже начала как-то нехорошо постанывать. Она давно не курила, что было для меня удивительно. Долго находясь в состоянии внутренней безысходности, я сам стал ощущать гаденькое, щекотливо-тошнотворное состояние внутри себя – так, наверное, постепенно вселяются страх и немощь. Это состояние то уходило, то появлялось вновь. На улицах не у кого было спросить.

Вдруг к темному перекрестку подъехала советская пятерка, притормозила. Сидящая на переднем сиденье девушка в кожаной куртке, громко хлопнув дверью, вышла, куда-то торопливо пошла. Я кинулся к водителю, тот высунулся из окна, на мои вопросы по-английски он устало кивал головой и, отвечая, сильно нервничал, глаза были как на отходняке у наркомана. Алкоголем от него не пахло.

– Надо найти дом, адреса не знаем, но знаем ориентир – шар на высоком столбе с шипами. Давай поищем шар, он где-то здесь рядом.

– Найдем за десять куков, – водитель угрюмо кивнул.

Расплатившись с рикшей, пересели в машину, радуясь, что теперь у нас есть более скоростной транспорт. Быстро сделали круг по району. За каких-то пять – семь минут вернувшись на тот же перекресток, водитель остановился и грубо потребовал десятку.

– Слушай, но мы же не нашли наш дом и даже ориентира не увидели!

Взбугрив нехилые плечи, водила засверкал глазами:

– Гоните десять куков и убирайтесь!

Я уперся. Мне не понравились его грубость и формальное отношение к делу.

– Почему это? Мы не выйдем!

– Десять куков! – зарычал бомбила, метая глазами молнии.

Я тут же перенесся в божественную тишину своего внутреннего мира. Когда я учился в геологоразведочном техникуме на 101-м километре от Москвы и проживал в общаге, мне приходилось много драться. Дрались мы стенка на стенку с местными под руководством однокурсников, которые успели отслужить в армии. Еще тогда на разборках я понял, что с быкастыми нужно разговаривать, как с животными, на уровне интонаций, они не понимают человеческого языка, но при этом нужно погружаться в глубину себя и сохранять тотальное спокойствие. Малейшая ошибка могла стать роковой, ведь на 101-й отправляли москвичей, отсидевших в местах не столь отдаленных. Тогда я еще не знал, что это внутреннее замирание соединяет тебя с Дао.

Из этой внутренней тишины я без эмоций сказал:

– Сидим, Наташ, он у меня ничего не получит, если не выполнит уговор.

Таксист, видимо почувствовав мою уверенность, сделался мягче:

– Вы не знаете адреса!

– Нет дома – нет денег! – обрубил я, оставаясь непоколебимым. – Ориентиры я тебе сказал, давай еще поищем!

Он не ожидал такой смелости от белого человека в безлюдной ночи, вонзился в меня взглядом быка, думал, я сломаюсь, но быстро сник, заговорил резко:

– Я устал, всю ночь работал и хочу спать! Гоните бабки и выходите!

– Помоги найти дом, и я дам тебе десять куков. На тебя вся наша надежда! Помоги, амиго, – повторил я уже совсем мягко.

– Адрес!

– Я тебе же объяснял, что адреса мы не знаем! Знаем ориентир.

– Такого ориентира нет, и вообще я устал и хочу спать! – Он уронил голову на лежащие на руле руки.

– Тогда вези нас в полицию.

Водила вопросительно открыл рот, но тут же стал наезжать:

– Сначала десять куков, потом в полицию.

– Не дам, – уперся я и твердо посмотрел ему в глаза. – Сначала отвези в полицию.

– Ну, хорошо, – он наконец поехал, – только до полиции, и все.

Он остановился в темноте за углом двухэтажного здания, освещенного с фасада.

– Вот полиция. Давай деньги!

– Сначала полиция, Наташа, сиди в машине! – Я вышел.

Он хотел что-то крикнуть, но вовремя заткнулся.

Я обогнул здание и поднялся к ярко освещенному парадному входу по каменным ступеням. Вошел в просторное помещение. Меня встретил заспанный сержант с испитым мужицким лицом. Затем, одергивая новенький, с иголочки мундир, появился молодой красавец офицер. Я объяснил проблему, сказал, что мы русские, и показал листок со схемой. Сержант внимательно разглядывал его, крутил так и эдак, мучительно молчал. Молодой, продолжая разглаживать портупею, выслушал меня, показал знание английского одним словом «ес» и присоединился к рассматриванию карты. Я понял, что оба они английского не знают, и как им объяснить, что мне нужно, я не мог понять.

Время шло неумолимо. Неторопливо, с внимательными лицами, они бы еще долго продолжали крутить карту, если бы я не вытащил зеленую книжечку удостоверения международного журналиста. Полицейские сделали вид, что это их не трогает, но взгляды стали более сосредоточенные. Я попросил бумагу и нарисовал авторучкой шар с шипами на стеле. Оба стража порядка понимающе закивали головами, а старший вдруг воскликнул по-испански, в котором я совсем мало понимаю:

– Это там. – Он назвал улицу.

Таксист не выдержал, выехал из-за поворота и остановился перед главным входом на освещенной площадке. Выйдя из машины, подошел к нам.

Сержант сказал ему что-то по-испански. По жесту я определил, что он говорит про шар ориентир.

– Отвези их туда.

– Отвези, пожалуйста! – взмолился я.

– Хорошо, только до шара, и с вас десять баксов.

– О’́кей.

Возле шаров мы вышли. Я расплатился, водила уехал.

– Наташа, ты помнишь этот светофор, вон посмотри на том перекрестке… – Я показал на очень старую конструкцию семафора, мигающую в полумраке желтыми глазницами.

– Нет.

– А посмотри туда за пересечение железнодорожных путей… Тебе не кажется, что это местечко напоминает ту вытянутую площадку перед забором, на котором нас высаживал туристический автобус?

Наташа подавленно молчала. В темноте все казалось другим.

– Пойдем поближе рассмотрим.

Мы двинулись в полумрак к забору.

Я продолжал рассуждать:

– Я вижу, я чувствую, что это та площадка, но почему вся окружающая картинка не та? И откуда-то взялись эти железнодорожные пути… Неужели когда мы с тобой шли в сопровождении нашей хозяйки из автобуса, то были настолько впечатлены стариной аутентичных улиц, что напрочь забыли перекрестки дорог за пустырем…

– Наверное… – Она хотела что-то сказать, но я не дал ей договорить:

– Всегда нужно находиться в состоянии «здесь и сейчас» и видеть, что окружает тебя, это гарантирует безопасность. Но если это площадка та, – начал я логически мыслить, – то нам нужно идти за угол забора и вдоль него налево. Пойдем.

Мы завернули за угол, серый бетонный забор перешел в длинную розовую стену, а за ней я увидел кованную из прутьев калитку с завитушками в оформлении.

– Постой, постой, – взял я Наташу за руку, – посмотри, тебе эта калитка ничего не напоминает?

– Нет.

– А мне напоминает. Если она действительно наша, то должна быть открыта.

Я тронул черный металл, и калитка мягко отворилась. Я помнил эти ощущения – так открывалась именно та калитка. «Но как могло случиться, что мы не узнали улицы», – эта и еще множество мыслей пронеслись в голове в одну секунду.

– Нет, это не та фазенда, мы крадемся на чужую территорию, – шептала Наташа.

– Наташа, разве розовые стены дома тебе ни о чем не говорят? А посмотри, ты разве не узнаешь наш дворик?

Она долго молчала, затем с сомнением выдавила:

– Я, похоже, у той каменной балюстрады сидела на кресле, пила пиво и курила перед тем, как мы отправились в ресторан. Но кресла нет.

– Нет, потому что его, наверное, унесли. Да у нас и другого выхода нет, пойдем попробуем открыть дверь в дом.

Достав из кармана джинсов ключ, я просунул его в замочную скважину, решив, будь что будет, и с замиранием повернул его. Замок поддался. Провернув ключ два раза, посмотрел на Наташу, увидел, как она широко открытыми глазами восхищенно смотрит на меня.

– Вот это прикол! – только и прошептала она возбужденно.

Мы оказались в коридоре, пахнущем старинной мебелью.

– Это точно наш дом! Вот чудо!

– Наташенька, чудес не бывает, ты видишь, как в экстремальной ситуации сработала наша интуиция, мы нашли наш дом буквально на ощупь!

У меня на мгновение промелькнула мысль: «А может, в сторону сон и нужно заняться с девушкой обещанной тантрой? Но нет, с усталости можно наломать дров, а абы что делать – это путь в никуда… Мы же не кролики…»

– Уф-ф! Я спать! У нас всего час на отдых.

– Я тоже.

Мы разошлись по нашим комнатам, ровно через час проснулись по будильникам и быстро в утренней тишине аутентичного дома позавтракали: кофе, омлет – хозяйка обслуживала великолепно! Догадывались ли она, что мы только утром заявились домой? А впрочем, наверное, не мы одни такие любители ночного Тринидада, но у каждого свой путь и своя история…

Вовремя успев к автобусу, мы вместе со всеми мчались в Санта Клер – город, где находятся мемориал борцам за кубинскую революцию и прах Че Гевара.

Варадеро

Иногда нужно побыть в тишине ума, чтобы пространство преобразовалось, тем более что у меня под боком в номере жил закутивший режиссер… Я изучал побережье и фотографировал рыболовов, потому что еще не выполнил заказ редакции одного журнала о кубинской рыбалке. Впрочем, с рыбалкой я давно завязал благодаря нечаянному буддийскому посвящению в подпольном храме Шанхая в 2009 году, но вот от заработка на рыболовных статьях я пока отказаться не мог. В принципе, фотографирование рыболовов и беседы с ними – это не менее увлекательная тема для меня. Но сейчас мне бы хотелось просто еще немного поговорить о Кубе. Я решил изучить остров Икакос, на котором расположен Варадеро.

Из Википедии:

Вараде́ро (исп. Varadero) – курортный город в провинции Матансас на Кубе. Расположен на полуострове Икакос, в 140 км к востоку от Гаваны. Одна из самых крупных курортных зон Карибского бассейна. В 1992 году пляж Варадеро был признан ЮНЕСКО одним из самых чистых пляжей мира.

Полуостров Икакос, на котором расположен курорт, простирается на 20 км в океан и имеет ширину всего в 1,2 км в самой широкой его части. Мыс Икакос, в северной оконечности полуострова, является самой северной точкой Кубы.

Под палящим солнцем я наматывал десятки километров пешком, а когда уставал, перемещался на довольно комфортабельных автобусах, которые циркулируют по полуострову Варадеро каждые 15 минут. Дневной билет с возможностью пересадок стоит каких-то пять куков. Набродился по малолюдным солнечным улицам, посетил несколько магазинов и пару рынков с прилавками всевозможных сувениров, но покупку их оставил на потом. Характерно, что кубинцы, наверное в силу своей музыкальности, очень любят певчих птиц. Во многих домах на крыльце или в окне можно было увидеть клетку с канарейкой.

Впечатлила одна торговая лавка, в которой интерьер был почти такой, как в нашем деревенском сельпо восьмидесятых годов. Здесь пахло мылом, керосином и еще каким-то кислотным запахом, который характерен для мало проветриваемых старых торговых помещений в жару. Я рассматривал деревянные полки, распределенные по серым стенам, большинство были пустые, кое-где для витрины стояло по одному-два предмету. На одной полке меня заинтересовала обтянутая бело-синей бумагой пачка толстых сигар. В упаковке было 25 штук, и стоили они совсем дешево – три кука. Продавец, с которым я в основном изъяснялся жестами, подняв большой палец, уверял меня, что это очень хорошие сигары. Пахла пачка настоящим табаком, но я ее так и не купил – сигар для подарков друзьям и без того было куплено достаточно. Я видел, как кубинцы отовариваются карточками: в магазин вошел худощавый старик, показал продавцу какой-то документ, и тот по нему выписал килограммов десять сахара, который был взвешен гирями на больших, старых-престарых весах с помятыми алюминиевыми чашами.

Выйдя из лавки, я пошел дальше по улице. Из одного затененного пальмами переулка послышалась кубинская песня; направился на ее звуки, увидел небольшой костел с красной черепичной крышей. Под тенистым козырьком прихожей толпились и сидели на стульях темнокожие и мулаты в основном преклонного возраста. Те, что сидели, играли на разных инструментах, где была и трещотка, и скрипка, и гитара, и маракасы, и еще бог знает что. Среди прихожан была пара белых, мужчина и женщина, по виду иностранцы. Они пили какие-то напитки, приветливо улыбались мне и приглашали присоединиться к их празднованию. Однако что-то заставило меня уйти, наверное, это влияние жары, состояние было так себе. Но, отойдя, я уже было пожалел, что не присоединился к счастливой компании и все же возвращаться не стал. «Путь всегда меняется, – размышлял я. – Если я вернусь, возможно, оставшиеся дни пребывания на Кубе сложатся для меня особым образом, но я сейчас выберу другой путь, и посмотрим, что будет дальше… Главное, всегда быть в состоянии «здесь и сейчас», и тогда Божественное провидение выведет тебя куда надо.

Я продолжал исследовать полуостров. Однажды я высадился в дальней его части, где был международный яхтенный порт. Здесь все было заточено под богатых туристов – дорогие спа-салоны на каменной набережной, современные отели, магазины и рестораны. Отсюда автобус поворачивал назад, но асфальтовая дорога шла дальше, и я направился по ней. Ушел через насыпной перешеек на отдаленный остров, где в мангровых зарослях нашел дикий песчаный пляж и искупался. Я был один наедине с карибской природой. Но здесь доставали москиты и волны с океана шли большие.

Вернулся по перешейку назад и слева от этой насыпной дамбы-дороги нашел великолепную, укрытую от ветра лагуну с песчаным пляжем. Пребывание наедине с великолепной природой давало четкое «здесь и сейчас». В лагуне долго нырял, наслаждаясь прозрачной водой, мелькающими там и сям стаями рыб, стараясь находить любовь и покой внутри себя. После более чем часовых упражнений по преобразованию внутренней энергии направился босиком по бесконечному белоснежно-песчаному пляжу в направлении Варадеро. Если бы это было, скажем, в Крыму, то пройти по кромке воды расстояние в 15–20 километров для меня бы не составляло труда, но здесь жутко жарило солнце, и оно вскоре загнало меня под зонтики с тростниковыми крышами, где я перекусил купленными в магазине яхт-клуба продуктами. А смыть морскую соль удалось под пляжным душем одного из очень дорогих отелей, через его идеально зеленеющие пальмовые аллеи я вернулся на асфальтовую дорогу и по ней к автобусу. Так закончилось мое обычное и в то же время необычное путешествие, в котором, казалось бы, не было никаких событий, но которое запомнилось не менее, чем ночное путешествие по Тринидаду.

Поездка в Гавану

По возвращению с Кубы меня часто спрашивали: как там относятся к русским? Я пожимал плечами и отвечал: отношение неоднозначное. Иногда, узнав, что я русский, мне радостно улыбались, но бывало, что в каком-нибудь магазине принимали и не очень дружелюбно. Это неудивительно, ведь кубинцы могут думать всякое, например, что русские их бросили, когда Советский Союз перестал оказывать экономическую помощь. Но то, что до сих пор есть наше влияние на кубинцев, это однозначно.

Как-то я спускался в лифте с пожилой парой англичан, только что поселившихся в отеле. Худющие, как борзые! При мне она обращается к мужу, думая, что я не понимаю ее языка: «Знаешь, милый, а на ресепшн две консьержки сносно разговаривают по-английски. Но при этом одна почему-то все время добавляет: «бл-дь». Не знаешь, что это за слово такое?» Муж пожал плечами, а я, естественно, объяснять не стал.

Злоупотреблял этим словом и Руфино. Когда я разыскивал его через знакомого охранника отеля, чтобы заказать вторую поездку в Гавану, то сразу не мог понять, кто у меня на телефонной связи, поэтому начал говорить на английском. Но из трубки, казалось, послышалось русское слово, и я перешел на русский, в ответ было молчание, тогда я снова перешел на английский. На это услышал грубый голос полковника: «Что ты то по-русски, то по-английски мне… говори по-русски, блядь». Это слово у них, похоже, любимое ругательство.

Короче, с Руфино на этот раз не получилось. Он куда-то отъехал по бизнесу на три дня. Надо было искать другого гида. Я рассказал об этом своему новому знакомому, Вадику, мужчине солидной внешности, но небритому. С Вадиком меня познакомил Юрас – большую часть времени они проводили за коктейлями у бассейна. При Вадике были пятилетний сын, фотомодельная жена и теща, но Вадика тянуло к друзьям, а жене требовалось внимание, поэтому Вадик поддержал мою идею о совместной экскурсии в Гавану. Узнав, что у меня с Руфино не получается договориться, он обещал организовать экскурсию сам, сказав, что в Гаване живет паренек, который учился с его младшим братом в Патриса Лумумбы и которому он даже предоставлял в Москве жилье. Так что все будет недорого, но сердито, заключил Вадик и стал набирать номер Элвиса.

На следующее утро мы всей командой (Вадик, его жена, и мне каким-то образом удалось вытащить на экскурсию мутноватого от похмелья Юраса) отправились с Элвисом в Гавану на голубой ретромашине. На этот раз это был огромный, блестящий, вылизанный «кадиллак». По пути на бензозаправке нас ждал сюрприз – в машину на переднее сиденье пассажиров к Элвису подсела его подруга – невысокая рыжеволосая девушка Клер. Тут же Элвис открутил «голову» у бутылки рома, разлил в пластиковые стаканы в руках Клер и стал предлагать всем выпивку.

– Нет, – сказал я. – На такой жаре…

– А зря, – крякнул Юрас.

И все, кроме меня, вмонтировали. Наливали еще, пока литровая «Гавана клаб» не закончилась. Фотомодельная жена Вадика, Ксюша, вскоре набралась до неприличия, причем, когда останавливались на стоянках автотуристов, откуда открывались красивые виды, она покупала неимоверное количество баночного пива и угощала им всех. Так она развлекалась. Трезвому в такой компании тоже нужно было как-то поддерживать хорошее настроение, поэтому, когда остановились перед Гаваной у пляжа, водитель кабриолета врубил сальсу, и я пригласил Клер на танец. Ох, как кубинки все-таки танцуют! Она была похожа на заводную куклу, к которой я чуть притронулся, и она завелась в танце! Пока все выпивали, поставив банки с пивом на капоте, мы все танцевали и танцевали. А что оставалось? Чувствовалось, что экскурсии, как надо, опять не получится, предстояло импровизировать на ходу. Потом все пошли купаться, но капризная Ксюша осталась бухать на скамейке, вода ей показалась какой-то не такой.

На жаре Ксюшу с рома и пива развезло, и, когда приехали в Гавану, она стала капризничать. В ресторане (кстати, в этом заведении бывали некоторые президенты США) она прилюдно обзывала мужа хамом, а в ответ он обещал отобрать у нее недавно подаренный ей новенький «порш кайен». И далее вся эта катавасия не заканчивалась. В такой грустной обстановке мы быстро промчались на голубом «кадиллаке» через всю Гавану. Очень хотелось прогуляться по центральной набережной (она очень длинная), не торопясь, посидеть у моря, понаблюдать местную жизнь, выпить стаканчик рома. По словам водителя, на этой набережной днем и ночью делают детей, даже не стесняясь прохожих. И еще здесь очень красивые закаты. И все можно наблюдать, созерцать, наслаждаться! Но нашей честной компании спокойное созерцание было неинтересно. «Впрочем, – сказал я себе, – радуйся, что хоть таким образом путешествуешь по Кубе. Какие у тебя варианты? Автобусное сообщение здесь очень плохое. Явно не подчищена карма, если притягивается такое…»

Оглядываясь на эту поездку, я еще раз задумываюсь над негативной схемой: накануне вылета отказался от путевки один мой надежный друг, вместо него полетел Юрас, потом эта психически ненормальная тетка в первой поездке в Гавану, которая все порывалась выскочить из машины и вообще вела себя кое-как, а потом мистическое блуждание по Тринидаду и в заключение пьяная Ксюха. Но это еще не все.

По прилете в Шереметьево Юрас скрылся в туалете с бутылкой кубинского ликера, которую я попросил его пронести через таможню (вез для своей М.). Там он беспардонно вскрыл ее и отпил из горла. Ну что сделаешь?!

Но почему это все случилось со мной? На другой половине земного шара… Что, значит, была причина? А если есть причина, будет и следствие… Ведь любой результат – это плод наших предыдущих действий, отношений к людям и миру в целом. А может, просто материализовалась давняя мысль, что все во Вселенной дуально? Мир таков: добро – зло, хорошее – плохое, тепло – холодно, женщина – мужчина и так далее. Все в этом мире имеет противоположности. Когда-то я рассматривал планету Земля с этой точки зрения. У Земли есть не только Северный и Южный полюс, в эзотерическом смысле у нее должна быть половина добра и половина зла. Как человеческое тело – одна половина имеет заряд плюс, другая минус. Только при разной полярности течет энергия. Если Восток – это светлые добрые учения в буддистских и индуистских странах, где люди в основной массе живут в духовно-гармонических традициях, то по другую сторону океана – гонка экономики и вооружений, и все этому у людей подчинено. А это совсем другие энергии. Латинская Америка тоже не отличается мягкостью энергий… И вот в заокеанской поездке я пожал плоды своих давних мыслей, своих убеждений, произошла материализация. И еще – мои энергии прошли проверку у тамошнего эгрегора. Хочу заметить, что, кто не верит ни в какие энергии, эгрегоры и остальную духовную силу, тот не увидит чудес даже в благостной Индии – везде будут только внешние формы, и поездка в чудо-страну станет для него обычной экскурсией.

А люди… люди везде есть хорошие, кубинцы вообще душевные. Достаточно сказать, что в первый день, изучая гигантскую территорию отеля, я увидел открытые двери ресторанной подсобки, откуда доносились звуки гитар. Ребята-кубинцы, рабочие и официанты, легко приняли меня в свою компанию, и мы с ними от души повеселились.

А был еще эпизод. Как-то шел я в отеле к бассейну, и навстречу мне попались два симпатичных мужичка-кубинца с зачехленными гитарами.

– Вы сегодня у нас играете? – спросил я по-английски и показал на корпус Пунта Арена.

– Си.

– О’́кей, я приду послушать.

Искупавшись, я пошел в корпус. Как раз подходило время ужина. Я поднялся на балкон второго этажа, чтобы у входа в ресторан подождать, когда официанты засервируют столы, и увидел тех самых музыкантов. Они сидели на креслах возле журнального столика. С ними был пожилой чернокожий мужчина, который флегматично отстукивал ритм на барабанах. Один играл на укулеле, другой – на шестиструнной гитаре. Я присел на кожаный диван поодаль. Уловив мой взгляд, тот, что был в шляпе и играл на укулеле, поманил меня кивком ладони. Я подошел, снова присел. Репетиция при мне продолжалась. Музыканты долго о чем-то размышляли, экспериментировали, спорили.

– Какую ты хочешь музыку, амиго? – спросил тот, что был постарше, в шляпе.

– «Санта Лючия».

– Прего.

Зазвучал такой душевный и чистый голос, и я вспомнил, как когда-то на острове Капри в таверне мне пел старик…

Когда летели назад, Юрас сидел позади меня в позе турецкой сабли в обнимку с бутылкой рома и пил, не таясь, хотя бортпроводники предупреждали об огромном штрафе. Взгляд его был невозмутим. Пролетая над США, командир корабля объявил, что погода безоблачная и слева по борту можно увидеть мыс Канаверал с бетонной полосой, с которой взлетают шаттлы. Юрас даже не пошевелился. Он упорно смотрел перед собой в спинку сидения.