Текст книги "В заколдованном Тринидаде"

– Как маленький кабанчик.

И, понимаете, я не увидел в ее словах йоговского сострадания, все-таки, очевидно, инстинкты человека в экстремальных ситуациях превалируют…

О белковой пище и форме тела… А потом был пир у костра, обсуждение рыбалки и размышления о здоровом образе жизни. Выяснилось, что Эвка вообще была не склонна к белковой пище, но Отто настаивал, чтобы она ее ела, так как, по его мнению, жизнь на одних фруктах может сделать уродливыми ее красивые формы. И он, не стесняясь, при мне рассуждал о ее бесподобной груди – он считал, что та у нее уже немного впала и потеряла былую упругость. Оказалось, что, живя в Европе, они регулярно поддерживали себя белковыми пищевыми добавками. И как Отто правильно заметил, если не питаться здесь морепродуктами и рыбой, то фрукты – это по большому счету только витамины, микроэлементы и вода, не способные создать форму. Мы еще долго говорили о всяком разном…

Когда красиво окрасивший бухту закат потускнел и мои друзья уединились в палатке, я еще оставался сидеть у тлеющих углей. Приятно было вот так в полной тишине, нарушаемой лишь ночной возней птиц в ветвях да звуком цикад, размышлять. Конечно, Эвка мне нравилась больше любой другой встреченной мною когда-либо женщины, но принципы надежности, дружбы и понимания во мне были превыше всего.

Выживание в Гваделупе

В день опоздания на пароход

В декабре 2018 года я плыл пассажиром на двенадцати-палубном корабле «Costa Paciёca». Маршрут перегона – итальянская Савона – Доминикана. Неожиданно я оказался в роскоши, которой не ведал раньше, и для меня, не привыкшего к отдыху, где все включено, где тебя без конца развлекают аниматоры и артисты, и где обслуга то и дело говорит тебе «сэр», это было очень непривычно. Путевку мне подарил один мой богатый приятель, шоумен, которому перед Новым годом предложили дорого оплачиваемую работу. И я поехал вместо него. На шестнадцатидневном переходе все шло гладко, пока мы с Борей, чудесным минским евреем, не опоздали к отплытию в Гваделупе, где была очередная стоянка теплохода. Тут я еще раз задумался о темах про бесплатный сыр в мышеловке и о том, что бы Бог не делал, он делает все к лучшему, ведь не будь так сложившихся обстоятельств, не было бы и этих приключений.

Рыбалка возле рыбного рынка. Каждый остров в архипелаге Антильских островов по-своему красив и имеет свой колорит местной жизни. В Гваделупе центр города расположен недалеко от порта. Уже через пару параллельных улиц открывается торговая площадь с магазинами, ресторанами и кафе вокруг нее. Прежде чем отправиться на загородный пляж, Боря хотел прогуляться по городу, но я, узнав, что недалеко находится рыбный рынок, потащил его сначала туда.

Оказалось, что рынок находится на берегу небольшого, вытянутого в глубину острова залива и заканчивается полуразвалившейся каменной набережной, к которой причаливают рыбацкие катера и лодки с морскими уловами, и на которой торговцы устанавливают свои прилавки с укрывающими от жаркого солнца тентами. Первые же из них впечатлили большим разнообразием всякой морской живности. Мурены, меч-рыба, большие сарганы, разные окуневые, каракатицы, осьминоги и всевозможные моллюски в раковинах. Боре эта рыночная суета быстро надоела. Он сказал, что подойдет ко мне через полчаса.

В одном месте продавали крупные раковины, похожие на гигантских рапанов. Позже по Интернету я определил их – Strombus Gigas. Оказывается, из них делают музыкальные инструменты. На прилавке были выложены отполированные Strombus Gigas со спиленной острой частью. Когда я попросил туземца продемонстрировать мне их звук, он приложил пухлый рот к обработанному гладкому отверстию и трубно проиграл грустную мелодию.

В другом месте чумазый гваделупец только разделывал Strombus Gigas, болтая с товарищем. Он выбрасывал содержимое раковин в воду под причал. Увидев это, я подобрал кусочек упавшего на землю моллюска и достал из рюкзака удочку – небольшой универсальный телескоп.

– Можно половить? – спросил я у парня.

Тот меланхолично кивнул.

Присоединив катушку с поплавочной оснасткой, я наживил кусочек тугой мышцы на крючок и опустил в воду. Мое походное удилище было особое, изготовленное в Москве по заказу. При необходимости оно настраивалось и на другие способы ловли.

Поклевок долго не было. Пришлось выставить поплавком большую глубину и снова забросить. От нечего делать стал рассматривать зеленую мутноватую воду и увидел на дне ближе к разделывателю раковин целую гору Strombus Gigas. «Вероятно, добыча этих раковин здесь запрещена, – подумал я. – Они лежат на дне на случай появления полиции». Днем позже мне довелось присутствовать во время облавы, когда этот рынок оцепили полицейские. Особенностью их экипировки были дубинки и велосипеды. Этот мулат тогда отделался легким испугом – он просто накрыл прилавок грязным покрывалом и ушел. Но сейчас не об этом… Огромная груда гигантских зеленоватых раковин, сложенных в глубине вплотную к каменному парапету, очевидно, еще только ждала своей обработки. Возле нее удалось разглядеть несколько рыбешек. Подведенный к ним кусочек моллюска они удостоили парой нежных прикосновений, но затем отплыли. Чистильщик раковин, увлеченный разговорами со своим другом-торговцем, наконец перевел на меня внимание. Понаблюдав за мной, он стал рыться в лотке, вынул оттуда крупную мидию, ловко открыл ножом ее створки, подрезал мышцу и молча передал ее мне.

– Спасибо! – обрадовался я. – Видимо, ты знаешь толк в рыбалке!

Парень меланхолично кивнул. Возможно, он даже не понял моего ломанного английского.

Я сменил насадку и опустил ее в воду. Мясо мидии быстро устремилось вниз. К нему метнулись рассеявшиеся было рыбешки и пара зеленовато-серых крупных рыб, доселе скрывавшихся в глубине. Однако в самый последний момент их опередила самая большая из всех. Она резко открыла крупный рот и захватила лакомый кусочек.

– Вот это да! Откуда здесь взялся этот групер? – спросил я самого себя, потому что моему, более чем полукилограммовому улову никто из торговцев не удивился.

Я считал, что эти рыбы обитают только вдали от берега и на глубине.

Но тут позади меня нарисовался Борис.

– Боря, посмотри, что я поймал!

– Ого! Какой большущий окунь!

– Боря, если я не ошибаюсь это групер.

– Что такая за рыба, я не знаю, но она очень красивая, Леша. Хочешь, я тебя с ней сфотографирую?

– Я не люблю фотографироваться, давай лучше я сниму тебя.

– Э, нет, не надо, я тоже не хочу. Не люблю. На что мне все эти фотки? Если тебе очень нужно, давай тогда вон того парня. – Боря показал на чистильщика раковин.

Но парень наотрез отказался позировать.

– Ладно, отпустим его в воду, – сказал я и, не дожидаясь ответа, вернул групера морю.

– Пойдем, надо еще посмотреть город, – сказал Борис.

Мы пошли. В конце набережной я поотстал от него, остановился возле катера, с кормы которого жилистый мулат в кожаной безрукавке и повязанной на шее косынке продавал свой улов. Внешность его была очень фактурная. Ну, истинный пират! Я поднял фотоаппарат для съемки, но рыбак замахнулся на меня длинной плошкой для снятия чешуи с рыбы.

– Сейчас как уе… – Мулат грязно выругался, грозно оскалившись.

– Ладно, ладно. – Я убрал фотоаппарат и добавил тихо: – Не надо нервничать. Все вы тут какие-то не очень приветливые…

Мне подумалось, что наверняка население здесь имеет пиратские корни… Барбадос, Гваделупа, Мартиника – все острова когда-то были населены пиратами.

– Видимо, их здесь точно гоняют за нелегальную торговлю, – сказал я Боре, когда догнал его.

Вскоре мы наткнулись на двух темнокожих, нашедших себе приют под тенью огромного старого дерева. Один абориген разместился в дупле с литровой бутылкой местного напитка в руках, другой стоял рядом. Боря разговорился с ними – он давно хотел попрактиковать свой французский, и вот ему выдался случай. Они, по-видимому, острили, потому что все время смеялись. Но от выпивки Боря отказывался – куда пить ром на такой жаре! В дальнейшем судьба сведет нас с этими ребятами снова, и они нам здорово помогут, но это будет уже после того, как мы отстанем от парохода.

В городе и на пляже. Боря потащил меня в глубину старого квартала с обилием магазинов. Гваделупа – это заморский департамент Франции, поэтому здесь во всем чувствуется французский уклад жизни. И цены европейские. Не знаю, чем особым приглянулась Боре эта зеленая куртка (в особой любви к вещам он замечен не был), только, увидев ее на витрине магазина, минчанин сказал: «О, это то, что мне нужно для горнолыжного катания!» И потом было ожидание продавца, открывание витрины, потому что куртка оказалась последней, тщательное примеривание и, наконец, покупка.

Наличных на двоих оставалось совсем мало, потому что я дал Борису взаймы, но не возвращаться же на корабль… Обычно на островных стоянках, выходя на берег, мы брали с собой на день долларов по пятьдесят, а остальные евро и доллары хранили в каюте в сейфе. На корабле у нас у каждого была дебетовая карточка «Косты», которая также служила пропуском для входа на борт. Чтобы не тащить объемную покупку с собой на пляж, ее оплатили и оставили на кассе, пообещав, что заберем в 18 часов перед отходом парохода. Потом дошли до автостанции, сели на автобус и поехали загород. За окном мелькали поселки, леса и гористые склоны, открывались живописные виды моря.

На пляже вначале купались в мелководной голубой лагуне. Я пытался ловить рыбу взабродку, но безуспешно.

Одолженные у Бориса плавательные очки показали, что в лагуне стоящей рыбы нет – плавала одна мелочь. Наплававшись, Борис заснул на пластиковом топчане под деревом. Наверное, его солидный вид внушал мысль об обеспеченном человеке, и его лежак никто не трогал, а меня работники пляжа согнали с дармового спального места. Пришлось дремать, лежа на траве, но колючие палочки, ползающие муравьи и букашки отдохнуть не давали, и я решился прогуляться вдоль берега. Подсунув под Борисов топчан вынутую из рюкзачка одежду, взял удочку, прихваченных на рынке освобожденных от раковин мидий и собрался идти, но тут остановился, поглядывая на открытый рот товарища, его обгоревший нос и скрывающие глаза темные стекла очков. «Не стырят шмотки? Борис-то сильно глуховат… Впрочем, что такого ценного у нас тырить? Разве что Борисов золотой „роллекс“ с его руки? Навряд ли кто рискнет умыкнуть вещи у такого бугая…»

Ловля взабродку. Я пошел, стараясь придерживаться тени пальм, вдоль моря. Нигде не было подходящего для ловли места: везде купались люди, местами рядами тянулись трейлеры, из окон которых торговали фастфудом – в общем, обычная курортная жизнь, как и в других уголках мира. Пройдя с километр, обнаружил задворки пятизвездочного отеля, вплотную подходящие к морю, в нем, как потом выяснилось, любит останавливаться одна американская звездная певица. Несколько гряд черных камней, зигзагами располагавшиеся на мелководье, создали лагуны, как мне показалось, годные для обитания рыбы. Я зашел в воду. Рюкзачок разместил на груди, чтобы удобно было вынимать из его кармашка пакетик с мидиями, побрел по мелководью, потом перебрался через одну гряду в лагуну. Здесь пробовал ловить на поплавочную оснастку, стараясь делать подальше от себя забросы за счет вытягивания через кольца дополнительного запаса лески. Самоогруженный поплавок средней массы с небольшим подпаском летел на приличное расстояние даже против дующего в лицо бриза. Волны хлестали впереди за барьером рифа, солнце светило ярко – я наслаждался созерцанием красоты природы и ждал поклевки.

В воде плавали взвеси мелких обрывков водорослей, похожих на степное растение перекати-поле. Наверное, водорослями усеяны все черные камни впереди, где прибой, решил я. А в водорослях обычно селятся мелкие морские жители: звезды, ракообразные, моллюски, черви. Если на сильном прибое вода их из водорослей хотя бы по чуть-чуть выбивает, то в таких местах может собираться рыба. Но глубина по пояс (я старался не замочить рюкзак), очевидно, была безрыбной, тогда я махнул рукой на поклажу и пошел дальше. По пути пробовал ловить вдоль правой гряды камней, на стенках которой местами тоже трепались космы водорослей.

В одном месте случилась поклевка, и поплавок быстро скрылся под водой. Сделав подсечку, я почувствовал сильное сопротивление чего-то живого, а потом произошел глухой зацеп. Как я ни дергал оснастку, как ни старался, не мог освободить зацепившегося крючка. Что это было? Случайный зацеп или, быть может, в расщелину с наживкой забилась какая-нибудь морская тварь? Например, осьминог, утащивший наживку в свою пещеру… Подмотав оснастку, я подошел к месту зацепа. Леска уходила в глубокую расщелину среди груды камней. Руку в эту расщелину я совать не стал – мало ли кто там мог обитать? Просто взял и обрезал леску.

Пришлось привязать новый крючок. Для этого я вышел на берег, сел в тени пальм на природном газоне из мелкой травы и занялся делом, благо запас крючков, поплавков и разных грузил имелся в специальной походной коробочке.

– Ну как? – услышал я за спиной голос, повернулся и увидел средних лет афроамериканца, остановившегося на тропе, вьющейся под пальмами вдоль моря.

Некоторые речевые обороты на французском мне были знакомы, но отвечать стал на английском, и мужчина легко перешел на этот язык.

– Да вот обрыв произошел.

– Обрыв? – Темнокожий старик сделал свое лицо еще более выразительным и добавил: – Должно быть, мурена.

– Мурена? А разве здесь водятся мурены?

– Да. Их тут не ловят, поэтому развелись.

Мужчина еще постоял со мной и ушел по тропе мимо больших кактусов в калитку примыкающего к дому палисадника.

«Мурена? Хм, мурену так просто не возьмешь, – думал я. – Леска на моей удочке для такой ловли тонковата». Но у меня была с собой запасная шпуля с намотанной на нее более толстой леской – на случай, если бы понадобилось удилище приспособить под донную ловлю. Я быстро сменил шпулю и оснастил леску поплавком большего теста. Соответственно, поставил более тяжелое грузило и крупный крючок. Снова побрел по воде к тому нагромождению камней у выступающей из воды гряды. Половил в том месте, где произошел зацеп, но поклевки не увидел. Тогда я забрался на гряду и побрел по ней, отыскивая большую глубину.

Тут и там на дне чернели нагромождения камней. Хотя вода за границей прибоя стала более прозрачной, но блики волны и плавающие обрывки водорослей не давали возможности хорошо рассмотреть дно. По большей части приходилось забрасывать наугад. Несколько раз случились зацепы, но прочная леска позволила выдернуть крючок.

А потом вдруг это произошло – удочка после подсечки выгнулась дугой, но это уже был не зацеп. Я сразу почувствовал живую тяжесть на конце лески и сумел не дать рыбе уйти в укрытие. Непросто было выдерживать определенные усилия и одновременно не слишком тащить, иначе никакая бы леска не выдержала. Важно было удержать первые рывки, ведь то, что было там, в глубине, очень бурно рвалось и тащило. Жалко было губить существо, ведь если я его пересилю и поймаю, то смогу отцепить крючок, а портом отпущу. Если же оно забьется в камни, то с крючком во рту может погибнуть.

Но вот показалась и снова нырнула эта ужасная, оскалившаяся множеством мелких острых зубов голова. Уплощенное змееподобное тело вилось в клубок, выпрямлялось и снова вилось. «Змея, мурена? – беспокойно размышлял я. – Мурена!» Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем рыба немного успокоилась и уже не так рвалась, но все равно периодически извивалась кольцами и скалилась. Я уже не рад был, что затеял эту охоту среди камней. Потом, когда она совсем ослабла, мне пришлось спрыгнуть с гряды в воду, укоротить леску, меньше давая ей хода, и тащить, отставив подальше руку. В этот миг возникло какое-то ощущение брезгливости к жуткой твари… А может быть, к себе? В чем она-то была виновата? Я же поставил целью поймать мурену…

Выволочив рыбу-змею на берег, я устало повалился на траву, рассматривая ее, бессильно вытянувшуюся, едва двигавшую жабрами, думая о напрасно погубленной жизни. Зачем она мне? Ведь на корабле столько еды… Потом я внезапно увидел глубину в ее темных маленьких глазах, и с этого момента орнамент, покрывающий ее тело, как будто стал более выразителен. А ведь она не только жуткая, но и красивая одновременно. Я теперь только ее рассмотрел. Все, что создано Творцом, красиво, ибо мать-природа все делает гармонично, с предназначением. Пусть бы себе она плавала среди камней в своем рыбьем царстве. Но теперь уже поздно, невозможно вынуть глубоко заглотанного крючка, да и она совсем измучена. А может, все же отрезать леску и дать ей полежать на мелководье? Отойдет? А потом крючок оторжавеет…

Но в это время мысли мои прервал уже знакомый голос:

– Все же вы ее поймали?

Я быстро присел и повернулся – позади меня стоял тот же афроамериканец.

– Давай помогу, – сказал он и, не дожидаясь ответа, откуда-то выхватил толстую короткую палку, несколькими ударами укротил рыбу, а потом ловко вынул у нее изо рта крючок и протянул оглушенную окровавленную мурену: – Пожалуйста!

– Нет, – испуганно замахал я руками, – она мне не нужна… Зачем? Возьмите себе.

Темнокожий пожал плечами.

Я снова дал понять жестами, чтобы он забрал рыбу себе.

Старик опять пожал плечами, что-то сказал и ушел к себе с рыбой.

Опоздали на пароход.

Я вернулся к Боре. Он уже проснулся и с нетерпением выглядывал меня.

– Надо ехать, а то на пароход опоздаем. А нам еще надо куртку забрать в магазине.

– Да, пора.

Боря как в воду глядел. Из-за этой куртки мы и опоздали. Дело в том, что магазин к нашему приезду уже закрылся, и мы потратили много времени на поиски того, кто нам его открыл. К тому же мы перепутали время отправления, думая, что пароход отбывает в 20 часов, а он отошел в 19.00. Такая махина с тремя тысячами пассажиров на борту и полуторатысячной обслугой двух человек ждать не будет…

Ночь в Pointe-a-Pitre

Опоздав на пароход на другом конце света, мы пришли в портовый полицейский участок города Pointe-a-Pitre, чтобы понять, что нам делать. Там выяснилось следующее: Доминиканская Республика, которая являлась конечной целью нашего круиза, была и для парохода завершающей точкой перегона, а затем «Costa Paciёca» поворачивала назад, отправляясь в круиз по Карибскому морю. Через пару дней корабль должен будет снова зайти в порт Гваделупы – таков маршрут. Мы с Борисом радовались – вот нам повезло!

Темнокожая афроамериканка, такая рельефная секс-машина на службе правопорядка, при нас по особой связи связалась с пароходом и сообщила командованию, что мы нашлись. Потом она, поправив безукоризненно сидевшую на ней форму, покосилась на мою удочку, улыбнулась и сказала, что она тоже любит рыбалку. У нее даже есть катер, и она по выходным выходит на троллинг в море. Я спросил ее, какими трофеями она может похвастаться, и она поведала, что только в этом году поймала марлина на девяносто восемь килограммов, ваху на тридцать пять и желтоперого тунца на восемьдесят. Я заговорил с ней о приманках; оказывается, она в курсе всех передовых моделей воблеров, попперов, джеркбейтов, всяких там силиконовых приманок и снасточек для ловли на натуральную наживку. Она во мне возбудила интерес – люблю деловых женщин, что-то я нахожу в общении с ними… Хотел было с мулаткой как-то за-флиртовать, но Борин кисло-осуждающий взгляд и его шепот: «Леша, она же полицейский!» подействовали на меня отрезвляюще, сразу снизив избыток моего тестостерона. Правда, скажу, мне никогда не нравились темнокожие женщины, но на Мартинике, Барбадосе и в Гваделупе другое дело – тут живут такие излучающие достоинство и радость красавицы! Очень советую сплавать посмотреть. А всех этих красивых теток, точнее, их прародителей наделали пираты…

Оставалось как-то провести эти три дня до возвращения парохода. Паспорта были при нас, их нам передали полицейские, ведь электронная регистрация по пластиковой карточке при каждом заходе пассажиров на корабль позволяет вычислить опоздавшего моментально. При этом на международных пассажирских судах все паспорта обычно хранятся в специальной картотеке, так что доставить их в участок – дело нескольких минут. С вещами и деньгами в сейфах кают гораздо сложнее. На то, чтобы оставить их в порту, обычно не остается времени. Каждая минута простоя огромного корабля обходится дорого.

Оказавшись с паспортом, Борис все порывался получить срочный перевод по «Вестерн Юнион», чтобы поселиться в гостинице. Я убеждал его, что мы продержимся и так – зачем беспокоить родственников?

– А что предлагаешь делать, Леша?

– Будем ночевать на пляже. Разве тебе там плохо спалось? Боря, здесь тропики, здесь не замерзнем. Тем более у тебя есть чем укрыться. – Я покосился на его пакет с новенькой курткой. – А насчет еды не беспокойся – я тебя рыбалкой прокормлю.

Боря не любил многословия.

– Хорошо, едем, – согласился он.

Оказалось, что маршрутки и автобусы уже закончили работу. Тратить оставшиеся на двоих двадцать евро было безрассудно, и мы побрели к дереву, возле которого днем встретили двух аборигенов.

Один в дупле, другой на рынке. Дупло огромного дерева было свободно. В нем комфортно, полулежа, можно было отдыхать только одному. Я уступил его вконец расстроенному Борису, а сам, помедитировав под луною, взял снасти и побрел к набережной, где днем был рынок.

Набережная была пустынная, никаких тележек, лотков и палаток – все у торговцев было быстро сворачиваемое. Однако с раздолбанного парапета в отдаленном свете тусклых фонарей кто-то рыбачил. Я осторожно приблизился к двум стоявшим поодаль друг от друга теням. Ближний, худосочный, с выступающими скулами молодой мулат, выпучил на меня глаза, как на пришельца с другой планеты. Он бросал в лунную дорожку на воде кальмаровую приманку, умело твиччинговал спиннингом и все насторожено посматривал на меня. Я тем временем поставил на спиннинг катушку с леской, на которую вчера поймал мурену, присоединил небольшой всплывающий воблер с заглублением до 1 метра. После этого мулат успокоился, перестал обращать на меня внимание. Вскоре он сделал подсечку и вынул кальмара, а через какое-то время второго и третьего. Я стал присматриваться, как сосед делает проводку. Он производил забросы в разных направлениях: под прямым углом к набережной, под углом в 30, 60 градусов и даже вдоль каменной стенки. Иногда он опускал хлыст удилища в воду для того, чтобы его приманка больше заглублялась.

Пока я наблюдал за мулатом, хлыст моего спиннинга дернулся, а потом согнулся, я подсек, стал вываживать и вынул небольшого кальмарчика, который зацепился щупальцами за тройник воблера. На радостях пошел делиться удачей с соседом. Тот уже не настораживался, но молчал – видимо, не понимал английского. Наконец жестами и международными словами удалось объяснить, что я, русо туристо, отстал от парохода. Туземец, мне кажется, мало что понял, но, порывшись в сумочке, предложил мне специальную кальмаровую приманку. Она представляла собой остроносую, выгнутую волной рыбку с двумя ярусами загнутых стальных проволочек вместо крючков. Прицепив ее к карабинчику лески вместо воблера, я практически тут же поймал второго кальмара.

На светящийся поплавок. И все же головоногие ловились не ахти как хорошо. Я подумал, что если не сменить тактику ловли, то мы с Борей останемся голодными. Не разглядев, на что все-таки ловит дальний рыболов, я отправился к нему. Одетый в темную майку, с окладистой бородой, мужчина выглядел сплошной тенью. Только зубы его блеснули маленькой белой лодочкой, когда он улыбнулся в ответ на мое «русо туристо».

– Есть что? Поймали? – спросил я.

– Ес.

Встав с ведра, он приоткрыл крышку и вынул оттуда небольшую кэтфиш. У него их там было уже несколько штук и одна крупночешуйчатая, чем-то напоминающая нашего карпа, рыба. Названия ее я не запомнил. Сэм сказал, что она очень вкусная.

– Ого! А я напрасно потратил столько времени на ловлю кальмаров!

Этот уже немолодой туземец оказался более разговорчивым, чем предыдущий малый. Он хорошо знал английский; рассказал, что русские ему нравятся – с ними ему приходилось работать, когда он служил матросом на рыболовецких суднах.

– Садись рядом, – пригласил он и протянул мне бутылку пива.

Из соображений безопасности я отказался пить из одной бутылки с добрым дядей, хотя очень хотелось промочить горло.

Моего нового компаньона звали Сэмуэль. Ловил он с руки, используя для намотки лески пластиковое круглое мо-товильце. Наживку применял разную, иногда подсвечивая себе фонариком. У него были и креветки, и нарезка из колбасы, и нарезка из крупных моллюсков – ими он поделился со мной. Я быстро переставил на удочку катушку с леской, предназначенной для поплавочной оснастки, и даже нашел у себя в коробочке специальный поплавок со светящимся лоцманом. Он ставился вместо антенны и хорошо был виден во тьме на воде.

Море было идеально спокойное. Поплавок едва покачивался на водной глади, лоцман светился зеленым огоньком. Вдруг он стал приседать, а потом ушел под воду. Я сделал подсечку, на леске заходила рыба. Через пару минут борьбы она уже прыгала на набережной. Это оказался неплохого размера летрин – съедобная рыба, имеющая зеленовато-коричневую окраску.

Следующей поклевки пришлось ждать очень долго. Я решил делать забросы в разные места – левее, правее, ближе, дальше – и шевелить приманкой, расположенной вблизи дна. Это привлекло рыбу – после жадной поклевки я вытащил примерно четырехсотграммовую кэтфиш. Но все же я рассчитывал на более крупный улов.

Сэм очень удивился, когда я попросил его посветить мне фонариком и, переставив на удилище катушку, присоединил к леске донную оснастку. Я решил делать забросы подальше от берега. Оснастка у меня была специальная: плоское грузило крепилось к концу сдвоенной проволочки, верхняя часть которой присоединялась к верлюжку, а затем к карабину лески; выгнутое дугой проволочное коромысло, одним концом закрепленное на сдвоенной проволочке, служило для крепления поводка и хорошо передавало на вершинку удилища сигнал о поклевке. Чтобы в темноте не прозевать ее, пришлось прицепить через прищепку к вершинке удилища колокольчик. Удилище расположил под углом к набережной, оперев его о найденный в стороне ящик и прижав комель куском застывшего бетона.

К тому моменту, когда колокольчик просигналил о поклевке, мы с Сэмом уже о многом переговорили. Он работал сменным грузчиком на каре в порту, уважал нашего президента, говорил, что Америку с ее политикой всемирного господства он ненавидит, а вообще он был за мир без противоборствующих сторон. После поклевки я выудил какую-то небольшую ершистую рыбу, и даже по поводу нее Сэм навел несколько аллегорий и сравнений, которые тут не совсем к месту говорить. Затем на донку попалась среднего размера небольшая вытянутая рыбка, чем-то похожая на ерша-носаря, следом за ней – простипома (когда-то водившаяся вблизи Антильских берегов в большом количестве, а сейчас встречающаяся реже) и, наконец, некрупная камбалишка.

Сэм уже знал, что мы с Борей без денег и отстали от парохода. Под утро он предложил мне свой улов, но я отказался: ему самому семью кормить надо было, к тому же я не люблю блюда из морских сомиков, не нравится мне их мясо. В результате произошел обмен: Сэм отдал мне крупночешуйчатую рыбу, а я ему сомика.

– Слушай, Сэм, а здесь ночью солью где-нибудь разжиться можно? – вдруг спросил я. – И перцем?

Мой новый товарищ почесал затылок, потом крикнул по-французски:

– Эй, Эммануэль, пойди сюда!

Оказывается, Сэм был хорошо знаком с тем скуластым парнем, который подарил мне кальмаровую блесну.

Эммануэль, подмотав леску, подошел. После покорного выслушивания указаний он куда-то удалился и вскоре вернулся с пакетиками соли, перца, несколькими кусками хлеба в пакете, и что меня вообще удивило – он протянул мне два зеленовато-желтых плода лайма. Это вообще была роскошь! Я объяснял гваделупцу, что хочу замариновать сырую рыбу, но не думал, что сервис окажется настолько полный. Я тут же сделал филе из имеющейся у меня рыбы. Затем, порезав его на небольшие кусочки, уложил в двойной полиэтиленовый пакетик, посыпал солью, перцем и полил соком лайма. Дальше я все перемешал и, завязав края пакета узлом, придавил его куском тяжелой плиты.

– У нас это называется хе, – объяснил я наблюдавшим за моей работой гваделупцам.

Они многозначительно покачивали головами.

Потом Эммануэль ушел домой. Мы с Сэмом продолжали ловить.

Ловля крабов и креветок. Вдруг меня осенило.

– Сэм, – спросил я. – А где ты раздобыл креветок?

– Нигде, я их наловил вот этим сачком, – сказал он и толкнул ногой бамбуковую ручку с мелкой сеткой на проволочном круге.

– Да, а где?

– Что где? Вот здесь, прямо под набережной.

– Да?

Ту я вспомнил, как мы ловили креветок на Черном море. Они там обитают среди водорослей, которыми обрастают волнорезы. Помня ту технику ловли, я попросил у Сэма сачок и фонарь и стал им причесывать вертикальные стены уходящих в воду парапетов. Иногда попадались участки с густым заселением креветок, тогда достаточно было правильно направлять луч фонаря, чтобы креветки сами заскакивали под углом в расположенное горло сачка. Результат недолгой работы – почти килограмм копошащихся в пакете мелких десятиногих. Я решил креветок никак не приготавливать, а дождаться пробуждения Бори и съесть их в натуральном виде, то есть сырыми.

Пока я занимался креветками, Сэм поймал на мой спиннинг еще одну мелкую камбалишку. Я разделал ее на филе и добавил к уже замаринованному объему.

А потом меня снова осенило. Рыбача днем на пляже, я видел на камнях много крабов. Они были небольшие, но, должно быть, в них тоже есть что покушать.

– Сэм, – спросил я, – а как в этом заливе с крабами? Они здесь мелкие?

– Здесь хорошие крабы, друг, – сказал Сэм, – потому что в торговом заливе для них много разной еды. Если ты хочешь половить крабов, я могу завтра принести специальную сетку. А сейчас мне уже пора двигать к дому. Спать хочу. Извини, тебя я пригласить к себе не могу, у меня семья большая, к тому же мне в ночь идти на смену.

– Нормально, друг, – похлопал я Сэма по спине, – не переживай.

Договорились, что послезавтра встретимся здесь же.

Половив еще немного, я смотал донку и направился к Борису. Еще издали услышал раздававшийся из дупла храп. Подсветив фонарем, увидел стоявшую возле дерева наполненную водой полуторалитровую бутылку. Я обрадовался, что есть что попить, выдул треть бутылки, правда, утром узнал, что Боря набрал воды из фонтана на ближайшей площади. Посматривая на развалившегося в дупле vip-туриста, я разместился с внешней стороны дерева между его толстенных корней и, разглядывая начинающий светлеть небосвод, блаженно заснул.