Текст книги "В заколдованном Тринидаде"

Портрет Патриции с попугаем

Каждый раз, когда, проходя по Арбату, я видел своего старого друга Румянцева, скучающего за мольбертом в ожидании клиента, говорил ему:

– Ну чего ты попусту просиживаешь здесь свой талант, у тебя в Италии столько знакомых…»

Андрей отвечал, что да, знакомые у него есть, та же Патриция де Феррари, известная конезаводчица, а вот денег на билет нет.

И вот однажды я предложил отправиться в Италию на моей машине. Однако вдвоем все же ехать было накладно. Так в нашей компании появился третий художник – Дима.

Вилла Патриции

Вилла Патриции за высоким сетчатым забором утопала в субтропической растительности. Всюду росли цветы и пели птицы. За пальмами проглядывало море с белоснежной полоской пляжа. Это был ее собственный пляж, часть которого она сдавала в аренду соседнему кемпингу. Многочисленные маленькие домишки между пляжем и виллой на тенистой равнине арендовали у нее туристы. Нам Патриция предоставила домик в оливковом саду с тремя просторными комнатами, шикарной кухней, ванной, туалетом и террасой.

За торжественным ужином (длинный стол был накрыт на веранде, обслуживали две служанки) выяснилось, что работы для нас навалом: Андрей сначала будет писать большое полотно «Патриция с попугаем Парко», потом – портреты ее дочерей: Натальмы, Лауры и Пилар.

Когда Дима показал фотографии кое-каких своих работ и сообщил, что он любит писать пастелью, хозяйка удовлетворенно кивнула: работа найдется и ему. Я молчал – водитель он и есть водитель.

Утром, взяв у Ромео, мужа Патриции, денег (у нее самой наличных никогда не было), мы отправились за холстами во Фьюджи. Вечером снова ужинали на веранде. Между прочими блюдами служанка внесла что-то на большой сковороде. Оказалось, мелкая-мелкая рыбешка, обжаренная в масле.

– Это очень национальное, попробуйте! – угощала нас Патриция. Я никак не мог понять, что в этой рыбке особенного.

– А вы чем собираетесь заниматься? – спросила меня Патриция.

– Он писатель, – ответил Андрей, автор известной в России книжки «Рыбалка в стиле ню».

На это Патриция заметила, что у нее уже есть один знакомый писатель из России – Евтушенко. Он недавно приезжал из Америки и купил у нее лошадь.

Через два дня Андрей сказал, что с удовольствием бы вышел с мольбертом на улицу, но боится, потому что у него нет разрешения на работу. Патриция позвонила кому-то по мобильному и сказала, что разрешение будет завтра. Но его не было ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю.

Работа

Ребята попытались было начать работать без разрешения. Но только развернули этюдники на центральной площади Весты, как тут же подошел полицейский и прогнал их прочь.

Тогда мы пошли договариваться с хозяином ресторана, расположенного поблизости – в соседнем кемпинге. В Австрии, я знаю, хозяева кафешек любят русских художников, которые стоят перед заведением, портретируют и привлекают народ. Но тут нам отказали. Ничего не получилось и в другом кемпинге.

На третий день Андрей параллельно с работой над портретом Патриции сел писать Пилар, а Дима отыскал на пляже Лауру и уговорил ее ему попозировать. Оба портрета были готовы через два дня. Патриция рассчиталась тут же, но скупо. Тем не менее у нас появились какие-то деньги, и мы перестали посещать ужины на веранде. А также купили пару пятилитровых бутылей сухого вина, которые, правда, на второй день уже кончились.

Наконец Андрей получил аванс за портрет Патриции с попугаем. Он был в основном написан, оставались только детали. Патриция ежедневно продолжала подолгу позировать, лежа на циновке в окружении цветов. Эту женщину, прямо скажем, не первой молодости Андрей изобразил настоящей восточной красавицей, сохранив при этом полную узнаваемость ее облика. Иногда я заходил понаблюдать за работой Андрея. Патриция вставала и тоже подходила к портрету. То ей не нравилось, как лежит на левой руке указательный палец правой руки, то не глянулся материал, из которого сделаны горшочки с цветами, то циновка казалась не слишком фактурной.

– Алекс, скажи ему, чтобы он поднял мне повыше грудь, она как-то неправильно лежит.

– Что выросло, то выросло, – бурчал Андрей тихо и по-русски.

После каждого сеанса Патриция внимательно смотрела на картину и просила что-то исправить.

Разрешение

Наконец принесли авторизейшн – разрешение. В тот же вечер ребятам удалось заработать приличные деньги. Правда, с самого хорошего места, где прогуливалась разодетая публика, нас прогнали. Полицейский сказал, что в разрешении означена конкретная улица, вот туда и идите.

«Нашим» оказался узкий переулочек, заставленный высокими стеллажами с обувью. Работать было сложно: основная масса народа шла стороной. Тогда я взял на себя функции зазывалы. Скоро по городу поползли слухи о гениальных московских художниках. Клиент пошел плотным потоком. За вечер мои друзья зарабатывали от 20 до 100 евро каждый.

Обычно наш день складывался так: до пяти часов Андрей и Дима рисуют портреты на вилле Патриции, я тружусь над пейзажами где-нибудь в старом городе или на морском берегу. Потом после быстрого перекуса мы втроем отправляемся на машине в город и работаем до часу, а то и до двух ночи.

Две недели пролетели незаметно. В субботу Ромео привез Марину – русскую служанку, которая работала в замке Патриции вблизи Перуджи. У Марины кончился контракт, и она приехала за расчетом. Но Патриция не хотела ее отпускать:

– В августе поедешь со мной на Капри, а пока будешь работать здесь.

– Я нашла работу в Риме, мне нужен срочный расчет.

– Меня это не волнует! – кричала Патриция. – Ты будешь у меня работать столько, сколько мне надо!

Марина тоже вспылила, началась перепалка. В конце концов сошлись на том, что Марина приберет все домики для следующего заезда туристов и тогда сможет уезжать.

Через три дня утром она пришла к нам и, рыдая, рассказала.

– Я ей убрала все домики, а она говорит, чтобы я еще и вашу виллу убрала…

А как Марина могла отказаться – нелегалка с просроченной визой?

Кража

Однажды я отвез ребят в город на работу. К ним сразу подсело по клиенту, и должна была еще прийти немецкая пожилая парочка, которую вчера не успели нарисовать. Как зазывале мне тут делать было нечего, и я решил съездить домой за снастями, а потом отправиться на рыбалку. Приезжаю, открываю дверь и вижу, что все наши вещи разбросаны, решетка на боковом окне разогнута, все карманы в одежде вывернуты, ящик с бельем перевернут.

Но мои деньги – около 1000 $ – не пропали. Потому что я их припрятал по-умному – в компактно сложенные грязные носки. Убедившись, что мои деньги целы, помчался в город за ребятами.

Дима остался спокойным: все его деньги, оказывается, были при нем. Андрей тоже не суетился. Дорисовал портрет красивой молодой итальянки, и только потом мы поехали домой.

Он прятал доллары под ковриком, который лежал возле его кровати. Там мы их и обнаружили. Короче говоря, ни у кого ничего не украли. Тем не менее мы решили рассказать о случившемся Патриции, у которой в это время на веранде собрались гости.

– А что украли? – спросила она. – Деньги, оптику?

Мы пожали плечами:

– Да вроде ничего.

– Ну, тогда садитесь за стол, будем отдыхать и выпивать, – улыбнулась Патриция, пододвинув к нам две непочатые бутылки. – Кому виски, кому бренди?

– Что-то раньше такой щедрости не наблюдалось, – шепнул я другу.

– Показуха, – ответил он. – Перед этим, – он кивнул на одного из гостей, – купил у нее вчера лошадь. Обмываем сделку.

– За нас, аристократов! – восклицала Патриция.

Расчет

Наша виза действовала месяц, и этот месяц подходил к концу. Обещания Патриции продлить визу оказались блефом. Но самое неприятное было впереди. Почти метровые портреты Натальмы и Лауры были оценены ею каждый в 100 евро. За свой портрет с попугаем (два метра на полтора) она заплатила 250 евро. Она учла не только то, что мы у нее жили, но и то, что Андрей иногда вместе с ними обедал.

Скупердяем оказался и Роберто, ее двоюродный брат. Он заплатил всего 50 евро за великолепный портрет дочери.

– Я понял, – рассуждал обиженный Андрей по дороге в Россию, – в Италию нужно ездить отдыхать, а деньги лучше зарабатывать дома.

Под брюхом барселонского кота
(Любители заграничных путешествий должны быть готовы на все)

Спартак, я тебя понимаю.

Все началось с того, что мой друг Андрей, которого на Капри знали как талантливого художника, устроил меня работать на острове строителем. Вот тогда я и понял, почему рабы во главе со Спартаком подняли восстание. Вместе с поляками и украинцами я реставрировали виллу XVI века, возвышающуюся над огромной пропастью. Внизу горланили чайки и курсировали роскошные яхты, а мы, обливаясь потом, подгоняемые надсмотрщиком, таскали по вырубленным в горе ступенькам пудовые булыжники.

За день на стройке платили в переводе на американскую валюту 50 долларов, и когда за двадцать дней выдали аж тысячу долларов, Андрей предложил переехать в Испанию.

– Не боись, в Барселоне будем жить на мои деньги, – успокаивал меня друг.

В Барселоне Андрей повел меня на Рамблу – улицу художников, актеров, продавцов птиц, проституток и воров.

– Тем, у кого нет разрешения, работать днем запрещается, – огорошил старший среди здешних уличных мастеров кисти. – Только после девяти вечера и только там, – показал он в сторону газетного киоска.

От краха спасла припозднившаяся компания молодых итальянских туристов. Я показал им фотографию секс-символа Италии Сабрины Ферилли, в обнимку с которой Андрей фамильярно позировал возле написанного им ее портрета.

Итальянцы, не веря глазам своим, долго сравнивали фотографию с оригиналом, потом сразу двое – парень и девушка – согласились позировать. Уже портреты были подписаны и завернуты в газету, а Андрей все рассказывал, как долго и где он жил в Италии, кого из звезд рисовал. Потом вдруг обернулся ко мне и сделал свой коронный жест кистью, как будто лихо клал заключительный мазок:

– Лех, не в обиду, сгоняй за бутылкой виски, там, за углом, ночной супермаркет.

Следующие два дня пролетели примерно так же. Днем нас отовсюду гнала полиция, а вечером, заработав гроши, мы почти полностью их пропивали в каком-нибудь ночном кабаке.

И вот пришел день, когда мы не смогли заплатить за гостиницу. Да что там, денег не было даже на сигареты и минеральную воду.

Пару раз переночевали в цитрусовом саду на крыше судоверфи, в которой еще Христофор Колумб строил свои корабли перед открытием Америки.

Как-то на людной улице Андрей неожиданно остановился, выронив платок, но поднимал он его так бережно, как будто боялся помять что-то хрупкое и живое. Когда мы отошли в сторону, он показал мне короткий огрызок толстенной сигары, улыбнулся и стал жадно его раскуривать.

После выкуренной сигары Андрея внезапно осенило, он вспомнил о беглом украинском офицере, с которым судьба свела его здесь зимой, и побежал ему звонить.

– Дан, – представился бывший десантник, протянув мне свою огромную ладонь. – У себя я вас приютить не могу. А вот у этих, – Дан показал через дорогу на группу проституток, – можно какое-то время перекантоваться.

Ночевку у проституток Андрей отверг категорически, но по мере продвижения стрелок часов гордый художник поглядывал в сторону непристойных девиц все благосклоннее. Наконец махнул рукой:

– Пошли к проституткам.

В вертепе, под который была оборудована однокомнатная квартира, мы провели две ночи. Один из нас спал на циновке на балконе, а другой – на раскладушке, установленной в узкой кухне.

Как наш благодетель ограбил короля

Дану мы позвонили только через день. К этому времени Андрей сумел написать несколько портретов, и у нас появились какие-то деньги. Дан сказал, что там, где он снимает квартиру, освободились две койки, но нужно заплатить вперед хотя бы за неделю.

– А с едой как-нибудь разберемся, – успокоил он. – Для начала пойдем в церковь.

Сегодня у адвентистов седьмого дня на обед рис с сосисками.

В трапезной с гулкими высокими потолками Дан рассказывал о своем житье на чужбине.

– Вначале в фуре под мешками с картофелем перебрался через две границы, потом шагал пешком по странам Шенгена. Когда добрался сюда, осталось два доллара. Попросил политического убежища, но мне его не давали, пока не встретился с королем.

– Ты? С королем?

– Помог случай. Я разыскал здесь одного нашего офицера, женившегося на испанке. Он работал охранником в театре, который скоро должен был посетить король, приехавший из Мадрида в свою барселонскую резиденцию. Словом, когда король шел к себе в ложу, я ринулся к нему. Меня чуть не пристрелили, но зато я получил вид на жительство. Даже стало стыдно, что я ограбил короля.

– Ты? – снова не поверил я.

– Первое время жрать сильно хотелось. А один местный бомж как-то сказал, что здешняя резиденция короля охраняется чисто символически. Нет, там, конечно, и забор, и видеокамеры, и собаки. Но для меня ж это плевое дело. Пока бомжи отвлекали охрану, я слазил туда и обратно, «позаимствовав» хорошенького поросеночка килограммов на сорок. Бомжи потащили меня на гору в усыпальницу королей, от которой у них почему-то был ключ. Там мы его и зажарили. Ну-с, – закончил Дан, выходя из-за длинного стола и потирая руки, – а завтра пойдем в синагогу, там на обед будет курица с картофелем.

– Как так можно, то к адвентистам, то к иудеям?

– Видишь, – показал он на висевшее на дверях расписание, – здесь кормят только в четверг и воскресенье. Приходится посещать разные конфессии.

С художниками поведешься…

Тем временем я уже сам начал выступать в роли художника. Знакомая Андрея Камилла научила меня делать тату и даже дала несколько своих модных картинок.

В день дебюта первой подошла очень стройная, симпатичная юная шатенка и решительно показала пальцем на пучок закорючек.

– Где будем рисовать?

Мне показалось, что эту абракадабру, похожую на вошь, изобразить – нечего делать.

– Здесь. – Юное создание решительно оголило грудь такой красивой формы, что я потерял дар речи.

Обмакнув кисть в раствор хны, долго примерялся, прежде чем провести возле высокомерного соска первую линию, но она получилась кривая. Рука дрожала. Чтобы окончательно не опозориться, призвал на помощь Андрея, и он мастерски исправил мои ошибки.

Потом были другие груди, ягодицы, животы и прочие части тела, но шатенка осталась в душе как первая любовь…

Когда я заработал кое-какие деньги на тату, возникла идея сгонять на пару дней в Париж. С появлением цели ностальгия по родине как-то сама собой улеглась. Волновало лишь, где буду ночевать в Париже. На что Дан усмехнулся:

– Да хоть под памятником. Ведь жил же я здесь два месяца под барселонским котом…

Об этом факте здесь вспоминали многие. Пока у Дана не было денег, он ночевал между ног у кота – символа буржуазии. Эта отлитая из металла скульптура находится у стены упомянутой судоверфи. Чтобы защитить себя от дождя и ветра, Дан натягивал на ноги кота сшитые простыни, которые ему презентовал худощавый старик, живший в доме напротив. Старик даже стал брать на хранение его рюкзак, который Дану приходилось поначалу прятать в маленьком угловом саду, куда он проникал через высокий забор, используя спецназовскую кошку.

– Вспомни фильм «Бег», – прощаясь, Дан потрепал меня по плечу у дверей автобуса, – и генерала Черноту, который жил под мостом через Сену.

В целом Париж мне не понравился. К тому же с изданием книги ничего не получилось. Дальняя родственница – жена французского издателя, некогда обещавшая мне открыть «окно в Париж», – даже не пожелала со мной встретиться.

В общем, ночевал я на скамейке, у огромного зеленого газона перед башней Эйфеля. Что французы в ней нашли? Железо и железо… Утром заработали фонтанчики газонов, и я, пытаясь умыться из вращающейся поливочной трубы, вдобавок попал под холодную струю воды. Продрогший, как бездомный пес, пошел искать что-нибудь для сугрева, но, как оказалось, почти все продуктовые магазины располагались за пределами старого города. Нет, нечего делать в Париже бедному человеку!

Звездный час

После моего возвращения из Парижа полиция совсем озверела. Стоило расположиться на асфальте с картинками тату, как тут же появлялись блюстители закона. Денег на обратный билет в Москву заработать так и не удалось.

Дан, видя мои страдания, предложил:

– Некоторые продают свой обратный билет, и обычно недорого – все равно пропадет, ведь чартерные билеты не обмениваются и не сдаются. Надо посмотреть объявления на переговорных пунктах.

Однако на Москву, как назло, ничего не было. Только на Питер, Минск и Киев.

– Давай на Киев, – не выдержал я после второй недели ожиданий.

Через день Дан радостно доложил:

– Взял до Киева. Пацан, правда, заломил двести баксов, но я его быстро остудил. Сговорились на ста.

– Отлично, у меня еще остается пятьдесят баксов, хватит, чтобы добраться от Киева до Москвы.

Я очень нервничал, когда в день отлета мы с Даном ожидали киевлянина на остановке аэропортовского автобуса. Поскольку билет был на его имя, он должен был зарегистрировать мой багаж. Саша – так звали киевлянина – сдал мои сумки и принес билет вместе с посадочным талоном. Последний я вместе с паспортом показал на таможне, и меня пропустили, не сверив паспорт с билетом (во времена до терактов 2011 года такие вещи еще можно было провернуть).

Я был почти дома.

Ну а как же мой друг Андрей?

Я всегда удивлялся его способности годами жить без визы за границей. Через месяц после моего отъезда Андрей переехал на север Испании, в небольшой и спокойный город Сантандер. Здесь он довольно плодотворно работал уличным портретистом аж до весны. А затем в один из дней к нему подошла миловидная дама, оказавшаяся владелицей нескольких картинных галерей и салонов тату, и предложила весьма приличный контракт. С этой сорокадвухлетней, пышущей формами шатенкой у него завязался роман. Он звал ее ласково Мара. Кстати, у нее имелось четверо детей от разных, естественно, бывших мужей. Все ее мужья – граждане разных стран, и теперь она хотела иметь ребенка от россиянина. Но прежде, чем сыграть свадьбу, Андрею предстояло отправиться в Россию восстанавливать загранпаспорт, который у него утащили, когда мы только приехали в Барселону.

Мурены острова Капри

Когда мы с художником Андреем Румянцевым жили и работали на острове Капри, тот познакомил меня с поляком Ареком. Это оказался компанейский человек с мужественным лицом и короткой бородкой. Когда-то он проходил службу в польском спецназе, а в период моего пребывания на Капри работал строителем. Имея на острове хорошие связи, Арек как-то умудрился и нас с Андреем устроить подсобными рабочими на реставрацию частной виллы. Это спасло нас в период безденежья. А у виллы той была темная история, и в ней водились привидения, но это не касается темы рыбалки…

Арек на второй работе подрабатывал лодочником. Он возил экскурсии во всемирно известный гротта Адзурра, в переводе означающий Бирюзовый. Этот грот расположен на севере острова. Он имеет внушительные размеры и пятнадцатиметровую высоту свода, а попасть в него можно только на лодке. Имея в своем распоряжении лодку, мы с Ареком часто отправлялись на морскую рыбалку, но пока ловили только некрупную рыбу.

Интерес к муренам, обитающим у берегов острова Капри, у меня возник после того, как друг Арека, гид Антонио, подробно рассказал нам о муренах-людоедах, описанных в трудах Плиния Старшего. Как выяснилось, людоедство у мурен вовсе не заложено природой. Просто этих огромных хищников, выпущенных в бассейн, длительное время держали впроголодь, дразнили и специально приучали к крови. Приобретенный инстинкт делал их похожими на пираний. А затем по приказу извращенных римских патрициев к голодным муренам бросали провинившегося раба, от которого через несколько мгновений оставались одни кости.

– Вероятно, мурен для Тиберия отлавливали прямо с нагромождения валунов возле его виллы, – поделился со мной своими соображениями Арек. – Антонио сказал, что там и сегодня попадаются самые крупные в Средиземноморье экземпляры.

Этот довод поставил точку в моих размышлениях над тем, где ловить мурену.

К рыбалке мы готовились довольно тщательно. Арек, узнав, что мурена при вываживании яростно сопротивляется, а выброшенная в лодку или на берег, может легко крошить зубами подвернувшиеся ей предметы, нашел, что обычного домашнего молотка для ее усмирения будет вполне достаточно, а уж он не промахнется. Я купил в магазине килограмм небольшой жирной рыбки, сильно напоминающей нашу северную мойву, – она была нужна для привады. Пока я проворачивал рыбу через мясорубку, Арек ходил по кухне с молотком, периодически замахиваясь и ударяя в воображаемую голову мурены. Затем мы подготовили соответствующие снасти и отправились в сторону виллы Тиберия.

По дороге я рассказывал другу, что знаю о муренах и способах их ловли.

Известно более ста видов мурен. Все относятся к отряду угрей. Некоторые из них, обитатели тропических морей, достигают трехметровой длины. Правда, такие мурены встречаются очень редко. Обычно размер крупных особей колеблется в пределах метра при массе в пять-шесть килограммов. Мясо некоторых видов мурен считается ядовитым. В Средиземном море обитает всего один вид мурен – murena Helena. Это относительно небольшая рыба, хотя отдельные экземпляры достигают полутора метров при весе до шести килограммов. Питается она в основном мелкой рыбой и ракообразными, за которыми охотится в ночное время. У этой рыбы очень развито обоняние.

Туловище средиземноморской мурены имеет змееподобную цилиндрическую форму, хвостовая часть сплющена. Голова удлиненная. Широкую пасть образуют мощные челюсти с острыми, изогнутыми назад зубами. Очень толстая кожа покрыта слизью. Длинный, хорошо развитый спинной плавник начинается у головы и идет вдоль всего туловища. Брюшные и грудные плавники отсутствуют полностью. Мурена обладает способностью хорошо маскироваться. Ее окраска зависит от среды обитания. Наиболее часто встречаются рыбы темно-коричневого цвета с желтыми вкраплениями.

Как, где и на что ловят мурен. Опытные рыболовы острова Капри идут ловить мурен только в периоды отлива моря. В это время подводные валуны, между которых любит обитать эта рыба, оказываются ближе к поверхности. Еще лучше клев, когда скалистый берег и спокойное море освещает полная луна. Если в выбранном вами месте обитает мурена, она обязательно выдаст себя, когда вы покапаете на воду сок, выжатый из мелкой жирной рыбешки. Для этого сардину или другую рыбу кладут в капроновый чулок или заворачивают в марлю и затем, выкручивая мешочек, выжимают его содержимое на воду возле валунов. Необходимо следить, чтобы в воду не попадали куски рыбы, иначе мурена, схватив один из них, уйдет на глубину.

Если данное место густо населено муренами, через какое-то мгновение на поверхности воды образуется кишение множества змееподобных голодных существ, чувствующих запах, но не способных найти поживы. Им следует подкинуть насажанную на острый крючок мелкую рыбешку – хватка последует незамедлительно, и тогда остается только быстро вытащить сопротивляющуюся рыбу на камни и оглоушить ее ударом тяжелого предмета. Мешкать с этим не стоит, так как рыба очень быстро может перепутать всю снасть, к тому же зрелище не из приятных, когда скользкое узкое тело беснуется на крючке, завиваясь в спираль и чуть ли не завязываясь узлом на поводке.

Снасть для ловли мурены делается довольно просто. Берется 4—5-метровое прочное удилище с жесткой вершинкой, кольцами и безынерционной катушкой. Оно оснащается леской – 0,4–0,5 мм. Поводок съемный, стальной или из кевлара – 25–30 см длиной, прозрачного, голубого или зеленого цвета. Он присоединяется к основной леске посредством карабина, перед которым нужно обязательно ставить вертлюжок во избежание закручивания лески при вываживании рыбы. Необходимо иметь мотовильце с достаточным запасом поводков, поскольку мурену освободить от крючка весьма сложно, и обычно просто отстегивают поводок, который освобождают уже при разделке рыбы. Грузило применяется той или иной формы. Оно либо фиксируется на конце снасти, либо находится в скользящем положении выше поводка.

На такие удочки ловят как с лодки, так и с берега. С лодки проще подобраться к отвесным скалистым обрывам, где на большой глубине в норах любят селиться мурены. При ловле в таких местах необходимо держаться немного дальше от берега, поскольку есть вероятность, что сверху с большой высоты может упасть камень, ведь на скалах обитает много птиц.

На всем Средиземноморье для ловли любого хищника лучшей наживкой считается сардина или салака. Неплохи для насадки также небольшие осьминожки и кальмарчики и даже их кусочки. Насадка может быть живой или мертвой, но обязательно свежей. Лучше использовать наживку с более плотным мясом – тогда она не так быстро срывается и обклевывается.

Основное условие для обитания мурены – наличие нагромождения подводных камней. Поэтому за муреной нередко охотятся с волнорезов, со скал, в тех местах, где есть резкое понижение на глубину. Если ловят без привады, то места часто меняют, наудачу отыскивая норы мурен. Первым делом проверяют подножие подводной гряды или волнореза. Если мурена поблизости есть, она немедленно среагирует на наживку. Поэтому при отсутствии клева через минуту-другую нужно перебрасывать снасть для проверки другого участка. Максимальную активность мурена проявляет в темное время суток. На больших глубинах под обрывистыми скалами (которых, кстати, много не только на Капри, но и на всем западном побережье Южной Италии) крупные мурены ловятся даже днем.

Наше возвращение с рыбалки. В тот выход к подножию виллы Тиберия нам с Ареком не удалось установить рекорда по вылову самой крупной мурены, но все же двух небольших мурен мы поймали, и даже удалось подцепить почти килограммового осьминога, который польстился на снулую рыбку.

Молоток Ареку не пригодился, но по дороге домой он снова по-деловому перекладывал его из рук в руки и, мечтая о том, как приготовит из мурены севиче, рассказывал:

– Мурену разделывают на филе, режут на небольшие кусочки, солят, посыпают специями и поливают соком лайма. Горько-кислый сок этого плода чрезвычайно жгуч, так что рыба в нем набухает и становится белого цвета, как при термической обработке. После чего деликатесное кушанье готово.

Я не сомневался в кулинарных способностях Арека, ведь он какое-то время работал поваром в одном престижном миланском ресторане.

– А знаешь, что мне рассказал Антонио о муренах? – снова заговорил Арек.

– Ну, и что же?

– Любитель кулинарных изысков патриций Гурий однажды потряс гостей неожиданным блюдом. На парадном обеде по случаю празднования триумфа Цезаря им было подано к столу аж тысяча мурен!

Мне нечего было на это ответить. В настоящее время мурены стали редкостью у берегов Италии. Предрассудки о вреде этих рыб явились причиной их повсеместного истребления. В результате биологическое равновесие в Средиземном море оказалось нарушенным. Возросла численность больных рыб, которых ранее уничтожали мурены, сократились уловы креветок, лангустов и прочих ракообразных. И все же оазисы, где этой рыбы пока еще довольно-таки много, сохранились. К примеру, это рифы возле берегов Сардинии. И еще испанские друзья мне рассказывали, что они где-то у себя на побережье регулярно ловят одно-, двухкилограммовых мурен.