Текст книги "В заколдованном Тринидаде"

В одиночку по Юго-Восточной Азии

Индия с востока на запад

В Индии меня манили не только рыбацкие приключения. Знакомство со штатом Керала, а затем с Гоа началось с того, что я решил пересечь всю Индию с юго-востока на северо-запад через Бангалор, пользуясь лишь наземным общественным транспортом, то есть автобусами и поездами, которые в этой стране ходят крайне медленно, но, однако, и проезд дешев. Например, на автобусе от Пондичерри до Тируваннамалай (расстояние 110 километров) можно добраться за 80 рупий, а это примерно 80 рублей.

Первый ночлег у меня был в Тируваннамалай, городе, где жил и основал ашрам великий йогин Шри Романа Махарши. Медитируя в пещере, в которой этот мастер провел много лет, я ощутил благословение на дальнейшие странствия в глубь страны и уже на другой день перекладными автобусами добрался до города Бангалора. По количеству населения он превышает Дели. Пешеходов, велосипедистов, моторикш, автомобилей здесь как тараканов в общепите. Все куда-то спешат, непрерывно сигналят, и все это при почти пятидесятиградусной жаре. Надо было поскорее уносить отсюда ноги. Мне повезло. Со второй попытки я оказался на нужном вокзале и на ходу вскочил в вагон уже уходящего поезда.

Но вагон этот предназначался только для женщин. Они загалдели, требуя, чтобы я ушел. Просьба потерпеть меня до следующей остановки на них не действовала. Женщины рванули стоп-кран и выпихнули меня из вагона. Я тут же запрыгнул в следующий, технический вагон. Проводники смотрели на меня ошарашенно. Я сказал им, что не успел взять билета. Подумал: «Ну, не вышвырнут же они меня на дороге». В итоге уговоры на плохом английском и мое международное удостоверение журналиста подействовали на проводников: мне сначала выписали штраф, потом билет и нашли вполне комфортабельное спальное место.

Наутро я оказался в г. Мангалоре, который располагается на западном побережье и почти на 500 километров южнее Гоа. Рикша доставил меня в тихий отель с ухоженными пальмовыми аллеями и цветущими газонами, вдоль которых разноцветными рядами стоят добротные бунгало. Номер на одного с вентилятором, душем и туалетом обошелся мне в 500 рупий (примерно 500 рублей). Если бы я задался целью, то мог бы где-нибудь в округе найти жилье раза в два-три дешевле, но я решил шикануть – очень мне понравился этот тихий оазис размером в несколько гектаров.

Искупавшись в океане, решил узнать, ловит ли кто здесь на любительские снасти. Но пару человек арабской внешности, встреченные на пляже, и служащие отеля подсказать мне ничего не смогли. Пройдясь в обе стороны по кромке прибоя, увидел бесконечную полосу прибрежного песка и почти непрерывную череду рыбацких деревенек под пальмами. В отличие от восточного побережья, домишки в них оказались более добротные, а это может говорить о хороших уловах.

Вечером с помощью обыкновенной закидушки и моллюсков, выковырянных из найденных на дне раковинок, наловил себе на ужин рыбы. Вечерний океан был настолько тих, что поклевку можно было обнаружить по колебаниям расщепленной палочки, которая висела на леске, закрепленной на вершинке воткнутого в песок шестика. Оказалось, что с заходом солнца береговая отмель кишит разными видами мелкой рыбы. Хватали они насадку жадно. В улове были мелкие камбалы, мелкие морские языки и рыбки, напоминающие гибрид ельца с пескарем, из них в отельном ресторане для меня приготовили прекрасное жаркое, за что я заплатил всего 30 рупий.

Утром, арендовав в ближайшем магазине велосипед (за 60 рупий в сутки), поехал по трассе, вьющейся вдоль берега на юг. У дороги постоянно возникали мечети: юго-восточное побережье – край мусульман. Каждый встречный кричал мне вдогонку: «Кто ты? Откуда? Как тебя зовут?» – «Русский, – отвечал я им. – Алексей». И в ответ слышалось: «У меня теперь есть друг Алексей из Москвы!» Право, милый народ эти индусы! В полдень солнце раскалилось так, что мне приходилось в каждом поселке останавливаться возле куч кокосовых орехов, чтобы кокосовым молочком утолить жажду. Тут же продавались с лотков и другие фрукты: манго, ананасы, папайи, мангустины и прочая экзотика. Продавцы и прохожие смотрели на меня, единственного белого среди них, как на инопланетянина.

Трасса пересекла устье нескольких широких рек. Вода в одних была прозрачной, в других – мутной, течение небыстрое. Достав из рюкзачка закидушку, пытался ловить с некоторых мостов в отвес на креветок, выловленных из супа за ужином в ресторане. Поклевки были, но насадку рыбы быстро стаскивали. После нескольких попыток удалось поймать маленькую серебристую рыбку, чем-то напоминающую нашего подлещика. На солнцепеке долго находиться было тяжеловато, и, увидев в одном месте съезд, я спустился под пальмы к берегу. Порезав пойманную рыбку на кусочки, стал ловить с руки, посылая оснастку на 10–15 метров, и вскоре поймал одного за другим двух 300-грам-мовых сомиков. Что ж, улов невелик, но на хорошую уху при желании хватило бы. Обоих сомиков я отпустил обратно в реку – в такую жару было не до готовки, хотя полянку для разведения костра на покрытом пальмами берегу я нашел подходящую.

Преодолев по жуткой жаре 45 километров, я из последних сил въехал на улицу Косаргора, где, как повелось, вокруг меня сразу собралась толпа зевак. Один молодой человек арабской внешности предложил отвезти меня на мотоцикле к океану. Я запер велосипед на замок, и мы поехали. Освежившись в море в стороне от устья мутной реки, я попросил Ассу, так звали нового знакомого, отвезти меня к причалу; на нем мы увидели рыболова, который ловил накидной сетью рыбу. На дне ведерка у индийца трепыхалось несколько мелких серебристых рыбок. Попросив одну рыбку для наживки, я нарезал из нее небольшие филейные кусочки и стал ловить с пирса в отвес. За каких-то пятнадцать минут успел поймать двух уплощенных рыбешек серебристого цвета, чем-то напоминающих пиранью, и одного сомика. Рыбак смотрел на меня как на чудо – моя снасть оказалась более добычливой, чем его сеть. Больше злоупотреблять временем своего провожатого я не мог, и мы поехали в город. Но по пути Ассу уговорил меня заехать к нему домой. За чашкой зеленого чая с молоком он познакомил меня со своей большой семьей: старшим братом, детьми и многочисленными женщинами, которые, прикрыв лица и прыская от смеха, толпились в другой комнате.

Из этого путешествия я сделал вывод, что прокормиться фруктами и рыбалкой на юге западного побережья так же легко, как и на юге восточного побережья. И еще я с благодарностью вспоминаю мусульман, которые помогали мне в дороге.

Поздно вечером на пригородном электропоезде я вернулся вместе с велосипедом в Мангалор, а на следующий день экспрессом Вест-Индской ж/д компании отправился на Гоа.

Штат Гоа. Я ехал в общем вагоне, сидя возле открытого окошка и созерцая проплывающий за окном уже во многом знакомый гористо-джунглиевый ландшафт. Один раз поезд притормозил в горах. Откуда ни возьмись, возле вагона появились обезьяны. Пассажиры стали бросать им шкурки от бананов. А одна чем-то недовольная мартышка швырнула банановую шкурку обратно. Тогда я кинул ей банку пепси-колы, которую она лихо открыла и так же лихо выпила.

Через шесть часов я вышел в Маргао. Здесь, по словам попутчика-индуса, можно было прекрасно отдохнуть на побережье. Этот индус также порекомендовал мне вместо рикши взять возле вокзала мотоциклиста – это было бы дешевле и быстрее. На Гоа существует байкерское такси, что не скажешь о других штатах. Через полчаса я уже был в отеле «Кальмар», расположенном на самом берегу океана. В вечерних сумерках вся набережная светилась огнями. В ресторанах с надписями «Sea food» играла музыка, в некоторых выступали музыканты, а рядом ласково плескались волны… Еще когда ехал с байкером Анваром на мотоцикле (снова арабы оказались ко мне благосклонны!), отметил, что штат Гоа отличает ухоженность: нет мусора, разбиты скверики, нет просящих милостыню. Впрочем, и в мусульманском штате Керала, казалось, было больше порядка и достатка, чем в штате Тамил Наду на покинутом мною восточном побережье. Но зато Тамил Наду – это особая экзотика и вообще особое пространство!

Ночевал я в отеле бунгального типа на пляже. Утром видел, как рыбаки приходили с моря на лодках и выгружали свой улов. Двое пронесли мимо меня на перекинутой через плечи палке ската массой под сто килограммов. Одному рыбаку в сети попалась морская змея, которая, говорят, очень ядовитая.

Весь следующий день Анвар возил меня по штату. Мы были в городе Васко да Гама, в столице штата Панаджи с его шикарными набережными, дорогими катерами у причалов и богатыми домами. Здесь рыболовов было мало. Один молодой человек пытался ловить с пирса удочкой, но улова у него пока не было.

Интересная рыбалка была вблизи порта. Анвар остался с мотоциклом на серпантине дороги, а я спустился по ступенькам в бухту, в которой у берега из воды торчали крупные, отшлифованные волнами валуны. На них я увидел двух рыболовов – отца с сыном. Отец ловил, намотав леску на палец и опуская в отвес наживку – мясо мидий. В прозрачной воде среди водорослей сновали силуэты довольно крупных рыб. Вот мужчина сосредоточился, напрягся и, сделав подсечку, стал руками выбирать леску, на конце которой трепетала рыбка, чем-то похожая на пиранью, но только зеленовато-пятнистого цвета и с более высоким телом. Я вспомнил, что между пересадками в Бангалоре в бедняцкой столовой на обед мне подали именно такую рыбу, и она была очень вкусна. Поэтому, быстро смастерив такую же снасть, как у индуса, стал тоже ловить с соседнего валуна. Вскоре удалось поймать две рыбки, примерно по двести пятьдесят граммов каждую. Поклевки были жадные, и ловилась рыба легко. Но день подходил к завершению, и пора было возвращаться домой. Добычу я отдал Анвару, который обещал угостить уловом от русского свою молодую жену.

На обратном пути снова свернули на второстепенную, малоскоростную трассу – она так уютно вилась под пальмами вдоль океана и многочисленных деревенек. Мне хотелось еще раз увидеть белеющие лотосами лесные протоки, ощутить тонкие запахи пропахшего рыбой бриза и неповторимый аромат древесного дыма, которым иногда тянуло от дворов через изгороди цветущих растений. По пути местами пахло благовониями, а иногда от череды бунгало ветер приносил запах то ли жженой травы, то ли тлеющей конопли.

Домой. Мне пора было возвращаться к своим в Пондичери. Я отсутствовал больше недели и был на противоположном побережье. Как-то сложится еще путь на перекладных? А потому я решил снова шикануть. В Маргао Анвар посадил меня на комфортабельный автобус «вольво», в котором я ехал ночью и достаточно хорошо выспался. Но, попав в сумасшедший Бангалор, я снова не знал, как отсюда побыстрее уехать. Поменяв нескольких рикш, я наконец добрался до нужного мне автовокзала и успел впрыгнуть на ходу в раскрытые двери уходящего автобуса (окна и двери в общественном транспорте никогда не закрываются). Это ли не чудо: снова не хотелось оставаться в жуткой городской громаде, и во второй раз в самый последний момент удалось заскочить в транспорт! И в тесной толпе постоянно заходящих и выходящих на остановках пассажиров благополучно доехал до Тируваннамалай. Но когда в этом городе пересел в автобус до Пондичерри, тут я столкнулся с клопами. Не знаю, подходят ли эти насекомые в качестве насадки для ловли индийских рыб, но на тараканов мне местных сомиков ловить приходилось.

Я обратил внимание на то, что кресла салона обиты не дерматином, как обычно, а дорогим велюром. Понятно, что велюр собирает много грязи, и это вызывало брезгливость. Увлекшись, индийским музыкальным триллером (фильмы, как обычно, крутили по телевизору на всех рейсовых автобусах), я не заметил, как ко мне на футболку и джинсы выползло два здоровенных, напившихся чей-то крови клопа.

Хаотично соображая, успели меня укусить эти по внешнему виду почти животные или нет, и если укусили, то какое нужно применить противоядие, я достал лежавшую в рюкзаке коробочку для насадок, открыл крышку и стряхнул туда этих жирных тварей. Потом, привставая, стал осматривать себя со всех сторон, не ползают ли где еще эти насекомые. Это тут же привлекло внимание пассажиров. Сидевший возле меня улыбчивый востроглазый юноша спросил:

– Что кусают?

– А то! – чуть ли не вскричал я.

– Не бойся, не съедят! – улыбнулся другой сосед.

– Это не страшно, – подтвердил третий равнодушно.

– Что значит «не страшно»! – возмутился я. – Это для вас не страшно, а для меня ваши клопы, – мне пришлось ущипнуть себя для наглядности за руку, – это… это… зараза!

Вспомнив про жуткие индийские болезни, я впал в ступор, и по телу расползались мурашки страха. Я вдруг стал нервно чесаться, но следов укуса нигде не обнаружил. Беднота, сидевшая позади меня, покатывалась со смеху. Потом кто-то потянул меня за рукав, освобождая место возле открытой двери.

– Садись, здесь с тебя всех клопов сдует! – сказал добряк.

Так я добрался до Пондичерри. Однако сохраненные для наживки клопы в дальнейшем не пригодились, и я их отпустил в безлюдное индийское поле – пусть живут.

Совершив путешествие по западному побережью Индии, я сделал вывод, что в наше непростое время, когда Запад охватил финансовый кризис, Восток продолжает жить своей неторопливой приветливо-философской жизнью, как и много лет назад, в единении с природой. Европеец почти для каждого индийца друг, а для некоторых почти что бог, обладающий несметными богатствами. Посудите сами: 100 долларов в месяц хватит на жилье, еду и некоторые развлечения.

В Гоа на пляжах мне постоянно предлагали услуги по ловле рыбы с катера в открытом море, но цены там, где много европейцев, уже другие. Один день рыбалки обошелся бы мне примерно в 100 долларов. Снасти, наживка, питание, пиво – все включено. Впрочем, для любителей трофейной ловли это небольшие деньги, если учесть, что поймать можно парусника, акулу, марлина или другую рыбу непредсказуемых размеров…

К истокам Ганга

В истории индийского народа есть немало легенд, связанных с великой рекой – полноводным Гангом, поместному Гангой. С древних времен ее считают священной. Не случайно сюда ежегодно устремляются тысячи паломников и просто туристов, чтобы приобщиться к тайнам индуизма – одной из мировых религий. Не так давно и я, русский журналист, не удержался от соблазна посетить эти священные места.

Было еще темно, когда наш маленький белый «хендай» начал спуск по узкой дороге, идущей по другую сторону перевала, в глубь Гималаев. Водителя звали Батран, и я придумал: если забуду его настоящее имя, буду звать Братаном. Батран – братан… звучит созвучно, но мне понятнее второе. Этот молодой человек был приятен лицом, немногословен, услужлив, как большинство индусов, очень худой. И мне почему-то сразу показалось, что я с ним уже давным-давно знаком.

Вначале каждый поворот, открывавший перед глазами пропасть, противно щекотал в животе страхом. Я хватался за ручку двери, надеясь успеть выпрыгнуть, если вдруг машина начнет соскальзывать вниз. Но потом подумал, что нужно про все забыть: про страх смерти, про жизненные привязанности, – иначе десятки километров дорог окажутся невыносимой мукой. Будь что будет, я еду туда, где надо положиться во всем на Бога.

Восход, разгораясь, постепенно проявлял и ретушировал сине-малиновыми красками цепочку снежных гор на горизонте. Это были знаменитые гималайские семитысячники, к которым мы держали путь. Рождение солнца было похоже на магическое таинство, оно беспрестанно притягивало взгляд, наполняло сердце духовной силой. Я то и дело щелкал затвором фотоаппарата, останавливая водителя в местах, где открывались великолепные виды. Постепенно я забыл про высоту.

В одном месте на пятачке, где стоял маленький магазинчик, дорога раздваивалась: одна уходила вверх влево по открывшемуся в распадке отрогу, другая извивалась змеей вниз в том же направлении, по которому мы ехали.

Батран, остановившись, поговорил о чем-то с продавцом на хинди, и мы устремились по левой дороге. На вопрос, о чем он разговаривал с человеком, водитель сказал:

– Эта дорога короче, и мы по ней быстрее доедем.

И правда, вначале мы довольно быстро мчались по свежеуложенному асфальту, но километров через двадцать он закончился, и началось такое… Рассыпанный щебень сменялся жесткими колдобинами, навалами камней, а Батран, казалось, совсем не сбавлял скорости. «Машину не жалеет… – подумал я. – Значит, он наемный водитель, а машина не его…» Приходилось только удивляться, как при частых страшных ударах не отлетели маленькие колесики «хендайчика», да и вообще, как эта современная «Антилопа-Гну» до сих пор не развалилась. Самое страшное было потерять время в случае поломки машины. И вообще, как отсюда выбираться, если поломка, ведь наши мобильники давным-давно не улавливали сигналов связи?

Но почему-то во мне была четкая уверенность, что все сложится хорошо. А пока за поворотом вдруг открывается стоящий поперек дороги гусеничный эскалатор, но нам почти не приходится ждать: остатки каменной осыпи мгновенно расчищают, и эскалатор уступает дорогу. В другом месте останавливаемся перед стоящим посередине дороги трактором, чем-то напоминающим «Беларусь». Он стоит на трех колесах, четвертое снято. С колесом ковыряются два чумазых горца. Присматриваюсь – ступица колеса сломана. Приплыли… этот ремонт затянется надолго, если он вообще возможен в дорожных условиях. Говорю аборигенам:

– Пропустите нас, пожалуйста. Давайте оттолкнем его общими усилиями руками к скале.

Они заторможенно качают головами, разводят руками, объясняют, что тяжелый трактор сдвинуть невозможно, но потом один индус лезет в кабину, заводит тарахтелку и трогается с места. Едва-едва крутятся колеса, переднее так перекосило, что, кажется, трактор вот-вот клюнет носом в землю и остановится окончательно. Господи, хоть бы он протянул эти три-четыре метра! Протянул. В третьем месте самим приходится вручную разбирать навал глыб на дороге, чтобы только-только протиснуть сквозь них нашу похожую на «Таврию» малютку. И так почти всю дорогу: то одно, то другое. Особенно трудно было проходить перевал, где на дороге были сплошные булыжники. Водитель остановившегося встречного джипа скептически окинул с высоты своего сидения нашу кроху и выразил сомнение, что мы сможем проехать дальше.

Но нам чудом удается взять каменистую дорогу вверх. Взять-то взяли, а как спуститься по крутому участку торчащих булыжников? Дорога здесь сваливается под углом градусов в тридцать, не меньше. Пришлось выходить из машины и делать из плоских камней выступающую колею. А дальше Батран показал свое водительское мастерство и хладнокровие, сумев-таки по ней проехать, не свалившись с обрыва!

Фу-у! Передохнуть надо! Снова прошу водителя остановить транспорт для съемок красивой долины с быстрой речушкой на дне. Спускаемся ниже по серпантину, и я фотографирую крестьянина, распахивающего на двух волах рисовое поле. Впереди показалась горная деревенька. Подъезжая к ней, видим на дороге убегающую от нас серую лисицу, шерсть на ней торчит клочьями.

Вдруг из крайнего сарайчика выходит крестьянин с мотыгой на плече, и лиса бросается от него в сторону машины, а потом в узкий распадок и исчезает. Ах, хитрая бестия, ищет поживу вблизи жилья!

Горные селения встречаются редко. И особенно запоминаются в них детишки, бредущие куда-то гурьбой или столпившиеся у скалы и любопытно разглядывающие белого человека, медленно проезжающего в машине. Если я выхожу фотографировать их, они приветливы, но по большей части молчаливы и уж совсем не назойливы, как дети юга Индии.

А я все пребываю в размышлениях, успею ли вернуться за три дня в Массури. До Ганготри, как выяснил у Батрана, 275 километров (а я-то думал, что всего 150 километров – так меня уверяли, когда заходил в такси-офис; это Индия, здесь всегда нужно учитывать возможные поправки). В раздумьях вижу на скале на окраине очередной деревеньки мальчика. Он весь такой чистенький, одет в костюмчик, белая рубашка, а выражения лица не передать! С едва заметной искренней улыбкой на губах, он провожает меня глазами. Они светятся восхищением, смирением и любовью одновременно. От него исходит сильная энергия. Такое ощущение, что перед тобой маленький Далай-лама. Его энергия коснулась моего сердца, и сразу пришли спокойствие, уверенность в успехе, словно он мне какой-то знак дал. А впереди неизвестно сколько еще поворотов над пропастью: сотни, тысячи?

В низинном городке Дхарасу мчимся вдоль водохранилища. Не сразу сообразил, что это уже Ганга, только запруженная… Ну, здравствуй, великая река! Дальше дорога вьется вверх по ущелью, водопады, стремительно стекающие с гор притоки встречаются часто. На берегах Ганги то там то тут стоят маленькие поселки, ашрамы, одни из них роскошны, другие убоги. Ганга то спокойная в широких, почти равнинных долинах, то бурная, когда втискивается между скал. Иногда на поворотах открываются красивые виды величавых снежных вершин. Они уже совсем близко, но я знаю, что видимость эта обманчивая.

Выше Уттаркаши остановились попить чая в примитивном придорожном кафе с брезентовым пологом. Здесь оказались двое из Украины, парень и девушка. От них узнаю, что исток Ганготри с первого ноября закрыт для паломников, что двое их земляков вчера пытались прорваться к нему, но их не пустила полиция.

Парень подводит итог сказанному:

– Не знаю, попытайтесь, может, вы прорветесь.

Он раскладывает карту-схему, довольно бестолково сделанную, зато цветную и с картинками. Право, индусы, они как дети даже в серьезных делах полиграфии! Но у меня и такой нет. Еду, что называется, туда, не знаю куда. Теперь хоть имею представление об истоках Ганги – каждый из них течет в своей долине. Считается, что за свою жизнь любой верующий индиец обязан посетить все четыре истока и еще долину цветов, расположенную пятой замыкающей точкой в ряду святых мест под снежными вершинами. В раздумьях разглядываю развернутое передо мной художественное изображение горной местности, потом спрашиваю украинца:

– Друг, а может, продашь карту?

Тот долго размышляет и уступает ее мне за пятьдесят рупий.

– У меня еще одна есть, – добавляет он.

– А на исток Яномотри пускают? – спрашиваю.

– Нет, на Яномотри тоже не пускают.

– А сколько еще до Ганготри?

– Километров пятьдесят.

– Что? – Я даже присвистнул. – Едем уже семь часов и еще пятьдесят километров? Ладно, все равно рискнем, – говорю я и зову водителя к машине.

Под конец пути время становится растянутым, длиною в вечность. По километровым столбам считаю, сколько осталось до Ганготри – десять километров, девять, восемь… Господи, когда уже приедем! Словно в другое измерение попали…

И вот указатель: «Национальный заповедник Ганготри». На склоне кедровый лес. Сквозь деревья видны разреженные домишки. Въезжаем на вытянутую площадку вдоль ряда низких гостиниц. Все они под замком, людей нигде нет. Впереди красно-золотистая индуистская арка. Подъезжаем к ней. Тут же к нам подходят трое гражданских (украинцы же предупреждали, что полиция на Ганготри какая-то странная – форму не носит). Один с жирным брюшком – деловой, много говорит и жестикулирует с напарниками. Как бы между делом нам поясняют, что нужно отсюда уезжать.

– Я русский журналист, – отвечаю, и хотел бы пройти к источнику.

– А разрешение есть?

– Разрешения нет.

– Тогда нельзя.

Кое-как удалось уговорить начальника оставить машину на площадке и пройти к храму. За аркой в траншее люди в грязной одежде что-то копают. Дальше по бокам узкой улочки тянутся закрытые гостиницы и гестхаусы. Непривычное зрелище, когда поселок без людей. Городок вымер.

Мы проходим дальше по реке, оставляя позади храм и пустой строящийся ашрам. Тропой между желтеющих кустарников стараемся подняться как можно выше, надеясь, что за нами следить не будут. Встречаем на тропе прогуливающегося пожилого свами, он во всем оранжевом. Взгляд его необычен, в глубине глаз открывается космос… Я кланяюсь ему, он, чуть улыбнувшись, поднятием руки приветствует меня. Потом вижу другого в оранжевом. Он молод, и глаза его очень живые. Отшельник широко улыбается и быстро проходит мимо меня по тропе – только пятки босых ног мелькают. Куда он торопится? Он же монах или свами…

«Ладно, – думаю, – не будем святым людям мешать, надо убираться». Спустившись к Ганге, остаюсь с ней наедине. Чувствую проникающую в меня энергию, ощущаю ее густую субстанцию физически. Что это? Направленная на человека из недр гор сила? Или самовнушение? Или река правда, как сказано в санскритских текстах, течет не с гор, а с неба …

Ну, пора идти. Наливаю в пластиковую бутылку воду, которую повезу в Москву, и зову стоящего на тропе водителя в обратный путь.

Возвращаясь к машине, мы заходим в храм. Он закрыт. Тот отшельник, который торопился, сложив руки, сидит в медитативной позе на ступеньках, позади которых скульптуры индуистских божеств. Лицо его обращено к храму. «Куда он торопился? – спрашиваю себя. – К Богу? Но разве в вечности существует время? Оно выдумано человеческим умом. Когда в голове появляется прошлое, будущее и настоящее, оно имеет образы, форму, время. Когда ум убирается, время исчезает, так мне представляется… И, насколько мне известно, у йогов основная практика – это медитация, а это не что иное, как уход от ума. Так почему же он торопился?..»

Солнце скрывается за пиками, в ущелье тянутся темно-синие тени, становится темно. Батран включает фары. Мы еще долго петляем по темной дороге над пропастью, предвкушая скорый ночлег, но находим его только через полсотни километров в маленьком уютном отеле хозяина-тибетца.

И наконец, обессиленный от долгой дороги, я засыпаю под таинственный рокот великой Ганги, которая течет внизу под окнами отеля.